VIII. Архитектурные работы в Талашкине и Смоленске

В Талашкино Малютин был приглашен прежде всего для создания эскизов и проекта церкви Святого Духа во Фленове. На истории постройки этой церкви стоит остановиться подробнее. Долгое время она приписывалась архитектору Суслову, Барщевскому и даже самой Тенишевой, хотя строительство велось по рисункам и под наблюдением Малютина. Церковь в основном сооружалась в 1900—1903 годах.

В 1903 году в апреле в церкви был похоронен князь В.Н. Тенишев. Вскоре Малютин уехал из Смоленска. В 1905 году Тенишева отбыла в Париж, спасая себя и свои коллекции от «возмущения черни». Вернулась она в Смоленск летом 1907 года. Достройка и отделка церкви-усыпальницы стали главной ее заботой. Н.К. Рерих блестяще выполнил заказ по росписи церкви. Мозаика над входом — голова Христа — была сделана также по его эскизам.

В общей сложности церковь во Фленове строилась более двенадцати лет.

«Талашкинские эмигранты» во Франции решили, что церковь не сохранилась после революции. Только этим и можно объяснить появление в Париже в 1938 году книги: «Кн. М.К. Тенишева. Храм Святого Духа в Талашкине. Издание Русского историко-генеалогического общества во Франции, Париж, 1938 г.». Автором фленовской церкви названа Тенишева: «В поисках формы кн. М.К. Тенишева со всем присущим ей усердием и пылом надолго погрузилась в изучение северо-русской церковной архитектуры. После этой вдумчивой работы ею лично была сконструирована и вылеплена модель храма, и под ее же личным наблюдением был вычерчен ее план»¹. Далее следуют переведенные в «кальки» рисунки Малютина, идущие уже под именем Тенишевой. «Есть основание думать, — пишут авторы вступительных статей, — что в настоящее время храм этот уже не существует»².

32. Церковь во Фленове. 1901—1914

Существует, находится под охраной государства, только, к сожалению, забыто имя автора этого храма — талантливого русского художника Сергея Малютина!

Строительство церкви нашло отражение и в парижских «впечатлениях» Тенишевой. Некоторые из них любопытны:

«Прежде чем выработать проект, не доверяя себе, я обратилась к профессору Прахову, думая найти в нем практика. Он взялся сделать мне модель церкви и, поселившись у меня летом в Талашкине, клеил и лепил модель. Но Прахов совершенно не понял моей идеи, модель его изображала грузный колоссальный собор о пяти куполах, напоминающий Владимирский в Киеве и совершенно не подходящий к типу скромной деревенской церкви, причем у него было еще намерение снабдить меня какими-то скверными мраморами, вывезенными им откуда-то из Италии и рекомендуемыми всем...

Увидав то, что предлагал мне Прахов, — это в деревне-то строить собор, — я поняла, что ошиблась, обратилась не туда, куда следует, поблагодарила его, уплатила за модель и поручила архитектору Суслову сделать мне проект деревенской церкви. И Суслов не понял меня и подкатил мне ни более, пи менее как семиглавый собор! Расставшись и с ним, я поняла, что мне придется добиваться самой. Но не зная, как приняться за это, я взяла в помощники Барщевского, и вот, под мою диктовку, шаг за шагом, по кусочкам мы клеили, ломали, снова клеили, лепили, добиваясь той формы, которая удовлетворила бы меня»³.

Таким образом, в этой книге Тенишева приписывает себе заслугу создания проекта церкви во Фленове, забывая о том, что в свое время она оставила расписку Малютину, подтверждающую его авторство, и не принимая в расчет эскизы и рисунки художника, по которым церковь и была построена. После отъезда Малютина из Талашкина княгиня, смирив свою гордыню, почти год уговаривала его вернуться, сулила всякие блага, но он и слышать об этом не хотел. Поняв, наконец, что Малютин больше в Талашкино не вернется, Тенишева, желая «уязвить» художника, потребовала юридического «разрыва» их деловых отношений, оставив тем самым документ, который навсегда перечеркивал ее «авторские» и даже «соавторские» притязания на проект церкви в Талашкино, на идею устройства мастерских и в полной мере раскрывал значение Малютина для Талашкина. Документ этот был составлен от лица меценатки в мае 1904 года.

