|
Критика буржуазного искусстваМеня теперь очень занимает вопрос: где зерно настоящего серьезного искусства? Какая нация стоит на здоровой почве? У кого мы, русские, должны учиться? Не правда ли, нелепые вопросы? Вы скажете: как у кого учиться? Да ни у кого! Работайте сами, живите собственным умом и т. д. Но в том-то и дело, что собственно нам (я говорю о современном мне поколении) жизнь совершенно испорчена, мы до такой степени забиты, так с нами дурно обращались и обращаются, так давно держат нас в передней, что мы чуть не все начинаем и сами принимать себя за лакеев. Странное дело искусство! Ведь вот, казалось, бери сколько хочешь, наслаждайся, весь свет снес в одну точку все, что гений человечества произвел, и какой части человечества! Самой образованной и интеллигентной! А между тем не наслаждаешься же! Или, лучше сказать, если и наслаждаешься, то совсем не тем, что так щедро награждено и прославлено. Что это такое? с чьей стороны ошибка? Я ли глуп и завистлив и в качестве непризнанного таланта или, еще лучше, русского человека, готов сказать: «Запад гниет!» пли... или в самом деле во всем этом шуме есть колоссальное недоразумение?! «Мудрый Эдип — разреши?!» — Что это такое, как не насмешка над потребностью человека в искусстве, этот Макарт1, этот холст, равный площади какого-нибудь германского городка? Ведь знаете что? Ведь Семирадский2 умнее и добросовестнее!!! Я говорю это серьезно. Что это такое, все эти колоссальные картины французского отдела? Стоит пройти только 7г часа и заглянуть в Лувр, где есть те же самые сюжеты, трактованные 100 лет тому назад Давидом3, Эженом4 , Гро5, Жерико6 и другими. Какая там все-таки искренность и серьезность, и какое притворство на Всемирной выставке! Куда же переместилось истинное чувство? В «жанр»? Иду, смотрю жанр и вижу: французы все счастливы, потому что никто не позволяет себе подымать завесу над действительностью. К чему? Все мы знаем, что не так живем, не то делаем, что говорим, не того действительно желаем, о чем с кафедры так красноречиво распинаемся! Испанцы — еще того счастливее: те только и делают, что бриллианты пересыпают. Итальянцы... то же самое! Словом, куда ни повернись, везде блеск, роскошь и веселие! Даже те немногие, взятые из действительной и некрасивой жизни сюжеты, как будто из приличия, для комплекта, и под сурдинкой показываемые действительные события жизни, даже и те так мягко трогают ваши нервы, так деликатно умалчивают об известных вещах, что я, простой смертный, чувствую себя в обществе, по крайней мере, принцем крови. Да, вот оно, торжество техники! И какое это торжество — сверкающая краска у Мадрасо!7 Глубина, гармония и воздух у французов и бельгийцев, нахальный рельеф портретов Бонна и Рихтера8, никуда не годные чванство и деревянность Ангели9 — все это торжествует и раскланивается на рукоплескания. И во всем этом гаме проходят почти незамеченными мистические и глубокие глаза в одном портрете старика Лен-баха10, живая милая голова старушки (забыл художника) в германском отделе (за картиной Гебгарта), «Тайная вечеря» (около двери налево), серьезность отношения к искусству некоторых англичан, поразительные пейзажи в Норвегии Мундта11, Нормана12. И, что всего удивительнее, никто как будто и не смотрит на Матейко13, на единственного человека, у которого внутри горит действительный огонь, у которого чувствуешь действительное убеждение. А между тем что же такое Матейко? Ведь у него есть много условного в композиции, много академического в живописи — словом, это хорошая программа. Но между тем на сколько же голов он выше всех на выставке — страх! Вот что делают настоящая вера и любовь к своему делу. Словом, пока я вижу полное торжество буржуазных вкусов в искусстве, и ничего больше. Вижу, что много нам надобно работать над техникой и учиться у иностранцев, но в главных вопросах мы беспомощны и предоставлены вполне только своим собственным силам, окруженные самыми неблагоприятными условиями. Потому что со всех сторон только и слышишь: «Что, батюшка, каковы испанцы? А? А скульптура итальянцев, да и живопись тоже, а? А каков Мункачи14, а? А каковы портреты Макарта, а? То-то же!..» Речь так и слышится мне знакомая: «Вот как вы должны бы были научиться писать, прежде чем являться на выставку!!!» В русском отделе я ничего не скажу по весьма понятной причине и, кроме того, еще и потому, что я после всего буду смотреть свое, родное. До сих пор я еще не все видел, а то, что видел, не успел переварить и разобраться, и потому то, что я написал Вам, окажется, быть может, ошибочным. Но оно совершенно верно выражает мое состояние. При свидании скажу более обстоятельно и буду вести себя благоразумнее. Послезавтра буду у Верещагина, чтобы отдохнуть головою и сердцем. Из письма В.