Путешествие 1912 года

(Сиенна - Рим - Орвьетто - Верона)

Мне хотелось съездить с женой¹ в Италию, показать ей Флоренцию, Рим, побывать в Сиенне, Вероне, Виченце, где раньше я не бывал. Так мы и сделали. Взяли обычный путь на Вену, Земмеринг, Венецию. Опять сон наяву! Дивные видения молодости. Смотришь на все с какой-то алчностью, упиваешься красотой, созданной богом и человеческим гением. Великолепный, непрерывный праздник красоты! Красота шествует по пятам. Красота на дивных, полных задумчивой тишины, тайны минувших веков каналах. Красота неожиданная в музыкальных звуках ласкала наш слух. Палаццо, украшенные кружевом мраморов, рынки, переполненные овощами, цветами. Какой-то фантастический хаос красок, ощущений. Музеи, храмы... В них Тициан, Тинторетто, Веронезе... Все они живут и дышат на вас своим великолепием. Они не умирали и умереть не могут. Века, как дни, для них не существуют. Богатства их творений неисчерпаемы и юны. Боже, создавший Венецию, украсивший ее человеческим гением, как ты велик!

Дни в Венеции пролетели, как часы. Я успел побывать на этот раз в музее "нового искусства", видел когда-то прославленных малявинских красных баб. И то, что когда-то казалось так неожиданно, ново, стало старо, вылиняло. Рядом висящие Зулоага и Коттэ, совсем не Веласкесы, в соседстве с Малявиным выигрывают. В двух словах, "Бабы" -вещь талантливая, но варварская, музей же нового искусства - самое слабое, что дала мне Венеция в тот раз.

Мы во Флоренции. Опять беготня, восхищение музеями, церквами, берегами красивого Арно в тихие вечера. С головой окунулись мы в итальянскую жизнь, такую очаровательную, так полно захватывающую ваше чувство, зрение, слух. А впереди Рим. До Рима - Сиенна. Сколько впечатлений, новых, неиспытанных... Мы в Сиенне. Желто-красные, цвета терра ди сиенна², холмы встречают и провожают нас туда. Не успели приехать, едва переоделись, привели себя в порядок, уже мы на улице. Идем, или, вернее, летим по ним. Готовы ко всяческим неожиданностям, ждем их, и по вере нашей в чудесное - получаем на каждом шагу. Из-за угла вдруг выступает величавый мраморный силуэт собора, его алтарной абсиды. Видим его из-под горы, в плафоне, отчего он кажется скалой, нагроможденной фантазией зодчего. Обходим кругом, осматриваем внутри. Любуемся фресками Пинтуриккио - св. Екатерины Сиеннской над ее гробницей. А вот и ратуша. В ней смотрим сиеннского Рафаэля - Содому. Пробегаем кривые, косые, очаровательные улички Сиенны. Полны разнообразных впечатлений, спешим дальше, в Рим.

Жена больше всего стремилась в Рим: о нем много читала, слышала от меня и наших друзей. И вот сейчас перед ее глазами далеко, далеко, почудился Вечный город - над ним купол Буонаротти. Поезд несся по ровным долинам Ломбардии. Мы оба напряженно всматривались в даль. И, сколько я ни помню, всегда с одним и тем же чувством подъезжал я к бывшей папской столице, с чувством неизъяснимого восторга, счастья. Вот и опять сподобился увидать тебя, великий Рим! Каждый раз одно и то же возрождение испытанного большого счастья. Видеть Рим, и сколько бы раз его ни видеть, - значит, видеть века, тысячелетия истории человечества, многообразной, бурной, величественной, мрачной или победоносной, поражающей нас творческим гением. От Цезаря до Гарибальди, от святых апостолов до Льва XIII, из века в век Рим останется Римом. И вот он перед нами, мы у его ног... Погода дивная. Замелькали знакомые улицы, памятники, храмы. Пошли Сады Авроры, Виа Аврора, пансион, где живал я молодым во времена Владимирского собора. Как здесь все мне любезно! Мое восхищение Римом теперь жене понятно, и мы ретиво принялись за осмотр его. Все здесь нам нравилось - памятники великого искусства и траттория, куда мы забегали наскоро перекусить. Везде был Рим, римляне, римлянки, И ЭТОГО было довольно, чтобы хорошее настроение не покидало нас ни на минуту. Сикстинская капелла, Палатинский холм, Латеранский собор, равно как и маленькая Санта Праседа, видели нас счастливыми, беззаботными. Мы не уставали смотреть, удивляться, радоваться. Дни сменялись с необычайной быстротой.

