|
Глава VIВ марте 1887 года в Петербурге умер И.Н. Крамской. Для Репина со смертью Крамского как бы оборвалась нить, связывающая его с юностью. Репин принимает деятельное участие в сборе писем Крамского, публикация которых задумана Стасовым. Они вместе читают их. У Репина появляется желание написать воспоминания о своем учителе и друге. Стасов горячо поддерживает это желание; и вот Репин берется за перо. Прошло больше двадцати лет с тех пор, как он впервые увидел Крамского, но память сохранила все мельчайшие подробности этой и последующих встреч. С присущей Репину эмоциональностью воссоздает он одну за другой картины артельной жизни. Отдавая дань живописному дарованию Крамского, Репин особо отмечает его организаторский талант, его ум и проницательность. Но заканчивая статью рассказом о разногласиях Крамского и передвижников, омрачивших последние годы художника, Репин не смог еще осмыслить до конца и объяснить их. Однако в том же году Репин выходит из Товарищества. Вслед за Крамским он чувствовал, что оно постепенно превращается в бюрократическую организацию. Произведений, насыщенных современными идеями, на выставках появлялось все меньше и меньше. Передвижники старели и сторонились молодых художников, многие же просто препятствовали появлению их картин на выставках, препятствовали их принятию в Товарищество. Они не понимали или не хотели признаться себе в том, что жизнь обгоняет их, застывших на своих художественных позициях, что перед искусством возникают все новые и новые задачи. Дальнейшие поиски, которые должны были вести новые поколения художников, отпугивали их. Зачастую даже близкий им по духу сюжет, решенный новыми живописными приемами, отталкивал передвижников. Репина, чутко откликавшегося на все новое, свежее и талантливое, не могло не возмущать такое отношение к молодежи. Объясняя свой уход из Товарищества К. Савицкому, он пишет: «С тех пор как Товарищество все более и более увлекается в бюрократизм, мне становится невыносима эта атмосфера. О товарищеских отношениях и помину нет: становится какой-то департамент чиновников. Чтобы перевесить картину на выставке, надо подать прошение в комиссию по устройству оной! Эта скупость приема новых членов!! Эта вечная игра втемную при приеме экспонентов! Всего этого я, наконец, переносить не могу. Я долго надрывал себе глотку против этих несимпатичных мер и вижу, что я остаюсь один всегда. Может быть, Товарищество право, и такие меры принесут ему больше пользы. Но чиновничество мне ненавистно; я бежал из Академии от чиновников — у нас возникла своя бюрократия. Я не могу... Лучше я останусь один, мне спокойнее; я ни за что не отвечаю. И можно ли за что-нибудь ручаться; может быть, я уже отупел, отстал от века и, оставаясь вечно тявкать свой протест, служу комическим элементом. Мне очень ясно, что влиять я не могу; а между тем я не выношу мер, которые проходят». В 1894 году в письме к Стасову Репин вновь критикует политику Товарищества по отношению к молодежи: «Оно (Товарищество) постоянно производит давление на молодежь и значительно уже расходится с новыми воззрениями и вкусами. Оно нисколько не скрывает своего начальственного тона по отношению к молодым членам и экспонентам и с большим апломбом практикует свою власть над подчиненной молодежью художников...» В 1888 году Репин вновь вошел в Товарищество, но ненадолго. Когда в 1890 году после пересмотра устава был создан специальный совет, получивший право решать все дела, прежде решаемые общим собранием и правлением, Репин вновь в знак протеста покидает Товарищество. Здесь сказался экспансивный и прямой характер Репина. Все последующие годы, вплоть до 1897 года, когда он вновь вступил в члены Товарищества, Репин продолжал выставляться на передвижных выставках, но уже в качестве экспонента, то есть не имея права голоса и не участвуя в доходах от выставок. Поленов воспринял создание совета более хладнокровно, хотя был также недоволен этим решением. Но он в противоположность Репину решил остаться в Товариществе, «бороться» и приносить пользу общему делу. Не так легко было расстаться с Товариществом, с которым связаны самые лучшие годы. К этому времени относится решение Репина устроить свою персональную выставку. К ней он стал готовиться уже с 1890 года. Основной картиной на выставке должно было быть большое полотно «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», над которым он работал не отрываясь уже несколько лет. Чтобы немного отдохнуть и в то же время собрать недостающий материал для картины, Репин в мае 1890 года вновь направляется на юг. Путь его снова лежит по Волге, далее по Дону в Крым и затем в Одессу, где в музее хранилось большое собрание предметов оружия и быта запорожцев. И.Е. Репин мечтает завершить свое путешествие в Малой Азии, где осели потомки запорожских казаков. Но страшная жара, которую он с трудом переносил даже в Крыму, заставила его отказаться от этих планов. Пришлось вернуться домой. Захваченный жарой уже на Волге, Репин даже наголо остригся и сбрил свою бородку. Вот таким, без своей пышной шевелюры, без бороды и усов, загорелый и похудевший, вернулся он в Петербург. Теперь вновь за работу. «Пора, надоело бездельничать», — пишет он Стасову. Все лето Репин работает над «Запорожцами», никуда не выезжая из Петербурга. Лишь по воскресеньям ездит к детям на дачу в село Каменское. После шумного, душного Петербурга Репин наслаждается природой... Его приводит в восторг зелень травы, полные цветов поля, спокойно текущая речка. «Это просто рай! Ах, как хорошо жить среди природы», — восклицает он в одном из писем. Но главное, он вместе с детьми — всеми четырьмя (Вера только что окончила гимназию). С сожалением возвращается он в город, чтобы наутро вновь приняться за картину. «Работаю иногда до упаду, но работать долго не могу, всего — 5 часов в день. Очень устаю». Как ни торопился Репин, к осени картина не была закончена. Еще всю зиму 1890/91 года трудится он над «Запорожцами». Репин не останавливается перед уничтожением удачной фигуры в картине, если это вредит целостности композиции. Так был им «записан» смеющийся казак, и на его месте появился другой, стоящий спиной к зрителю. «Работаю над общей гармонией картины, — писал он. — Какой это труд! Надо каждое пятно, цвет, линия, чтоб выражали вместе общее настроение сюжета и согласовались бы и характеризовали бы всякого субъекта в картине. Пришлось пожертвовать очень многим и менять многое в цветах и личностях. Конечно, я не тронул главного, что составляет суть картины — это-то есть... Но ведь аксессуары и фон собственно и делают художественное впечатление, чарующее или отталкивающее...» В одном из писем он подробнее останавливается на процессе работы над картиной. «Если бы вы видели все метаморфозы, какие происходили у меня здесь, в обоих углах картины!.. Чего тут только не было! Была и лошадиная морда; была и спина в рубахе; был смеющийся — великолепная фигура — все не удовлетворяло, поколе не остановился на этой дюжей простой спине, — мне она понравилась, и я с ней уже быстро привел всю картину в полную гармонию... Я глубоко убежден, что теперь в этой картине не надо прибавлять ни убавлять ни одного штриха». Новая картина Репина возбуждала любопытство у петербуржцев. Все ждали с нетерпением ее появления на выставке, а кто мог, пытался посмотреть ее еще в мастерской, на мольберте. Вначале Репин не отказывал никому, но затем эти постоянные посещения стали мешать его работе, и он велел никого не принимать. «И я отдохнул от посетителей. Как это хорошо быть одному», — признается он в одном из писем. 