Рисунки Сурикова из жизни Петра I

1872 год был очень важным для Сурикова: он в своей работе впервые обратился к темам Петровской эпохи.

Этот год был юбилейным. Россия праздновала 200-летие со дня рождения Петра Великого. Программа празднования была разработана министерством императорского двора и утверждена царем. Устраивая празднества, выставки, молебны и другие пышные торжества в Петербурге и в Москве, Александр II рассчитывал, воспользовавшись юбилейной датой, разделить славу Петра и, развив демагогию о благодетельности проведенной им грабительской реформы 1861 года, стяжать себе петровский титул «преобразователя». Именно в таком духе высказывалась официальная печать в дни петровского юбилея, в таком же духе старалась она направить и искусство. К юбилею появились плакаты, где под портретом Петра I помещался портрет Александра II; альбом, изданный к двухсотлетию рождения Петра, посвящен Александру II; выпускались листовки с официальными стихами, в которых в связи с Петром восхвалялся Александр II:

...Ликуй, Москва, в твоих стенах
Родился Петр Великий.
И вот промчалось двести лет,
Окрепла русская держава,
Петровских дел не меркнет свет...
Не молкнет громкая их слава.

Еще с большей неприкрытостью официозная пропаганда проявилась в другой листовке на ту же тему¹. Автор в пылу угодничества утратил всякое чувство меры, стараясь придумать как можно больше аналогий между Александром II и Петром I. Много ли нужно бездарному стихоплету? Он с жадностью набрасывается на тот факт, что Александр II, как и Петр, родился в Москве и был крещен в Чудовом монастыре:

Одна купель!.. Одна и доля!
И равен твой с Петром удел.
В тебе созрела та же воля —
Поставить «старому» предел...

Далее оказывается, что дух Петра ликует в делах Александра II даже больше, чем в делах самого Петра:

Что славный зодчий, начиная,
Едва лишь смутно предвкушал —
То, благодатно довершая,
Ты ныне мощно основал...

Вслед за тем дается прямая «директива» историкам России, пишущим на петровские темы:

Да, Александр великодушный!
Ты много сделал нам добра;
Историк, истине послушный,
В тебе сознает дух Петра...

Но кроме правительства на юбилейную дату по-своему откликнулись демократические силы; глубокая разработка петровских тем стала привлекать многих передовых художников и писателей, в связи с запланированными правительством мероприятиями возникла встречная инициатива со стороны общественности, и царское правительство не смогло полностью оказенить проводимые мероприятия. В частности, это сказалось на устройстве петровской выставки. Предполагавшаяся выставка прикладного естествознания усилиями ученых Москвы была превращена во всероссийскую политехническую выставку, созданную с настоящим размахом.

В некоторых павильонах выставки (например, историческом и других) были представлены также произведения искусства, и здесь мы подходим к циклу рисунков Сурикова из жизни Петра Великого, о которых он сообщал в письме к родным².

Эти рисунки долгое время оставались неизвестными. Лишь недавно найдены и нами опубликованы³ два оригинальных рисунка Сурикова и литографское воспроизведение всего цикла⁴.

Как это видно по архивным материалам, цикл рисунков был заказан двум студентам Академии художеств — В.И. Сурикову и П.А. Ивачеву — специально для экспонирования на Политехнической выставке. Заказчиком был известный исследователь Севера России, лесопромышленник, активный деятель торгового мореходства на севере, красноярский купец первой гильдии М.К. Сидоров⁵.

М. Сидоров был горячим сторонником промышленной разработки природных богатств Севера России и создания русского торгового флота. Наблюдая, как нагло хозяйничают на северных побережьях России иностранные предприниматели, Сидоров выступал со статьями и докладами, протестуя против засилья иноземцев и против тех льгот, которые предоставлялись им продажными чиновниками царского правительства в ущерб интересам России⁶.

Сидоров действовал не только как публицист. Ему принадлежит большая заслуга в открытии Северного морского пути⁷: корабль Сидорова «Утренняя заря» впервые прошел от Енисейска в Петербург и бросил якорь на Неве. Характерно, что и в этом Сидоров не получил никакой поддержки со стороны царского правительства⁸, зато общественное мнение высоко оценило деятельность Сидорова — его имя ставили рядом с именем Сибирякова.

Стремления Сидорова, направленные на самостоятельное экономическое развитие России и задевавшие интересы иностранных капиталистов, упирались в противодействие царского правительства Александра II. Несмотря на очевидную выгоду предложений Сидорова, на его пути выросли непреодолимые препятствия, источником которых было то самое засилье иностранцев в русских министерствах при царском дворе, в Сенате и т. д., которое так смело разоблачал Сидоров в своих выступлениях. Эта иностранная клика проваливала один проект Сидорова за другим и в то же время поддерживала всякую инициативу различных иностранных фирм и компаний, стремившихся прибрать Север России и Поморье к своим рукам. Сидоров вступил в неравную борьбу с царской бюрократией, торговавшей национальными интересами России и стоявшей на страже интересов иностранных капиталистов. В конце концов Сидоров был разорен, на его имущество была наложена опека, и он умер в бедности в городе Аахен в 1887 году.

