Работа для Частной оперы Мамонтова

В 70—80-е годы XIX века в России начался подлинный расцвет национальной музыкальной школы. После единственного в первой половине столетия композитора М. Глинки, создателя первых русских опер, — во второй половине века появляется целая плеяда русских композиторов, которые, используя творческий опыт западноевропейской и восточной музыки, отразили в своих великих операх и симфониях мир русской истории, русского народа, русской души...

Русские оперы, созданные по литературным шедеврам и на исторической основе, такие как «Борис Годунов» и «Хованщина» Мусоргского, «Князь Игорь» Бородина, «Садко», «Псковитянка» и «Царская невеста» Римского-Корсакова, выразили мироощущение, близкое по духу представителям русской интеллигенции второй половины и конца XIX века. Не случайно даже те властьимущие, кто испытывал чувство «вины перед народом», желая прикоснуться к живительным истокам народного творчества, так любили и ценили оперы «Садко» и «Князь Игорь».

9 января 1885 года в Москве оперой А С. Даргомыжского «Русалка» в Москве открылся новый оперный театр — Русская частная опера С.И. Мамонтова. Первоначально этот театр разместился в Камергерском переулке, в том самом доме, который затем архитектор Ф.О. Шехтель перестроил для МХАТа.

Создавая свой театр, Савва Иванович Мамонтов с самого начала решительно заявлял о новых принципах, на которых он будет основываться. Среди учащихся Петербургской консерватории быстро распространилась молва, что Мамонтов набирает труппу для нового театра, где будут главенствовать иные принципы в оформлении декораций, костюмов, и, в отличие от Императорских театров, будут главенствовать не только вокальные, но и драматические данные певцов.

В Частной опере Мамонтова в первую очередь изменилась роль оформителя спектакля: художник-сценограф становился соавтором, сорежиссером постановки. Поэтому оформлять спектакли Савва Иванович пригласил своих старых друзей-художников, у которых уже был опыт работы с ним в Абрамцеве — Васнецова и Поленова. Вскоре к ним присоединились К. Коровин, И. Левитан, В. Симов и другие.

Один из певцов мамонтовской оперы, В.П. Шкафер вспоминал, как он был поражен постановкой дела в этом театре: «До сих пор мы, оперные певцы, знали капельмейстера, музыкальных репетиторов, проходивших с нами музыку, знали режиссеров-сценариусов, показывающих мизансцены, но о режиссере-художнике ничего не слыхали, и их я не видел ни в одном театре».

Васнецов создал для «Русалки» великолепные декорации. По его акварельному эскизу Левитан написал декорации подводного терема Русалки. Васнецов очень дорожил этим эскизом. Спустя годы он писал искусствоведу Ланговому: «У меня имеется акварель — эскиз декорации «Подводный терем» к опере «Русалка», исполненный для Частной оперы Саввы Ив. Мамонтова. Акварель эта имеет даже историческое значение — она была началом художественной постановки в Частной опере, которая значительно повлияла вообще на улучшение художественной постановки пьес в театрах и отчасти даже на самый Художественный театр».

Васнецов придумал костюмы главных персонажей оперы — Русалки, Мельника, Князя и Княгини. Художник вспоминал, как Мамонтов вникал во все детали постановки, как «исправлял» костюмы главных героев: Мельника из франтоватого полотера превращал в «надлежащий художественный порядок» — его чистенько выглаженная одежда была разорвана и растрепана художниками по настоянию Мамонтова, чтобы придать персонажу «сумасшедший вид». Досталось и актрисе Салимой, которая исполняла партию Русалки: «Волосы ее собственные, прекрасные, тоже надо было не пожалеть, растрепать по-нашему, и каждая складка на платье Русалки должна лежать так, как нам нужно, водяные цветы, травы должны опять ложиться и сидеть по нашему капризу, купавки в волосах должны быть вот тут, и не в ином месте... Русалок тоже пришлось размещать и рассаживать по сцене самим. И правду сказать, подводное царство вышло не худо. Русалка своим дивным пением производила восторг. Слава Русалке! Слава Савве Ивановичу! Да, пожалуй, спасибо и нам, работникам!»

