Первые жанровые картины

В начале своего творческого пути Виктор Васнецов был захвачен общими устремлениями всех жанристов, хотя его отношения с Товариществом передвижников складывались непросто.

В 1873 году Васнецов на постоянной выставке Общества поощрения художников представил свою первую жанровую картину «Нищие-певцы (Богомальцы)», которую начал писать еще в Рябове.

По замыслу эта работа была похожа на то, что делали в те годы многие художники-жанристы — Мясоедов, Клодт и др. Сюжет ее предельно прост: у ограды монастыря собралась толпа богомольцев, чтобы послушать нищих певцов — слепых старика и юношу, которые, усевшись на землю, поют какую-то протяжную, жалобную песню. И.Е. Репин, увидев эту работу на выставке, в письме о работе своего друга отозвался так: «Картинка его очень свежа по колориту (у нас редкость) и сильная вещица в общем». В одном из журналов появилась рецензия, в которой отмечалась способность Васнецова «схватывать народные типы».

После образования Товарищества передвижников Васнецов внимательно следил за его деятельностью. Согласно Уставу, в передвижных выставках, помимо избранных членов Товарищества, могли участвовать экспоненты — художники, примкнувшие к объединению. На 3-й передвижной выставке 1874 года Васнецов экспонировал свою картину «Чаепитие в трактире», однако членом Товарищества стать не торопится.

В январе 1874 года он пишет И.Е. Репину письмо в Париж, в котором отговаривает его от вступления в Товарищество, потому что, как ему стало известно, среди передвижников «начинается какая-то рознь»: «Крупные общинцы желают весить непременно пудов сотню и никак не могут отстать от привычки управлять хоть чем-нибудь. Самый завзятый в этом отношении разжигатель Боголюбов. Он, как видно, тянет в Общество всякую ничтожную нечисть с желанием составить себе партию. Москва рознит тоже, тянет в свою сторону. Самый честный, простой человек, Мясоедов, едет за границу, да его едва ли не оттирают от управления. Крамской балансирует и отпускает разноцветные пузыри во имя тонкой политики. Все это, может быть, соображения ничего не значащие и следствие болезни печени и ипохондрии, и Общество будет благополучно расти и размножаться. Но пообождать все-таки не мешает, пущай окрепнет. Не мешает знать, что у Общества есть враг — Академия, которая издала бумагу, запрещающую профессорам и пенсионерам ставить свои картины на сторону. Бумага эта, кажется, не прошла, но и появление ее уже многое означает. Борьба хороша тогда, когда знаешь, за что борешься. А то вдруг окажется, что боролся за династию какого-нибудь Боголюбова и ему подобных. Боголюбов примкнул к Обществу только ради борьбы с Академией».

Товарищество передвижников тогда переживало нелегкие времена становления. В правлении товарищества приходилось решать сложные вопросы взаимоотношения с Академий художеств, как принимать в Товарищество новых членов и т. д. Естественно, не обходилось и без горячих споров, противоречий, разногласий. Особенно сложным был вопрос взаимоотношений передвижников и Академии художеств. Сейчас, спустя много лет, они представляются совершенными антагонистами. На самом же деле все было куда сложнее.

Многие художники-передвижники были воспитанниками Академии, даже получали право на пенсионерскую поездку за границу. После «Бунта 14-ти» Академия опасалась утратить свои позиции в обществе, потерять свой общественный статус. Пользуясь поддержкой официальных художественных кругов, академизм старался укреплять свои позиции в выставочной жизни Москвы и особенно — Петербурга. В Академии художеств понимали, что если «академисты» не станут искать компромисса с деятельностью набиравшего силу Товарищества передвижников, то окажутся изолированными, потеряют связь со зрителями. Как это ни парадоксально, но первые четыре выставки Товарищества проходили в стенах Академии художеств. В конце 1873 — начале 1874 года Академия предложила передвижникам проводить совместные выставки, но Товарищество ответило отказом. После этого Академия художеств запретила передвижникам экспонировать картины в своих залах. В 1875 году Академия создала свою собственную организацию — «Общество выставок художественных произведений и даже пыталась запретить своим пенсионерам участвовать в выставках Товарищества.

Итак, 21 января 1874 года открылась 3-я передвижная выставка, и Васнецов выставил на ней картину «Чаепитие в трактире».

...Грязная, бедная, «бесприютная» комната трактира... Уставшие мужики собрались вокруг стола с самоваром. Васнецов показывает самые разные типы крестьян — от пожилых и сгорбленных до молодых, еще бодрых и сильных. На лицах у всех застыло выражение страдания и какой-то вечной, «вековой» печали. Слева от дверей примостился худой, изможденный человек, явно не крестьянин, из разночинцев. Он отгородился от всех, погрузившись в свои невеселые думы.