Однако за время своей энергичной деятельности Сидоров многое сделал для России, и его яркая личность, его патриотическая борьба достойны специального исследования историков. Отметим лишь, что в своей деятельности, направленной на развитие русской промышленности и торговли, Сидоров настойчиво апеллировал к памяти Петра Великого⁹.

Для Сидорова в его борьбе против царских министров и царского правительства, раболепствовавших перед иностранным капиталом, обращение к памяти Петра I, который силой государственной власти помогал развитию русской национальной промышленности и торговли, было своего рода полемическим приемом, формой критики современного ему царя и его администрации. Поэтому в книгах Сидорова восхищение деятельностью Петра I всегда теснейшим образом связано с возмущением правительством Александра II. Эго нужно иметь в виду, чтобы понять, каким образом Сидоров решил использовать юбилей двухсотлетия со дня рождения Петра I для отстаивания своих взглядов.

К петровскому юбилею Сидоров заказал 12 рисунков из жизни Петра Великого, с тем чтобы эти рисунки экспонировать на Политехнической выставке. Одновременно с этих рисунков были сделаны литографии, включенные в книгу Сидорова¹⁰, текст которой составляли документы, сравнительные таблицы, докладные записки правительству и гневные статьи автора, обличающие царских министров и правительственные учреждения за их действия в ущерб интересам России. Книга, по существу, представляет собой политический памфлет. Сидоров воспользовался юбилеем Петра Великого как предлогом, для того чтобы противопоставить энергичную деятельность Петра, содействовавшего развитию русской промышленности, мореплавания и торговли, той антипатриотической политике правительства Александра II, благодаря которой иностранные капиталисты заняли такое огромное место в экономике России.

Выпуская свою книгу, Сидоров умело обошел царскую цензуру¹¹ и высказал взгляды, прямо противоположные юбилейным панегирикам правительству Александра II.

Выставка картин в дни Петровского юбилея на Марсовом поле в Петербурге в 1872 г. Гравюра неизвестного мастера

Заказывая картины¹², Сидоров специально подобрал для них сюжеты¹³ и разработал своего рода тематические задания, цель которых была напомнить, как действовал Петр Великий, борясь за отвоевание у шведов выхода в море; как Петр создавал русский флот, строил морские порты, как приветливо встречал иностранные коммерческие суда и матросов, всячески помогая развитию торговли России с заграницей — одним словом, напомнить, как Петр, развивая промышленность, мореплавание и торговлю, отстаивал русские национальные интересы.

Найденные два рисунка Сурикова очень интересны. Хотя в обоих Петр трактован как положительный образ, в истолкование сюжетов Суриков вносит свой взгляд на вещи, идя дальше буржуазно-просветительских взглядов Сидорова. В особенности это сказалось в первом рисунке: «Петр Великий перетаскивает суда из Онежского залива в Онежское озеро для завоевания крепости Нотебург (ныне Шлиссельбург) у шведов»¹⁴.

Сюжетом рисунка послужил эпизод из так называемого повенецкого похода Петра, когда он, не пав духом после поражения под Нарвой, втайне готовил отвоевание у шведов Невы и выхода в Балтийское море. Петр разработал план внезапного нападения на крепость Нотебург (прежнее русское название Орешек), которая запирала Неву у ее истока из Ладожского озера. Расположенная на острове посредине реки, сильно укрепленная, крепость была почти неприступна, для ее штурма необходим был флот, которого не было и постройку которого на Неве шведы, владея рекой, не допустили бы.