«Расписка

Я, нижеподписавшаяся княгиня Мария Клавдиевна Тенишева, выдала сию расписку художнику Сергею Васильевичу Малютину в нижеследующем:

Г-н Малютин был приглашен мной в начале 1900 г. для составления рисунков церкви в с. Фленове Смоленской губернии и уезда, в стиле его, Малютина, для наблюдения за тем, чтобы работы по постройке означенной церкви соответствовали его художественным вкусам и замыслу, и для организации художественной мастерской по столярным и резным работам, в каковых предстояла надобность для строящейся церкви.

Г-н Малютин, устроив мастерскую, первоначальной задачей которой было обслуживание церкви, впоследствии принял на себя заботы по расширению мастерской и приданию ей типа постоянного учреждения столярной художественной индустрии; расширение мастерской и изменение ее типа вызвало надобность в устройстве магазина для сбыта ее произведений и придания отделке магазина в Москве (названного «Родник»)... соответствующего задачам мастерской вида было поручено г-ну Малютину.

1 сентября 1903 года г-н Малютин, ввиду состоявшегося зачисления его преподавателем Школы живописи, ваяния и зодчества в Москве, прекратил занятия в моем, княгини Марии Клавдиевны Тенишевой, имении, передав все дело, и за учинением окончательного взаимного расчета никаких денежных, вещевых, личных и всякого другого рода претензий не имею.

В чем и даю расписку.

Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева»⁴.

На этом расчеты художника с княгиней Тенишевой были закончены. За исключением того, что княгиня не успокоилась, пока не уговорила Малютина продать ей за триста рублей все акварели к «Сказке о рыбаке и рыбке». Как ему не хотелось расставаться с ними! Это были любимые акварели художника. В них он изобразил и свой дом на Рославльском шоссе, и фленовский «Теремок», «обставил» избы и горницы лавками и табуретами, сделанными в мастерских Талашкина, использовал талашкинские орнаменты и украшения.

Тот же Хренников, который три года назад «увековечил» маскарад в честь дня рождения княгини, сделал на память Малютину фотографии с его акварелей. Потом в эмиграции княгиня Тенишева эти иллюстрации опубликовала.

Действительно, Тенишева «не только эксплуатировала труд Малютина, но иногда и спекулировала на произведениях художника, перепродавая их втридорога по сравнению с ценой, заплаченной за его труд»⁵.

33. Иллюстрация к «Сказке о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина. 1903

Да, впрочем, княгиня и сама не скрывала меркантильности своих интересов к искусству. «С грустью в душе моей сознаю, — пишет она Святополк-Четвертинской, — что любовь к красоте без делового смысла, о котором говорил на балу г-н Сомов, не трогает меня, по-моему, да простит мне бог грубое слово, это чистейший вздор»⁶.

В наши дни от Смоленска до Талашкина на автобусе езды минут двадцать. В Талашкине теперь совхоз с молокозаводом и фермами. Сразу от Талашкина — дорога во Фленово. Русский привольный ландшафт, с холмами и перелесками, с заросшими прудами. Тишина. Места, похожие на те, которые так любил Левитан. Большая тенистая аллея. «Аллеей любви» называла ее Тенишева. Выйдя из этой аллеи, останавливаешься пораженный. На холме — сказочный и реальный «Теремок». Боишься двинуться с места, чтобы не исчезли удивление и восхищение. Будто путешественник из настоящего перенесся в машине времени в прошлое. Нет желания сразу войти в резную деревянную калитку. Хочется обойти этот веселый, яркий, весь в кружевной резьбе «Теремок» — избушку на курьих ножках. И с каждым шагом вокруг «Теремка», открывается его прелесть, будто поворачиваешь бриллиант, и он играет каждой новой своей гранью.

Удивительно органично и естественно вписан «Теремок» в окружающий пейзаж. Кажется, он вырастает из того холма, на котором стоит, а ветви деревьев, обступивших его, но не загораживающих, вплетаются в узоры оконных рам, калитки, лестничных перил.

