«Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста»

Рисунок «Борьба добрых и злых духов» решением Совета Академии от 21 февраля 1875 года был удостоен премии в 100 рублей. Исключительная трудность задачи, превосходное знание анатомии человеческого тела, свободное владение труднейшими ракурсами¹, мастерство композиционного построения, смелое размещение в пространстве переплетающихся в отчаянной схватке человеческих фигур — все это убедительно показывает, какой силы достиг Суриков в рисунке за годы пребывания в Академии художеств. Можно с уверенностью сказать, что ни один из соучеников Сурикова не поднимался до того уровня в своих академических рисунках. Это необходимо подчеркнуть, так как в литературе и высказываниях о Сурикове все еще бытует мнение о том, будто бы Суриков был «слаб в рисунке». Достаточно посмотреть на такие его академические работы, как «Милосердный самарянин», «Борьба духов», чтобы убедиться в совершенной необоснованности такого мнения.

В течение первых трех месяцев требования академического плана по искусству были выполнены. «Теперь приступаю к работе на большую золотую медаль»², — писал Суриков родным. В следующем письме он сообщает, что работы идут успешно, и торопится кончить письмо: Сейчас будут профессора у меня»³, по-видимому, для утверждения эскиза работы на предстоящую программу.

К участию в конкурсе были допущены: Суриков, Загорский, Творожников и Бодаревский. Тема, предложенная конкурентам, была следующая:

«Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста»⁴.

На этот раз Совет Академии избрал темой малоизвестный эпизод из истории раннего христианства. Подробности этого эпизода⁵ таковы.

Римская империя управляла своими многочисленными провинциями посредством проконсулов, посылаемых из Рима. Резиденцией проконсула в Палестине был город Цезарея (или Кесарея).

В то время когда проконсулом был Феликс, в храме Иерусалима во время праздничного богослужения выступил Павел с проповедью догматов христианства. Иудейские священники обвинили его в нарушении религиозных законов и осквернении храма, и подстрекаемая ими фанатически настроенная толпа чуть не убила Павла в храме. Чтобы спасти Павла от разъяренных фанатиков, иерусалимский тысяченачальник Клавдий Линий взял Павла под стражу. Павел был приговорен к наказанию, но заявил, что он, как римский гражданин, занимавший известный пост в войсках (некоторое время он был офицером римской армии), наказанию не подлежит. Юрисдикция в те времена строго охраняла права римских граждан, в какой бы из римских провинций они ни находились. И Павла отправили под конвоем из Иерусалима в Цезарею для разбора его дела римским проконсулом. Вслед за ним в Цезарею прибыли обвинители Павла — представители иудейского духовенства во главе с первосвященником Ананией. Запутанные богословские споры между иудейским духовенством и Павлом, отстаивавшим свою веру в догмат воскресения мертвых ссылкой на тексты пророков и священных книг (принятых в религии иудаизма), были мало понятны и скучны для проконсула, а обвинение Павла иудейскими священниками представлялось обстоятельством гораздо менее важным, чем факт покушения иудейской толпы на жизнь римского гражданина. Разбор дела затянулся. Однако когда жена проконсула, Друзила, захотела послушать учение Павла и он стал проповедовать воздержание, ссылаясь на грядущий Страшный суд, — это не понравилось ни Феликсу, ни Друзиле, которые вели распутную жизнь. Феликс приказал отправить Павла в тюрьму и надеть на него оковы. Но и находясь в тюрьме, Павел вел обширную переписку, поддерживая общение с многочисленными учениками. Затем Феликс был смещен, и на его место был назначен Порций Фест, прибывший в Цезарею в августе 60-го года.