В. Стасову. 15 октября 1878 г. Теперь об иностранном: я был в Ницце, обозрел выставку (так называемую «Всемирную») и... признаюсь, очень и очень не одобрил и не порадовался, а почему — тому следуют пункты. Прежде пунктов, однако ж, надо сделать необходимую оговорку. Так как на выставку попало, так сказать, кое-что, то и судить особенно строго — легкомысленно. Но я и не о том говорить хочу, а вот о чем: 1-е, отражаются ли на этой выставке общие, родовые черты современного западного искусства? Я думаю, что отражаются, и если мое предположение верно, то, говоря вообще, я должен заключить, что искусство пластическое в Европе идет к вымиранию; 2-е, написать такое слово страшно, но еще страшнее взрослому человеку (понимая, что делаешь) отвечать за такое слово, и однако ж, я повторяю свое: вымирает! Подумайте только, что в числе более 600 номеров нет, не говорю, выдающихся, а просто скромных вещей, без претензий. Все вывернуто наизнанку, ничего не исковерканного. А скульптура! Боже мой, что это такое? Ей-богу — это ужасно! Все вычурно, все барокк. Положим, самые большие и крупные художники Европы на выставке отсутствуют. Но ведь эти художники в большинстве случаев уже готовятся отойти в область истории, а армия действующих поголовно заражена какою-то болезнию, и, как видно, сама об этом не подозревает. Даже пресловутая французская живопись какая-то сплошь посыпанная мукой. Я уже давно замечал этот господствующий тон на картинах в Европе (исключая испанцев), но только теперь с решительностью это выступило для меня. История светская — банально посредственна, жанр, большею частью, анекдотично-клубничный, портрета ни одного нет простого, все ломаются, а пейзаж — совершенно невозможный. Нет ни одного холста выше самой шаблонной посредственности. Репутация первого ранга, Бастьен-Лепаж15 — невозможный ломака, да и живописец не из завидных. Если то, что у него выставлено в Ницце, хорошо, то удивительно, каким образом «Чтение телеграммы» и «После победы» Васнецова16 не великие произведения? Итак, если общий ход таков, то как возрадовалось бы мое сердце за Россию, где нет и признаков ничего подобного. Если мы и не достигли еще положительных результатов, то мы, по крайней мере, молоды и здоровы, а это по теперешнему времени важно <...> Из письма В.В. Стасову. 30 апреля 1884 г. Примечания1. Макарт Ханс (1840—1884) — австрийский художник, его декоративно-красочные и внешне эффектные картины па исторические сюжеты принесли ему успех среди современников. 2. Семирадский Хенрык (Генрих Ипполитович) (1843— 1902) — польский и русский художник, представитель позднего академизма в живописи. 3. Давид Жак Луи (1748—1825) — французский живописец, активный деятель Великой французской революции, глава классической школы во Франции. 4. Эжен — возможно, Крамской имеет в виду французского художника-романтика Эжена Делакруа (1798—1863). 5. Гро Антуан (1771—1835) — французский исторический живописец, принадлежал к школе Давида, придворный художник Бонапарта. 6. Жерико Теодор (1791—1824) — французский исторический живописец, один из крупнейших художников-реалистов XIX в. 7. Мадрасо — семья испанских художников. Видимо, Крамской имеет в виду Мадрасо-и-Гаррета Раймундо (1841—1920), жанриста и портретиста. Его произведения пользовались успехом у современников благодаря артистичности исполнения и блеску колорита. 8. Рихтер — видимо, Крамской имел в виду немецкого портретиста и жанриста Рихтера Густава (1823—1884). 9. Ангели Генрих (1840—1925) — австрийский художник, приобрел известность как салонный портретист, вначале занимался исторической живописью. 10. Ленбах Франц (1836—1904) — немецкий художник-портретист. 11. Мундт — видимо, Крамской имел в виду норвежского пейзажиста Мунте Герхарда-Петера-Франса-Вильгельма (1849—1929). 12. Норман Адельстен (1848—1918) — норвежский живописец, известный пейзажами северной природы. 13. Матейко Ян (1838—1893) — польский художник, мастер исторической и портретной живописи. Высоко ценился передовыми русскими художниками. 14. Мункачи Михай (1844—1900) — венгерский живописец-реалист, пользовался большим успехом у прогрессивных представителей русской художественной культуры. 15. Бастьен-Лепаж Жюль (1848—1884) — французский живописец-жанрист, особенно известен картинами из крестьянской жизни. 16. Имеются в виду картины Виктора Михайловича Васнецова «Военная телеграмма» и «Победа», появившиеся на VI выставке передвижников в 1878 г.
|
И. Н. Крамской Созерцатель, 1876 | И. Н. Крамской Русалки (Майская ночь), 1871 | И. Н. Крамской Портрет философа Соловьева, 1885 | И. Н. Крамской Молитва Моисея после перехода израильтян через Черное море, 1861 | И. Н. Крамской Портрет Куинджи, 1872 |
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок» |