В тот год в Риме была международная художественная выставка с русским отделом. Надо было заглянуть и туда. Помещалась выставка где-то за Порта Пиа. Наш отдел большой, но не сильный. Лучше других Серов - он занимал особый зал. Итальянцы его не оценили. Мои две вещи, с такой неохотой данные Толстому, были поставлены плохо³. Я пошумел там, и мне обещали перевесить мои картины в зал Серова, вещи которого почему-то должны были вернуться в Россию до окончания выставки. Великолепен был отдел англичан. Он накануне нашего приезда закрылся, и только по-особому, данному мне разрешению нам удалось его осмотреть. Английское искусство было показано в исторической перспективе. Тут были и Рейнольде и прерафаэлиты с Берн-Джонсом, Вальтером Креном до художников последнего времени. Здоровая нация была представлена в здоровом искусстве. Везде отличная школа. Не было и следа французского упадочного новаторства.

Были интересны испанцы, вернее, двое из них: Зулоага и Англада. Каждый имел особый зал. Один из них северянин, другой южанин - оба дали превосходные вещи. Оба ярко изобразили Испанию тех дней. Мне остались особенно памятны две картины этих мастеров. Зулоага изобразил суровый каменистый ландшафт Кастилии. На фоне его плетется на старом, усталом Россинанте старый, печального образа гидальго с копьем в руках. Всадник и конь хорошо пожили, сейчас они никому не нужны. У ворот оставленного городка шумит толпа, там праздник - бой быков. Когда-то, давно, гидальго был молод, нравился красавицам... тогда он не был старым грибом. Гордо выступал он на своем коне в шитом золотом наряде... Он привык к победам. Сколько одержал он их - счету нет. Ну а теперь, пусть они веселятся без него... безумствуют. Ему что за дело! Он устал, хочет отдохнуть. Грустные мысли теснятся сейчас в голове старого пикадора... Драма конченого человека выражена в картине так трогательно, с таким душевным участием... Иное у Англады. Тот со всем пылом южанина изобразил ночь в Гренаде. Яркие звезды, мириады их мерцают как бы в изнеможении, блистая алмазами, падают в бездну. Воздух насыщен ароматами роз... Все полно страсти, необузданной, опьяняющей страсти, безумного восторга. Какое-то неистовое сладострастье овладело и людьми с гитарами... Гитары поют, стонут - их звуки то замирают в томной неге, то бурно клокочут в победных аккордах... Вот-вот струны порвутся, гитары с шумом разобьются о землю, и сами неистовые музыканты падут в безумном экстазе. Англада, как никто, сумел выразить этот музыкальный бред, вызванный южной ночью, одуряющим ароматом цветов, близостью чернооких красавиц Гренады...

Последние дни мы отдали Ватикану. Я попрощался с Микельанджело, с Рафаэлем. Я не говорил им "прощайте"-я сказал им: "до свидания". С прекрасным чувством мы оставили великий Рим.

Вот и Орвиетто. Городок, как орлиное гнездо, высоко ютится на скале. Подъезжаем. Кондуктор, соскакивая на ходу, весело кричит: "Орвиет-то", как он закричит потом "Болонья". Нам тоже почему-то весело. Мы решаем, что до отхода поезда на Верону успеем, не торопясь, осмотреть городок, пообедать и отдохнуть. Вот мы и на горе. Вот и собор. В этом инкрустированном из разноцветного мрамора соборе мы увидим "Страшный суд" Содомы, говорят, лучший "Страшный суд", с необыкновенным антихристом, с неподражаемыми чертями в адском пекле. Все это мы увидим. Наконец увидали. Жена пришла в восторг и от собора, и от Содомы, и от "Страшного суда". Я - только от чертей Содомы. Они какие-то знакомые, где-то я их видел - быть может, в жизни?.. О, этот Содома! Не списал ли он их со своих сиеннцев? Да и у нас на Руси такие водятся.