К тому времени дело Павла тянулось уже два года. Не желая вникать в скучные богословские споры внутри иудейской религии, новый проконсул Фест хотел было уступить настоянию иудеев и отправить Павла обратно в Иерусалим (в этом случае у иудеев было намерение убить Павла в дороге). Но Павел не пожелал отдаться в руки врагов и, пользуясь своим правом римского гражданина, произнес торжественную фразу: «Требую суда Кесарева». Эти слова в устах римского гражданина обладали такой силой, что устраняли всякую провинциальную юрисдикцию и передавали разбирательство дела римского гражданина непосредственно в Рим. Фест ответил Павлу традиционной формулой: «Ты требуешь суда кесаря, к кесарю и отправишься». Спустя несколько дней в Цезарею прибыл иудейский царь Ирод Агриппа Второй со своей сестрой Береникой для того, чтобы поздравить нового римского проконсула с назначением. В беседе с царем Иудеи Фест рассказал ему о деле Павла, на что Агриппа ответил, что он давно хотел бы послушать этого человека. Завтра же, ответил Фест, ты услышишь его, и назначил встречу с Павлом в присутствии Ирода Агриппы и Береники. Хотя возможность судебного разбирательства в Цезарее после торжественной формулы, произнесенной Павлом, была исключена, Порций Фест сказал, что ему нужно получить дополнительные сведения для донесения, которое будет послано вместе с Павлом в Рим, и, поскольку он не знает религиозных споров иудеев, то, следуя совету царя Ирода Агриппы, предлагает Павлу изложить свои взгляды. Павел заявил, что его учение полностью соответствует законам и писанию пророков и что преследуют его исключительно из-за его веры в воскресение Христа, после чего стал объяснять свои излюбленные догматы о страданиях и воскресении Иисуса. Беседа с Павлом проходила в присутствии главных лиц города, римских легионеров, священников и т. д.

Именно изображение этой беседы Павла и было назначено «программой» и послужило Сурикову сюжетом для его картины.

Тема эта вызывала обычно недоумение писавших о Сурикове: «Как видите, дело до того мелкое, не важное, эпизод до того лишенный интереса, я уже не говорю страстных порывов, что остается удивляться, да почему же на нем остановился академический Совет?»⁶

Другой автор писал: «Выпускникам была предложена бессмысленная — мертвая тема, типичная для академических заданий»⁷.

Однако Суриков отнесся к этой теме иначе. Вспомним, что, рассказывая впоследствии о годах пребывания в Академии, Суриков сообщил, что в то время его увлекали: сначала древние века, античность, Египет, затем всемирно могущественный Рим и, наконец, воцарившееся на его развалинах христианство. «Первые века христианства с его подвижниками и мучениками, фигуры вдохновенных проповедников новой веры и их страдания на крестах и на аренах цирков, все это влекло к себе величием и силою своего духа. Заданную мне картину «Апостол Павел проповедует Евангелие Императору Агриппе» я писал с увлечением, совершенно не замечая того, что и она мне чужая и я ей чужой»⁸.

Рассмотрим картину Сурикова, которая представляет для нас двоякий интерес. Во-первых, как пример трактовки Суриковым евангельского сюжета, в которой уже ясно проявились некоторые особенности суриковского таланта, что позволяет установить известную связь между конкурсной академической картиной и другими, более поздними, зрелыми произведениями Сурикова. И, во-вторых, потому, что картина послужила причиной споров внутри Академии по вопросу о присуждении Сурикову золотой медали.

Сюжет, предложенный Советом Академии, представляет для художника большие трудности и вообще мало подходит для произведения живописи: изображение апостола, который «объясняет догматы веры», не содержит в себе возможностей действенного раскрытия сюжета. Тем более что в изображаемый момент никаких резких изменений с присутствующими под влиянием речи Павла, изменений, которые бы внезапно обнаружили их характер, намерения и т. д., не происходит; Агриппа, Береника и Фест спокойно слушают Павла. При таком сюжете, да еще касающемся объяснения сложных христианских догматов, крайне затруднительна разработка его в композицию, где каждое действующее лицо участвовало бы в раскрытии сюжета. Единственное, что остается художнику, — это размещение Павла, Агриппы, Феста и Береники в конкретной обстановке события и разработка их типических черт и индивидуальных характеров, а также передача психологического состояния каждого из присутствующих, которое бы выражало их отношение к объяснениям Павла. Но и здесь скупость описаний и недостаточная конкретность сведений увеличивали трудности художника.