Петр разработал план, по которому флотилию судов должны были подготовить тайно на севере, а сам, чтобы ввести в заблуждение противника, выехал с большой свитой в Архангельск, якобы для отражения ожидавшегося там нападения. Так как Архангельск отделяло от Нотебурга огромное расстояние, в том числе сушей — по непроходимым лесам и болотам, то шведам никак не могла прийти в голову мысль о возможности тем или иным способом переправить из Белого моря к Нотебургу войска, артиллерию, суда и все необходимое снаряжение. Петр рассчитывал прорубить в лесных дебрях дорогу, замостить топкие болота и на расстоянии ста шестидесяти километров волоком перетащить суда из Онежского залива Белого моря в Онежское озеро, с тем чтобы потом использовать водную систему Онежское озеро — река Свирь — Ладожское озеро и очутиться, совершенно неожиданно для шведов, с судами¹⁵ и войсками под Нотебургом. С этой целью Петр 16 августа 1702 года из Архангельска отплыл в Соловецкий монастырь, а оттуда тайно, на двух фрегатах и монастырских судах, отправился в деревню Нюхчу (на берегу Онежского залива). Заранее в Нюхчу был послан сержант Преображенского полка Щепотев, которому было приказано, мобилизовав народ и подводы, готовить путь для войска и флотилии от Нюхчи через непроходимые леса и болота до села Повенец на берегу Онежского озера. С помощью воевод Щепотев мобилизовал крестьян окрестных сел и монастырей и благодаря их напряженному труду почти закончил подготовку дороги для Петра¹⁶. Кроме того, Щепотев собрал до пяти тысяч человек народу в помощь прибывшему с Петром войску для перетаскивания судов и грузов. Отделив часть людей на окончание дороги, Петр «весь остальной народ придал на помощь солдатам, которым приказано было вытащить на берег два корабля и тащить их по просекам и гатям волоком. Для этого были заготовлены равной толщины бревна, которые по мере движения судов подкладывались под их килевую часть, и по этим бревнам народ катил корабли, как на вальках. Невероятно трудно было это дело, так как пни и корчи просек и неровностей гатей представляли на каждом шагу препятствия движению; Петр сам поспевал всюду, не зная покоя ни днем ни ночью и не давая покоя никому...

Народ дошел до крайнего изнеможения; начались болезни, увеличилась смертность от истощения и непосильной работы, явилось уныние в людях»¹⁷.

И все же «отряд Петра совершил этот сверхъестественный переход от Нюхчи до озера Онежского, таща за собою по лесам и болотам морские суда, артиллерию и военные снаряды с непостижимой уму быстротой: через двенадцать дней по выходе из Нюхчи Петр был уже со своим отрядом и своими кораблями на Онежском озере»¹⁸.

Вскоре затем флотилия Петра оказалась в Ладожском озере, и потрясенные шведы внезапно увидели у стен Нотебурга грозное войско, обладавшее флотом и артиллерией. Нотебург был обложен со всех сторон и взят приступом. В подготовке победы огромную роль сыграл этот переход залива в Онежское озеро, который и изображен на рисунке Сурикова.

Переход этот дорого обошелся Петру. Устрялов подсчитал, что на протяжении ста шестидесяти верст погибло полторы тысячи гвардейцев; Коротков полагает, что тысяча гвардейцев¹⁹. Характерно, однако, что ни Устрялов, ни Коротков ни словом не обмолвились о потерях того мобилизованного Щепотевым в количестве более пяти тысяч простого народа — крепостных крестьян и местного населения, — который вынес на себе основные тяготы по устройству так называемой «государевой дороги» и по перетаскиванию судов, артиллерии и припасов. Между тем вследствие гораздо более плохого питания и худшей одежды, по сравнению с гвардейцами, истощение, болезни и смертность среди мобилизованных крестьян и посадской бедноты были особенно велики, и, конечно, их общие потери во много раз превышали потери гвардейцев. Цифра эта весьма значительна, даже если ее сравнить с количеством казненных стрельцов. Но если о стрелецких казнях, совершенных у всех на виду, широко известно, то о крепостных крестьянах и солдатах, погибших в глухих северных болотах и лесах между Нюхчей и Повенцом, мало кто задумывался. Тем большая заслуга молодого Сурикова, сумевшего, вопреки лаконичному тексту Сидорова, почувствовать историческую правду трудностей Повенецкого перехода Петра.

Общее построение пейзажа рисунка Сурикова сразу же вводит в содержание замысла художника. На заднем плане густые хвойные леса, кое-где следы бурелома. На переднем плане — отлогая полоса берега, мелкие камни и вода, на которой слева видна какая-то лодка с поклажей и гребцом. Оба плана соединены группой людей, тянущих волоком суда. Направление движения судов, показанное пейзажем — через дикий лес по тяжелой дороге к воде, — совпадает с общим смыслом всего Повенецкого перехода.

С суровой тишиной как бы застывшей северной природы контрастирует энергичная работа людей, перетаскивающих суда. От корабля слева направо через весь рисунок, ухватившись в разных местах за канаты (черные линии которых организуют композицию), согнувшись от усилий и тяжело упираясь ногами в землю, тянут лямку крестьяне, кто перекинув ее через плечо, кто держа в вытянутых руках и пятясь, кто повернувшись боком.