Картина публике понравилась, люди подолгу стояли возле нее, пытаясь угадать, о чем думают эти простые люди, что тяготит их. Пресса была довольно благожелательна к молодому художнику. В газете «Голос» критик писал: «Как типист Васнецов, бесспорно, будет одним из лучших русских художников. Типы его оригинальны, разнообразны; в них нет карикатурности или утрировки... Такие художники, как Васнецов, незаменимы были бы в этнографическом отношении. Обладая замечательными достоинствами в рисунке пером, обладая в то же время уменьем подмечать и схватывать тип во всей его оригинальности и полноте, Васнецов оказал бы, разъезжая по России, несомненные услуги этнографии. Картины его из жизни и быта народа приобрели бы, нам кажется, громадный успех..».

Крамской, который всегда вдумчиво и вдохновенно анализировал работы своих коллег, также отмечал умение Васнецова схватывать крестьянские типы: «Я знаю многих художников, изображающих мужичков, и хорошо даже, но ни один из них не мог никогда сделать даже приблизительно так, как Репин. Разве у Васнецова еще есть эта сторона».

Вскоре в одном из писем Крамской, размышляя о новых силах в русском искусстве напишет: «На кого обратить надежды? Разумеется, на молодое, свежее, начинающее. <... Остается наше ясное солнышко, Виктор Михайлович Васнецов. За него я готов поручиться, если вообще позволительна порука. В нем бьется особая струнка; жаль, что нежен очень характером, ухода и поливки требует».

Умница Крамской раньше всех понял своеобразие Васнецова, словно угадал заложенные в нем силы, хотя художник в те годы еще никак не проявил своего особого «поэтического» дарования.

В Петербурге Васнецов жил вместе с братом. Под руководством старшего брата Аполлинарий много рисовал, а летом 1875 года уехал в Вятку, где собирался сдавать экзамены на аттестат зрелости, чтобы затем вернуться и поступить в Академию художеств.

Однако в Вятке Аполлинарий оказался вовлеченным в народническое движение. «Хождение в народ» — когда представители городской разночинской интеллигенции устремлялись в деревню, чтобы стать пропагандистами и убеждать народ в необходимости восстания, освобождения их от тяжелой доли — приобретало популярность, особенно у молодежи. Ширилось движение различных организаций — «Земля и воля», «Черный передел», «Народная воля», — выступавших за свержение самодержавия, за террор против властей, за передачу земли народу путем крестьянской революции.

Виктор Васнецов был встревожен судьбой младшего брата, который «круто повернул руль жизни» и решил не поступать в Академию художеств. Сдав экзамен на сельского учителя, Аполлинарий уехал учительствовать в деревню. В письме старшему брату он писал: «Я, ты, все мы... должники... общества, но не всего. Я считаю себя должником тому, кто в осенний дождь, в ветер, пронизывающий до костей, в холод, когда застывает кровь в жилах, заносимый снегом в степях, везет свой хлеб другим, добытый потом и кровью; тому, кто живет в тесной лачуге с разъедающим глаза воздухом; тому, кто в страшный зной тупо работает в поле; тому, кто целое лето, почти не отдыхая, пашет, косит, боронит...».

Сохранились письма В. Васнецова к брату, где он сердился, уговаривал того вернуться в Петербург, учиться на художника, ибо верил, что это и есть настоящее его призвание. Аполлинарий Васнецов позже вспоминал, что он «защищался с жаром увлекающегося юноши, очертя голову летевшего в пропасть».

Помимо занятий искусством, Виктор Васнецов много общался со своими друзьями-художниками. Особенно часто они собирались в просторной мастерской Репина у Калинкина моста. Приходила масса народу, много спорили, обсуждали последние литературные новинки, последние политические события... Во время таких собраний всегда очень много рисовали с натуры. Натурщиками по очереди становились сами художники — пейзажист Н.Н. Дубовской, жанрист К.К. Савицкий и другие.

А как весело было у Репиных на Рождество! Хозяин устраивал костюмированные вечера и сам весело отплясывал с гостями народный украинский танец — гопак.

Знаменитый химик Дмитрий Иванович Менделеев, который, как и его жена, увлекался искусством, устраивал свои «среды». Вокруг большого чайного стола у Менделеевых собирались художники Крамской, Куинджи, Кузнецов, Маковский, Мясоедов, Репин, Савицкий, Суриков, Ярошенко — весь будущий «цвет» русского искусства. И опять начинались бесконечные споры, обмен мнениями, размышления, смех, шутки...

Большинство из этих художников в те годы были еще очень молоды, поэтому на таких встречах балагурство, веселье царило... Васнецов рассказывал, как на одной такой встрече в мастерской художника Лемоха даже самый строгий и серьезный Крамской «сбрасывал маску» и становился озорным ребенком: во время игры в прятки «с таким серьезным видом прятался по квартирным закоулкам, словно от этого зависело спасение его жизни».

Васнецов вспоминал и об интересных и волнующих «четвергах» у Н.Н. Ге в его квартире на 7-й линии Васильевского острова. Николай Николаевич был гораздо старше Васнецова и его друзей. На 1-й передвижной выставке в 1871 году «прогремела» его картина «Петр I допрашивает сына Алексея в Петергофе». Осмысление русской истории, размышления над путями развития России — все это волновало Ге и его молодых друзей. По складу души он был «проповедником» — можно себе представить, с каким восторженным интересом слушал его молодой Васнецов!