Глава XII

Спустя три года пути у Нестерова разошлись не только с Горьким. Во многом причиной тому было появление давно задуманной картины «Святая Русь». Одним из крупных произведений, написанных в конце 90-х годов, Нестеров считал своего «Димитрия царевича», однако понимал его частный характер.

«Димитрий царевич», — писал Нестеров Турыгину 12 декабря 1898 года, — не есть то слово, которое я знаю. То, даст бог, впереди, через год, два»¹. Это новое слово он мечтал сказать в своей картине, впоследствии получившей название «Святая Русь».

Жизнь художника в те годы известным образом изменилась, что сказывалось и на его восприятии окружающего. Он не работал, как прежде, от выставки до выставки, мечтая только о том, чтобы его вещи попали на них. Он был признанным мастером, писал образа для российской знати и расписывал храм в Абастумане для царской фамилии. Нестеров часто разъезжал, встречался со многими людьми, был в постоянных хлопотах и заботах. Читая его письма, а писал он их всегда очень много и часто, приходится только поражаться насыщенности его жизни, разнообразию и активности его интересов. Уезжая в Абастуман или Уфу, он занят тем, что происходит в Петербурге или Москве, и просит Турыгина ему сообщать обо всем.

Жизнь Нестерова не была спокойной. Многие силы его души поглощали заботы о дочери Ольге, учившейся в киевском институте, о ее здоровье. В те же годы художника постигает утрата: незадолго до окончания росписей в Абастумане умирает в возрасте восьмидесяти шести лет Василий Иванович Нестеров — отец художника. Василий Иванович скончался тихо и одиноко, дочь Александра Васильевна в то время ездила за своей племянницей, а Нестеров тем более не предвидел кончины отца.

Главным в жизни Нестерова тех лет — первых лет нового века — была работа над «Святой Русью». Эскизы к картине художник начал делать весной 1900 года еще в Киеве, когда работал над образами для церкви Петра Митрополита в Новой Чартории. В то время он еще надеялся года через два завершить «Святую Русь». Однако жизнь нарушила его планы. В ноябре 1900 года Нестеров писал А.М. Васнецову: «Я занят образами, пишу их много, и картины пока остаются в намерениях». Абастуман сильно отвлекал его.

В марте 1901 года художник сделал к «Святой Руси» несколько этюдов на снегу, видимо, тогда он окончательно остановился на варианте, изображающем действие среди зимнего пейзажа. А в апреле 1901 года Нестеров уже сомневался в возможности продолжать работу. Он пишет Турыгину: «Удастся ли мне побывать в Соловках? Это освежило бы мою душу, запакощенную заказами. Есть слух, что летом в Абастуман собираются в[ысочай]шие, не вздумали бы меня потянуть! Лето надо отвоевать, зимою пописать картину, ну, а там хоть в «пекло»².

В самом начале лета 1901 года Нестеров жил в Гефсиманском скиту, около Троице-Сергиевой лавры, или же в Хотьковской обители, упорно писал этюды к своей картине. «Два года жизни, — сообщает он в то время Турыгину из Хотькова, — два года хотя бы относительного здоровья и силы, думаю, достаточно, чтобы спеть свою лебединую песню». До половины этюдов было уже собрано. Но свободного времени до осени, до Абастумана, оставалось не так уже много — всего полтора месяца. Он намеревался съездить на Соловки, а потом поработать над этюдами в Уфе.

В начале июля вместе с художником А.И. Чирковым он уезжает в Соловецкий монастырь. Сначала прибыли в Архангельск, а затем на пароходе «Св. Николай» вместе со множеством богомольцев по Двине вышли в море.

Соловецкие острова, расположенные в Белом море, у входа в Онежскую губу, отличались суровым климатом, холодным и влажным. Среди холмистых островов, покрытых лесом, мелькали небольшие церкви. Самый крупный из островов был Соловецкий. На нем и находился монастырь, один из знаменитых в России, основанный еще в первой половине XV века. В представлении многих этот монастырь был связан с расколом, с оппозицией официальной власти, с местом ссылки ее противников. Нестеров и прежде в своем воображении художника представлял трудный и суровый уклад жизни обитателей монастыря. Теперь художник воочию убедился в этом, найдя для себя много интересного и своеобразного. Но ему казалось, что все это он как бы видел когда-то во сне и передал в своих первых картинах, что тип соловецкого монаха жил в его представлениях, и он считал, что предугадал этот тип в «Пустыннике».