26 ноября 1891 года в залах Академии художеств одновременно открылись две выставки — Репина и Шишкина. Кроме «Запорожцев» Репин показал еще картины «По следу», «Явленная икона» (начатую еще до «Крестного хода»), «Арест пропагандиста», 35 портретов и более 250 этюдов и эскизов, то есть показал весь процесс работы над картиной — от замысла до окончания. Этот подбор работ вызвал вновь целую дискуссию в печати. Одни утверждали, что выставленные этюды и эскизы интересны только для незначительной части публики, другие же причисляли эти этюды к шедеврам репинского творчества и считали, что они-то и есть самое ценное на выставке. Больше всего писали, конечно, о «Запорожцах». Отмечалось поразительное разнообразие типов, характерных поз, выразительность жестов. Пожалуй, после «Бурлаков» ни одна картина Репина не пользовалась такой популярностью, как «Запорожцы». В бесконечном количестве репродукции она разошлась по всей стране. Сама картина неоднократно посылалась на выставки за границу: в Будапешт, где художник получил за нее большую золотую медаль, в Гельсингфорс, Чикаго, Нью-Йорк и, наконец, в Стокгольм, где Репин удостаивается шведско-норвежского ордена Вазы и командорского креста 2-й степени. Им я Репина все чаще и чаще мелькает на страницах иностранных журналов. О нем пишут как об одном из гениальнейших художников XIX века. В изданной в Нью-Йорке брошюре «Где и у кого надо учиться американским художникам» молодежи советуют учиться у Репина. * * * Летом 1891 года Репин едет к Л.Н. Толстому в Ясную Поляну. Прожив более двух недель в доме Толстых, наблюдая писателя во время работы, на прогулке, в кругу семьи, он делает массу набросков, этюдов, зарисовок. Уже приехав в Петербург, Репин по этим наброскам создает картины «Толстой в яснополянском кабинете» и «Толстой на отдыхе в лесу». Репин преклоняется перед гением Толстого. Каждое его произведение он прочитывает сразу же, и часто еще в рукописи. Иллюстрирует рассказы Толстого, которые печатались и издательстве «Посредник», внимательно прислушивается к мнению писателя о своих картинах. Познакомившись еще в Москве и живя недалеко друг от друга, они подолгу беседовали, особенно во время совместных прогулок. Переезд Репина в Петербург на несколько лет прервал их общение. Репин счастлив, когда в 1887 году он попадает в Ясную Поляну и пишет портрет Толстого. В нем он выразил все свое восхищение Толстым — великим писателем и мыслителем. С тех пор Репин при любой возможности посещает Ясную Поляну, где его всегда встречают с радостью. Однако, оставаясь поклонником литературного таланта Толстого, он все больше и больше расходится с ним по вопросам морали. «...Я решительно не думаю о своем усовершенствовании, — пишет он дочери Толстого Татьяне Львовне, — о том, чтобы жить хорошо по-божески, что так ставит на первый план Лев Николаевич. Я равнодушен ко всему этому. Я по-прежнему язычник, не чуждый стремления к добродетели, — вот и все... Наука, культура, искусство для меня выше всего. Созидание для меня счастье... Жизнь задумана так необъятно широко, и сколько наслаждений, сколько счастья лежит кругом человека, если он способен пользоваться им... Отрицания всякого рода, лишения, добровольные истязания мне кажутся смешны, если взглянуть глубже... нет, все человеческое я люблю и ни от чего не отрекаюсь». В полемике с Толстым ярко раскрывается ум и темперамент Репина—его увлеченность, страстная любовь к жизни, творчеству. Именно эти его черты помогают ему сохранять бодрость и способность работать даже в самые трудные периоды его жизни. Отношение Репина к Толстому, к его философии неоднократно менялось. В начале 90-х годов теории Л.Н. Толстого вызывают его резкое неприятие. Но в последующие годы, в связи с изменениями в собственных взглядах, Репин вновь окажется во власти идей писателя. Он попробует проводить их в искусстве, но, как мы увидим дальше, потерпит крах.
Не все нравится Репину и в тенденции петербургского издательства «Посредник», которым руководил друг и последователь учения Толстого В.Г. Чертков. Это издательство, основанное в 1884 году, печатало дешевые книжки «для народа» и лубочные картинки, в основном на религиозно-нравственные темы. Критикуя издания «Посредника», Репин писал В.Г. Черткову: «Опасно вдаться в скучную тенденцию, однообразие настроения, доходящего до ханжества; это скоро может прискучить, и никто не будет слушать высоконравственных, исполненных добра пожеланий ближнему». Здесь Репин как бы продолжает полемизировать с Л.Н. Толстым. Но эти высказывания не мешают их дружескому общению. Репин по просьбе Черткова делает много иллюстраций к изданиям «Посредника». Они бывают друг у друга, переписываются, Репин пишет портрет Черткова, а когда много лет спустя по делу духоборов Черткова высылают из России, Репин вместе с Толстым едет прощаться с Чертковым, жившим в Гавани, в небольшом одноэтажном особняке его матери. * * * По-прежнему по четвергам у Репина собираются друзья и знакомые. Под влиянием В.В. Матэ Репин увлекся офортом. Оставив временно карандаш, иглой на медной доске делает он с натуры офорт, который затем отдает Матэ для травления. Посещает Репин и рисовальные вечера, которые устраивает в своей мастерской молодая художница Екатерина Сергеевна Зарудная-Кавос. Здесь, на Кирочной, 18, в доме, принадлежавшем мужу художницы, часто собиралась молодежь. Приходили изредка Ярошенко, Матэ, Серов, Первухин... Муж Екатерины Сергеевны — Евгений Цезаревич Кавос, сын академика архитектуры Ц.А. Кавоса, — оборудовал для нее специальную мастерскую. Свое время, свободное от службы, он посвящал художественной фотографии. Занявшись издательской деятельностью, он в 1891 году выпустил «Альбом фотографических снимков с картин и эскизов И.Е. Репина», куда включил 20 работ из числа представленных на персональной выставке художника. Впервые в мастерскую на Кирочной Репин пришел в ноябре 1888 года, — рисовали обнаженную натуру. Затем стал бывать почти регулярно. Особенно в 1890 году, когда из-за усиленной работы над «Запорожцами» «четверги» в его доме прекратились. Рисовали вечерами. Репин приходил ровно в семь, но и уходил всегда точно в десять, не задерживаясь, так как уже в семь утра начинал работать в своей мастерской. Работоспособность Репина поражала даже его друзей. «Удивляюсь я энергии Репина, — записывает 10 декабря 1891 года в своем дневнике А.В. Жиркевич. — Он встает в 6—7 часов, редко позже. Пишет письма. Затем работает или ходит по делам часов до 4-х; немного читает или отдыхает после обеда, а вечерами или работает или занят перепиской. Энергия его не ослабевает». Репин неутомим. Любознательность, жажда знаний у него неистощима. Он слушает лекции известных ученых. Педагогический музей военно-учебных заведений, находившийся на территории Соляного городка, еще в 1870 году устраивал популярные лекции. К их чтению привлекались крупнейшие специалисты. Репин постоянно бывает там. В ноябре 1892 года он посещает лекции анатома и педагога П.Ф. Лесгафта «О воспитании ребенка». «Так интересно, — восхищается он в письме к Жиркевичу, — эта масса влияния на новорожденного. Эти неизгладимые последствия всех воздействий на организм». Репин делает в своем альбоме беглый набросок с Лесгафта. Здесь же слушает он и лекции известного ученого-физиолога Ивана Романовича Тарханова. Профессор Военно-медицинской академии, Тарханов, помимо своей педагогической и научной работы, много сил отдавал чтению публичных лекций. Блестящий лектор, он всегда собирал большую аудиторию. Репин знакомится с Тархановым и в 1892 году у себя в мастерской пишет его во весь рост, стоящим у кафедры. Впоследствии знакомство это переходит в глубокую дружбу, и Тарханов и его жена Елена Павловна Антокольская (племянница скульптора) становятся частыми гостями Репина в «Пенатах». С Еленой Павловной Репин был знаком еще до ее замужества и на протяжении многих лет встречал ее у Стасова. Приехав из Вильно в Петербург в 1880-х годах, она училась одно время у физиолога Н.О. Цибульского — ученика Тарханова, но затем избрала себе профессию дантиста. С Репиным их связывала любовь к искусству. Елена Павловна увлекалась лепкой, и постепенно скульптура вытеснила из ее жизни прежнюю специальность. Часто Репина можно было встретить в театре, куда он любил брать с собой всех своих детей. Он старается не пропускать интересных гастролей, запасаясь заблаговременно абонементами на все представления. «Недавно мы были на представлении «Гамлета», — пишет он Т.Л. Толстой. — Постановка, декорации просто прелесть; актеры весьма посредственны... И все-таки гениальная вещь покрывает все, увлекает всех, царит над всем и подымает...» В марте 1891 года в столице начались выступления известной итальянской актрисы Элеоноры Дузе. В течение двух месяцев ее гастролей театр был переполнен. Гениальная трагическая актриса покорила Петербург, как она до этого покорила многие столицы и города мира. Репин не пропускал ни одного ее спектакля, «Мы тут все восхищаемся актрисой итальянской Дузе — талант», — писал он Жиркевичу 17 апреля 1891 года.