34. «Теремок» во Фленове. 1900—1901

С огромной любовью к русскому народному творчеству, с проникновением в самое существо этого искусства сделана Малютиным каждая деталь «Теремка». Но, несмотря на свою уютность, он не производит впечатления игрушечного домика. Это просторная двухэтажная русская изба. Стоит она на крепком кирпичном основании, так что «курьи ножки», выложенные из кирпича, не более чем декоративный мотив. Крыша высокими шатрами венчает постройку. Наличники окоп украшены резьбой. Узор резьбы, яркая его раскраска поражают неожиданностью, неистощимостью фантазии, смелостью композиционных решений. Орнамент составлен из небольшого числа элементов, но их ритмы, соотношения и сочетания создают впечатление бесконечного многообразия и неповторимости, они удивительно гармоничны и свежи. Воображение Малютина не знает границ, удивляет органичность и естественность видения и мышления художника. Он оперирует с декоративными мотивами, украшая «Теремок» так же свободно, просто и привычно, как народный мастер расписывает деревянную ложку.

В узоре орнамента разместились фантастические существа, сказочные птицы, то ли коньки-горбунки, то ли змеи-горынычи. Изразцовая печь—украшение внутреннего убранства «Теремка», — к сожалению, не сохранилась до нашего времени, но по фотографиям и эскизам из собрания О.С. Малютиной мы легко можем восстановить ее былую сказочную нарядность и радостную простоту. Каждый ряд изразцов своеобразен, не похож на другой. Кажется, не иссякает никогда запас малютинских «придумок», одна интереснее другой.

«Теремок» имел чисто практическое назначение, в нем размещались читальня и библиотека для учителей, в нижнем этаже была библиотека для учеников. Позже нижний этаж «Теремка» использовался для нужд красильной мастерской. В этой архитектурной талашкинской работе Малютин в достаточной мере утвердил индивидуальное архитектурное кредо. Оп останется верен ему и в дальнейшем. Всегда. Художник воспринимал и чувствовал архитектуру как ожившее искусство, как часть природы, как искусство, воплощенное в жизнь.

35. «Теремок» во Фленове. Фрагмент фасада

Именно это он хотел выразить, создавая проект и принимая активное участие в строительство дома для себя и своей семьи в Талашкине. На глазах рос, тянулся к солнцу, как подсолнух, дом. теремок. Веселый, радостный, будто одухотворенный, дом художника, дом труженика. Весь облик жилища Малютина настолько индивидуален, настолько связан с его обитателями, что использование дома по другому назначению было не то что невозможно, но нелепо. Существует снимок дома на Рославльском шоссе, сделанный в 1914 году, когда в нем устроили госпиталь на десять коек. Диссонансом выглядят на фоне этого радостного сооружения фигуры раненых солдат...

Дом не сохранился, но по натурным фотографиям и по снимку с одной из акварелей Малютина к «Сказке о рыбаке и рыбке» мы можем восстановить в своем воображении дом художника. Наше представление о нем оживлено яркими воспоминаниями О.С. Малютиной.

Дом — как естественное продолжение и будто порождение самой природы. Весь деревянный, пропитанный смолистыми запахами леса, щедро украшенный резьбой и росписью. Дом — двухэтажный. Наверху мастерская художника. Из окон с переплетами рам, повторяющими узор ветвей деревьев (эту находку Малютин впоследствии использовал в архитектурных работах — в здании Смоленского музея, в домах Бакшеева и Перцова), видны и земля и небо. Весь пейзаж далеко вокруг открыт взору художника.

36. Изразцовая печь в Талашкине. 1901

В нижнем этаже жилые комнаты. Их немного, семья довольствуется самым необходимым. В комнатах ничего лишнего, все сделано по рисункам самого художника, мебель изготовлена в талашкинских мастерских крестьянами-резчиками, обученными Малютиным. Дом полностью удовлетворял всем тем требованиям, которые Малютин предъявлял к архитектуре, — индивидуальность, неповторимость, нестандартность, строгое соответствие дома своему назначению. Эти качества, присущие Малютину-архитектору, и сам дом художника, о котором идет речь, невольно заставляют нас вспомнить знаменитый «Ред Хауз» Уильяма Морриса, английского писателя, художника и общественного деятеля. «Ред Хауз» был воздвигнут за сорок лет до этого в графстве Кент в Англии, по странной случайности в год рождения Малютина — в 1859-м.