Художник пробыл недолго на Соловках. Жизнь там была трудной, особенно тяжелы были общая трапеза и неудобное помещение. К тому же в монастыре можно было жить «без дела» ограниченное время. Он не желал официально представляться монастырским верхам, предпочитая удобствам жизни возможность видеть и наблюдать все, предпочитая быть обычным художником, а не важным гостем. Вместе с Чирковым они осмотрели скиты соловецкой обители — Анзерский, Рапирной горы и прочие.

Нестеров был удовлетворен поездкой, сделал для картины несколько этюдов и считал, что они помогут выразить ее основную мысль. Писал Нестеров больше белыми ночами, среди тихого безмолвия природы. Писал он и монахов, и пейзажи, и виды обители. Многие из этюдов вошли потом и в другие картины.

Упорная работа над «Святой Русью» началась в ноябре 1901 года. Художник настойчиво, целыми днями простаивал у картины. В письмах к А.М. Горькому (в то время их отношения были весьма дружескими) от 17 ноября 1901 года Нестеров определяет уже основную тему картины: «...люди, измученные печалью, страстями и грехом, с наивным упованием ищут забвения в божественной «поэзии христианства». Вот тема моей картины»³.

Нестеров был удовлетворен отдельными образами, однако главное он считал еще не написанным. Этим главным для него в то время являлась фигура Христа. И этюды еще не все были написаны. Из двадцати фигур не хватало пяти. «Жду конца января, — сообщал он Средину, — когда поеду снова на север, под Москву, и допишу то, что недостает, и тогда надеюсь еще поработать с месяц над картиной, а потом, потом Абастуман — образа, много, очень много образов, но мало искренности и мало утешения душевного.

Тою частью картины, которая выяснилась, я, пожалуй, доволен, — будто есть живые люди, и нет того, чего я так страшно не люблю — нет пошлости, нет этой суеты людской, у художников часто выражающейся в каких-то праздных, пустых цветах, в противно развязных тонах. Что касается «темы», то она по сей день остается «на моей совести». Я думаю, что несмотря ни на что я буду себя в ее выборе, а главное, в подходе к ней, ее трактовке, считать правым, как считаю правым, написав «Димитрия царевича», «Чудо» и все те картины, которые забраковало большинство <...>»⁴.

В середине апреля 1902 года картина была вчерне окончена и показывалась знакомым. Весьма любопытно, что только в то время (хотя с момента первых эскизов прошло ровно два года — они были начаты в апреле 1900 года) Нестеров сообщает Турыгину о названии картины и дает ее описание. Это описание картины о характере ее настроения и его определении самим художником весьма разнится с окончательным результатом.

«Картина, — писал он, — вероятно, будет называться «Святая Русь» (Мистерия). Среди зимнего северного пейзажа притаился монастырь. К нему идут-бредут и стар, и млад со всей земли. Тут всяческие «калеки», люди, ищущие своего бога, искатели идеала, которыми полна наша «святая Русь».

Навстречу толпе, стоящей у ворот монастыря, выходит светлый, благой и добрый Христос с предстоящими ему святителями Николаем, Сергием и Георгием (народные святые). Вот вкратце тема моей картины, которая нравится, в которой есть живые места, но надо ее достойно кончить»⁵.

Работа над «Святой Русью» заняла, правда с перерывами, около пяти лет. Но дело заключалось не только в длительности осуществления замысла, что вполне можно объяснить занятостью Нестерова росписями в Абастумане. В своей картине (и это постоянно звучит в его письмах) художник пытался подвести итог «своим лучшим помыслам, лучшей части самого себя».

Само обращение к подобной теме, интересной и значительной по своему характеру, выражающей представления обобщающего свойства, было совершенно необычайно для того времени, значило уже очень многое, многое говорило о личности Нестерова, о направлении его творческих исканий.