Несмотря на огромную занятость, Дузе согласилась позировать Репину, и в течение нескольких дней знаменитая актриса после спектакля приезжала к нему в мастерскую. Репин приготовил холст, намереваясь писать портрет красками, но, сделав первоначальный рисунок, решил продолжить работу углем. Так был создан один из самых замечательных репинских женских портретов. Вот она полулежит в кресле, отдыхая после спектакля, голова ее несколько запрокинута, руки покоятся на локотниках кресла. Вся ее поза выражает покой после напряженной работы, истощающей духовные и физические силы человека. Без истинного вдохновения нельзя было так передать лицо актрисы с ее полуприкрытыми глазами, где полный скорби взгляд еще хранит неостывший трагический порыв. Так виртуозно, с таким артистизмом нарисована вся фигура, как будто Репин хотел на холсте выразить весь свой восторг перед высоким искусством актрисы. Репин не раз писал портреты актрис, хотя не все удавались ему в равной степени. Нельзя не вспомнить великолепный живописный портрет Стрепетовой, написанный Репиным еще в Москве. Через несколько лет после создания графического портрета Дузе Репину предлагают нарисовать для журнала «Артист» портрет М.Г. Савиной. Репин ценил эту актрису, называя ее в одном из писем к ней «милой, умной, высокоинтеллигентной и бесконечно талантливой». Не случайно в числе ста подписей на поднесенном Савиной в 1887 году адресе от посетителей Александрийского театра стояла и подпись И.Е. Репина. Уставшая после спектакля, Савина позировала Репину, сидя на диване у себя дома. Но в этом маленьком рисунке сепией Репин много внимания уделил аксессуарам, и образ талантливой актрисы не получил глубокого раскрытия.
Еще одну артистку писал в эти годы Репин — это Л.Б. Яворскую, с успехом выступавшую на сцене театра Суворина. За несколько лет до этого Яворская успешно закончила драматические курсы, но не была принята в Александринский театр. Уехав во Францию совершенствоваться в мастерстве, она задалась целью вернуться в Петербург и «победить». И действительно, сыгранная ею в театре Суворина роль в пьесе Ростана «Принцесса Греза» принесла ей желанный успех. Победительницей, в блеске красоты и славы захотела она увидеть себя на портрете. Она только что вышла замуж за князя Барятинского и в 1898 году поселилась в особняке, отделанном с необычайной роскошью, где каждое помещение было решено в особом стиле, начиная от египетского и кончая ампиром. Однажды, по словам Г.Л. Щепкиной-Куперник, в отсутствие хозяйки, в ее доме появился одетый в кургузый пиджачок человек. Он укрепил на мольберте холст, взобрался на табурет и стал писать интерьер египетского вестибюля с лестницей. Каково же было удивление Щепкиной-Куперник, когда ей сказали, что это и есть знаменитый художник Репин. Яворская позировала Репину среди цветов, в изысканном парижском туалете, спускаясь с лестницы, построенной в подражание лестнице «Гранд-Опера» в Париже. Репин писал портрет с большим увлечением. Но был ли он закончен и где находится сейчас — неизвестно. Дважды пишет Репин портрет актера Григория Григорьевича Ге, племянника художника Ге. В 1895 году — большой портрет маслом и в 1899 году — пастелью. Ученик М.И. Писарева, Ге часто бывал у Репина на его «четвергах». Репин симпатизировал молодому актеру. Он знал его еще мальчиком, познакомившись с семьей Ге во Франции в 1870-х годах. Тогда же он написал портрет сестры Григория — Зои Ге. А сейчас Репин принимает деятельное участие в сценической судьбе артиста. Когда Ге остался без работы, Репин старается ему помочь. Сохранилось письмо художника к А.Е. Молчанову, в котором Репин просит его содействия в устройстве Ге в Александринский театр. Сыграла ли какую-нибудь роль просьба Репина — неизвестно, но тем не менее в 1897 году Ге дебютировал в этом театре.
Ге часто бывает у Репина, принимает участие в домашних спектаклях, устраиваемых Верой Ильиничной, а когда в 1897 году Репин приступил к работе над картиной «Пушкин на набережной Невы», не кто иной, как Ге, позирует ему для создания фигуры поэта. * * * В 1891 году Репин затевает перестройку в своей квартире у Калинкиной площади. Пристраивает четыре комнаты. Всего их стало одиннадцать. Но дома он остро чувствует свое одиночество. Дети — старшие дочери, хотя и живут с ним, ведут себя как чужие. Репина это огорчает. Он подозревает жену в том, что это она настраивает детей против него. Вновь возникает тоска по природе, по деревне. «Я устраиваюсь все комфортабельнее, а сам все больше и больше думаю бросить Петербург и поселиться где-нибудь на хуторе и жить с природой», — пишет Репин в сентябре 1891 года. Продажа картины «Запорожцы» за 35 тысяч рублей (она была приобретена Александром III) позволила строить реальные планы. После долгих поисков выбор пал наконец на усадьбу Здравнево близ Витебска. Репин увлечен новым образом жизни. С утра до позднего вечера он в поле — следит за работой крестьян; принимается за укрепление берега Двины, перестраивает дом. Он надеется, что физическая работа, жизнь на лоне природы восстановят силы, успокоят нервы, расшатанные за последние годы. «А я теперь в Здравневе живу самой первобытной жизнью, какой жили еще греки «Одиссеи» — работаю разве только землю с лопатой да камни. Часто вспоминаю Сизифа, таскавшего камни, и завидую чудесам над Антеем. Ах, если бы и меня это прикосновение, близкое к земле, возобновило бы мои силы, которые в Петербурге в последнее время стали порядочно хиреть», — пишет Репин.