Разные времена — Морриса уже не было в живых, он умер в 1896 году, — разные страны, разные люди. И все-таки между сказочным домом Малютина и солидным и основательным домом Морриса есть нечто такое, что позволяет нам не то чтобы проводить параллель, но хотя бы поговорить о единстве целей, идеалов и нравственных категорий их владельцев.

«Я хочу, — писал Моррис, — чтобы все творения рук человеческих — от простейших предметов домашнего обихода до величественных общественных зданий — были прекрасны, чтобы они были украшены руками величайших мастеров искусства, которых даст нам грядущее время подлинного Возрождения»⁷.

37. Эскиз здания музея в Смоленске. 1903

Малютин придумал свою сказочную страну. Он перенес частицу ее в рисунки для детских книг и в оформление сценических действий, в бытовые вещи узкого круга потребителей и в «былинные» архитектурные постройки. Слова Морриса о счастье творческого труда можно отнести к Малютину: «Когда он работает, ему помогает память и воображение. Не только его собственные мысли, но и мысли людей, живших в прошлом, направляют его руку, и он творит, будучи частью всего человечества»⁸.

При всей разнице общественного положения, воспитания, характеров дарования, образования и многих других «сослагаемых человека» у Морриса и Малютина были «одни боги», одна правда, одни цели в жизни. Духовным предшественником Морриса был Джон Рёскин. Среди любимых книг Малютина рядом с Пушкиным, книгами по истории Забелина — томик Рёскина «Искусство и действительность» издания 1900 года, напечатанный в той же типографии А.И. Мамонтова, где издавались книги с иллюстрациями Малютина.

«Ред Хауз» — дом для Морриса, его семьи и его друзей — был выстроен по проекту Филиппа Уэбба и принес ему потом мировую славу. В создании «Ред Хауза» принимало участие все братство утонченных и рафинированных художников-прерафаэлитов. Среди них — Берн Джонс, Россетти, Мэдокс Браун. Сам Моррис украсил стены дома деревянной резьбой.

38. Эскиз резных ворот в Талашкине. 1000

Дом Малютина выстроен на средства княгини Тенишевой, по проекту Малютина, с мебелью, выполненной крестьянами-резчиками по рисункам художника.

Дома, как и люди, имеют свое «общественное положение». И несмотря на эту разницу, оба дома схожи в главном. В них — замечательная соразмерность с человеком, позволяющая людям чувствовать себя хозяевами земли. И Моррис, и Малютин, каждый по-своему, творчески воплотили в этих домах идею простоты и целесообразности, тесно связав ее с потребностями жизни тружеников и художников, для которых эти дома и были предназначены.

«Каждому человеку, желающему трудиться, — писал Моррис, — должны быть гарантированы: во-первых, почетная и соответствующая его способностям работа; во-вторых, добротный и красивый дом; в-третьих, полноценный отдых для ума и тела»⁹.

В Талашкине у Малютина была соответствующая его способностям работа, добротный и красивый дом, в который он вложил частицу своей души, и тем не менее он не чаял, как выбраться оттуда...

39. Рваные, ворота в Талашкине. Начало 1900-х годов.

Более семидесяти лет прошло со времени работы Малютина в Талашкине.

Революция, две мировые войны... Новая историческая эпоха. От Талашкина мало что сохранилось — церковь и «Теремок» во Фленове. Имение Тенишевой в Талашкине сгорело в 1917 году, сгорели театр, помещения мастерских, домик Малютина на Рославльском шоссе. Казалось бы, невозможно восстановить картину былого процветания талашкинских начинаний Малютина. Исследователи творчества художника к этому особенно и не стремились — вклад Малютина в сокровищницу искусства сводился главным образом к его знаменитой галерее портретов.

