VII. Переезд с семьей в имение княгини Тенишевой Талашкино под Смоленском

Летом 1899 года в имение княгини Марии Клавдиевны Тенишевой — Талашкино под Смоленском был приглашен Михаил Александрович Врубель.

Обаятельный, отзывчивый, необычайно сердечный человек, он, находясь тогда в апогее счастья и творческого подъема, готов был обнять весь мир и сделать добро всем людям. Впрочем, Сергей Васильевич Малютин к разряду «всех» и не относился. К Малютину Врубель проявлял всегда особенное внимание и уважение. Он любил его за редкий дар, скромность и всей душой сочувствовал трудным условиям, в которых жил художник.

К этому времени сорокалетний Малютин был уже отцом многочисленного семейства и все еще находился на распутье — исторические композиции и бытовой жанр, книжная иллюстрация, театр являлись не только естественным процессом творческого самоопределения, но и поисками возможности «прожить искусством», прокормить семью. Новое увлечение Малютина прикладным искусством этой возможности тоже пока не давало.

Врубель тогда заинтересованно занимался «печатным делом» в Абрамцеве и вот уже несколько лет был энтузиастом гончарного завода, как громко именовались мастерские, построенные С.И. Мамонтовым в своей усадьбе. Всю серьезность отношения к «искусству второго сорта» — именно так называли прикладное искусство многие вполне просвещенные люди того времени, Врубель выразил в одном из писем сестре: «Сейчас я опять в Абрамцеве и опять меня обдает, нет, не обдает, а слышится мне та интимная национальная нотка, которую мне так хочется поймать на холсте и в орнаменте. Это музыка цельного человека, не расчлененного отвлечениями упорядоченного, дифференцированного и бледного Запада»¹.

Еще до своего отъезда Врубель рассказал Малютину о том, что княгиня Тенишева, увлекшись собиранием русской старины, задумала у себя в имении создать целый комплекс построек в древнерусском стиле. И поскольку Врубель намеревался в июне отправиться в Талашкино, он предложил Малютину поговорить с княгиней о работах Сергея Васильевича в области прикладного искусства — она к этому времени стала уже известной меценаткой, покровительствующей художникам, близким кругу ее интересов.

Вскоре, по приезде Врубеля в Талашкино, Малютин получил от него письмо. Михаил Александрович дал княгине самую лестную характеристику своего друга, и она, пожалев, что не познакомилась с ним лично, поручила Врубелю пригласить Малютина в Талашкино с эскизом для церкви-усыпальницы. «Она просит, — пишет Врубель, — сделать ей эскиз в красках церкви, небольшой, по отвечающей следующему заданию: 1) теплая паперть, 2) склепный этаж, 3) обходные галерейки или сенцы для крестных ходов, когда время года не позволит их делать снаружи. Стиль ярославский. Затем полный простор декоративной фантазии: церковь предполагается роскошно облицованной изразцами и вообще всевозможными поливными вещами, как-то — черепицы и даже целые детали конструкции. Затем, пусть в Вашей работе Вам не грозят никакие критики: первый и окончательный критик княгиня, которая подчиняет себя только требованиям архитектора, поскольку они касаются техники (прочности), а в остальном руководится исключительно только собственным чувством. Церковь будет стоять на лесистом пригорке. Не откажите ответить поскорее, берете ли Вы этот заказ, а также его стоимость. Жму Вашу руку

М. Врубель»².

Архитектурой до того времени Малютину не приходилось заниматься. Правда, в своих рисунках и эскизах он много раз изображал сказочные шатры и терема. Его фантазия подсказывала ему все новые и новые формы и сооружения. Они никогда не были копией виденных и любимых им русских церквей и построек. Архитектурные замыслы художника на бумаге целиком являлись плодом его воображения. И вот теперь ему представлялась возможность создать проект для реальной постройки. С увлечением он принялся за эскизы церкви, поторопился ответить на вопрос Врубеля согласием и стал с нетерпением ждать письма из Смоленска. Ответ Врубеля не замедлил прийти:

«Многоуважаемый Сергей Васильевич, княгиня очень утешена Вашей горячей готовностью работать над проектом церкви и с нетерпением ждет Вашего приезда во всеоружии осуществляемого опыта: я говорю об обещанном Вами рисунке. Пожалуй, это свидание будет плодотворнее и решительнее, чем то предварительное, которое княгиня через меня предлагала. Не затягивайте работу на этой первой ступени, так как после свидания она неминуемо, хотя бы частично окажется подлежащей переработке. Со стороны материальной, то, что Вы теперь сделаете, можете считать законченным и подлежащим оплате в размере, какой назначите. Путешествие в Талашкино очень не сложно: «Вы садитесь на Брянском вокзале на почтовый поезд (9 ч. веч.), билет 2-го кл[асса] стоит около 6 руб., и утром в одиннадцать Вы будете в Смоленске, где тут же на станции берете извозчичью коляску прямо в Талашкино (извозч[ик] оплачивается в конторе имения). В Талашкине все удобства работы, чудесная библиотека, полная свобода распоряжаться собой, и к довершению всего Прахов уехал.

Жму Вашу руку. Поклон супруге.

М. Врубель»³.

Вот как пишет об этом сама Тенишева:

«Врубель во время своего пребывания в Талашкине указал мне на художника Малютина, как на человека, вполне подходящего для моего дела и по характеру своего творчества могущего выполнить все мои художественные затеи. Киту (кн. Б.К. Святополк-Четвертинская. — А.А.) пришлось по делам быть в Москве и я поручила ей отыскать Малютина, переговорить с ним и пригласить к себе в Талашкино на постоянную службу. Она застала его в ужасающей нищете, у него была жена и несколько человек детей. Он охотно отозвался на мое предложение и приехал к нам со всей семьей. Он оказался очень полезным и, по-видимому, сам увлекся моими задачами и целями»⁴.

Начало 1900 года было началом «талашкинской эпопеи» Малютина, длившейся, по его словам, ровно «три года и три месяца», прямо как в старинных былинах. Этот период его жизни чрезвычайно важен и интересен. В Талашкино окончательно оформился и утвердился малютинский стиль прикладного искусства и, в свою очередь, несомненно, что без Малютина Талашкино не стало бы столь заметным и самобытным явлением в истории художественной культуры России начала XX века.

Собрав вещи, семья художника в полном своем составе — Елена Константиновна, которая ждала четвертого ребенка, дети — Вера, Владимир и Ольга (дети — мал мала меньше, старшей Ольге едва исполнилось шесть лет) и сам (пока пятый) Сергей Васильевич, отправились в Смоленск. На первых порах сняли квартиру у смоленского пристава Путяты, в доме, живописно расположенном недалеко от Днепра, с окнами, выходящими на кремлевскую стену.

Малютин привез несколько эскизов церкви и целый ворох рисунков и акварелей, имевших вполне утилитарное назначение — часть из них предназначалась для вышивок, часть представляла собой проекты мебели, многие могли быть использованы для росписей интерьеров и деталей архитектурных сооружений. Среди привезенных листов были и акварели — росписи балалаек.

Когда Тенишева увидела привезенное Малютиным, она поняла, что сама судьба послала ей этого художника. Она немедленно предложила ему руководство всеми художественными работами «в русском стиле», которые предполагала осуществить в имении.

Тенишева нашла «своего» художника, Малютин же, по словам Дягилева, возродился, «как растение, пересаженное в подходящую почву».

27. Эскиз росписи для балалайки. 1899

Дягилев приехал в Талашкино летом 1900 года. Встреча Дягилева и Малютина была встречей добрых знакомых и участников одного художественного объединения. Только общественное положение этих людей было разным. Дягилев — светский человек, не очень богатый, правда, но вполне независимый, прибыл в Талашкино, дабы склонить княгиню к субсидированию журнала «Мир искусства». Малютин же находился на службе у Тенишевой, получая от нее ежемесячно жалованье в триста рублей, и, кажется, впервые имел возможность не заботиться о заработке.