И все же Суриков приложил огромные усилия таланта, воображения, мысли, чтобы создать внутренне содержательную, обоснованную композицию⁹.

Местом действия Суриков избрал дворец римского проконсула в Цезарее. В большом зале на постаментах высятся мраморные скульптуры римских богов и императоров. Верхняя часть этих изваяний тонет в полумраке¹⁰. У подножия статуй, где помещение лучше освещено, на возвышении из мраморных плит установлены трон для Ирода Агриппы и кресла для Феста и Береники. Основную группу картины образуют четыре фигуры. Сидящий слева Агриппа и стоящий справа Павел обращены друг к другу и изображены почти в профиль к зрителям. Поэтому создается впечатление, что Павел излагает свои взгляды Ироду Агриппе, отвечает на его вопросы, обращается к его компетенции. Между Агриппой и Павлом в фас к зрителю сидят Порций Фест и Береника, обратив головы и взгляды к Павлу. Они не принимают участия в споре, а присутствуют в зале на почетных местах в роли наблюдателей. Такое расположение не случайно, так как, вызывая Павла для объяснений его взглядов, Порций Фест прямо заявил, что сам он не в курсе религиозных разногласий иудеев, тогда как иудейский царь, конечно, был знатоком и религии иудаизма, и ее литературных источников (писаний «пророков», Пятикнижия, Ветхого завета и т. д.) И Павел, излагая свои взгляды, обращался к Агриппе, как к лицу компетентному, и даже в конце речи воззвал к Агриппе, прося его подтвердить перед Порцием Фестом правильность своих ссылок на тексты священных книг, признаваемых иудаистской религией, на что Агриппа ответил уклончиво и сказал Павлу: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином¹¹. Следовательно, противопоставляя царя Ирода Агриппу и апостола Павла, Суриков в их образах противопоставляет приверженцев двух религий — иудаизма и христианства.

Но есть в этой картине еще одно столкновение идей — не менее значительное по своим последствиям. Оно выражено не только и, может быть, не столько в антитезе Павел — Агриппа, сколько в противопоставлении апостола христианства — Павла и язычника — римлянина Порция Феста, отношение которого к происходящему выходит за пределы простого любопытства римского патриция, слушающего спор о богословских догматах чуждой ему религии.

И, наконец, главное действующее лицо картины—Павел настолько противостоит и своими идеями, и обликом, и характером, и активностью трем его знатным слушателям, что кажется человеком другого мира.

Рассмотрим эти образы.

Царь Агриппа облокотился левой рукой на стоящий перед ним столик, отодвинув локтем свертки папируса; его правая рука, обнаженная почти до плеча, украшена тяжелым золотым браслетом и рубиновым перстнем; кисть с тонкими пальцами свисает с подлокотника кресла. Фигура царя задрапирована в белую римскую тогу с широкой пурпурной каймой. (Такая же точно тога и на проконсуле.) Богатая темная одежда царя расшита золотом. На голове золотая диадема с крупными драгоценными камнями: рубином, сапфиром и топазом, завязанная на затылке красивой голубой лентой с золотыми кистями, концы которых свешиваются на плечо. Красные чулки и сандалии с золотой пряжкой довершают его наряд.

Превосходно написано лицо Ирода Агриппы. Это смуглый мужчина примерно 40 лет, с тонким носом с горбинкой, чувственными красными губами, низким лбом и большой черной бородой. На его лице следы усталости от бурных страстей восточного владыки, не знающего отказа своим желаниям. Его темные глаза напряженно всматриваются в Павла, который старается убедить царя Иудеи. Лицо Агриппы выражает пристальное внимание человека, которому хорошо знаком предмет спора, но который внезапно услышал что-то для себя совершенно новое и, хотя еще не может определить к нему своего отношения, не хочет упустить ни одного слова апостола Павла.