Сейчас мы имеем возможность не то чтоб переставить акцепты в творческом наследии Малютина, но хотя бы оценить по достоинству его роль как художника прикладного и декоративного искусства, атрибутировать работы, сделанные в Талашкине. Этому мы во многом обязаны дочери художника Ольге Сергеевне Малютиной и ее мужу, тоже художнику, Михаилу Васильевичу Оболенскому. В числе бережно сохраненных ими материалов и работ Сергея Васильевича Малютина они предоставили в распоряжение автора скрыню — лубяной сундучок со всеми талашкинскими работами Малютина: эскизами, рисунками, набросками, и поздние декоративные произведения художника, не известные ранее.

Счастливое стечение обстоятельств позволило сопоставить эти работы с целой коллекцией неатрибутированных фотографий, сделанных в Талашкине в годы пребывания там Малютина. В начале века с княгиней Тенишевой была связана семья Хренниковых. Одна из сестер Хренниковых стала камеристкой и наперсницей княгини, брат ее — «придворным фотографом» Тенишевой. Фотографии Хренникова нашлись в Одессе в частном собрании и заняли сейчас свое место среди материалов Смоленского областного музея изобразительных и прикладных искусств.

40. Боян. Эскиз занавеса для театра в Талашкине. 1900

Сравнивая фотографии талашкинских мостиков, будто сплетенных из ветвей деревьев, затейливых резных ворот, интерьеров помещений с рисунками Малютина из его лубяного сундучка, мы можем восстановить почти полную картину всего, что было задумано им и осуществлено в Талашкине. На одном из снимков, сделанном летом 1901 года, — ворота при въезде в усадьбу Тенишевой. Легко определить масштаб этих ворот. Рядом с ними, около простого деревянного забора, фигура крестьянки в фартуке и белом платочке. На небольшом эскизе Малютина из «лубка» — эти самые ворота, какими они родились в воображении художника. Возможность сравнения эскиза и изготовленных в мастерских Талашкина ворот позволяет нам говорить о том, что в первых малютинских работах в Талашкине заметны существенные поправки и коррективы, очевидно, идущие от желаний и вкусов княгини. В натуре ворота приобрели добавления в виде замысловатых завитушек, столбы ворот перевились зигзагообразным украшением, будто лентой, стебли резных подсолнухов украсились дополнительными, вычурными деталями. Каждый из трех подсолнухов в створках ворот, задуманный Малютиным совершенно индивидуально, не похожим один на другой, получил одинаково условные лепестки, крыша над воротами, решенная художником как соломенная крыша деревенской избы, изменила свой облик. Ворота в значительной мере утратили живописную прелесть и сказочность, обретя во многом черты модного тогда стиля модерн.

Этот пример — наиболее яркий образец вмешательства Тенишевой в творческие дела художника. Малютин категорически потом отстаивал свое право на самостоятельность. Исключение составляли лишь вышивальные мастерские, где целиком правила княгиня, хотя Малютин и сделал большое количество рисунков для вышивок.

Малютин обладал удивительным свойством. Это свойство очень трудно поддается определению. Пожалуй, его можно назвать эмоциональной преемственностью. Он обладал даром мыслить категориями прошлого в настоящем. «На миг воскресло древнее. Из глубины народного духа протянулись к нам золотые нити, золотые нити художественной грезы. Колдовство искусства обратило сказку в желанную быль»¹⁰. Слова С. Маковского о воздействии талашкинских фантазий Малютина хоть и старомодно выспренни, но очень верны.

Примечания

1. Кн. М.К. Тенишева. Храм Святого Духа в Талашкине. Париж, 1938, с. X.

2. Там же.

3. Кн. М.К. Тенишева. Впечатления моей жизни, с. 310—311.

4. ЦГАЛИ, ф. 2023, оп. 1, ед. хр. 12.

5. Д. Сарабьянов. С.В. Малютин. М., 1952, с. 12.

6. Письмо М.К. Тенишевой к Е.К. Святополк-Четвертинской (1899). — Цит. по кн.: Игорь Белогорцев. Талашкино. Смоленск, 1950, с. 34.

7. Уильям Моррис. Искусство и жизнь. М., 1973, с. 167.

8. Там же, с. 222.

9. Там же, с. 216.

10. Талашкино. Изделия мастерских кн. М. Кл. Тенишевой. Пб., 1905, с. 46.