И все-таки художник все время ощущает неудовлетворенность: «Я иногда чувствую настроение блудного сына, когда он пас свиное стадо». Вновь одолевает тоска по искусству, и тогда Репин решает бросить все и уехать из усадьбы. Осенью он возвращается в Петербург. Все последующие годы Репин проводит летние месяцы в Здравневе. Зиму и весну 1894 года он путешествует по Италии с сыном Юрием, к которому очень привязался. Встречая холодное отношение к себе со стороны старших дочерей, он тоскует по младшей — Тане. Он мечтает жить вместе со всеми детьми, вновь обрести семью. Через детей он предлагает Вере Алексеевне приехать в Здравнево и попытаться вновь наладить семейную жизнь. На этот раз Вера Алексеевна соглашается. Репин доволен. В доме так не хватало матери, хозяйки. А главное — все дети с ним. Ненадолго установился семейный мир. Возвратились в Петербург уже всей семьей. «В доме Репина теперь больше порядка, чем было раньше... Дети тоже стали держать себя по отношению к нему почтительнее, вежливее», — записывает в дневнике Жиркевич. Репина волнует дальнейшая судьба детей. Скептически относясь к драматическому таланту своей старшей дочери Веры, он все-таки помогает ей поступить на театральные курсы; с удовольствием следит он за успехами Нади, которая учится на медицинских курсах. Радуется и успехам Юрия в живописи. Постепенно хозяйственные заботы Репина отходят на второй план. Имение налажено, к дому пристроена большая мастерская. Появилось желание работать. Но ничто Здесь не вдохновляет художника. Жизнь белорусской деревни проходит мимо, почти не пробуждая в нем интереса: он написал лишь один портрет крестьянина Сидора Шабуро — «Белорус». Его все сильнее тянет в Петербург. * * * В Петербурге у Репина появляется новый круг знакомых. Он — знаменитый художник, его «разрывают на части», зовут в гости, аристократы заказывают ему свои портреты. Часто бывает Репин у коменданта Петропавловской крепости, участника обороны Севастополя, генерала В.Н. Веревкина, дочь которого, Мариамна, учится у Репина. «В последнее время меня развлекали Веревкины, — писал художник Е.Н. Званцевой в мае 1891 года. — На комендантском паровом катере мы ездили по Неве, на взморье. К одному из этих катаний к нам приехала великолепная дама (Мария Клавдиевна Николаева). Она оказалась дивной певицей и страстной любительницей живописи... Ко мне она обратилась с заказом своего портрета. Я обещал ей исполнить этот заказ...» Так произошло знакомство Репина с будущей княгиней М.К. Тенишевой. Тенишева была не просто любительница живописи. В своем смоленском имении Талашкино она создала художественные мастерские, где на основе традиций народного искусства она стремилась возродить народную резьбу и роспись по дереву, вышивку, кружевоплетение. Причем рисунки для этих изделий создавались крупными художниками-профессионалами — В.Д. Поленовым, М.А. Врубелем, Н.К. Рерихом, С.В. Малютиным, которых Тенишева сумела привлечь и заразить своим энтузиазмом. Сама Тенишева, занимавшаяся когда-то в школе барона Штиглица в Петербурге, также делала рисунки для кружев и вышивок, используя для них многие интересные образцы народного искусства, собранные ею во время путешествия по странам Восточной Европы. Страстная собирательница, она обладала замечательной коллекцией картин русских и западных мастеров. Но чем она особенно гордилась, и была вправе гордиться, — это своей уникальной коллекцией акварелей, которую она впоследствии пожертвовала в музей Александра III. Была принята лишь русская часть коллекции — лучшая часть, и в музее специально для нее заново отделали несколько залов. Особняк Тенишевой в Петербурге на Галерной улице, дом № 13 (ныне Красная улица, 13), посещали знаменитые музыканты, художники, актеры. Особняк этот был куплен князем В.Н. Тенишевым в 1891 году. Он занимал участок, на котором располагались три флигеля. Парадный был обращен окнами на Английскую набережную, более скромный, трехэтажный, — на Галерную улицу. Здесь же находилась и большая мастерская княгини. Сам Тенишев был полностью поглощен делами (он был владельцем крупных металлургических заводов в Орловской губернии), предоставив жене полную свободу действий на излюбленном ею поприще искусства. Репин становится частым гостем в салоне Тенишевой и по просьбе княгини начинает писать ее портрет. Он серьезно увлекся Тенишевой. Репин видится с нею не только в Петербурге, но и в Талашкине, куда приезжает по ее приглашению и где создает на средства княгини художественную школу, направив туда руководителем своего ученика А.А. Куренного. За четыре года Репин пишет семь портретов Тенишевой. * * * В 90-х годах прошлого века одним из самых популярных салонов Петербурга становится салон баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильденбандт. Жена дипломата — русского посла в Италии, она двадцать лет прожила в Риме. Вернувшись в Петербург, она поселилась в небольшом особняке на Екатерининском канале, у Аларчина моста. Этим объяснялось ее шутливое прозвище — «герцогиня Д'Аларкон». Дом ее сохранился, хотя внутри он перестроен. По-прежнему фасад второго этажа, где находились парадные залы, украшают пилястры ионического ордера, а на углу дома мы видим балкон с красивой чугунной решеткой. Это — дом № 156 на набережной канала Грибоедова. Баронесса Икскуль любила собирать у себя знаменитых писателей, художников, музыкантов. Радовалась, когда могла завладеть на вечер какой-нибудь знаменитостью. Она не лишена была литературного дарования и написала несколько романов, а ее организаторский талант нашел применение в издании дешевой библиотеки художественной литературы, в попечительстве различных обществ. Однажды Икскуль заехала к Репину. Состоялось знакомство. При прощании она пригласила художника посмотреть картины, привезенные ею из Рима. С тех пор Репин стал одним из наиболее желанных гостей хозяйки салона. Зал, где устраивались литературные чтения и концерты, был обставлен роскошно: мягкие персидские и европейские ковры, бархатные драпировки, картины мастеров эпохи Возрождения в старинных золоченых рамах, всюду венецианская майолика, итальянские и испанские блюда... Обычно Репин сидел где-нибудь в стороне и по своему обыкновению молча слушал разговоры, музыку или делал зарисовки в альбом, который ему приносила сама хозяйка. Отдельные листы из этого альбома с портретами В.Г. Короленко, Вл. Соловьева, Н. Михайловского, Д. Мережковского и некоторых других современников сохранились до нашего времени. На вечерах у Икскуль Репин часто встречал известного юриста Анатолия Федоровича Кони. Его имя было знакомо Репину еще с тех давних времен, когда внимание русского общества было приковано к процессу Веры Засулич. Председателем окружного суда, где слушалось дело, был молодой, но уже известный судебный деятель А.Ф. Кони. Присяжные вынесли В.И. Засулич оправдательный приговор, но это было заслугой председателя суда, сумевшего тонко повести дело. За ним, как вспоминает Щепкина-Куперник. установилась кличка «красного прокурора». Благодаря своему исключительному уму, благородству, принципиальности Кони пользовался всеобщим глубоким уважением. Блестящий знаток русской литературы, Кони, находясь в большой дружбе со многими выдающимися русскими писателями, посвящал часть своего времени серьезному анализу их творчества. Репин не мог не оценить глубокий ум Кони, его эрудицию, его обаяние и скромность. Именно Кони посылает он в декабре 1894 года напечатанный в «Ниве» свой очерк «Н. Н. Ге и наши претензии к искусству» с просьбой сообщить его мнение. Репин старается не пропустить ни одного литературного вечера у Кони, ни одной встречи с этим человеком. «Ни на что не променяю вашей беседы», — заканчивает он одно из писем к нему. В 1896 году Репин пишет портрет Кони на его новой квартире (Невский проспект, 100). Благодаря беседам с хозяином дома сеансы эти доставляют ему особенное удовольствие. Портрет давался с большим трудом. Репин никак не мог уловить характерного выражения необыкновенно изменчивого, живого лица модели.
Портрет тогда не был закончен, и сеансы возобновились весной 1897 года. 14 апреля 1898 года Репин просит разрешения у Кони еще на один сеанс. «...Так бы хотелось, чтобы портрет был хоть немного достоин вашей личности», — заканчивает Репин свою просьбу. Несмотря на такую длительную работу, Репин не «замучил» портрет. Написанный широко и свободно, он доносит до нас живые черты этого умного и обаятельного человека. Кони сидит, несколько устало склонившись над столом, внимательно изучая собеседника своим проницательным взглядом. Прекрасно передав сходство, Репин, как и в лучших портретах 1880-х годов, сумел раскрыть духовное богатство одного из замечательных людей современной ему России.
В гостиной баронессы Икскуль наряду со знаменитостями можно было встретить и демократически настроенную молодежь. И хотя Репин часто подшучивал над демократизмом хозяйки, считая его наносным, она действительно не раз выручала многих прогрессивно настроенных писателей, заступаясь за них при дворе, где, по словам Т.Л. Щепкиной-Куперник, ее считали «красной». Так, например, благодаря Икскуль, обратившейся с просьбой к министру внутренних дел А.Д. Оболенскому, был выпущен под надзор полиции А.М. Горький, арестованный в 1898 году в Нижнем Новгороде. Благодаря ее ходатайству были вновь открыты женские медицинские курсы, запрещенные в конце 1870-х годов. Широта, разносторонность интересов и гостеприимство баронессы привлекали к Икскуль писателей разных направлений. Гостями салона были В.Г. Короленко, А.П. Чехов, народник Н.К. Михайловский, журналист В.А. Поссе. Любознательная женщина, Икскуль старалась привлечь в свой салон и представителей новых течений в литературе — частыми гостями ее становятся Д.С. Мережковский и Н.М. Минский, ставшие столпами символизма, и один из их пылких сторонников — поэт, критик и адвокат С.А. Андреевский, когда-то, будучи прокурором, завоевавший известность отказом обвинять Веру Засулич и надолго попавший за это в опалу. Ищет здесь аудиторию и находит ее философ-идеалист Владимир Соловьев.