Совершенно иной образ Феста. На римском проконсуле под белой тогой темно-красная туника с простым круглым вырезом у шеи, дорогие сандалии с золотыми пряжками и богатая консульская цепь, состоящая из драгоценных узорных блях с изумрудами, которые чередуются с золотыми медальонами, украшенными профилями римских императоров. Его руки с короткими огрубелыми пальцами, видимо, знакомы с профессией воина и с физическими упражнениями. Волосы коротко острижены. Гладко выбритое бледное лицо римского патриция отличается от лица царя Иудеи и типом, и цветом, и выражением. Проконсул Фест также внимательно слушает Павла, но в его скептическом взгляде отражается холодный ум и осторожность человека, искушенного в философских спорах и ораторском искусстве. Порций Фест слушает и сравнивает; слушает и сопоставляет. Однако его тонкие губы, привыкшие к иронической улыбке, остаются серьезными, а крутая складка между бровей и встревоженное выражение живых темных глаз показывают, что он начал оценивать силу пламенного красноречия Павла. В доводах апостола христианства знатный римский патриций вдруг уловил что-то, что заставило его насторожиться и впервые задуматься над тем, что догматы, отстаиваемые Павлом, порождены не только спором разных религиозных сект внутри иудейской религии, но в своем развитии угрожают и другим религиям, и прежде всего языческим верованиям позднего Рима. Поэтому из знатных слушателей Павла римский проконсул внутренне гораздо активнее сопротивляется убеждениям апостола Павла и проявляет гораздо большее несогласие и раздражение, чем даже Ирод Агриппа, царь иудейский.

Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста. 1875

И когда Павел, излагая учение о страданиях Христа и воскрешении мертвых, заявил, что цель христианства «возвестить свет народу (иудейскому) и язычникам», — римский патриций Фест, не вытерпев, громким голосом сказал: «Безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия»¹².

Иначе реагирует на проповедь Павла Береника. В ее лице Суриков создал образ чуть медлительной и томной восточной красавицы с золотисто-смуглым лицом, с бархатными черными глазами и необычайно красивой линией бровей. На ее черных волосах золотая диадема с прозрачным покрывалом, на шее золотое огорлие. Чуть полную фигуру охватывает светлая туника с вышитым у круглого ворота и по нижнему краю одежды узором. Дымчатый розово-сиреневый плащ, подбитый голубым шелком, лежит на ее коленях. Весь костюм, по сравнению с одеждой царя Агриппы, отличается большой простотой и скромностью. Единственное богатое украшение — это длинный тонкий пояс (цепочка) из золота и драгоценных камней в золотой оправе, сверкающих красными, голубыми и синими искрами. Блестящий взгляд черных глаз она устремила чуть снизу на Павла, внимательно слушает его слова и вся поддалась влиянию проповедника. По всему своему облику — это изнеженная красавица Востока, знающая цену земным радостям. Впервые слушает Береника о каких-то других, более возвышенных идеях; она еще далека от раскаяния, но уже не может противиться красноречию апостола и смотрит на него с открытым сочувствием.

Образам Агриппы, Феста и Береники противопоставлен Павел. Он носитель новых взглядов, в корне отличных от идей, господствующих и в царской Иудее и в языческом Риме.

Контраст сказывается уже в одежде. На Павле простой серый хитон с круглым вырезом для шеи, сшитый из грубой хлопчатой ткани и широкими складками падающий до пят. Вместо пояса — простая веревка. Через плечо перекинут светло-синий плащ из такой же простой материи. На ногах — никакой обуви; апостол босой стоит на каменном полу. В его одежде нет ни одного украшения, но зато сколько достоинства в его осанке, сколько благородного величия в его жесте вытянутой вперед правой руки. У него вдохновенная голова пророка с высоким лбом и орлиным носом и горящий силой убеждения взгляд, устремленный вперед, поверх голов царя и консула.

