Портрет

... Я портретов, в сущности, никогда не любил, и если делал сносно, то только потому, что я любил и люблю человеческую физиономию. Но ведь мы понимаем, что человеческое лицо и фигура — не суть портреты, потребные публике.

Из письма П.М. Третьякову. 15 января 1883 г.

Положим, портрет (не подумайте только, что я говорю, потому что считаю свое дело наиболее значительным, дальше я дам и этому свое место), итак, портрет, — самые талантливые представители у французов даже не ищут того, чтобы человека изобразить наиболее характерно, чтобы не навязывать данному человеку своих вкусов, своих привычек; и это не только теперь, в настоящее время, а возьмите всех французов прежних и нынешних — этой черты, ярко обозначенной, нет. Да этого нет и в самом обществе, очевидно. Всего более француз прячет свою сущность. Что это? Плод ли долгого исторического существования в фазах цивилизации или коренная черта племени? Я не решаю ничего, я только хочу оправдать то положение, что мы ищем (если ищем, принимая за доказанное) другого, не того, что здесь принято.

Из письма В.В. Стасову. 9 июля 1876 г.

Одно, что можно сказать нам, современникам, это то, что с Достоевского одного портрета мало. Он прожил после портрета еще много, не в смысле времени, а в смысле творческой жизни. В последние года его лицо сделалось еще знаменательнее, еще глубже и трагичнее, и очень жаль, что нет портрета последнего времени, равного перовскому по художественным достоинствам. Недостаток этот, к счастью, совершенно случайно, восполнен фотографиею. Московский фотограф Панов сделал именно эту фотографию. Портрет, в смысле фотографической техники, быть может, неважный, у Панова есть портреты, в этом отношении, гораздо лучше Достоевского, но что в нем примечательно — это выражение. По этой фотографии можно судить, насколько прибавилось в лице Достоевского значения и глубины мысли. Фотографии редко дают сумму всего, что лицо человеческое в себе заключает: в фотографии Панова явилось счастливое и редкое исключение. Можно догадываться, что в данном случае в помощь фотографии явился такой момент в жизни Достоевского, как Пушкинский праздник в Москве: портрет этот снят после его знаменитой речи о значении Пушкина.

Из статьи «О портрете Ф.М. Достоевского». 1881 г.

Мы как раз подошли к портрету Стрепетовой Ярошенко¹. Вы говорите: «Это безобразно!» И я понимаю, что Вы ищете тут то, что Вы видели иногда у Стрепетовой, делающее ее не только интересной, но замечательно красивой и привлекательной. И, несмотря на то, я утверждаю, что портрет самый замечательный у Ярошенки; это в живописи то же, что в литературе портрет, написанный Достоевским. Хорошо это или дурно — я не знаю; дурно для современников, но когда мы все сойдем со сцены, то я решаюсь пророчествовать, что портрет Стрепетовой будет останавливать всякого. Ему не будет возможности и знать, верно ли это и так ли ее знали живые, но всякий будет видеть, какой глубокий трагизм выражен в глазах, какое безысходное страдание было в жизни этого человека, и зритель будущего скажет: «И как все это искусно приведено к одному знаменателю и как это мастерски написано!» Несмотря на детали, могущество общего характера выступает более всего. Вы думаете, что Ярошенко не мог бы написать иначе? Мог бы, если бы захотел. Но в том-то и дело, что он не может захотеть. Ну, да это, наконец, и спорно.

Из письма А.С. Суворину. 4 марта 1884 г.

Но ведь и я помню, что говорю (по крайней мере, в области, где я имею кое-что прочно сложившееся). И потому знаю, почему считаю портрет Стрепетовой все-таки серьезным художественным этюдом, несмотря на то, что Вы правы тоже, говоря о портрете. Мне бы следовало свою мысль яснее сказать в то время или, лучше, мне надобно научиться точно вообще выражаться. Я хотел сказать, что когда все те, кто видал живую Стрепетову, сойдут со сцены, то зритель будущего оценит трагизм (слово не только громкое в данном случае) в этом этюде, оценит исполнительную сторону — все детали подчинены общему.

Конечно, портретист обязан ничего не вносить своего в концепцию портрета, а должен, как строгий ученый, объективно, спокойно и точно наблюдать и принимать выводы из данных, каковы бы они ни были, — словом, мы оба правы (что Вы правы, это несомненно. Я признаю, но что и в моей идее есть доля резона — это мне кажется). Как портрет вещь Ярошенко оставляет много желать, а как мысль художника, написанная по поводу Стрепетовой, — почти без критики.

Из письма А.С. Суворину. 25 января 1885 г.

О портретах же тенденциозных я, признаюсь, вовсе не слышал, и Вы правы (спасибо Вам), говоря, что то, что кажется тенденциозным, есть только неудачное.

Из письма А.С. Суворину. 26 февраля 1885 г.

Примечания

1. Речь идет о портрете трагической актрисы Полины (Пелагеи) Антиньевны Стрепетовой (1850—1903), написанном художником Николаем Александровичем Ярошенко (1846— 1898) в 1884 году.