Репин, как человек увлекающийся всем новым, жадно впитывающий и оценивающий все современные веяния, не мог не заинтересоваться новыми течениями в литературе и философии. Когда-то поэма народника Минского вдохновила Репина на создание картины «Отказ от исповеди перед казнью». Теперь Репин с любопытством знакомится с только что написанной Минским символистской поэмой «Гефсиманская ночь». Репин слушает в Русском литературном обществе первую часть трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» — «Юлиан-отступник». Писателю интересно услышать мнение Репина и о второй части произведения — «Леонардо да Винчи». Он рад приглашению Репина прочитать в мастерской художника главы из этого романа. Заинтересовать И.Е. Репина, привлечь его творческие симпатии было бы весьма заманчиво для провозвестников нового течения — символизма. Но, несмотря на интерес, вызванный у Репина произведениями символистов, течение это остается далеким художнику. Символизм чужд реалистическому складу его натуры. «Интересно, но как неумолимо в мир проникают идеи декадентства. Как мода: как бы уродлива ни была, но всякий, особенно характер средней силы, вступает в ряды нового поветрия и счастлив», — пишет Репин Жиркевичу в апреле 1893 года. Но главное, что сейчас волнует Репина, — это то новое, что появляется в русском изобразительном искусстве. В эти годы Репин все больше присматривается к работам молодых художников. Его интересуют их искания, их новый подход к проблемам живописи. Он видит, как расцветает талант его ученика Валентина Серова. В его полной поэзии, очарования юности «Девочке с персиками» и в «Девушке, освещенной солнцем» Репина поражает необычайное богатство живописной палитры. Привлекает его и творчество Врубеля. Ему нравится стихийная сила, живописный темперамент художника. Его трогает в то же время и поэтичность панно «Утро», созданного для особняка С.Т. Морозова. Забракованное заказчиком, панно стояло в мастерской автора, пока Репин не посоветовал послать его на выставку, устраиваемую Дягилевым. Репина интересуют и картины москвичей — Нестерова, Коровина, Левитана, изредка появляющиеся на передвижной выставке Товарищества. Репин прекрасно понимает, насколько разные все эти молодые художники, и в то же время он видит и то, что их объединяет: это свойственное им всем живописно-эмоциональное видение, озаренное большим чувством. В эти годы Репин еще глубже понял, что живопись стоит на пороге новых достижений, что возможности ее несравненно богаче, чем полагали передвижники. Стихийной силой своего таланта он и раньше создавал произведения, живописная сторона которых была значительно выше, чем в работах Крамского и других передвижников. Теперь же он видит искания молодых художников и их новые достижения. Их стремления опоэтизировать человека, природу, одухотворить картину внутренним поэтическим смыслом — все это находит отклик у Репина. В то время как его прежние друзья продолжают упорно держаться старых методов, Репин стремится уловить биение пульса художественной жизни, ответы на новые запросы жизни. «Опасно постареть душевно и не угадать нового движения эстетической жизни молодого поколения. И это так возможно», — пишет он в 1894 году своей ученице В.В. Абегг (Веревкиной). В поисках выхода из создавшегося тупика Репин усиливает внимание к вопросам художественного мастерства. Как всегда, увлекаясь, он уже в первом «Письме из-за границы», опубликованном в «Театральной газете» в 1893 году, объявляет читателю, что его интересует только искусство «само в себе». «...Всякий бесполезный пустяк, исполненный художественно, тонко, изящно, со страстью к делу, восхищает меня до бесконечности...» — пишет он.
Однако его увлечение формальной стороной искусства нельзя назвать отходом от прежних позиций, «ренегатством», как сгоряча расценил его высказывания Стасов. Стасов не понял стихийного стремления Репина к совершенствованию мастерства, рассматривая его высказывания как отход художника от его идейных позиций. На этой почве между ними началась полемика, приведшая к почти полному разрыву отношений. Поиски новых приемов и средств изображения видны в работах Репина этих лет. Его волнуют вопросы передачи световоздушной среды, яркого солнечного света. Он пишет один из лучших портретов — «Осенний букет» — портрет старшей дочери Веры, где обаяние юности подчеркивается мягкой лиричностью пейзажа, служащего фоном. Палитра художника становится богаче, цветовые отношения в его работах тоньше. Так же, на воздухе, но освещенной яркими лучами солнца пишет он свою вторую дочь — Надю. Девушка как бы купается в солнечных лучах. Радость жизни, счастье юности — все в этом портрете, написанном с учетом всех достижений пленэрной живописи. Репин пишет в эти годы и иного рода портреты, в которых так же нашли свое отражение поиски художника в области красоты живописного решения. Многие модели для своих портретов он находит теперь в аристократических салонах. Сколько возможностей для кисти живописца дает эффектный наряд — красная блуза и черная юбка, в которых позирует В.И. Икскуль, белое атласное платье с голубыми рукавами княгини М.К. Тенишевой, нежно-розовый наряд и горностаевая накидка княгини Н.П. Головиной. Здесь Репин действительно показал себя блестящим живописцем, великолепно передающим все световые нюансы. Но он не был бы Репиным, если бы и в этих портретах не дал яркой характеристики своим моделям, подчеркнув утонченный аристократизм Икскуль и Головиной, властность Тенишевой. И.Е. Репин сближается с молодыми художниками, чьи устремления отвечали тогда исканиям его самого. Это были художники, объединившиеся вокруг журнала «Мир искусства». Журнал был создан группой молодых энтузиастов. Среди них были художники, музыканты, литераторы, просто любители искусства. Начав с преклонения перед искусством передвижников, они вскоре почувствовали ограниченность их живописного мастерства. Глубокая образованность в вопросах европейского и русского искусства, поэзии, музыки расширила их представления о задачах художника, породила высокую требовательность к культуре исполнения, к совершенствованию художественных приемов, толкала к дальнейшим исканиям. Но вместе с отрицанием окостенелости позднего творчества передвижников и недооценки ими вопросов мастерства они зачеркивали весь их вклад в историю русского искусства, и в том числе глубокую идейность, социальную значимость лучших их произведений. Горячо ратуя за высокое мастерство, они намереваются сделать открытия молодого поколения достоянием всех. Гак родилась идея создания журнала «Мир искусства». Во главе его стал Сергей Дягилев, человек, обладавший неисчерпаемой энергией и организаторским талантом. Душою же «Мира искусства» был блестяще образованный двадцатилетний Александр Бенуа. К их кружку примыкают многие молодые художники. В сближении Репина с кругом художников «Мира искусства» значительную роль сыграла истинно петербургская, художественно одаренная семья Бенуа. Со старшими братьями Бенуа — художником Альбертом и архитектором Леонтием — Репин был хорошо знаком. Будучи в дружеских отношениях с Альбертом Бенуа, талантливым акварелистом, Репин еще в 1887 году писал портрет его жены — пианистки Марии Карловны Бенуа-Эфрон. Мальчиком Александр Бенуа присутствовал на этих сеансах, проходивших в доме его родителей. Это был небольшой особняк, построенный в XVIII столетии на углу Никольской улицы и Екатерингофского проспекта (ныне улица Глинки, 15). Альберт Николаевич Бенуа занимал там со своей семьей квартиру во втором этаже. «Те часы, — вспоминал Александр Бенуа, — которые я проводил, боясь шелохнуться, за спиной у Репина, когда из-под его кисти на полотне загорелись жизнью глаза, заиграла улыбка на влажных губах, когда засветилась матовая белизна кожи, оттененная черной бархоткой, эти часы остались в моей памяти как самые сладостные». Встречался Александр Бенуа с Репиным и на рисовальных вечерах у своей двоюродной сестры Е.С. Зарудной-Кавос. В 1894—1895 годах Александр Бенуа появляется в доме княгини М.К. Тенишевой в качестве хранителя ее собрания рисунков и акварелей. В эти годы Репин бывает в гостях у Александра Бенуа, принимает у себя его и его друзей. Именно к этому времени относится восторженный отзыв Репина о его акварелях «Виды немецких городов» на выставке в Обществе поощрения художеств в феврале 1895 года: «Вашими акварелями любовался, как редко уже чем любуюсь теперь». Когда в 1896 году А. Бенуа предлагает создать новое общество художников, намереваясь привлечь к нему и москвичей, Репин был одним из тех, кто поддержал эту идею. Но общество так и не было создано. В 1897 году вместе с А. Бенуа и С. Дягилевым Репин принимает участие в устройстве выставки рисунков и акварелей из собрания Тенишевой в залах Общества поощрения художеств (Б. Морская, 38. Ныне улица Герцена, 38, Ленинградское отделение Союза художников). Коллекция пестрая — более пятисот работ русских и западных художников XVIII—XIX веков: здесь и рисунки Брюллова и Федотова, и пейзажи Воробьева, работы передвижников — Шишкина и Васильева, несколько акварельных портретов Репина. Западные мастера представлены более слабо, но среди них такие рисовальщики, как Фортуни и Мейсонье. В 1899 году мы уже встречаем Репина среди участников международной выставки картин журнала «Мир искусства» вместе с Серовым, Коровиным, Нестеровым и другими. Репин становится членом редколлегии журнала. Ему искренне нравится и журнал и увлеченность самих художников. Он ждет к себе Дягилева «потолковать о журнальных делах», а затем и сам появляется в редколлегии, находившейся в квартире Дягилева (Фонтанка, 21). В свою очередь, Дягилеву важно было привлечь Репина к сотрудничеству. Имя знаменитого художника могло придать журналу весомость. Репину казалось, что он близок «Миру искусства». Ему весьма нравилась энергия Дягилева, его боевой задор. Но противоречия обнаружили себя очень скоро. Репин ратовал за художественное мастерство, но считал, что в основе всякого художественного творчества должна лежать строгая выучка, школа, и восстал против отрицания Академии. Он обвиняет художников-мирискусников в дилетантизме. Но Репин непоследователен. Сегодня он ругает Бенуа, а завтра он от него в восторге. Это отражало и сложность его личного отношения к «Миру искусства» и всю сложность общего положения в русском изобразительном искусстве на рубеже XIX—XX веков. Репину были дороги достижения русского искусства. И когда журнал «Мир искусства» на своих страницах стал пренебрежительно отзываться о таких художниках, как В.