Для Нестерова главной фигурой в искусстве всегда оставался Александр Иванов. Нравственное преображение общества путем соприкосновения с христианской идеей как идеей добра и справедливости для всех людей было для художника той сущностью, которую он, оглядываясь на «Явление Христа народу», пытался выразить в своей «Святой Руси». Однако если даже Александр Иванов, несмотря на несравненно большее соответствие замысла своему времени и несравненно большую художественную одаренность, не смог прийти к желаемому решению в своем произведении, то Нестеров, спустя полвека, тем более не смог достичь нужного ему результата.

Эскизы, относящиеся к началу 1900-х годов, изображают богомольцев, пришедших к Христу, участливо внимающему им с заботливостью близкого человека. Окончательный вариант, подписанный 1905 годом, весьма значительно отличается по своему эмоциональному звучанию от предшествующих.

...Зимний пейзаж, далекие заснеженные просторы, темные полосы леса. В молчании стоят перед Христом люди, пришедшие к нему. Только готовый вот-вот сорваться с уст кликуши крик может нарушить это холодное спокойствие и тишину. Старики, женщины, дети не видят ничего чудесного в появлении Христа, они ни о чем не просят его.

Нестеров изображает очень разных людей, но все они объединены спокойным, почти холодным чувством молчаливого созерцания Христа. Христос стоит совсем рядом, но вместе с тем очень далек от пришедших к нему, так же далеки окружающие его святые угодники, хотя на их лицах можно видеть и сострадание, и заботу, и печаль. Но в то же время эти образы прозаичны, поэтому лишними кажутся их нимбы, их традиционные одеяния, а в образе Христа, со столь очевидными чертами оперного героя, много банальности — он ходулен и театрален, так же как театрален скит, из которого вышли Христос и святые. Та же печать театральности, правда в меньшей степени, лежит и на изображении странников.

В картине «Святая Русь» — двадцать фигур, четыре из них — Христос и трое святых — очень похожи на абастуманские, с тем же отпечатком манерной ходульности, а Сергий Радонежский кажется заимствованным из триптиха, созданного Нестеровым почти десять лет назад. Остальные шестнадцать фигур написаны в разное время с натуры. Художник писал их и под Москвой, и в Ялте, и в Соловках, и в Уфе, и в Абастумане, и в Киеве. «Странник Антон» был написан еще в 1896 году в Хотькове и помещен в картину без каких-либо изменений. В женских образах запечатлены и черты сестры Нестерова. Александры Васильевны (пожилая женщина в ковровом платке, поддерживающая больную кликушу), и его матери (монахиня-схимница), и воспитанницы, а потом няни семьи Нестерова, Серафимы Ивановны Дмитриевой (молодая женщина в темном платке, стоящая в центре), послужившей моделью и для его других картин. С характером лица Серафимы Ивановны у художника, видимо, было связано представление о красоте и значительности русской женщины. Молодая монашенка была написана с дочери художника Г.Ф. Ярцева, в доме которого в Ялте жил Л.В. Средин. Монашек со скрещенными руками и старик в меховой шапке увидены на Соловках. Высокий старик монах в очках написан в Черниговской обители, близ Сергиевого посада, дети, поддерживающие старика, встретились

Нестерову около Мытищ. Можно лишь поражаться разнообразию типов, их душевной индивидуальности, необычности и силе увиденной натуры. Столь же убедителен и зимний пейзаж в картине. По композиции он близок к пейзажу «Отрока Варфоломея», но отличается большей пространственностью.

Однако, несмотря на всю, казалось бы, жизненную достоверность большинства фигур и пейзажа, мастерский характер исполнения, картина лишена внутренней убедительности.

Второе ее название — «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз успокою вы» (слова Христа, обращенные к народу в момент нагорной проповеди) — взято из текста Евангелия. Вместе с тем основное название картины — «Святая Русь», само изображение Христа в окружении русских святых, на фоне русской природы, в обращении к русским людям — уже свидетельствует о том, что перед Нестеровым стояла более широкая задача. Второе название картины скорее выражало ее идею, чем иллюстрировало один из моментов евангельской легенды.