Характерно, что, создавая образ Павла, Суриков пренебрег известной фактической подробностью и решился не изображать Павла закованным в цепи, давая тем самым понять, что Павел беседует со своими слушателями, как равный с равными, и что Фест, Агриппа и Береника относятся к Павлу с уважением.

В глубине зала виднеются еще слушатели, которые по-разному реагируют на речь Павла. За креслом проконсула стоит ликтор, левее его, за значком легиона, видны еще римские воины в шлемах, со щитами и копьями. Ликтор внимательно прислушивается к словам Павла, и на лице его отпечаток пробуждающейся мысли. За креслом Береники стоят иудейские священники; один из них — старик — с недоверием и озлоблением хмуро смотрит на Павла, возможно, это — первосвященник Анания; другой что-то шепчет стоящему рядом римлянину. За фигурой Павла на скамьях сидят горожанин с худым, изможденным лицом и мулат в белой повязке — это бедняки, которые жадно ловят каждое слово апостола; им близки идеи раннего христианства. За спиной Павла — стражники и секретарь, ведущий запись, на его лице виден оттенок сочувствия. Однако всем этим лицам Суриков придал недостаточную роль. Он изобразил их, за небольшим исключением, в глубине помещения, что сделало их фигуры и лица трудно различимыми в темноте зала. Это лучше выделило фигуру Павла, но помешало ярче охарактеризовать поведение присутствующего там народа.

Есть в картине и другие недостатки: излишняя старательность в лепке складок, что, вероятно, объясняется характером работы (академическая «программа»), однообразие в передаче тканей; не всегда удачны и аксессуары; несколько излишне затенена фигура Павла и т. д. Но все это отступает на второй план перед тем важным и значительным, чего достиг Суриков в этой картине: он сумел наделить индивидуальными характерами отвлеченные евангельские персонажи, передать историческое и этническое своеобразие лиц, их конкретную психологию и показать, что люди разные по возрасту, мировоззрению, характеру по-разному реагируют на одно и то же событие. Эта черта впоследствии полностью разовьется в зрелых произведениях Сурикова.

Не лишена картина и живописных достоинств — ее сдержанные краски не банальны и гармонично связаны общей тональностью, при этом цветовое решение неизмеримо более свежее и живописное, чем то, к которому приучала Академия своих воспитанников. Однако по живописному темпераменту картина уступает «Пиру Валтасара».

Что помогло Сурикову выйти за рамки академического трафарета? Что могло увлечь его в этом сюжете? Суриков отчасти сам ответил на этот вопрос, вспомнив, как вдохновляли его первые века христианства с их подвижниками и мучениками, страдавшими на крестах и на аренах цирков: «все это влекло к себе величием и силою своего духа». Сурикова увлекла возможность в картине об апостоле Павле изобразить человека — страстного борца за идею, который черпает силы для борьбы в своих убеждениях, в глубокой вере, показать, что такой борец за идею готов ее защищать и отстаивать до конца.

При этом тема апостола Павла позволяла показать человека, самоотверженно борющегося за идею, которая не только не разделяется господствующими представителями властей, но идет в разрез с их образом мыслей и вызывает преследование с их стороны. Ведь Павел выступал со своими проповедями в век раннего христианства, когда оно еще не было господствующей религией; апостол Павел открывает собой длинный ряд мученников христианства, которые умирали на арене Колизея, скрывались в катакомбах, подвергались страшным мучениям и физическому уничтожению и перед лицом всех этих испытаний оставались до конца верными своим идеям. Апостол Павел был тем образом, который давал возможность для широкой трактовки этой силы духа. (Характерно, например, что много веков спустя пуритане в своей борьбе против господствующей церкви и правительства так истолковывали священное писание, что видели в апостоле Павле смелого проповедника, провозгласившего свободу от кнута и тюрьмы, свободу, которую обязан защищать всякий, рожденный свободным, ради себя самого и своих соотечественников¹³.