Е. Маковский и Г.Г. Мясоедов, и предложил удалить из музея Александра III ряд картин, в том числе полотна Айвазовского и Флавицкого, Репин встал на их защиту. Его статья, напечатанная в марте 1899 года в журнале «Нива», не оставляла никаких сомнений в том, что Репин окончательно порвал с «Миром искусства», порвал резко, в запальчивости обрушившись и на журнал и на всех художников, которых «Мир искусства» на своих страницах пропагандировал. Разрыв этот подтвердился и в дни юбилея Карла Брюллова, торжественно отмеченного в Академии художеств 12 декабря 1899 года. Похвальное слово, произнесенное Репиным в адрес Брюллова, вызвало яростную отповедь в «Мире искусства». Дягилев был огорчен разрывом с Репиным. Он, как и многие мирискусники, относился к Репину с большим пиэтетом. Еще в 1901 году он пытается помириться с ним и благодарит художника И.С. Остроухова за предпринятые им в этом отношении шаги. Но Дягилев чувствовал, что Репин принадлежит уже истории, что ему не по пути с новым поколением художников, которое должно решать свои, свойственные наступившему этапу художественные задачи. В 1901 году, в связи с 30-летним творческим юбилеем Репина, он обратился к художнику с пожеланиями: «создать еще что-либо достойное его и, главное, как можно дольше оставаться самим собой, без боязни стать несовременным, не угнаться за новыми требованиями новых людей. У Репина слишком много непосредственного таланта, чтобы ему задумываться над вопросами, что надо делать и как надо делать. Чем меньше будет он заботиться о всех этих загадках, тем дольше сохранит силу и свежесть своего дарования. Репин есть эпоха, а чем ярче она проявится, тем важнейшие даст результаты». Репин, как натура увлекающаяся, всегда писал то, что думал в данный момент, поэтому часто противоречил себе. Мирискусники в своей полемике с Репиным умело пользовались противоречивыми высказываниями художника. Разрыв Репина с «Миром искусства» был бурным. Полны гнева статьи Репина в петербургских журналах «Нива» и «Россия», ответные статьи Дягилева, упрекавшие Репина в непоследовательности, наконец, восторженная статья В.В. Стасова в газете «Новости и биржевая газета» от 18 мая 1899 года, приветствующая разрыв Репина с «Миром искусства», — все это держало читателей в курсе всех событий. Репин, по существу, был далек от теории искусства для искусства. Слишком глубоко, всеми корнями связан он с искусством 70-х годов, и, хотя в пылу полемики перечеркивал его, изменить ему он не мог. Он и сам это понимал, и, когда речь зашла о заказанной ему картине «Царское венчание», он писал: «Несмотря на мое ратование теперь за чистое искусство в принципе, я все же настолько уже испорчен «проклятыми вопросами жизни», что мне скучно уже писать для собственного удовольствия эту чисто живописную картину». И если Стасов упрекает Репина за слова, что жанр — это вздор и надо заниматься чем-нибудь выше и глубже, то ведь здесь Репин восстает именно против того мелкого по тематике «жанра», который заполонил к этому времени выставки передвижников. Он ищет больших тем. Но усилия его бесплодны. Трагедия художника в том, что общественно значимых тем он не видит. Для большей части русской интеллигенции и для Репина 90-е годы — это годы безвременья, когда «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». Репин не знает новых революционных сил, социально он далек от нарастающего пролетарского движения. Для него революционная эпоха закончилась разгромом народничества. Естественно, что, потеряв прежнюю идейную «точку опоры» и не обретя новой, он бросается от одного сюжета к другому, берется за первые попавшиеся и даже просит друзей, в частности Л.Н. Толстого, подсказать ему какую-либо тему для картины. Но ничто не захватывает художника, и десятки эскизов, показанные на выставке 1896 года, так и остаются эскизами, не получая никакого развития. Под воздействием проповедуемой Л.Н. Толстым идеи о непротивлении злу насилием создает он такие картины, как «Дуэль» и «Иди за мной, сатано». В картине «Дуэль» Репин изобразил тяжело раненного на дуэли обидчика, который просит перед смертью прощения у оскорбленного им человека. Сюжет картины был навеян услышанным им рассказом о примирении дуэлянтов (отсюда второе название картины — «Простите»). Как обычно, Репин скрупулезно собирает материал. Он просит А.В. Жиркевича, работавшего в Вильно военным прокурором, прислать ему протоколы о дуэлях. Для изображения раненого ему позирует сын В.И. Икскуль — Глинка, кстати, раненный в свое время на дуэли, для фигуры доктора — известный врач Н.А. Вельяминов. Эта живописная мелодрама была создана Репиным со свойственным его творчеству психологизмом. И выражение лица умирающего, и фигуры секундантов, и еле сдерживающий рыдания друг — все написано с глубоким знанием психологии людей. Особенное мастерство проявил Репин в передаче солнечного света, заливающего лесную поляну. Картина была послана на выставку в Венецию и, проданная там, попала в частное собрание. К сюжету этому, казалось бы случайному в творчестве художника, он возвращается еще дважды, создав варианты картины в 1897 и 1913 годах. Более десяти лет работал Репин над картиной «Иди за мной, сатано» и даже ездил в связи с этой работой в Палестину. А когда в 1901 году она была выставлена, то вызвала общее разочарование. На фоне горного пейзажа вырисовывалась аскетическая фигура Христа, в образе которого художник стремился воплотить духовное начало в человеке, а за ним, в ярком сиянии, виднелось отвратительное женоподобное существо, символизирующее чувственные начала, против которых человек борется. Аллегорический сюжет был чужд по своей сущности реалисту Репину. Он уничтожил картину. Попытавшись вернуться еще раз к этой теме через два года и опять потерпев неудачу, Репин окончательно ее оставляет. * * * Свою духовную неудовлетворенность Репин пытается заглушить творческим общением с молодежью. У него появляется потребность передать накопленный годами опыт молодым художникам. В прежние годы, увлеченный своими картинами, он и не помышлял о педагогической работе, а теперь он принимает предложение президента Академии художеств стать профессором в новой реформированной Академии. Академия 90-х годов была уже не той, в которой учился Репин. Реформа, в подготовке которой он принял деятельное участие, изменила значительно и структуру Академии и методы преподавания. Реформа назревала уже давно. Граф И.И. Толстой, заменивший П.Ф. Исеева на посту конференц-секретаря Академии художеств, решительно взялся за преобразования. Прежде всего был пересмотрен устав Академии. Так, по старому уставу занятия специальными предметами, в первую очередь рисунком, начинались с «азов», то есть с рисования гипсовых голов и фигур. Теперь же, когда во многих городах России функционировали уже рисовальные школы, где художественно одаренная молодежь могла получить первоначальные навыки в рисунке, в Академию решено было принимать юношей и девушек, уже овладевших основами рисунка. Здесь же, в созданном при Академии Высшем художественном училище и специальных мастерских, под руководством опытных художников они могли совершенствоваться в своем искусстве. Наконец, они могли свободно выбирать себе сюжет дипломной картины. Толстому предстояло привлечь к преподаванию в Академии наиболее талантливых художников. Самых достойных он видел среди передвижников, и вот Репин, Шишкин, Поленов и другие приглашены возглавить художественные мастерские. На первом заседании новой Академии И.И. Толстой, обращаясь к ним, сказал: «Отныне судьба Академии художеств в ваших руках, она будет тем, что вы из нее сделаете. А судьба Академии не может быть вам безразлична, ибо судьба ее тесно связана с судьбой всего русского народа». Репин верил, что реформа существенно изменит постановку преподавания, а участие художников-передвижников даст возможность покончить с отжившей академической рутиной в искусстве. Он считал, что раз Академия предоставлена им, художникам-передвижникам, и им дана возможность создать собственную школу, следует войти в эту Академию.
