Глава I

Уфа, где в 1862 году (19 мая по старому стилю) родился Михаил Васильевич Нестеров, была в то время одним из крупных губернских городов России. Купечество составляло основную силу в городе. К этому сословию принадлежала и семья Нестеровых. Род Нестеровых происходил из новгородских крестьян. Позднее они переселились на Урал, где оказались крепостными Демидовых — владельцев знаменитых заводов.

Дед художника, Иван Андреевич, — «вольноотпущенный дворовый человек Демидовых», был весьма одарен природой. Получив вольную, родители Ивана Андреевича отдали его в Уральскую семинарию. Впоследствии, записавшись в купеческую гильдию, он занимался торговлей и в течение двадцати лет оставался уфимским городским головой. Жил широко, хлебосольно. В доме деда устраивались любительские спектакли — «Ревизор», «Смерть купца Иголкина».

Отец Нестерова, Василий Иванович, торговал мануфактурными и галантерейными товарами, а позднее стал одним из инициаторов создания общественного городского банка. Василий Иванович, человек умный, своеобразный, оригинальный, в городе был заметен, пользовался большим уважением и почетом.

Мать художника, Мария Михайловна, происходила из елецкой купеческой семьи Ростовцевых, богатых торговцев пшеницей. Василий Иванович женился на ней вдовым, однако сама Мария Михайловна была к тому времени уже не первой молодости и разница в годах между супругами составляла всего лишь шесть лет. Умная, с властным, непреклонным характером, замечательная хозяйка, искусная рукодельница, Мария Михайловна главенствовала в доме. Она была олицетворением тех качеств, которые сын сумел оценить по достоинству лишь спустя много лет. «Мне казалось, — писал Нестеров в 1923 году С.Н. Дурылину, — да и теперь кажется, что никто и никогда так не слушал и не понимал моих юношеских молодых мечтаний, опасений, планов, как она, хотя необразованная, но такая чуткая, жившая всецело мной и во мне...».

У Василия Ивановича и Марии Михайловны родилось двенадцать детей. Но в живых осталось только двое. Михаил был десятым ребенком. Старше его на четыре года была сестра Александра. Характеры их были весьма различны, и в детстве Нестеров не испытывал к ней той дружбы, которая впоследствии так тесно связала их.

Быт семейства отличался патриархальностью, твердым следованием устоям, религиозностью. Особенно в доме почитались святые угодники Сергий Радонежский и Тихон Задонский.

Жили Нестеровы довольно скромно, тихо. Однако по большим праздникам — на пасху, рождество — в доме бывало много народу, как правило из купечества. Отец ездил с визитами, а мать, нарядно одетая, принимала гостей.

Мальчик не имел сверстников в семье. «Душа моя, характер, — писал Нестеров спустя много лет С.Н. Дурылину, — слагались как-то сами по себе, без особых влияний. Я нащупывал сам то, что было нужно».

Еще в конце 1890-х годов Нестеров стал писать воспоминания о своем детстве. Его самые первые детские впечатления — это яркая нарядность праздников и переменчивая красота природы, с ее сменой времен года и особой неповторимой радостью каждого из них, с их таинственной заманчивостью, чудесностью, сказочной привлекательностью.

Мальчик любил народные гуляния на пасху, масленичные балаганы и катания, ярмарки с их красочной пестротой. На ярмарках продавались книжки, лубочные картинки. Особую радость доставляли игрушки, привозимые отцом в дни праздников.

Очень любил мальчик прогулки, особенно весной, когда зацветала черемуха и они с сестрой вместе с матерью, захватив кулечки с провизией, на тарантасе уезжали на целый день на левую, луговую сторону реки Белой. Любил он и летнюю пору с ее привычными домашними хлопотами — заготовкой ягод, варкой варенья, — и осеннюю, когда во дворе на зиму рубили капусту.

Нестеров уже в детстве обладал редкостной фантазией и удивительным умением вообразить себе несуществующее событие.

Восьми-девяти лет мальчик впервые попал в настоящий театр. Давали «Парашу-сибирячку» Н.А. Полевого. Трогательное горе одинокой девушки, «настоящий» еловый лес, глубокий снег — все казалось «более действительным, чем сама действительность». Бывал в Уфе и заезжий цирк «всемирно известной итальянской труппы» акробатов — братьев Валери. Дети сидели очарованные, а потом в сарае устраивали свои собственные представления, пока мать не изъяла из домашней труппы одного из участников — толстого и неуклюжего щенка Шарика, нервы которого не выдерживали акробатических номеров.

