Предисловие

Однажды в Болшеве, в августе 1940 года, биограф Нестерова, Сергей Николаевич Дурылин, попросил художника рассказать о его дяде, Александре Ивановиче Нестерове, сосланном в Сибирь по «политическому делу». Дело было не столь значительным. В уфимской тюрьме за бунт на одном из уральских заводов сидело много рабочих. Они передали Александру Ивановичу прошение на высочайшее имя о помиловании. Дядя, человек редкой доброты и отзывчивости, приехав в Петербург, сумел вручить это прошение наследнику-цесаревичу Александру Николаевичу — будущему царю Александру II. За что и поплатился долгой ссылкой в Сибирь.

Согласившись рассказать Дурылину эту историю, Нестеров заметил, что она ничего не значит для его биографии, и прибавил: «Я — сам по себе». Слова эти весьма характерны для художника. Они во многом определяют его путь в искусстве, своего рода необычность и исключительность этого пути.

Жизнь Нестерова была долгой и отличалась истинным долголетием творчества. За это время история России, а вместе с нею и русское искусство претерпели множество перемен. Менялось и творчество Нестерова, но всегда оказывалось самобытным. Хотя художник был членом Товарищества передвижников, а потом искал поддержки у «Мира искусства», он не нашел прочных творческих контактов с этими объединениями. Работы его чаще находили противников, чем почитателей в художественной среде.

Искусство Нестерова в дореволюционный период, казалось бы верное одной теме, поражает разнообразием творческих возможностей. Известный всем как мастер религиозных росписей, мастер картин, повествующих о нравственных поисках вдали от мирской суеты, он стал одним из вдохновенных и тонких художников русской природы и великолепным портретистом. Именно умение увидеть человека и передать его внутренний мир позволило Нестерову после Великой Октябрьской социалистической революции стать создателем портретов людей, без которых трудно себе представить развитие советской науки и культуры, — И.П. Павлова, А.Н. Северцова, И.Д. Шадра, В.И. Мухиной. Он не занимался преподавательской деятельностью, часто отказывался от предложений, связанных с нею, но крайне интересовался вопросами художественного образования молодежи, о чем свидетельствуют его письма и статьи. Человек большого литературного дарования, Нестеров много работал над своими воспоминаниями и был удостоен в конце жизни звания почетного члена Союза писателей СССР за книгу «Давние дни».

Нестеров почти не изменял своим привычкам и привязанностям. Большая проницательность не позволяла ему быть слишком общительным с людьми, но если он их избирал своими друзьями, то это оставалось на всю жизнь. Его интуиция подкреплялась умом и остротой видения, скорее даже видения писателя, чем живописца. Мнения его о людях, событиях были всегда мудрыми и точными, ему было присуще восприятие главного в человеке. И в отношении к людям и в отношении к искусству Нестеров оставался верен своим внутренним нравственным принципам, он всегда был «сам по себе», иными словами — верен самому себе.