Репин полон надежд и планов. Но Стасов, узнав, что Репин согласился преподавать в ненавистной ему Академии, был возмущен. Не веря в то, что передвижники могут преобразить Академию, он обвинял Репина в измене идеалам передвижничества. Он не хотел слушать никаких доводов, никаких объяснений. Репин же продолжает отстаивать свои взгляды. В письме к Стасову он утверждает, что Академия нужна, как нужен университет, школы рисования и прочее. Напоминает он и о том, что передвижники за 20 лет не завели ни одной школы, не воспитали учеников. «В Академию вступить считаю долгом по отношению к молодому поколению и русскому искусству». К маю полемика зашла в тупик. И тогда Репин решает вообще прекратить переписку. «Мы оба в таких летах, — говорит он в письме от 5 сентября 1894 года Н.В. Стасовой, — когда люди уже не могут меняться. Я уважаю благородные убеждения других и ни к кому не предъявляю своих корректур. Поправки предъявляются мне в моих поступках. Я не могу принять их — поступки мои результат моей жизни, моей личности. Я могу только устранить себя от людей, на которых я произвожу дурное впечатление...» Репину приходится терпеть нападки не только со стороны В.В. Стасова, но и со стороны реакционной газеты «Новое время», которая ратует против привлечения его в Академию как художника, проводящего «стасовские» идеи. Осенью 1894 года Репин приступил к обязанностям руководителя мастерской в Высшем художественном училище при Академии художеств. Приступил с энтузиазмом. «Вчера у меня состоялась первая беседа с учениками Академии, — пишет он А.В. Жиркевичу. — Навалило народу человек 400 — жара, духота страшная. Но впечатление я вынес серьезное, глубокое. Среди учеников Академии, судя по их импровизированным речам, ответам и общим вставкам слушателей, — это уже высокообразованная среда. С твердыми, благородными и серьезными убеждениями и взглядами на искусство и на жизнь!» И в другом письме: «Вопрос, на который мы и рассуждали все 1½ часа, был задан мною: должны ли пластические искусства служить только социальным идеалам или они имеют свои, присущие этим искусствам идеалы? Много было высказано интересного и дельного... Я, собственно, только руководил прением, наблюдал порядок, возражающих, иногда и сам возражал и объяснял».
Мастерская Репина привлекает к себе все больше и больше учеников. Каждый считает себя счастливым, если его берет к себе знаменитый художник. Сюда приходят рисовать с разрешения своих профессоров и чужие ученики, и художники, уже окончившие Академию или училище барона Штиглица. Репин очень много времени проводит в мастерской. «Часто своими короткими замечаниями, на живом примере, разбирая работы ученика, Репин делал целые откровения в области живописи», — вспоминал его ученик И.Е. Дроздов. Нередко художник садился сам за мольберт и писал с натуры вместе с учениками. В таких случаях все постепенно оставляли свои работы и выстраивались за спиной учителя, смотря, затаив дыхание, как он работает. «Какой это гениальный художник! Он одухотворяет в полном смысле холст, не видишь ни холста, ни красок, а только живую натуру», — вспоминала А.П. Остроумова-Лебедева об одном из занятий. Репин очень бережно относится к исканиям молодежи, считая, что надо предоставить максимальную возможность развитию индивидуальных качеств учеников. «Наша обязанность, — писал Репин в своей статье «О новой Академии» в 1897 году, — стараться понять новые явления, изучать их, помогать их развитию, а не гнуть их на излюбленный нами жанр. Ведь и он, сделавшись обязательным, неминуемо выработается в рутину. Он жив, когда свободен». Так, Репин, например, сразу почувствовал незаурядный, самобытный талант Ф.А. Малявина — свежесть, новизну трактовки, проявившиеся уже в первых его самостоятельных работах, таких, как «Девушка с книгой», «Крестьянская девушка с чулком».
Когда нужно, Репин умел и защитить своих учеников. В то время как Совет Академии художеств собирался отказать тому же Малявину в звании художника, Репин, угрожая выйти из Академии, заставил Совет дать Малявину звание. Вспоминая свои молодые годы, Репин делал все возможное, чтобы помочь ученикам и материально. Он привлекает их к иллюстрированию книг, рекомендует их для исполнения копий. В 1903 году наиболее талантливые ученики под его руководством осуществили целую серию композиций-панорам из жизни Петра I, которые были выставлены в Летнем саду в дни празднования 200-летия Петербурга. Он даже помог своим ученикам создать художественное общество, придумав для него название «Община художников». Репин мечтал о том, чтобы молодые художники могли показывать свои картины на выставках в России и за границей, получая тем самым возможность успешно продавать их. Однако неудачи первых шагов выставочной деятельности расхолодили молодежь, и Община перестала существовать. Мастерская Репина находилась вначале на так называемом «Литейном дворе» — в академическом здании, выходящем торцом на 3-ю линию Васильевского острова. Но вскоре помещение это оказалось слишком тесным, и в 1896 году Репину предоставили вновь выстроенную большую мастерскую уже в главном здании Академии. При мастерской была небольшая комната, где ученики пили чай. Нередко они по вечерам засиживались здесь (эта комната так и называлась «чайной»), и Репин любил заходить к ним. Так хорошо было поговорить с ними об искусстве. Множество вопросов волновало молодых художников — и проблемы мастерства, и поиски тем для своих картин. Теперь, когда наконец можно самому выбрать тему дипломной работы, как важно не ошибиться в выборе. Много споров рождается вокруг художественных выставок. А их в эти годы становится все больше и больше. Наряду с академическими и передвижными все больший интерес пробуждают выставки, устраиваемые Дягилевым. В марте 1897 года открывается выставка акварелей современных немецких и шотландских художников, в январе 1898 года в музее училища барона Штиглица, расположенного на территории Соляного городка, — выставка русских и финляндских художников, где можно было увидеть работы Нестерова, Врубеля, Серова, Рябушкина. В январе 1899 года в залах того же музея была открыта международная выставка «Мира искусства».
В июне 1895 года Репин с семьей переезжает в квартиру при Академии художеств, которую ему дали как профессору Академии. Она была расположена в третьем атаже главного здания и окнами выходила на 4-ю линию. Сейчас эти помещения занимает архитектурный факультет Института имени И.Е. Репина.) Репин старается как можно быстрее обосноваться на новом месте, чтобы скорее приняться за прерванные работы. Расставлена мебель, по стенам длинной и светлой передней и огромной, с высокими потолками приемной развешаны картины. Центральное место, как и в старой квартире, занимает большой картон И.И. Шишкина «Бурелом». На рояль ставятся статуэтки работы И.Я. Гинцбурга — В.В. Верещагин, П.И. Чайковский, И.И. Шишкин. Репин любуется видом из окон кабинета: Нева, Николаевский мост, вдали воронихинское здание Горного института. Здесь же, над его квартирой, Репину строят мастерскую, «великолепную, но высоко на чердаке, и это мне особенно нравится, — пишет он Т.Л. Толстой. — ...Я намерен теперь совсем забастовать всякие заказы портретов — окончить только начатые и спокойно остаток дней отдать искусству». Репин все больше и больше тяготится необходимостью писать заказные портреты. Особенно мучительно протекала работа над царскими портретами, где сеансы были регламентированы временем и проходили в официальной, сковывающей художника обстановке. Он бывает счастлив, когда удается уклониться от этих заказов. Репин собирается делить свое время только между академической мастерской и своей собственной, где стоят давно начатые работы. Но вскоре стало ясно, что надежды, которые он возлагал на обновленную Академию художеств, не оправдались. Ни приход передвижников, ни реформы внутри самой Академии не могли изменить ее положения. Академия художеств по-прежнему была под опекой Министерства двора, оставаясь Императорской Академией художеств. Характерно, что даже назначение профессоров утверждалось двором. Оставшиеся в Академии передвижники не были в силах что-либо изменить, а некоторые, например В.Е. Маковский, и не желали никаких изменений.