А вот что рассказывала сама певица Н.В. Салина — Русалка: «Мамонтов хотел, чтобы оперные спектакли были оформлены «по-настоящему»; поэтому он с художниками Поленовым и Васнецовым рылся в образцах материй, выискивая какой-то неразрезной бархат для кафтана князя, парчу для сарафана княгини и т. д. Для моего костюма в подводном царстве заказана была у французской цветочницы необыкновенная гирлянда ненюфаров, которую надевал мне на голову и на костюм сам Васнецов. Нас, молодых артистов, интересовало все: мы совались в костюмерные, бегали к нашим декораторам Коровину и Левитану. Смотрели на их громадные полотна, даже осветительную часть не оставляли в покое».

Н.В. Поленова отмечала, что Савву Ивановича влекло не к бутафорской, а к художественной правде под влиянием В.М. Васнецова, Е.Д. Поленовой и абрамцевского музея. Он уже не мог удовлетворяться бутафорскими костюмами и декорациями в псевдорусском стиле. Для декораций художники не стали вырезать деревья, как это делалось обычно, они просто писали талантливые картины — задники, на фоне которых разворачивалось волнующее зрелище.

«Когда поднялся занавес перед «Подводным царством», публика в первую минуту замерла от впечатления, а потом разразилась громом рукоплесканий, вызывая автора и талантливого исполнителя. Перед ней была иллюзия воды и подводной флоры, было нечто, до тех пор невиданное по красоте пятна и поэтической правде. В первый раз в опере аплодировали декорации, считавшейся дотоле второстепенной принадлежностью постановки», — вспоминала Н.Д. Поленова.

В 1885 году Васнецову вновь пришлось работать над оформлением «Снегурочки» — на сей раз уже для оперы Н.А. Римского-Корсакова, которая готовилась к постановке на сцене Частной оперы Мамонтова. Васнецов создал гениальные декорации, которые явились настоящим откровением для современников.

Еще до начала работы Васнецов вместе с К. Коровиным отправился к драматургу А.Н. Островскому посоветоваться относительно будущего спектакля. Вот как К. Коровин вспоминал об этом посещении: «В. М. Васнецов пригласил меня поехать к Островскому, он хотел узнать об ею поэме «Снегурочка», и как он думает об опере, как видит ее оформление.

Мы застали Островского, он принял нас в комнате в стеганом полухалате. Виктор Михайлович взял его за руку и сказал волнуясь:

— Снегурочка... спасибо Вам... Это так замечательно, это так высоко, я не могу даже выразить... — У Васнецова были слезы на глазах.

Лицо у Островского было серьезно, он как-то запахнул халат и растерялся, как бы что-то скрывая.

— Да ведь это я так написал, эту сказку. Вряд ли понравится сказка. В первый раз слышу. Очень рад, что нравится вам. Оперы не знаю, делайте, как хотите. Я видел эскизы ваши, Савва Иванович привозил, очень хорошо.

Я увидел, что Островский не хочет говорить, не вериг, что его «Снегурочка», самое святое место его души, — замечательная поэма и кто-то смеет это понимать. Посмотрев нам в глаза, он спросил:

— Но почему это вам так нравится «Снегурочка»-то? Писал я ее шутя, это не серьезно, да и никто не поймет ее — лирика, мечты старости, так, пустяки...

Возвращаясь со мной на извозчике, В.М. Васнецов говорил:

— Правду, правду сказал он — никто не поймет. Тяжело, печально, вот оно что, люди живут-то другим. Это искусство не нужно. А эта поэма «Снегурочка» — лучшее, что есть. Молитва русская и мудрость пророка...

И я видел, что Виктор Михайлович был взволнован».

Первое представление оперы «Снегурочка» Римского-Корсакова в Частной опере Мамонтова состоялось 8 октября 1885 года. Был большой успех у публики, хвалебные отзывы прессы.