Суриковский апостол Павел готов перенести любые страдания во имя своих убеждений, но не отступится от них. Этот мотив близок Сурикову. В разных формах он повторяется и приобретает всю полноту звучания в других полотнах художника, написанных им в период творческого расцвета. Этот мотив встретится нам в «Утре стрелецкой казни» и в «Боярыне Морозовой» — картине, которая внутренне связана с «Апостолом Павлом». Боярыня Морозова также готова претерпеть любые страдания во имя свой идеи, она сама ищет этих страданий и говорит, что рада будет сподобиться «Павловы узы» (т. е. оковы) нести.

И еще одну возможность сюжета использовал Суриков — возможность показать, как сила убеждения, проникающая все существо проповедника, способна влиять и на других людей, притом людей совершенно иного склада, иных верований и мыслей. В этом отношении не случайно с таким вниманием конкретизировал Суриков образ царя Ирода Агриппы, представляющего в картине религию иудаизма, и образ проконсула Порция Феста, представляющего языческую религию Рима периода упадка. Обе эти религии в своих принципах враждебны христианству, догматы которого проповедует Ироду и Фесту Павел. И тем не менее сила его убежденности и веры так велики, слова его так пламенно красноречивы, что вызывают если не согласие с ними у его слушателей, то, во всяком случае, начало глубокого раздумья.

По своему художественному уровню картина Сурикова была выше многих академических работ, получавших золотые медали. Она была горячо встречена студентами Академии художеств, которые были совершенно убеждены в том, что Сурикову будет присуждена золотая медаль. Большие надежды на молодого красноярца возлагал и его учитель П.П. Чистяков. В письме к Поленову Чистяков писал. «Есть здесь некто ученик Суриков, довольно редкий экземпляр, пишет на первую золотую. В шапку даст со временем ближним. Я радуюсь за него. Вы, Репин и он — русская тройка...»¹⁴.

Однако Совет Академии, рассмотрев 31 октября 1875 года представленные по конкурсу на Большую золотую медаль произведения, никому из конкурентов золотой медали не присудил, что вызвало стон отчаяния П. Чистякова, писавшего Поленову: «У нас допотопные болванотропы провалили самого лучшего ученика во всей Академии, Сурикова, за то, что мозоли не успел написать в картине. Не могу говорить, родной мой, об этих людях: голова сейчас заболит и чувствуется запах падали кругом. Как тяжело быть между ними»¹⁵.

По вопросу о картине Сурикова мнение членов Совета разделилось: прогрессивная часть профессоров горячо отстаивала это талантливое произведение, однако при голосовании осталась в меньшинстве.

Несправедливое решение Совета Академии художеств вызвало уже в то время осуждение общественности. П.П. Гнедич вспоминал: по мнению молодежи — студентов Академии «особенно одна программа привлекала и вызывала одобрение. Мощная фигура остроносого Павла, большеголового, но сильного своим пафосом и титанической правотою, стоявшего перед Агриппой, который вонзился в него недоумевающим взором, взволновала молодые души. Это было куда сильнее работ тех профессоров, что судили картину. Говорят, что медали не дали потому, что в фигуре Павла не было академического числа голов¹⁶. А по преданию Павел и был большеголовый»¹⁷.

Журнал «Пчела» напечатал на разворот гравюру с картины Сурикова «Апостол Павел», сопроводив ее следующим текстом: «Это замечательное произведение молодого, только еще начинающего свою артистическую карьеру художника обнаруживает крупный талант и пророчит своему творцу очень видное место в ряду представителей современной русской живописи»¹⁸.

В своей статье «Суриков в 1875 году» П. Гнедич еще раз возвращается к картине «Апостол Павел» и пишет: «Профессора решили, что Суриков недостоин золотой медали... Время показало ту ошибку, которую сделал академический Совет. Талант Сурикова загорелся яркой звездой... В летописях Академии останется тот факт, что Суриков не был удостоен «перворазрядного» выпуска...»¹⁹.

