Глава IV

10 июля 1876 года, не дождавшись окончания пенсионерского срока, И.Е. Репин возвращается в Россию. Он привозит написанные во Франции картины «Садко» и «Парижское кафе», несколько портретов и множество этюдов с натуры.

Сознание того, что он наконец дома, доставляет ему истинную радость.

В течение всего времени, прожитого за границей, Репина преследовала тоска по родине, он не находил и настоящего удовлетворения в своих работах.

Да, много успел он сделать за три года: изучил собрания многих крупнейших музеев Италии и Франции, познакомился с современным ему искусством французских художников. Он полюбил Париж с его великолепной архитектурой и бурливой, кипящей жизнью.

И несмотря ни на что, он чувствовал себя за границей как растение, вырванное из родной почвы. Он понимал, что только в России он может по-настоящему работать. «Сколько у нас тут мечтаний, предположений о будущей деятельности в России! Иногда и ночью долго не можем заснуть, так один за другим несутся планы и прожигают насквозь. Сейчас бы полетел туда, окружил бы себя новой, полной жизнью и начал бы действовать со всем пылом детства», — пишет он Стасову уже по истечении четырех месяцев.

Произведения современных французских художников вначале его совсем не трогают. Приехав в Париж уже с определенными взглядами на задачи искусства, признавая только искусство, насыщенное значительными идеями, он с этих позиций и оценивает современную французскую живопись.

«Не знаю других сфер, но живопись у теперешних французов так тупа по содержанию. Живопись талантлива, но только одна живопись, никакого содержания», — пишет он Стасову.

Говоря о талантливости, мастерстве французов в живописи, Репин имел в виду импрессионистов, первая выставка которых открылась в Париже в 1874 году.

И все же их искусство да и сами французские художники остаются чуждыми Репину. Он ни с кем не знакомится, не вступает в дружеские отношения. «Ужасно вообще, что я оторван от русской жизни. Это мне не по натуре, пожалуй, начну чахнуть...» — пишет он в одном из писем.

Несмотря на то что Академия запрещала своим ученикам и пенсионерам показывать свои работы на каких бы то ни было выставках, кроме академических, Репин, будучи во Франции, дает свое согласие экспонировать портрет Стасова и два женских портрета на III передвижной выставке.

Петербург вновь увидел работы молодого художника. На этот раз в области портретного жанра. И вновь работы Репина были замечены. На страницах газет появляются хвалебные отзывы. Вспоминают его недавние успехи и с удовлетворением отмечают, что и на портретном поприще он не уступает прославленным мастерам. «Каемся, — пишет газета «Новое время», — привыкши хоронить молодые таланты, мы боялись, чтоб и г. Репин, очумленный прошлогодними похвалами, не возмечтал о себе и не бросил трудиться. Каково же было наше... счастье, когда нынешняя выставка блистательно опровергла наши опасения».

А в это время Репин в Париже принимается за большую картину, которая должна была быть его пенсионерским отчетом. Сюжетом картины становится русская былина о новгородском купеческом госте Садко, который, попав к морскому царю, по его приказанию выбирает себе невесту. Перед ним проходят прекрасные представительницы всех наций, но Садко не смотрит на них. Его взор прикован к русской девушке, «девушке-чернавушке». Сообщая Стасову сюжет своей картины, Репин добавляет: «...идея, как видите, не особенная, но идея эта выражает мое настоящее положение и, может быть, положение всего русского пока еще искусства. Действительно, я глазею во все глаза на все, что я вижу за границей и особенно здесь (какой тут Тициан, Веронезе!!!). Но крепко держу думу о девушке-чернавушке, которую я буду воспроизводить уже дома, и только тогда буду считать начало своей деятельности. Дожить бы только!»

Работая над сказочным сюжетом, Репин мечтал о своей родной глуши — о Чугуеве и его окрестностях, где художник, окунувшись в гущу народной жизни, мог бы почерпнуть в ней важные, современные идеи для будущих картин.

Закончив «Садко», Репин в апреле 1876 года обратился в Академию художеств с просьбой разрешить ему вернуться в Россию. В мае такое разрешение было послано и можно было готовиться к отъезду. Картины запакованы и сданы в багаж, и в начале июля Репин с семьей отправляется в обратный путь.

Приехав в Петербург, Репин не спешит обосноваться в столице. У него другие планы. Он хочет скорее закончить все свои дела, отчитаться перед Академией художеств за годы, проведенные за границей, и отправиться с семьей на Украину, с тем чтобы окончательно обосноваться в своем родном городе — Чугуеве. Пока же он поселяется с семьей в Красном Селе, где проводили лето родственники Веры Алексеевны — родители и брат Алексей Алексеевич с женой. Дачу сняли в красивом, живописном месте, на территории парка, разбитого вокруг летнего деревянного театра, на берегу Безымянного озера (Фабрикантская слобода, 12). К сожалению, дом, где жили Репины, как и другие дачи того времени, не сохранился.

В Петербурге Репин спешит повидаться со своими друзьями. Первый, к кому он идет, — это Стасов. 24 июля у Стасова Репин встречается с Мусоргским, чьей судьбой он постоянно интересовался и живя за границей. Об этом вечере Стасов сообщает брату: «В прошлую пятницу... я позвал Мусоргского вместе с Репиным, и тот последний был в великом восторге от всего, что Мусоргский насочинял в эти три года, пока его не было здесь».