Главным действующим лицом произведения, выведенным художником на первый план, является русский народ начала XVIII века. Это-крепостные, скорее всего монастырские крестьяне. Все они стрижены «в скобку», одеты в длинные белые рубахи, порты из пестряди, онучи и лапти. Черноволосый пожилой крестьянин слева от Петра — «коренник». Тяжело ступая через бревна, наклоняясь с каждым шагом вперед, «коренник» поднял голову и обратил к Петру свой горбоносый профиль с черной бородой. На переднем плане справа, перекинув через плечо канат и широко расставив сильные ноги, шагает, войдя в воду, другой крестьянин. Пряди темных волос падают из-под шапки на его высокий лоб, на лице печать тяжелой усталости. Крестьяне, тянущие суда, — люди могучего телосложения; каждый из них по-своему изловчился и приладился к тяжелой работе.

Петр Великий перетаскивает суда из Онежского залива в Онежское озеро для завоевания крепости Нотебург у шведов. 1872. Б., граф. кар., уголь

Видно, что это раннее произведение Сурикова. Народ здесь еще полностью покорен воле Петра, образы в своей массе недостаточно индивидуальны, и все же молодой студент Академии художеств Василий Суриков был в 70-е годы, пожалуй, единственным русским художником, который в изображении сюжета из жизни Петра I такое исключительное место уделил крепостным крестьянам, выдвинув их на первый план картины²⁰.

Образ Петра не выпячивается художником. Петр изображен в гуще толпы. Фигура его находится на втором плане и не в центре полотна. Однако Суриков привлекает к Петру внимание зрителя энергичностью его жеста, тем, что на его голос оглянулись два крестьянина, а также отличительностью его костюма и треуголки, отчетливо выступающих на фоне светлой скалы (форма которой, кстати сказать, несколько напоминает гранитную глыбу постамента «Медного всадника»).

Однобортный суконный кафтан Петра помят и обтрепан, на шее — короткий шарф, завязанный узлом; на ногах высокие сапоги. Небольшая треуголка низко надвинута на лоб. По внешнему облику его можно было бы принять за младшего офицера, выполняющего функции своего рода «десятника» при перетаскивании судов, если бы внутренняя сила образа, решительный жест и волевой взгляд не указывали на подлинные масштабы его власти и деятельности.

Петр, повернув голову вправо, обращается к крестьянам со словами какой-то команды. Брови его нахмурены, из-под них сверкнул колючий, сердитый взгляд. Левая рука Петра вытянута в сторону, и ее палец указывает направление, куда надо повернуть перетаскиваемый корабль; правая рука нетерпеливо ухватилась за канат и оттягивает его в уже измененном направлении. Во всем этом Суриков удивительно верно угадал характер Петра: присущую ему особенность управлять не только приказами, но, минуя промежуточные инстанции, самому хвататься за дело, подкрепляя свои приказы и личным примером, а иногда и личной бранью. Образ Петра, созданный Суриковым, весьма далек от официозной исторической живописи, изготовившей к юбилейным петровским дням сотни ходульно-парадных, фальшивых изображений Петра. (Так, например, в юбилейной брошюре следующим образом сообщается о взятии Нотебурга: «Петр сам взял Нотебург»²¹.)

Художник правдиво передал и раздражение, и кипучую энергию Петра, и весь его характерный облик — широкое скуластое лицо, пушистые торчащие усы, длинные черные волосы. Отсутствие идеализации образа Петра и выдвижение на первый план в качестве главного действующего лица простого народа — крепостных крестьян, о трудах, лишениях и страданиях которого «забывали» историки и художники, занятые юбилейными заказами, — резко отделяет произведение Сурикова от официозной правительственной трактовки петровской темы, трактовки, которой Суриков противопоставил свое толкование происходящих событий.

Вместе с тем именно в рассмотренном рисунке обнаружилась разница подхода Сурикова и Сидорова к теме Петра. Сидоров формулирует задание следующим образом: «Петр Великий перетаскивает суда из Онежского залива в Онежское озеро». А Суриков на этот сюжет пишет картину, означающую: нет, не Петр Великий, а простые, безвестные крепостные крестьяне, понукаемые Петром, ценою тяжкого труда и огромных усилий перетаскивают суда, подготовляя победу над шведами. Такое различие в трактовке показывает, насколько глубже уже в те годы был подход Сурикова к истолкованию русской истории, как важно было для него в любом событии прошлого почувствовать роль простого народа.

Другая работа, созданная Суриковым по заказу Сидорова, называется: «Обед и братовство Петра Великого в доме князя Меншикова с матросами голландского купеческого судна, которое Петр I, как лоцман, провел от о. Котлин до дома генерал-губернатор а».

Для пояснения этого сюжета необходимо сделать несколько предварительных замечаний. После того как 2 мая 1703 года у шведов была отвоевана Нева, шведская эскадра продолжала атаковать русские войска с моря. Петр принял меры к закреплению в устье Невы, и 16 мая на новом, более удобном месте, на острове «Веселом», была заложена крепость С.-Петербург.