Родители стали поговаривать, что купца из их сына не выйдет. За прилавком, когда его иногда туда ставили, оказывался ненаходчивым, непонятливым, чувствовал себя чужим и ненужным, умел продавать лишь соски и фольгу для икон. Решено было определить наследника в гимназию, куда осенью 1872 года Михаил и был принят. Учился он плохо. Чувствовал влечение лишь к учителю рисования и чистописания — Василию Петровичу Травкину, человеку артистической наружности и явному неудачнику. Травкин поправлял рисунки своего ученика и как-то пригласил его домой. Вместе сделали с акварели рисунок мокрой тушью какого-то замка, который был поднесен отцу в день именин.

В гимназии Нестеров пробыл только два года — родители убедились, что пользы в его пребывании там мало, и решили отвезти сына в Москву — «отдать в чужие руки, чтобы не баловался». Отец хотел пристроить сына в Императорское техническое училище.

Двенадцатилетнего мальчика родители увозят в Москву. Железной дороги тогда еще не было, но к 70-м годам по реке Белой установилось постоянное пароходное сообщение, связавшее Уфу с Волгой. В Нижнем в то время, когда семейство туда прибыло, открылась ярмарка, поразившая детское воображение будущего художника, заставившая забыть о разлуке с родным домом. В Москве Нестеровы остановились на Никольской, в Шереметевском подворье, — там обычно останавливалось провинциальное купечество. Побывали в Кремле, гуляли по Кузнецкому мосту. Училище помещалось в Лефортовском дворце, что близ Яузы (теперь там Центральный государственный военно-исторический архив). Нестеров выдержал экзамены только по закону божьему, рисованию и чистописанию, к остальному он не имел интереса и провалился. Отцу посоветовали определить сына на год в реальное училище К.П. Воскресенского, имевшее очень хорошую репутацию. Помещалось оно на Мясницкой улице, поблизости от Орликова переулка. Но и там мальчик учился весьма посредственно, особенно по арифметике. Однако уже в эти годы он проявляет склонность к русскому языку, географии, истории. В следующий класс он перешел с трудом, и о Техническом училище родители уже не мечтали.

На второй год своего обучения в училище Воскресенского Нестеров стал делать заметные успехи в рисовании. Его учитель по этому предмету — Александр Петрович Драбов, — «тихий, как бы запуганный человек», явно начал интересоваться способным мальчиком и уже подумывал познакомить его с красками. Вскоре Нестеров становится «местной известностью» и своими отчаянными шалостями (за что его прозвали Пугачевым) и своими способностями к рисованию.

Однажды на одном из уроков вместе с Константином Павловичем Воскресенским появился тогдашний инспектор Московского Училища живописи, ваяния и зодчества, известный жанрист Константин Александрович Трутовский, сын которого учился в одном классе с Нестеровым. Трутовский посмотрел его рисунки, похвалил, посоветовал больше и усерднее работать. И вот на пасху 1877 года Воскресенский отправил Нестерова в сопровождении воспитателя Н.И. Мочарского, любителя художеств, на только что открывшуюся 5-ю Передвижную выставку.

Это был незабываемый день. «Я впервые был на выставке, — вспоминал впоследствии художник, — да еще на какой — лучшей в те времена. Совершенно я растерялся, был восхищен до истомы, до какого-то забвения всего живущего знаменитой «Украинской ночью» Куинджи»¹.

На 5-й выставке Товарищества было немало интересных работ: «Семейный раздел» В.М. Максимова, «Опахивание» Г.Г. Мясоедова, тоже понравившееся Нестерову, «С квартиры на квартиру» В.М. Васнецова, портреты И.Н. Крамского и Н.Н. Ге, пейзажи И.И. Шишкина и М.К. Клодта.

Впечатления были настолько сильны, что все другое уходило на дальний план. С равнодушием были встречены экзамены, даже долгожданный переход в следующий класс не доставил особой радости.

Училище пустело, многие разъехались на каникулы. Однажды Нестерова позвали к Воскресенскому. В приемной сидел отец. И к удивлению незадачливого ученика, ему было объявлено, что его решили отдать в Училище живописи, ваяния и зодчества.

Радость была столь неожиданной, что Нестеров тут же обещал и прилежно учиться и не шалить больше. Ему было только пятнадцать лет — он еще не знал, сколько усилий придется затратить, чтобы стать настоящим художником.

Примечания

1. Нестеров М.В. Давние дни. М., 1959, с. 37.