Репин не собирается оставаться в Петербурге. Решив провести лето на даче, он мечтает осенью уехать к себе на родину, в Чугуев, и там целиком отдаться творчеству. Пока же он делит свое время между Петербургом и Красным Селом. По-прежнему он не расстается с карандашом. Альбом его заполняется набросками крестьян, работающих в поле, здесь он пишет портреты Алексея Шевцова и его жены. Однажды вся семья собралась вместе на лужайке, наслаждаясь теплым летним днем. Взрослые расположились на дерновой скамье, окруженной деревьями, а рядом, в густой траве, играли маленькие дочери Репина — Вера и Надя (Надя родилась в Париже в 1874 году). Художник устроился поблизости и написал небольшой этюд. На маленьком холсте фигурки вышли совсем миниатюрные. Но с каким мастерством передано сходство, схвачены характерные позы всех присутствующих — А. Шевцова, читающего газету, его жены — склонившейся над шитьем, стариков родителей и Веры Алексеевны, спокойно отдыхающих на скамье.

Картина эта не просто жанровая сцена. Репин с удивительной любовью передал окружающую людей природу, кружевную зелень листвы, сквозь которую падают на траву солнечные блики, нежную даль с маленьким пятнышком голубого озера и темной полоской леса на горизонте.

Весь пейзаж напоен чистым, прозрачным воздухом теплого летнего дня. Это достигнуто тончайшими нюансами цвета и в одежде людей, и в зелени листьев и травы.

Этот небольшой этюд, написанный художником с истинным вдохновением, еще раз доказал, что годы, проведенные во Франции, не прошли для Репина даром. Знакомство с искусством импрессионистов и, главное, пейзажные этюды, выполненные летом в небольшой деревушке Вель в Нормандии, — все это обогатило живописную палитру художника, открыло перед ним новые возможности пленэрного решения — передачи воздушной среды.

Наконец из Парижа прибыли работы Репина. Понимая слабости картины «Садко», художник чувствует, что отзывы будут неблагоприятными, и с трепетом ждет приговора своих друзей.

В.В. Стасов, казалось бы подготовленный всеми предыдущими письмами самого Репина и отзывом И.Н. Крамского, посетившего Репина в Париже, не должен был ожидать шедевра, но, увидев «Садко», он не может скрыть своей досады: «Как! провести целых три года за границей, видеть все, что есть самого талантливого в живописи на свете, увидать тут же зараз тысячи лучших сцен природы — и все-таки не загореться ни единым могучим лучом, не почувствовать ни единого сильного вдохновения, которое бы толкнуло на творчество, созидательство — нет, это не значит быть творческим талантом, да еще в молодые, самые кипучие годы. ...Вырос ли Репин с тех самых пор, как кончил «Бурлаков»? Ни на одну йоту, и вот это-то и приводит меня в истинное отчаяние. Если уж теперешнее время проходит втуне, без результатов, то чего ж ждать в будущем?»

Все это Стасов высказывает огорченному Репину прямо в глаза. Более того, он говорит, что едва ли не разочаровался в нем вовсе. Он называет картину «Садко» «громадным и фатальным провалом».

Отзыв этот был беспощадным и не совсем справедливым. Нельзя по одной неудавшейся картине судить о художнике и его таланте. Да, картина Репину не удалась, как не удавались ему впоследствии все, видимо, чуждые его дарованию и духовному складу сказочные, фантастические сюжеты; и ни виртуозно написанная вода, ни таинственный свет не смогли изменить впечатления.

В ноябре «Садко» был показан на академической выставке. И хотя Совет Академии присвоил Репину за его картину звание академика, мнение на этот счет членов Совета не было единым. Узнав об этом, Репин признавался В.Д. Поленову: «Брат писал, что профессора не хотели дать мне академика — только тебе и Ковалевскому, меня считали недостойным. Обидели бы навеки!!!»

Отзывы в газетах были также неблагоприятные. К тому же написанные людьми, некомпетентными в искусстве, они содержали много нелепостей. И тут Стасов, как истинный друг большого художника, бросился на его защиту. Да, он мог сам откровенно и даже запальчиво высказать Репину свои суждения, но в статье «Прискорбные эстетики» он заступился за художника и его произведение, не скрывая, впрочем, недостатков картины.

Расстроенный Репин не стал дожидаться открытия академической выставки. В первых числах октября он уехал с семьей в Чугуев. Оттуда он писал Стасову: «Мне только тут показалось ясно, что вы поставили на мне +, что вы более не верите в меня и только из великодушия бросаете кусок воодушевления и ободрения, плохо веря в его действие. Мне как-то тяжело стало идти к вам, и я поскорее уехал».

В глубине души он понимал, что упреки Стасова несправедливы, что «крест» еще рано на нем ставить. Вступив на родную землю, он вновь обрел уверенность в себе. Он верил, что именно здесь, у себя на Украине, среди народа, который окружал его с детства, был понятен и близок ему, среди простой и ласковой природы, он вновь найдет себя, обретет новые творческие силы.

И он не ошибся. Год, проведенный в Чугуеве, имел для Репина исключительное значение. Тема крестьянской России, подсказанная ему жизнью, станет на несколько лет ведущей в его творчестве.

Здесь раскроется по-настоящему его живописное дарование, а портреты — «Мужичок из робких», «Мужик с дурным глазом», «Протодьякон», — созданные на родине, позволят заговорить о нем как о выдающемся художнике-портретисте.