Однако слишком много впечатлений для одного месяца, и я чувствую, что надо отдохнуть уже и от своего отдыха. Пора в Москву, на Ордынку⁴, за дело. Но раньше чем покинуть это милое орлиное гнездо с чертями Содомы, мы утолим свой голод, зайдем в ресторанчик. Он гут, где-то около разномраморного собора. Ресторанчик небольшой, уютный. Входим; в нем много военных; они болтают на своем очаровательном языке, такие все маленькие, как будто по особой субординации они не могут перерасти своего крошечного короля с его огромными, очень воинственными усами. Офицерики похожи один на другого, все в сиреневых невыразимых с красными, малиновыми, желтыми лампасами. Выбираем себе место, откуда все видно, заказываем что-то в высшей степени итальянское, главное, просим дать вина, побольше вина, прелестного, немного шипучего, похожего на наше Донское, Орвиетто. И пьем, пьем и болтаем. Болтаем, пьем, едим и опять пьем. Вы думаете, быть может, что мы изрядно напились? Ничуть. Мы только стали веселее. Просим приготовить Орвиетто для дороги, хотим привезти его в Москву... Благодаря чудесному напитку в этот день мы чувствовали себя особенно хорошо и к вечеру, удовлетворенные, покинули очаровательный городок, который так "аппетитно" выкрикивал кондуктор, соскакивая с подножки вагона: "Орвиетто!" В тот же вечер мы были в Вероне. Обычная процедура в отеле, из окна которого видна веронская "конка" - трамвай без рельс. Он шатается по сторонам, бежит по уличкам Вероны. Что-то очень провинциальное. Пахнет "Сельской честью". На панелях видим героев Масканьи. Они бегают как "живые". На другой день наскоро пьем кофе, справляемся с путеводителем и тоже бежим. Вот античный театр - осматриваем его наскоро, идем дальше. Нам надо видеть церковь Сан Джорджио. Там великолепный Веронезе с автопортретом, с дивным вороным конем⁵. Его знают по репродукциям, без красок. А какие там краски! А статуя Христа, возвышающаяся перед алтарем!.. Позавтракали наспех, и снова несемся. Мы неутомимы. Времени у нас мало, мы помним это. Вот перед нами, как из земли, вырастает нечто средневековое. Это знаменитый дворик, гробницы рода Скала (Скалигеров). Бог мой! Такое чудо - и где же: не в Риме, не во Флоренции, а в маленькой Вероне. Скалигеры до сих пор владычествуют в ней. Вот они во всеоружии предстали перед изумленными московитами. Один из них на коне, закованный в латы, улыбается вам. Какая удивительная идея увековечить свой славный род в дивных памятниках ваяния, поставить их у себя в усадьбе, во дворе, на какой-то веронской Ордынке, позвать самых лучших мастеров, самых смелых художников своего времени, дать им право сказать о себе всю правду, в ней показать могущество, коему дивятся люди через четыреста-пятьсот лет и надивиться не могут! Скалигеры у себя дома. Они здесь правили веронцами, воевали, жили и умирали. Над самым входом в их дом, над их дверьми, один из этих Скалигеров спит вечным сном в мраморном изваянии. Какая архитектура! Что за вымысел, форма, линии ансамбля!

Не хотелось покидать нам Верону, а московская Ордынка призывала домой, и мы, не останавливаясь на пути, проехали итальянскую границу, Вену, и в начале ноября были в Москве. Это и было мое последнее путешествие в чужие края. Мечта побывать в Испании, в Англии, в Северных странах осуществиться не могла.

Примечания

Печатается впервые по машинописной копии, принадлежащей В. М. Титовой.

1. В 1902 г. М. В. Нестеров вступил во второй брак с Е. П. Васильевой.

2. Название краски - "земля Сиенны" (итал.).

3. Одной из картин был "Вечерний звон" (1909), ныне находящийся в Кировской картинной галлерее, другой - "Мечтатели" (1903).

4. Имеется в виду Марфо-Мариинская обитель.

5. Имеется в виду картина П. Веронезе "Пир в доме Левия".