Постройка крепости проходила в трудных условиях: под постоянными угрозами шведских войск (Нуммерса, Кронпорта) и в борьбе с повышениями уровня воды, нагоняемой ветром с моря. Вскоре, в ноябре 1703 года, в Неву пришел голландский корабль под командованием шкипера Выбеса, нагруженный вином и солью²². Весть об этом очень обрадовала Петра. Так как в заливе между Петербургом и островом Котлином находились мели, Петр решил сам, как лоцман, провести корабль и, переодевшись в матросское платье, на шлюпке встретил голландское судно у мелей залива, сказав, что прислан от губернатора (Меншикова).

Далее текст Сидорова сообщает о том, что Петр «сел в шлюпку и велит ему (кораблю) следовать за собой. Счастливо проведя корабль, он пристал к пристани на Васильевском острове у дома губернатора князя Меншикова, в котором шкиперу и матросам назначена была квартира. Меншиков всех их встретил у пристани и пригласил шкипера и всех матросов к своему столу. Петр, введя матросов в дом князя, посадил их за стол с собой, хозяином и другими знатными особами»²³. Только тогда шкипер и матросы с удивлением узнали, кто был их лоцманом. Далее в тексте описано, как Петр побратался со шкипером, щедро наградил моряков и обещал такую же награду следующему кораблю, который придет в Петербург.

Рисунок Сурикова изображает тот момент, когда шкипер Выбес подошел к Петру, а Меншиков встал и поднял бокал для провозглашения тоста²⁴.

Обед и братовство Петра Великого в доме князя Меншикова с матросами голландского купеческого судна, которое Петр I, как лоцман, провел от о. Котлин до дома генерал-губернатора. 1872. В., граф. кар., уголь

Место действия, изображенное Суриковым, — одна из комнат в доме Меншикова, где происходила эта встреча. Уже здесь перед молодым художником встала трудная задача — правдиво воссоздать историческую обстановку. Если иллюстрировать сюжет буквально, то скорее всего следовало бы представить обед в помещении простого, наспех срубленного дома, какой мог быть у Меншикова в 1703 году. Но Сурикову не столь важно было документально точно передать место действия, сколь самую эпоху, ее дух, ее причудливые контрасты, одним из которых и было изображенное событие — приятельский обед царя Петра и светлейшего князя Меншикова с голландскими матросами.

И здесь Суриков проявил ту черту, которая не раз потом сказывалась в его работах: ради передачи духа истории он, не задумываясь, поступился ее буквой и избрал местом действия комнату, типичную для каменного меншиковского дворца на Васильевском острове, построенного позже, в 1711—1712 годах, так как в сознании современников Сурикова этот дворец оставался живым свидетелем Петровской эпохи и помогал воображению зрителя перенестись в прошлое.

Суриков, конечно, посещал это здание, которое расположено рядом с Академией художеств, и мог, создавая интерьер для рисунка, использовать непосредственные впечатления от дворца, где, несмотря на сильные переделки, сохранились и сейчас еще достаточно наглядные следы прошлого. Нисколько не изменились, например, стены некоторых комнат дворца, облицованные привезенными из-за моря голландскими кафелями с изображением домиков, мельниц и т. д. (кафели такого типа мы видели в домике Петра в Заандаме). Видимо, Меншиков старался в убранстве дворца угодить Петру.

Массивная приземистая мебель, изображенная Суриковым, служит дополнительным штрихом, характеризующим начало XVIII века в Петербурге, тогда еще только начинавшем меблироваться по европейским образцам трудом крепостных мастеров.

В комнате за длинным столом, покрытым скатертью, свисающей до пола, но обеим сторонам от Петра сидят обедающие. Благодаря тому, что на первом плане двое слуг и голландец, повернутый спиной к зрителю, вся композиция строится как мизансцена с «четвертой стеной» (живо схвачены фигуры двух слуг, которые хлопочут у столика с блюдами).

Суриков ненавязчиво и умно направляет внимание зрителя на центральную фигуру — Петра (для него Суриков берет особое, с высокой резной спинкой, царское кресло), к нему обращено большинство присутствующих. Особенно активно привлекают к Петру внимание: справа — Меншиков, слева — голландский шкипер. Помимо этого Суриков умело пользуется светом, чтобы выделить фигуру Петра и моделировать его лицо.

Жанровость сюжета таила в себе опасность для художника, в особенности для молодого, неопытного, сбиться на изображение пирушки с дружеской выпивкой (Петр участвовал и в таких — вспомним «Всешутейший собор»), В передаче сцены пьющих на брудершафт Петра и голландского шкипера легко было поддаться готовым образцам и написать жанровую сцену в духе малых голландцев — Остаде или Стена, хорошо известных студентам Академии по Эрмитажу. Получилась бы картина, рисующая фамильярное панибратство подвыпивших голландцев («пировали, как в своем кругу», — пишет Сидоров) с русским царем (который затем отвел шкипера в назначенную ему комнату). В таком духе описывали поведение Петра некоторые иностранные авторы. Так, например, А. фон Глейхен-Руссвурм писал: «Петр ел и пьянствовал со всеми матросами, случайно попавшими в русские гавани»²⁵.