Несомненно, в 1875 году вина членов Совета Академии была в том, что они не смогли угадать яркого таланта Сурикова в момент начала его художественной деятельности. Но несправедливость по отношению к картине «Апостол Павел» этим не ограничивается.

В 1909 году комиссия из членов Академии рассматривала художественные произведения, предлагаемые к приобретению в Русский музей. В это время имя Сурикова было уже прославлено по всей России, как имя творца «Стрельцов», «Меншикова», «Морозовой», «Ермака», и все-таки Совет Академии отклонил покупку картины Сурикова «Апостол Павел перед судом Ирода Агриппы», тем самым еще раз обнаружив свою неспособность правильно оценить это произведение, а также свое нежелание признать совершенную прежде ошибку²⁰.

И только в советское время картина «Апостол Павел» была оценена по достоинствам — приобретена государственной закупочной комиссией и выставлена в залах Третьяковской галлереи.

Примечания

1. Суриков всегда любил выбирать наиболее трудные ракурсы, но в данном рисунке он достиг исключительного результата, быть может, вдохновившись «Страшным судом» Микеланджело.

2. В.И. Суриков, Письма, стр. 42. Письмо от 3 апреля 1875 г.

3. В.И. Суриков, Письма, стр. 42. Письмо от 29 июля 1875 г.

4. Картина Сурикова под этим названием находится в Третьяковской галлерее. Х., м. 141×221.

5. См.: «Апостольские деяния о заточении и суде над апостолом Павлом в Кесарии». Библия, Деяния апостолов. XXIV, 24—25; Матфей. X., 18—19; Лука. XII, 11, а также: Э. Ренан, Апостол Павел, Спб., 1907, стр. 230—232.

6. П. Гнедич, Суриков в 1875 году. — «Утро России», от 16 марта 1916 г., № 76.

7. И. Давыденко, Василий Иванович Суриков, Красноярск, 1948. (В брошюре содержится много фактических ошибок.)

8. Сергей Глаголь, В.И. Суриков. — Сб. «Наша старина», 1917, вып. 2, стр. 67.

9. В изображении интерьера, одежд и украшений действующих лиц (белые тоги, ожерелье Береники и т. д.), ликторов, стражников Суриков использовал материалы лекций И. Горностаева («История искусства и костюма у народов Греции и Италии», т. II. Лекции академика И. Горностаева, изданные на стеклографе Академией художеств, Спб., 1860).

10. В изображении зала римского проконсула (архитектура, скульптурные украшения, кресло, пол с возвышением из мраморных плит и т. д.) есть много общего между картиной «Апостол Павел» и эскизом композиции Сурикова «Убийство Юлия Цезаря».

11. По окончании беседы Агриппа полагал, что Павла можно было бы отпустить, если бы он не потребовал суда Кесаря.

12. Библия. Деяния апостолов, Спб., 1908, стр. 1393.

13. См.: Вальтер Скотт, Пуритане, Гослитиздат, стр. 177.

14. П.П. Чистяков, Письма, записные книжки, воспоминания, стр. 75. Письмо от 1875 г.

15. См.: П.П. Чистяков, Письма, записные книжки, воспоминания, стр. 76. Письмо Поленову от 1 декабря 1875 г.

16. Отношение размера головы к высоте всей фигуры по Лисиппу должно быть 1:8.

17. П.П. Гнедич, Книга жизни. Л., 1929, стр. 88—89.

18. «Пчела», 1876, № 42, стр. 14.

19. П. Гнедич, Суриков в 1875 году. — «Утро России», от 16 марта 1916 г.

20. ЦГИАЛ, фонд 789, опись 13, д. 62, л. 26. Об отклонении покупки картины Сурикова «Апостол Павел перед судом Ирода Агриппы» за 3 тыс. руб. Протокол Совета Академии от 12 октября 1909 г., стр. 4.