Введение

В предлагаемой работе автору хотелось продолжить изучение художественной жизни России конца XIX — начала XX века. Как и прежде, основным предметом анализа здесь была избрана сфера «диалога» между искусством и его современниками, сфера общественного бытования живописи и других видов пластического творчества. Главное внимание в книге сосредоточено на рубеже 1900—1910-х годов, то есть на периоде, непосредственно шедшем за эпохой, рассмотренной в двух предыдущих частях исследования¹. Конечная хронологическая граница взятого отрезка времени — начало первой мировой войны — в значительной мере оказалась предопределенной спецификой изучаемого предмета. Разразившиеся летом 1914 года военные события не остановили тех глубоких социально-исторических процессов, которые происходили в России в предоктябрьское десятилетие. Однако по вполне понятным причинам они внесли решительные перемены в самые различные стороны русского культурного быта, вторгнувшись и в жизненные судьбы многих художников, и в хронику всей художественной жизни России².

Изучаемый период являет исследователю необычайно сложное переплетение эстетических и социологических проблем. Поражение первой русской революции 1905—1907 годов породило глубокий кризис в духовной жизни России конца 1900-х годов. Кризис этот в полной мере испытала на себе и художественная культура тех лет. Более того, в известном смысле художественное сознание стало его средоточием, остро реагируя на болезненно-тревожное социальное самочувствие личности и подчас теряя главную опору своего существования — веру в человеческие ценности, в общественный идеал. Однако уже в самом начале 1910-х годов становятся явственными признаки нового революционного подъема — обстоятельство, на которое неоднократно обращал внимание В.И. Ленин, характеризуя складывающуюся в стране политическую ситуацию. Происходившие перемены в разной мере сказались и на тенденциях развития искусства и на событиях культурной хроники.

Таким образом, изучаемые годы отмечены существенным рубежом в историческом развитии России предоктябрьского десятилетия. Говоря об этом рубеже (последующие главы книги позволят показать конкретные формы его выявления в художественной жизни), памятуя о нем при характеристике духовного бытия эпохи, не надо вместе с тем превращать его лишь в резкую пограничную черту; одна из самых больших трудностей, стоящих перед исследователем русской культуры конца 1900-х — начала 1910-х годов, в том, вероятно, и состоит, чтобы раскрыть диалектические взаимосвязи между отдельными этапами, взаимосвязи, определявшиеся ведущими социально-историческими тенденциями эпохи.

Эти ведущие тенденции предоктябрьского десятилетия, как известно, непосредственно восходили к первой революции в России, ознаменовавшей начало нового исторического периода. В книгу включена глава, уже публиковавшаяся в предшествующей части исследования. Основная задача этой главы — показать этапное значение революционных событий 1905—1907 годов для общественно-художественного самосознания русского общества.

В культурной хронике рубежа 1900—1910-х годов легко обнаружить многие черты, роднящие ее с русской художественной жизнью рубежа двух столетий. Как и прежде, на первом плане оказывается усиленная выставочная деятельность различных объединений и группировок, теперь еще более многочисленных и еще более непримиримо друг к другу настроенных. Как и раньше, действительные причины этой взаимной неприязни совсем не всегда совпадали с теми, о которых в устной или печатной форме публично заявляли враждующие стороны, — ожесточенная словесная полемика подчас была лишь «шумовым фоном», скрывающим глубокие сложности и противоречия художественного процесса.

Художественные события рассматриваемого времени устанавливают его преемственную связь с предшествующим периодом и в более прямом смысле — в них, в этих событиях, прослеживается дальнейшая общественная и творческая судьба ряда крупнейших объединений, возникших на рубеже веков и продолжающих теперь прямо или косвенно сильно влиять на всю структуру художественной жизни России, на серьезную идейную борьбу в искусстве той поры. Развернувшаяся как раз в эти годы полемика вокруг выставок Союза русских художников, приведшая к серьезной перегруппировке творческих сил, — самый наглядный тому пример.

Изучаемому этапу были свойственны и важные отличительные особенности. Два ряда фактов в летописи художественной жизни тех лет должны быть отмечены здесь прежде всего. Первый из них документирует значительную общественную активизацию «левых» направлений в искусстве. Можно сказать даже решительнее: он свидетельствует о том, что именно в эти годы идет процесс оформления пластического «авангарда» (воспользуемся этим условным и позже возникшим словосочетанием за неимением более адекватного научного определения) не только в художественный, но и в социальный феномен эпохи. Выставки «левых» учащали темп и ритм художественной жизни. Но они же демонстративно нарушали ее традиционные формы, открыто превращая ее в арену полемически-наступательных общественных акций. Постоянная склонность представителей «авангарда» к громким словесным декларациям, к публичным манифестациям своего творческого кредо еще более усиливала специфическую окраску русского культурного быта тех лет.