К чести Сурикова надо сказать, что в своей трактовке он полностью избежал анекдотизма.

Композиция Сурикова поражает тактичной сдержанностью и строгостью интерпретации происходящего события, серьезностью и глубиной мысли художника, благодаря чему, казалось бы, чисто жанровый эпизод поднят до уровня подлинно исторической живописи. И это не было натяжкой, так как смысл события соответствовал задаче исторической живописи. Недаром А.С. Пушкин в своей «Истории Петра Великого» уделяет внимание этому эпизоду.

Особенно удачен на рисунке Сурикова образ Петра. Высокий выпуклый лоб, тонкие черты лица, плотно сжатый небольшой рот выражают ум и волю. В спокойном, сосредоточенном взгляде и в осанке Петра есть что-то торжественное, чему вторят поза и жест вставшего Меншикова. Да и могло ли быть иначе? Для Петра и для Меншикова в самом факте приема у себя в Петербурге моряков голландского судна — первого иностранного торгового корабля, пришедшего в только что отвоеванный и строящийся русский порт на Балтийском море, — был заключен огромный исторический смысл. Многовековая «культурная блокада», на которую обрекали Россию ее цивилизованные западные соседи, была прорвана. Россия становилась европейской державой, ведущей самостоятельную морскую торговлю с другими странами. Начало сбываться заветное желание Петра Великого, его угаданные Пушкиным мечты:

...Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно;
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.

Вот почему простые, неказистые, в грубой одежде, неуклюжие голландские матросы действительно были дороже для Петра, чем высокопоставленные европейские дипломаты. Прибытие иностранного купеческого корабля было первым наглядным доказательством правильности петровской политики, а голландские матросы — первыми ласточками, влетевшими в окно, прорубленное в Европу. Вот почему Петру и Меншикову не надо было притворяться, угощая обедом голландских моряков. Петр мог оставаться самим собой, испытывая искренний интерес к этому совместному обеду; Петр и Меншиков во время этой встречи имели право вкусить сладость победы, начало нового, европейского периода в русской истории.

И в этом отношении суриковский Петр даже в интимной, непринужденной обстановке, обусловленной сюжетом, остается выдающимся государственным деятелем, выступает как историческая личность, сохраняя свое достоинство главы государства даже в момент брудершафта со шкипером. Характерный штрих, делающий честь такту художника и тонко подчеркивающий значительность Петра: в момент брудершафта Петр сидит, а голландский шкипер стоит перед ним. И здесь, как это часто бывало, то, чего не делает Петр, за него и от его имени делает его верный Данилыч: Меншиков встал и высоко поднял бокал. Для Меншикова, как и для Петра, обед с голландскими моряками — это «полезная работа», нужное для государства дело. Не случайно Суриков изобразил Меншикова в полной служебной форме генерал-губернатора Петербурга — в парадном кафтане, обшитом позументом, в пышном парике и с орденской лентой через плечо. Хотя в целом образ Меншикова слабее образа Петра, но и в нем есть удачные стороны. Несмотря на внешне свободную позу Меншикова, в его наклоненной вперед фигуре, в его «приготовленной» улыбке, в его взгляде, прикованном к Петру и шкиперу, чувствуется какая-то напряженность, особенно заметная в сравнении с фигурой Петра. Петр внешне статичен, но внутренне он исполнен свободы и непринужденности. Меншиков внешне активен, но внутренне напряжен и несвободен, так как сообразует свое поведение с Петром и должен сделать и сказать вовремя и впопад то, что надо, и как хозяин дома, и как генерал-губернатор, и как ближайший помощник Петра.

* * *

Найденные рисунки показывают, что Суриков основательно изучал эпоху петровского царствования еще будучи студентом Академии художеств и не только работал над образом Петра I задолго до «Утра стрелецкой казни», но и создал образ сподвижника Петра А.Д. Меншикова задолго до картины «Меншиков в Березове», изобразив Меншикова в зените славы, рядом с Петром I. Рисунок подчеркивает полную неотделимость Меншикова от эпохи петровских преобразований, причастность его ко всем делам и начинаниям Петра. При всей эпизодичности сюжета рисунок отчетливо показывает, что Суриков именно так представлял себе роль Меншикова в русской истории. В связи с этим вполне закономерным было то, что, начав работу над «Утром стрелецкой казни», Суриков вспомнил о Меншикове и вписал его фигуру в картину, и то, что после «Стрельцов» Суриков исполнил «Меншикова в Березове».

