И.К. Айвазовский¹

Несколько времени тому назад в Академии художеств была выставка Айвазовского. Не то чтобы мы были в долгу перед читателями по поводу этой выставки, но мы в долгу перед Айвазовским вообще. Сорок лет уже прошло с тех пор, как имя Айвазовского сделалось известно. Талант его слишком давно оценен по достоинству и печатью и обществом, и потому пускаться вновь в критические разговоры дело излишнее. Что мог бы позволить себе критик — это подводить итоги, но ввиду новых подвигов оказывается и это не совсем удобно. Никто не может сказать, чем может разрешиться в будущем И.К. Айвазовский. Одно время, лет 10 назад, казалось, что талант его исписался, иссяк и что он только повторяет себя, и чем дальше, тем слабее, но в последнее время он дал опять доказательства своей огромной живучести. В прошлом году было 4-5 картин замечательных, а в этом году одна, называемая «Перед бурей», была такого высокого художественного содержания, что величие океана и небес, этих двух стихий, подавляющих человека, было передано с небывалою у самого Айвазовского силою. Много на своем веку он написал хороших морей, бурь и проч., но такого, нам кажется, еще не было. Картина его была на выставке не одна, ее сопровождали несколько других, всех около десяти. Между ними были, как всегда, три-четыре вещи обыкновенного уровня. Говоря — обыкновенного уровня, надо разуметь уровень такого высокого художника, как И.К. Айвазовский. Кроме этих, как всегда, впрочем, были и увлечения, например «Переправа через Босфор древнего персидского войска на греческую сторону», где эффект персидских золотых кораблей на солнце должен был играть важную роль, но как Айвазовский — художник личных впечатлений по преимуществу, притом такой школы, которая не углубляла свое дело этюдами, а потому он может передать, и даже с поразительной верностью, те предметы, которые он когда-либо видел и наблюдал, а кораблей, сплошь залитых золотом, он в своей жизни, наверное, никогда не видел, да еще в такой массе, потому-то и эффект вышел бледный и, скажем прямо, — претенциозный. То же можно сказать и о его страсти писать фигуры, да еще в большом размере. Кроме того, есть еще сторона, уязвимая в пейзажах Айвазовского: это закаты. Желто-красные тоны заходящего солнца решительно никогда не находились в гармонии с синими тонами неба и теней. Что-нибудь одно из двух — если признать верными желто-красные, то синие тоны неверны, если же признать верными синие, то, обратно, не годятся красноватые. Тоны же солнечных туманов полуденного солнца и всех оттенков серого дня всегда и безусловно верны и правдивы, и почти все картины, написанные в последних тонах, бесподобны.

Статья «Выставка Айвазовского». 1882 г.

О картине «Море»

Айвазовский, кто бы и что ни говорил, есть звезда первой величины во всяком случае, и не только у нас, а и в истории искусства вообще. Между 3-4 тысячами номеров, выпущенных Айвазовским в свет, есть вещи феноменальные, а навсегда таковыми останутся, например «Море» у Третьякова, написанное 4 года тому назад (то есть когда человеку было уже более 70 лет); все помнят эту картину, бывшую на последней его (Айвазовского) выставке в Академии. На ней ничего нет, кроме неба и воды, но вода — это океан беспредельный, не бурный, но колыхающийся, суровый, бесконечный, а небо, если возможно, еще бесконечнее. Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю. К ней именно приложимо выражение библейское: «Дух божий носящийся над бездною». В начале октября многие из художников были в Москве, и мы все пошли в галерею Третьякова; и вот здесь-то в таком собрании, мы были поражены смыслом и высокой поэзией этой картины. Все это, впрочем, только мимоходом. Айвазовский и, кроме того, имеет права на внимание к себе со стороны истории.

Из письма А.С. Суворину. И декабря 1885 г.

Примечания

1. Айвазовский Иван Константинович (1817—1900) — русский художник-маринист.