Декорации Васнецова переносили зрителя в живую, глубокую старину. Хор и нескольких солистов было решено одеть в настоящее русское платье, образцы которого хранились в абрамцевском музее. Савва Иванович отправил своего абрамцевского старосту на его родину в Тульскую губернию с поручением накупить там простых народных рубах и других старинных предметов одежды. Староста привез много интересного, и Е.Д. Поленова и В.М. Васнецов пришли от этих вещей в восторг. По ним Васнецов набросал костюмы для основных действующих лиц. Елена Дмитриевна подыскивала материю, занималась кройкой, отделкой, вышивкой. Образцы вышивки также были взяты из старинных образцов. Хор и статистов одели в настоящие рубахи, сарафаны и армяки, вывезенные из Тульской губернии.

«Впечатление получилось грандиозное. Помнится, как художник Суриков, присутствовавший на первом представлении, был вне себя от восторга. Когда вышли Бобыль и Бобылиха и с ними толпа берендеев с широкой масленицей, с настоящей старинной козой, когда заплясал бабец в белом мужицком армяке, его широкая русская натура не выдержала. И он разразился неистовыми аплодисментами, подхваченными всем театром», — вспоминала Е.Д. Поленова. Художник Неврев, обращаясь к Васнецову после этого спектакля, произнес проникновенные слова: «Только ты один мог сделать подобную прелесть... выражать и быть носителем таких прекрасных мыслей только и может быть человек, обладающий необыкновенной чистотою сердца. Поленов, Репин и Суриков в восторге от твоих произведений. По выражению Репина, ты создаешь себе памятник, к которому не зарастет трота... Все были в восторге от постановки благодаря твоим рисункам».

В декорациях к «Снегурочке» Васнецову удалось воскресить русский народный дух, который потом все сильнее начнет ощущаться в его картинах. Кроме того, работа над оперой имела большое воздействие на эстетические взгляды других членов Абрамцевского кружка.

Впечатление художественной Москвы от декораций «Снегурочки» Васнецова было настолько сильным, что даже повлияло на моду. Вот что писал И.Э. Грабарь примерно через 30 лет после постановки «Снегурочки»: «Васнецов своей постановкой «Снегурочки» в половине 80-х годов произвел такое огромное впечатление на всех, что многие только и бредили русскими мотивами. В моду стал входить русский узор и кустарные изделия, молодые художники целые дни посиживали в Историческом музее и усердно там изучали старинную резьбу, набойки и вышивки.

Оформление «Снегурочки» Васнецова — совершенно новое слово в театральной декорации русского театра. Конечно, и до Васнецова художники русских императорских театров старались передать «дух эпохи», вводя в декорации подробную имитацию всех деталей быта прошлых веков. Случалось, что даже использовали подлинные, музейные предметы. Но нередко случалось, что типовые декорации кочевали из одной пьесы в другую, то есть оформление спектаклей на сходную тематику подчинялось определенному шаблону.

Васнецов почувствовал пьесу Островского изнутри, он сам в ней играл, он следил за репетирующими актерами... В костюмах и декорациях «Снегурочки» у него получилось передать сам смысл и дух пьесы Островского, а не только «исторические» реалии того легендарного времени.

А. Бенуа, у которого были сложные отношения с Васнецовым, признавал безусловное значение его декораций и костюмов к этому спектаклю для русского искусства. Бенуа писал, что «Снегурочка» Васнецова знаменовала освобождение от наслоившихся ложных представлений и шаблонов. Только человек, беззаветно влюбленный в родную старину, глубоко понимающий ее особенную, своеобразную прелесть, мог снова открыть закон древнерусской красоты, отбросив в сторону все затеи и коверканья поверхностных националистов и легкомысленных представителей эклектизма».

Действительно, в декорациях к «Снегурочке» Васнецов отказывается от привычной для его стиля «жанровости», которая есть во всех его предыдущих картинах даже на сказочный сюжет. Он начинает писать более свободно, живописно, более условно и декоративно.