Воплощая замысел в конкретных зрительных образах, художник пытался найти ему сюжетное обоснование, пытался соединить отвлеченность этого замысла, его умозрительность с изображением «реальной» сцены, в которой бы воплотилась не только евангельская идея, но и одна из основных, по представлениям художника, граней жизни русского народа. Художник мечтал о крупном решении и избрал большой размер полотна (304 × 525).

«Святая Русь» была своего рода итогом исканий художника предшествующих лет, и неудача ее свидетельствовала о творческом кризисе. Определяя духовные искания людей прежде всего как религиозные, Нестеров, помимо своего желания, пришел к выводу о неразрешимости этих исканий. Излишне говорить, что, приступив к работе над этой картиной, он был весьма далек в своих замыслах от подобного результата.

Изображенные им люди искали бога в праведной жизни, в общении с природой, в отречении от мирской суеты. Наконец они пришли к Христу, и он вышел к ним, но по-прежнему тот же, если не больший, мучительный вопрос запечатлен на их лицах.

«Панихидой русского православия» назвал Л.Н. Толстой «Святую Русь».

Пытаясь найти разрешение религиозным исканиям, Нестеров не находит его. Безусловно, это не могло не сказаться на дальнейшем направлении его творчества. Бурные и серьезные изменения, происходящие в жизни народа, открытая социальная борьба тех лет, еще более обостренная русско-японской войной, поражение в которой так горько переживал художник, были весьма далеки от его концепции. Художник не мог не ощущать сомнений в правильности выбранного им пути в искусстве, в непреложности проповедуемых идей.

Именно в период завершения «Святой Руси» намечаются изменения в творчестве Нестерова. Будет неверным представлять эти перемены как полное разочарование художника в своих идеях или как отход от них. Но появление новых мотивов в его произведениях глубоко симптоматично и закономерно. Нестеров в начале января 1904 года сообщал Л.В. Средину: «...написал и еще две картины небольших — одна «Обитель Соловецкая» (белая ночь) — стоят два монаха и «ничего не делают» (речь идет о картине «Мечтатели». — И. Н.). Другая — «Святое озеро» — тихий вечер, природа как бы засыпает, тихо и на озере, молчат и рыбаки-монахи в своих лодочках. Бог их знает, о чем они думают. Вот видите, какие немудрые темы меня останавливают на старости лет, и я так люблю, сам отдыхаю вместе с моими простаками-мечтателями»⁶. Эта вторая картина, известная впоследствии под названием «Молчание», не так проста, как того, может быть, хотелось Нестерову.

В картине на тему монашеской жизни нет и следа благостного умиления перед природой. Художник все подчиняет эмоциональному состоянию, определившему в дальнейшем название произведения. Двое монахов — один молодой, другой старик — погружены в сумрачное молчание природы. Светлая, холодная гладь реки с розоватыми отблесками заката, бледно-желтоватое небо, тяжелый, как бы нависший темный лесистый берег, уже окутанный сумраком наступающего вечера, создают общее настроение молчаливого одиночества. В картине нет действия, нет и характеристики людей, и вместе с тем соотношение фигур и пейзажа, колорит, построенный на однообразном звучании зеленовато-синеватых тонов, горизонтальность полотна как бы подчеркивают идею цикличности, повторяемости явлений, идею их неизменности. Но в молчаливом приятии жизни мы ощущаем невольно настроение какой-то скрытой тревоги — оно звучит в пейзаже и делает монахов затерянными и одинокими.

«Молчание» впервые появилось на персональной выставке Нестерова в 1907 году и было приобретено П.И. Харитоненко, крупным сахарозаводчиком, коллекционером, потом, уже в 30-х годах, поступило в Третьяковскую галерею. Картина открывала собой новую страницу в искусстве Нестерова, связанную с созданием иного, по сравнению с 90-ми годами, цикла произведений на темы монашеской жизни. Это были сцены, где люди изображались среди природы. Их маленькие фигурки не нарушали ее суровой тишины и спокойствия, а подчинялись и растворялись в ней. Картины такие Нестеров писал и после Октябрьской революции.

Примечания

1. Нестеров М.В. Из писем, с. 137.

2. Там же, с. 153.

3. Там же, с. 156.

4. Там же, с. 158.

5. Там же, с. 161.

6. Там же, с. 170.