Борюкратизм, рутина постепенно вновь отвоевывают упущенные было позиции. Казенщина, формальное отношение многих преподавателей к делу удручали Репина. С болью видел он, как рушатся его надежды. Дважды пытается он уйти; но привязанность к ученикам возвращает его назад. Только в 1907 году он окончательно оставляет профессуру. Строгий отбор учеников в Высшее художественное училище, предполагавший хорошую профессиональную подготовку, оставлял за бортом большое количество способной молодежи. Им предстояло возвратиться домой ни с чем или остаться в Петербурге, чтобы в течение зимы подготовиться к поступлению в следующем году. Но заниматься было негде. Если молодой Репин имел возможность поступить в школу Общества поощрения художеств, то теперь школа эта значительно изменила свой профиль. Репин решает создать свою частную студию. Помещение вскоре было найдено. Княгиня М.К. Тенишева, уезжая в свое имение Талашкино, предоставила в полное распоряжение Репина свою мастерскую. Вначале в студии работало 29 учеников, но затем количество их возросло до 40. Желающих было больше, чем могла вместить мастерская. Среди учеников был и сын Репина — Юрий, вскоре поступивший в Академию художеств.
Репин с увлечением занимался с учениками Тенишевской мастерской. По словам одного из них — Я. Чахрова, Репин любил эту мастерскую больше академической. «Он часто устраивал вечера-беседы, — вспоминал Чахров, — много говорил нам о своих творческих планах, делился впечатлениями, вспоминал заграничных мастеров-художников, среди которых особенно выделял как рисовальщика Фортуни, достигшего совершенства в рисунке без академии. На этих вечерах много говорилось о текущих выставках, подробно обсуждались новые работы художников. Между прочим, Репин обращал наше внимание на успехи В. Серова в портретах. Илья Ефимович не раз водил нас по Эрмитажу, показывая своих любимцев, к числу которых принадлежал и Рембрандт. Если на вечерах мы устраивали шарады и игры, Илья Ефимович принимал в них живое участие, поражая нас своим остроумием и находчивостью». Просуществовала школа около четырех лет. В 1899 году М.К. Тенишева, увлекшись поисками художников круга «Мира искусства», стала субсидировать вместе с С.И. Мамонтовым их журнал, прекратив всякую помощь школе. Мастерская закрылась.
Дружбе Репина с Тенишевой грозил разрыв. В то время как он порвал с «Миром искусства», Тенишева становится союзницей художников этого круга. * * * В сентябре 1899 года весь литературный Петербург был взбудоражен приездом А.М. Горького. В честь молодого, но уже популярного писателя устраивают банкеты, его приглашают на вечера-диспуты, жаждет знакомства с ним. Репин давно уже следил за появляющимися в журналах рассказами Горького. Осенью 1898 года в разговоре с французским переводчиком Дени Рошем он даже предложил сделать иллюстрацию к одному из произведении Горького для французского издания. Дени Рош с радостью встретил эту мысль и попросил взять для этого рассказ «Зазубрина», который он переводил для журнала «La Revue Illustrée». Рисунок этот стал первой в истории графики иллюстрацией к рассказам Горького. Репина привлекали в молодом писателе интерес к простому народу, вера в его силу и человеческое достоинство. Нравилась Репину и романтическая приподнятость первых рассказов Горького.
«Дай бог вам, — писал Репин Горькому уже в 1899 году, — продолжать, как начали. Вытаскивать из-под спуда поддонную силу жизни русской, в которую мы плохо верим потому, что не знаем ее и не имеем способности видеть, — это миссия писателя. За эти откровения, представленные в такой поэтической форме, мы любим и ценим его по мере сил и способностей наших разуметь». Репин узнал, что Горький находится в Петербурге, и ему страстно захотелось увидеть человека, чье творчество его восторгало. Горький также хотел поближе познакомиться с художником, которого он называл в своих статьях «колоссом русской живописи». Знакомый с произведениями Репина лишь по репродукциям, Горький уже был искренним поклонником таланта художника. В письме к редактору «Журнала для всех» В.С. Миролюбову он еще до знакомства с Репиным просит передать ему привет. «Скажите ему, — пишет далее Горький, — что он высокой важности человек. Дай ему, боже, здоровья и сил. Яркий он цветок на бедной почве нашей родины».
Несмотря на краткость пребывания в Петербурге и мимолетность первых встреч, Горький соглашается позировать Репину для портрета. Сеансы, а их было всего два. проходят в мастерской художника. Во время сеансов, как всегда, ведется оживленная беседа. Встреча с Горьким еще больше усилила интерес к нему Репина. Он старается как можно подробнее расспросить писателя, выяснить его отношение к задачам искусства. Ясный, трезвый взгляд Горького, его увлеченность живой, кипящей вокруг жизнью не могли не повлиять на страстную и восприимчивую натуру Репина. Это было время, когда он вновь и вновь искал ответа на мучившие его вопросы. Репину интересен взгляд Горького на искусство. Он чувствовал, что у них найдется много общего. В этом убеждало и письмо Горького, вскоре присланное ему из Нижнего Новгорода: «Я не знаю ничего лучше, сложнее, интереснее человека. Он — все. Он создал даже бога. Искусство же есть только одно из высоких проявлений его творческого духа, и поэтому оно лишь часть человека». Мысли эти близки Репину. Горький уехал из Петербурга неожиданно, и сеансы прервались. Портрет остался незаконченным. Репин был очень огорчен. Хотелось завершить работу, да кроме того, просто жаль было расстаться с Горьким. Он мечтал показать ему свои работы, отправившись вместе с ним в музей Александра III, и услышать мнение писателя о них. Для утешения остались лишь книги Горького, которые писатель подарил Репину. А Горький увез врученный ему художником альбом репродукций репинских картин. Впечатления от встречи с Горьким были настолько сильны, что в первом же письме, написанном на следующий день после отъезда Горького, Репин признался ему: «Я так счастлив, что познакомился с вами! Часы, проведенные с вами не только не разочаровали меня, как это иногда бывает при знакомстве с автором интересных произведений, — нет, мой интерес к вам возбужден в большой степени от личного знакомства. Меня поражает ваша опытность, начитанность, твердый характер положительного ума и великой души...» Репин был чутким, тонким портретистом. Он почувствовал в Горьком утомленность, раздражение, связанное, как известно, с разочарованием писателя в петербургской литературной среде, куда он попал впервые. И это нашло свое отражение в портрете, где мы видим образ усталого и даже немолодого человека. Незавершенный портрет Репин показал на XXVIII передвижной выставке, сочтя целесообразным и важным познакомить с образом выдающегося писателя не только публику обеих столиц, но и провинции, куда эта выставка должна была направиться. И действительно, портрет писателя, чье имя уже прогремело по России, приковал к себе всеобщее внимание, везде вызывая неослабевающий интерес.
|
И. Е. Репин Приезд царей Петра и Иоанна, 1885 | И. Е. Репин Николай Мирликийский избавляет от смерти трёх невинно осуждённых, 1888 | И. Е. Репин Портрет Д.И. Менделеева в мантии профессора Эдинбургского университета, 1885 | И. Е. Репин Стрекоза. Портрет Веры Репиной - дочери художника, 1884 | И. Е. Репин Еврей на молитве, 1875 |
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок» |