Не менее последовательным и характерным для эпохи был и другой, с первого взгляда прямо противоположный по своему смыслу ряд фактов и событий, говоривших о повышенном внимании к историческому прошлому русской культуры, к художественным традициям, к завершенным формам пластического мышления и устоявшимся эстетическим идеалам. Количество выставок, специальных изданий, научных публикаций, отражавших именно эту сторону художественных пристрастий того времени, возможно, даже превосходило число соответствующих вещественных свидетельств «левого» движения в изобразительном творчестве. Подобные ретроспективные интересы тоже восходили к рубежу веков, к позиции журнала «Мир искусства», к «мирискусническим» увлечениям стариной. Однако в годы, о которых пойдет речь в книге, эти увлечения сильно трансформировались — от поэтического переживания прошедших эпох они все больше склонялись к стремлению воссоздать жизнепонимание исторического прошлого.

Обе эти тенденции в русской художественной жизни конца 1900-х — начала 1910-х годов — и та, что была связана с общественным самоопределением художественного «авангарда», и другая, воплощавшая собою иную ориентацию времени в культурном процессе, опирающуюся на прошлый исторический и духовный опыт России, — обе они, как мы увидим в дальнейшем, вполне отчетливо осознавались современниками в качестве характерных примет и социальной психологии и творческого сознания той поры. Для теперешнего исследователя главная проблема заключается поэтому совсем не в том, чтобы распознать их и констатировать их сосуществование, — для решения такой задачи достаточно самого беглого взгляда на эпоху. Не менее просто продемонстрировать их полярный смысл на уровне образно-пластических, стилевых направлений искусства тех лет. Труднее, но, на наш взгляд, и плодотворнее подойти к этому сочетанию как к одному из определяющих структурных свойств русской художественной культуры в период между первой русской революцией и мировой войной.

Плодотворнее, — потому что такая исследовательская позиция позволяет лучше понять и судьбы реализма, и те различные способы мифотворчества, с которыми мы встречаемся в пространственных искусствах той поры, в особенности в архитектуре и живописи. Подробнее обо всем этом пойдет речь в соответствующих главах книги. Здесь хочется отметить лишь одно. В различных, подчас усложненных видах художественного преображения действительности, свойственных пластической системе рубежа двух десятилетий, обычно просматривается предельно обостренное и социально окрашенное восприятие этой действительности в категориях времени — от чисто физического до воплощенного в историческом ходе событий. Эти особенности художественного мироощущения эпохи, способствуя развитию отмеченных тенденций русской художественной жизни, вместе с тем стягивали их в односложное и противоречивое целое, в котором национальное самосознание России пыталось найти ответ на вопрос о судьбах своей культуры. Два жизненных символа, два исторических понятия — «вчера» и «завтра» — явно доминировали над «сегодня» и определяли собою границы того временного диапазона, в котором происходило противоборство различных идейных концепций и творческих сил. Здесь взаимодействовали и сталкивались друг с другом социально-культурные утопии символистов, «пророческий» ригоризм «левых», эстетически-стабилизирующие взгляды поклонников «аполлонического» культа, «национальный» ретроспективизм сторонников «уходящей Руси». Сделать попытку разобраться в некоторых сторонах этой необычайно сложной историко-культурной ситуации, опираясь на факты художественной жизни, — таково было намерение автора предлагаемой работы.

Как и предыдущие части исследования, книга эта не есть систематическая история художественной жизни России изучаемого периода. Многое из того, что происходило тогда и в самом искусстве, и в различных сферах русского культурного быта, осталось за ее пределами. Восполнить общую картину должна в какой-то степени прилагаемая «Краткая летопись художественной жизни».

Автору хотелось в полной мере использовать те очень важные результаты, которые достигнуты нашей наукой, особенно в последние пятнадцать — двадцать лет, в изучении русской художественной культуры начала XX века³. И, само собой разумеется, он стремился учесть все замечания, содержавшиеся в устных и печатных откликах на предшествующие выпуски его работы. Не менее добросовестно и с чувством искренней благодарности он прислушивался ко всем тем соображениям, которые высказывались его ближайшими коллегами во время обсуждения этой рукописи.

Примечания

1. Художественная жизнь России на рубеже XIX—XX веков. М., 197D; Художественная жизнь России начала XX века. М., 1976. Немецкое издание: Das Kunstleben Russlands an der Jahrhundertwende. Dresden, 1976; Das Kunstleben Russlands zu Beginn des zwanzigsten Jahrhunderts. Dresden, 1980.

2. Завершающий период истории русской дореволюционной художественной жизни — наполненное политическими и социальными событиями время между февралем и октябрем 1917 года — период крайне существенный и многозначительный, недавно получил в нашей литературе серьезную, основательную характеристику. См.: Лапшин В.П. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году. М., 1983.

3. Даже простая библиографическая справка, учитывающая подобного рода литературоведческие, искусствоведческие, театроведческие, музыковедческие труды, заняла бы здесь слишком много места. Отсылая поэтому читателя к соответствующим библиографическим примечаниям к тексту, назовем здесь лишь один коллективный труд, специально посвященный этой теме, — Русская художественная культура конца XIX — начала XX века. Кн. 1—4. М., 1968—1980.