* * *

Многое во взглядах Сидорова было прогрессивным. Многое могло вызвать сочувствие Сурикова. Но самое главное — это основная идея Сидорова, его страстная борьба против засилия иностранных стяжателей в России, которая должна была особенно прийтись по душе молодому художнику-сибиряку, судя по его отзывам о профессорах Академии. Суриков с первых же шагов в Петербурге на своем опыте убедился, что судьбами русского искусства в Академии художеств сплошь и рядом заправляют бездарные профессора — иностранцы. Но если личный опыт молодого сибиряка ограничивался главным образом сферой искусства, то знакомство Сурикова с Сидоровым, яркие факты, цифры, примеры, которыми заполнены «объяснения» к картинам и «Приложения», должны были значительно расширить представление Сурикова об иностранном влиянии в экономической и политической сферах жизни России, обратив его внимание на ту борьбу с ним, которую приходилось вести русским людям, и заставить художника с этой точки зрения серьезно задуматься над последствиями царствования Петра в современной ему российской действительности. Поэтому нам кажется, что ученическая работа Сурикова над циклом рисунков из жизни Петра I для Политехнической выставки 1872 года имела большое принципиальное значение для дальнейшего формирования мировоззрения художника и прежде всего для углубления его патриотического сознания.

* * *

В 1872 году Суриков продолжает успешно продвигаться и по наукам и по искусству. После усиленной подготовки и сдачи экзаменов Суриков сообщал родным: «Простите, что я долго не писал, причиной тому были экзамены, месяц сдавал их, да два приготовлялся к ним. Теперь я перешел по наукам в 4-й курс». Хорошо шли дела и по искусству. 28 октября 1872 года Суриков получает за рисунок с натуры Вторую серебряную медаль и приступает к работе на Первую серебряную медаль²⁶. За это же время им было сделано несколько академических композиций — рисунки и масло.

Примечания

1. Отдел эстампов Государственной Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина (инв. № 23423).

2. В 1872 году Суриков вместе со своим товарищем по Академии Шаховским едет на лето в имение Шаховских в Калужской губернии через Москву, где в это время проходили петровские торжества. Упоминая об этом в письме, Суриков пишет: «На Политехническую выставку мы пойдем на возвратном пути в Петербург. На этой выставке есть мои рисунки из жизни Петра Первого» (В.И. Суриков, Письма, стр. 33. Письмо от 7 июня 1872 г.).

3. См. об этом: В. Кеменов: «Неизвестные работы В.И. Сурикова о Петре I» (жури. «Искусство», 1949, № 6) и «Вновь найденные работы Сурикова о Петре и Меншикове» (журн. «Искусство», 1951, № 4), где даны репродукции всех литографий и приведены пояснительные тексты, раскрывающие замысел Сидорова. Хотя в книге М. Сидорова сообщается, что рисунки выставлены в историческом отделе выставки (куда они и были посланы), их удалось экспонировать только в павильоне лесного отдела; естественно, что там они не привлекли внимания художественной критики.

4. Местонахождение большинства оригинальных рисунков цикла неизвестно. Установлено, что два из них: «Петр Великий и Витсен рассуждают о постройке крепости на Новой земле» и «Петр Великий в гостях у матроса» подписаны Ивачевым. Два рисунка, подписанные Суриковым, рассматриваются в этой главе.

5. Биограф Сидорова пишет, что еще в юности, испытывая издевательства в школе со стороны учителя-иностранца, называвшего учеников из податного сословия «русской тварью», Сидоров приобрел «глубокую ненависть к тем из иностранцев, которые стремились угнетать русский народ безудержным эксплуатированием России и открыто высказывавшим свое презрение ко всему русскому» (М.П. Зенов, Памяти архангельского гражданина Михаила Константиновича Сидорова, стража интересов севера России, Пг., 1916, стр. 1; М.П. Семевский, Знакомые. Альбом. Автобиографические заметки 850 лиц, Спб., 1888, стр. 264). С 1845 года Сидоров двадцать лет провел в Сибири, разбогател на золотых приисках и, став миллионером, стремился содействовать экономическому и культурному развитию Сибири (пытался устраивать школы для кочующих сибирских племен, пожертвовал большую сумму денег на открытие в Сибири университета и т. д., но его инициатива была отклонена приамурским генерал-губернатором, начавшим преследовать Сидорова и добиваться его высылки из Сибири).

6. Предоставление права на ловлю котиков на Командорских островах американской компании, предоставление шведам концессии на острове Шпицберген и др. Протесты Сидорова в печати придали делу общественную огласку, и прошение о концессии было отклонено.