«...В какие благоприятные условия попал Малютин, — восклицал Дягилев, — оставив свое Замоскворечье, не приносившее ему удачи и лишь растравлявшее усталые нервы»⁵.

Малютин поселился в Смоленске, а бо́льшую часть времени проводил в Талашкине. Это было очень неудобно, и вскоре после рождения четвертого ребенка семья Малютина перебралась поближе к Талашкину. Сергей Васильевич на время, в марте 1900 года, отвозил жену в Москву, предварительно договорившись о переселении в соседнее с Талашкиным имение мелкопоместного дворянина Крона.

Старшую дочь Сергея Васильевича — Ольгу — княгиня взяла к себе, поселила на половине бывшей хозяйки Талашкина и своего ближайшего друга Е.К. Святополк-Четвертинской. Для игр и беготни к ней приставили сверстниц, дочерей садовника и прачки, а когда ей исполнилось семь лет, стал приходить учитель из Фленова, хутора, находившегося в двух верстах от Талашкина, где разместились кустарные мастерские, которыми руководил ее отец.

О.С. Малютина вспоминает, что каждое лето у Тенишевой бывали очень интересные люди — музыканты и художники.

С тех далеких пор Ольга Сергеевна запомнила ярче всего пруды с черными лебедями, чудесную белую с золотом мебель, обшитую шелком, белый рояль, бронзовые канделябры, огромную хрустальную люстру, роскошные наряды княгини и ее знаменитые на всю Европу жемчуга.

28. Конь зеленый. 1889

Зимой все разъезжались из Талашкина, и девочка оставалась вдвоем с княгиней Святополк-Четвертинской, кончалась пора игр и удовольствий, учитель приходил регулярно заниматься по всем предметам.

Самыми радостными днями были те, когда Четвертинская брала девочку с собой во Фленово, обе они надевали лыжи и шли лесом и полем по нетронутому снегу. Деревья в белом снежном одеянии напоминали те, которые рисовал отец, рассказывая сказки. Хотелось к своим, в нарядный и сказочный дом на большаке, который к тому времени был построен по рисункам и чертежам Сергея Васильевича.

В экспозиции Смоленского областного музея изобразительных и прикладных искусств находится «Портрет дочери Оли», написанный Малютиным в 1902 году.

Малютин был нежным и внимательным отцом. Он очень любил детей. Рано потеряв жену, Сергей Васильевич никогда больше не женился, а Ольга заменила своим младшим братьям и сестре мать. Она была помощницей Сергею Васильевичу и в искусстве. Начав с писания фонов в его картинах, она прошла у отца прекрасную школу и впоследствии сама стала художницей.

Смоленский портрет дочери сделан в несколько необычной для Малютина манере. А если говорить точнее — в этой работе будто «встретились» ранняя и поздняя живописная манеры Малютина. «Портрет дочери Оли» — как бы рубеж между тонкими по живописи ранними произведениями художника и последующими — сочно и широко, «размашисто» написанными. Так темпераментно и решительно он начал писать именно в Талашкине, как бы утвердив себя и найдя свою манеру живописи.

В «Портрете дочери Оли» он сочетал бережную и любовно моделированную лепку лица с широким и быстрым письмом фона и платья. Портрет очень красив по цвету. Светлые охристые тона соседствуют с нежными пастельными оттенками розового, сиреневого и зеленовато-голубого. Главное внимание художника обращено на милое лицо девочки, а притягательным центром являются ее глаза — ясные, чистые, лучезарные. Умные и живые глаза взрослого человека. Малютин будто всю душу свою вложил в изображение глаз ребенка. Он заглядывал в них, как в маленькие колодца или озерца. Поражаешься, что художник смог уловить судьбу человека — прошло больше семидесяти лет, а Ольга Сергеевна смотрит на мир тем же ясным и чуть грустным взором.

Этот портрет — признание в отцовской любви. Малютину, чистому душой человеку, всегда удавались портреты детей.