7. А.Е. Ферсман и С.Н. Писарев, Пионеры Сибири. М.К. Сидоров. — «Природа», 1921, № 10—12; «Природа», 1926, № 11—12; «Русский биографический словарь», т. 18, Спб., 1904.

8. Вместо награды и выгод Сидоров понес большой материальный убыток; последовало издевательское решение сената о том, что, так как Сидоров открыл Северный путь в сибирские реки Обь и Енисей не через пять лет, как обещал, а через семь, — лишить его права на обещанные ему льготы (Архив Академии наук СССР, фонд 270, опись I, д. 197, 199).

9. М.К. Сидоров, Север России, Спб., 1870; М.К. Сидоров, Север России. О горных ею богатствах и препятствиях к их разработке, Спб., 1881.

10. М.К. Сидоров, Картины из деяний Петра Великого на Севере, Спб., 1872.

11. Этому способствовало само название книги. Два полученных им цензурных разрешения относятся: одно — к отпечатайте двенадцати картинок в литографии Аргамакова, другое — к отпечатанию обложки (ЦГИАЛ, фонд 227, год 1872, опись 27, д. 27, л. 162; фонд 777, год 1872, опись 47, д. 19, л. 116); ни в делах цензурного комитета, ни на самой книжке, на первый взгляд напоминающей каталог с пояснениями к картинам, нет никаких следов разрешения цензурой текста «Приложения» и объяснений, а в них-то и выражена суть замысла Сидорова.

12. Впервые свое намерение посвятить Петру I серию рисунков Сидоров высказал в 1870 г. в книге «Север России»; в 1871 г., когда началась подготовка к Политехнической выставке, Сидоров изложил свой проект размещения рисунков на выставке одному из ее главных инициаторов Г.Е. Щуровскому и принялся искать художников для выполнения картин. Так как рекомендованный Щуровским «пейсажист моряк Лавров» оказался слаб, Сидоров обратился в Академию художеств. Из переписки видно, что до января 1872 г. Суриков еще не был привлечен к этой работе, которую выполняли вначале Ивачев и Лавров. 22 мая 1872 г. картины были уже отправлены в Москву, литографские копии с них изданы отдельной книжкой, в предисловии к которой Сидоров писал: «Желая по мере сил своих почтить память великого преобразователя России, я представляю на Политехническую выставку двенадцать рисунков, которые, по мысли моей, исполнены П.А. Ивачевым и В. Суриковым» («Картины из деяний Петра Великого на Севере», Спб., 1872, стр. 1, 162; Московский областной исторический архив, фонд 227, д. 41, л. 15, 18, 25, 26; ЦГИАЛ, фонд 528, опись 1, д. 410, л. 44; Архив Академии наук СССР, фонд 270, опись 4, Д. 52).

13. В труде А.А. Сидорова («История оформления русской книги». М., 1946, стр. 834) упомянуты эти работы В.И. Сурикова как выполненные литографией иллюстрации. Нахождение двух подлинных рисунков Сурикова и архивные изыскания показали, что художник вначале создал самостоятельные произведения станковой графики большого формата, по своему качеству резко отличающиеся от плохих маленьких литографических репродукций.

14. Б., уголь, граф. кар. 52,5×70,8. Русский музей, 40110.

15. Суда были нужны как для осады и штурма Нотебурга, так и на случай боя со шведской эскадрой Нуммерса, охранявшей Ладожское озеро.

16. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. IV, Спб., 1855, стр. 194.

17. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. IV, стр. 195, 196.

18. А. Коротков, Взятие шведской крепости Нотебург, Спб., 1896. Приложение X, стр. 201—203.

19. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. IV, стр. 198; А. Коротков, Взятие шведской крепости Нотебург, стр. 203.

20. Характерно, что в то же время, в 1871—1873 гг., другой великий русский художник, И.Е. Репин, создал замечательную картину на современную тему — «Бурлаки», в которой русский народ также является главным героем изображения.

21. И. Шалфеев, Царь Петр Великий, 30 мая 1672 г., Спб., 1872, стр. 15. «Чтение для народа».

22. «Журнал, или Поденная Записка Блаженные и Вечнодостойные памяти гос. имп. Петра Великого, изданная кн. Щербатовым», Спб., 1770, ч. I, стр. 71—72.

23. М.К. Сидоров, Картины из деяний Петра Великого на Севере, стр. 27.

24. Б., уголь, граф. кар. 0,51×0,69. Гос. литературный музей, Москва.

25. А. фон Глейхен-Руссвурм, Блестящая Европа, кн. 1, гл. VIII, Спб., 1911, стр. 306.

26. См.: В.И. Суриков, Письма, стр. 34. Письмо от 10 октября и 24 декабря 1872 г. Первую серебряную медаль он получил в следующем — 1873 г.