29. Эскиз росписи для балалайки. 1899

Тенишева почти не оставляла свободного времени для «личного» творчества художника, да и сам он с наслаждением перевоплощался в Талашкине в древнерусского кустаря — резчика и строителя. Но такой силы темперамент бушевал в этом маленьком, худощавом, подвижном человеке, что границы времени расступались перед ним и он успевал заниматься и живописью.

В тот же период написан один из лучших автопортретов Малютина — «Автопортрет в шубе» (1901). Таким он приехал сюда. Художник изобразил себя на фоне своего панно «Куликово поле», на которое потратил столько времени и сил, на которое возлагал такие большие надежды... Темпераментно вылеплен красками рыжий мех шубы, широко и сочно решен фон, с большим портретным сходством написано лицо. Портрет сдержан и строг по общему колориту. Главное внимание обращено на лицо и особенно глаза. Усталое лицо, утомленные глаза.

Малютин обрел временное пристанище в имении Тенишевой. Какой-то период можно было не думать о заработке. Но неуспокоенность, тревога во всем облике художника, сомнения обуревают его...

В семейном альбоме Ольги Сергеевны Малютиной хранится пожелтевшая от времени талашкинская фотография. Достаточно внимательно разглядеть ее, узнать изображенных на ней лиц, чтобы войти в атмосферу, царившую там в «летний сезон».

На фоне густо увитой плющом веранды усадьбы Тенишевой — многочисленная группа участников маскарада, устроенного в честь дня рождения княгини. Справа рядышком, оба маленького роста, плечом к плечу И.Ф. Барщевский и С.В. Малютин. Барщевский — в костюме русского мужичка в лаптях и вышитой рубахе, Малютин — в костюме турка. Но и забавный костюм, тщательно продуманный Малютиным во всех деталях, и веселое окружение не сняли налета усталости и грусти в его лице, который он так верно передал в своем автопортрете, написанном несколько месяцев спустя после карнавала.

Недалеко от Малютина — Тенишева. Ей в этот день исполнилось 34 года. Энергичная, уверенная в себе, властолюбивая, в недавнем прошлом офицерская жена, Мария Николаевна после выхода замуж за миллионера князя Тенишева «взяла реванш» за свое первое неудачное замужество. Она не питала никаких романтических иллюзий относительно немолодого уже, но зато очень богатого князя. Да и он выбирал себе жену долго, трезво и расчетливо. Словом, это была обоюдовыгодная сделка.

Княгиня на маскарад надела роскошный старинный русский костюм. Кокошник ее сплошь унизан драгоценными жемчугами. Каждая деталь наряда имеет музейное значение, да она все это и взяла из своего домашнего музея.

30. Автопортрет. 1901

Участникам маскарада ничего не стоило раздобыть себе японское кимоно (в нем — дочь Барщевского), или роскошный персидский халат (его надел один из постоянных гостей княгини), или наряд московской купчихи (он — на камеристке княгини). Святополк-Четвертинская приклеила себе окладистую бороду и усы и нарядилась богатым купцом. Дягилев, как всегда, элегантен и изыскан. Он в это время «обхаживал» княгиню, которая согласилась финансировать журнал «Мир искусства» вместе с С.И. Мамонтовым, и главному редактору этого журнала, естественно, нужно было быть с ней чрезвычайно любезным и внимательным.

Справа на фотографии группа людей, наиболее близких Тенишевой, — ее взрослая дочь от первого брака, муж — седовласый и седобородый, толстый, страдающий одышкой князь Вячеслав Тенишев, одетый в тогу и венок поклонника бога Бахуса, и кудрявый, бравый и черноусый В.А. Лидин, после смерти князя уехавший с княгиней в Париж, — руководитель талашкинского балалаечного оркестра, организованного ею.

Этот оркестр произвел фурор на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Комиссаром русского отдела на выставке был назначен князь Тенишев, а княгиня предоставила в его распоряжение свои уникальные коллекции русской старины. Специально для этой выставки она задумала создать для собственного балалаечного оркестра коллекцию балалаек. Так появились знаменитые балалайки, расписанные самими художниками, и специально для этого случая изготовленные эскизы к этим росписям, не использованные в то время и ждущие своего применения в наши дни.

Тенишева, несомненно, была изобретательна и предприимчива. Она знала, чем удивить и привлечь внимание. Имея же таких добрых знакомых, как Врубель и Рерих, таких консультантов, как Прахов, Барщевский, такого «собственного» художника, как Малютин, используя свое положение и часто зависимость художников от ее заказов и материальной помощи, она добивалась многого. Затея с балалайками имела успех. В своих воспоминаниях, написанных в эмиграции, Тенишева рассказывает:

«В то время в моих мастерских уже делались весьма интересные вещи, и я решила приготовить для Парижской выставки группу балалаек прекрасной работы с деками, расписанными Врубелем, Коровиным, Давыдовой, Малютиным, Головиным и две мною. Балалайки эти составляли целый оркестр...

Коллекция моих балалаек очень понравилась на выставке своей оригинальностью, и я получила массу предложений приобрести оркестр благодаря, главным образом, рисункам Врубеля. Впоследствии этот оркестр я поместила в моем Смоленском музее»⁶.

31. Маскарад в Талашкине. 1900. Фрагмент фотографии

Роспись балалаек, эскизы для этих росписей — всего лишь маленький эпизод в огромной по своему масштабу работе, проделанной Малютиным в Талашкине. Ко времени открытия выставки им уже налажено производство мебели по собственным эскизам в талашкинских мастерских. Образцы этой мебели были также представлены в Париже. Но самого Малютина Тенишева дальше Талашкина не пускала. О том, чтобы побывать ему на выставке, и речи быть не могло.

Для подготовки экспозиции кустарного отдела Тенишева пригласила А.Я. Головина. Насколько велик оказался объем работ к выставке, можно судить по письму Врубеля к Я.Е. Жуковскому — известному в свое время коллекционеру, родственнику жены Врубеля — Забелы. Жуковский искал художника для выполнения эскизов мебели и обратился к Врубелю. Разговор зашел и о Малютине, но «Малютин сейчас, — сообщал Врубель, — кажется мне, все еще занят обмеблировкой кустарного отдела на Парижской выставке. Я много видел рисунков обстановки его работы и Головина; все это будет на выставке, и все это ты увидишь там в натуре, и самое лучшее будет выбрать из готовых уже образцов и заказать в той мастерской, где все это изготовлялось»⁷.

Впоследствии мебель для Жуковского делалась в талашкинских мастерских по рисункам Малютина.

Всемирная выставка открылась в апреле 1900 года. Русский отдел насчитывал более 400 экспонатов (живопись, скульптура, графика). В международное жюри выставки вошел И.Е. Репин как представитель России. Высшие награды получили К.А. Коровин, В.А. Серов, Ф.А. Малявин. Работы Малютина, экспонированные в кустарном отделе выставки, были удостоены серебряной медали.

Успех кустарного отдела превзошел все ожидания. Он разместился в специальных постройках, созданных по проектам Коровина и Головина. Малютин не только «обмеблировал» весь этот отдел (по выражению Врубеля), но и представил большое количество эскизов декоративно-прикладного характера.

«Говорят, — писал И.Э. Грабарь, — что члены жюри по присуждению наград руководились главным образом двумя соображениями: наличностью сильной индивидуальности и ясно выраженной национальности. В этих двух требованиях, предъявляемых к художественному произведению, сказался весь дух нового времени»⁸.

Примечания

1. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. Л.—М., 1963, с. 79.

2. Там же, с. 111.

3. Там же, с. 111—112.

4. Кн. М.К. Тенишева. Впечатления моей жизни. Париж, 1933, с. 253.

5. С. Дягилев. Несколько слов о Малютине. — «Мир искусства», 1903, № 4, с. 159.

6. Кн. М.К. Тенишева. Впечатления моей жизни, с. 283—284.

7. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике, с. 112.

8. Игорь Грабарь. Несколько мыслей о современном прикладном искусстве в России. — «Мир искусства», 1902, № 3, с. 51.