VI. Отношения с передвижниками и мирискусниками

Новое столетие Малютин встретил без радости. Положение его по-прежнему оставалось тяжелым — семья увеличилась, а постоянные заботы о заработке, неудача с панно «Куликово поле», которое он так и не смог написать, придирки «старых» передвижников привели к тому, что он, едва перешагнув на пятый десяток, чувствовал себя стариком.

Отношения с передвижниками и мирискусниками были сложными.

Выбор сюжетов первых картин Малютина предопределен как традициями московской школы, с ее тяготением к отображению в искусстве жизни простого городского и деревенского люда, так и личным жизненным опытом молодого художника, опытом по большей части тяжелым и безрадостным.

Труд, лишения и страдания «маленьких» людей — главная тема его первых работ. Малютин был как бы «соучастником» всех своих героев, он делил с ними тяготы и переживания, скорбел душой и разделял их испытания. В его ранних жанровых картинах, написанных в лучших традициях передвижников (нельзя забывать при этом, что редкое живописное дарование Малютина, колористические достоинства его картин делали и содержание их еще более действенным и значительным), нет ни морализирования, ни сколько-нибудь глубоко идущих выводов. Художник изображал то, что его задевало, мимо чего он не мог пройти равнодушно; он писал то, что хорошо знал, что было ему близко и понятно. Это не просто живописные мотивы или жанровые сценки, хотя и в обыденном и непритязательном он видел массу возможностей передать живописную прелесть повседневности, это и не только литературные сюжеты, «рассказанные» художником, хотя литературная сторона, повествование, здесь всегда присутствовала и каждая его жанровая картина могла послужить сюжетом небольшого рассказа.

Первые же жанры Малютина определили круг его интересов, симпатий, привязанностей и художественных возможностей. Казалось, Московское училище живописи, ваяния и зодчества дало русскому искусству еще одного передвижника, талантливого жанриста, который посвятит все свое творчество «бедным» людям. Так казалось, но так не было на самом деле. Отношения с передвижниками сложились у Малютина совсем непростые. Тому было много причин. Об одной такой причине, не самой важной и не самой главной, вспоминает Поленов: «Когда он (Малютин. — А.А.) появился на выставках, против него был Маковский, который говорил, что этого чиновника опасно пускать (а Малютин был мелким почтовым чиновником), а я сразу отметил его талант и содействовал его вступлению в передвижники, где он, однако, недолго был»¹.

Если бы недружелюбное отношение Маковского к Малютину было вызвано только ссорой в Училище по пустячному поводу! Но дело было гораздо серьезнее. Малютин, как и Константин Коровин, принадлежал к поколению, которое в 1880-х — 1890-х годах составляло «молодую русскую школу живописи», по определению Александра Бенуа. Некоторые же «старейшины» передвижничества (Мясоедов, В. Маковский, Лемох) встречали в штыки все новое, свежее, ищущее.

Показывая свои работы на выставках передвижников, Малютин тем не менее не являлся членом Товарищества, а оставался только экспонентом. В число членов общества он был принят лишь в зените славы, будучи уже академиком живописи и одним из «столпов» Московского училища.

Сохранилось письмо Малютина в правление Товарищества от 25 декабря 1914 года (художник был тогда почти на пороге своего шестидесятилетия):

«Имею честь сообщить Правлению Т-ва Передвижных художественных выставок, что мне очень приятно было получить уведомление о избрании меня 23 декабря 1914 года в число членов Т-ва и что принимая с удовольствием предложение Т-ва надеюсь быть полезным членом. Причем очень прошу не отказать выслать мне устав Т-ва»².

В чем же дело? Почему художник, воспитанный передвижниками, ставший художником-то только благодаря передвижным выставкам, выученик московской школы живописи, начавший свою творческую деятельность как передвижник, сделался полноправным членом Товарищества передвижных художественных выставок чуть ли не к своей старости? Парадоксально, но для этого нужно было стать академиком.

Некоторые передвижники из гневных обличителей, бунтарей и борцов превратились сначала в бытописателей, а потом и вовсе в скучных рассказчиков и не смешных анекдотистов. Из людей с высокими идеалами и чистыми помыслами — в раздраженных, честолюбивых старцев. Даже Стасов в 1897 году написал: «...выставка передвижников вышла нынче, на мои глаза, знаете чем, Москвой и Севастополем после нашествия французов... Видно для всех глаз: большой, великолепный, чудесный был город, но что из него вышло! Что из него сделали!»³

Когда в начале 1900 года состоялось собрание передвижников, на котором в члены Товарищества баллотировались Е.Д. Поленова и С.В. Малютин, Совет «старейшин» не принял их.

Наиболее ортодоксальные из поздних передвижников обвиняли Малютина в «декадентстве» и не только не понимали, но и не могли простить ему его органической потребности выразить себя в области декоративного искусства. Мирискусники же, напротив, видели достоинства Малютина в его даре декоратора и «фантаста», «сказочника», не принимая всерьез и не интересуясь его жанровой и исторической живописью.

Дягилев «приметил» дарование Малютина одним из первых. Умному, образованному и предприимчивому человеку, прекрасно разбиравшемуся в ценностях искусства и легко отличавшему подлинный и самобытный талант от подделки и повторения, импонировало живописное богатство и своеобразие природного дара Малютина, его непосредственность, часто доходящая до наивности, щедрость таланта художника, глубокие национальные истоки творчества. В Малютине было то, что Гоголь называл «самородным дарованием русского человека».

Зная тяжелое материальное положение художника, Дягилев старался помочь ему найти покупателя на его произведения, «устроить» оплачиваемую публикацию в своем журнале.

Очень симпатично было «самородное» дарование Малютина и А.Н. Бенуа, это и понятно. Бенуа писал в своих «Автобиографических записках»: «Мои любимые художники в прошлом и в настоящем — фантасты, — но только те фантасты, среди них действительно мои любимцы, которым удается быть убедительными, а убедительность достигается посредством какого-то «стояния на земле» и глубокого усвоения действительности»⁴.

Мирискусников привлекала только одна грань таланта художника, одно сослагаемое его индивидуальности — фантазия, воображение, оживляющее прошлое. Только в этом направлении и мыслили дальнейшее развитие художника мирискусники, только в этом видели они предназначение Малютина. Поэтому жанры Малютина, его реалистические, «списанные» с жизни «картинки» в духе передвижников, так же, как и картины на сюжеты, сочиненные на основе действительности и изучения натуры, представляли для того же Бенуа только ценность «фундамента», на котором расцветала фантазия Малютина. Все это было лишь свидетельством его крепкого «стояния на земле». Правда, позже Бенуа высоко оценит и портреты Малютина⁵.

На фантазию художника и воскрешение прошлого талантом «самородка», перенесенного чудом из стародавних времен в настоящее, и ориентировались энтузиасты вновь организуемого художественного объединения. Поэтому не удивительно, что Малютин был «на примете» у мирискусников с самых первых дней их организации.

Малютин привлекался к участию во всех выставках, так или иначе связанных с будущим объединением «Мир искусства». В первую очередь это выставки, инициаторами и организаторами которых являлись Дягилев и Бенуа. «Дягилев и его друзья, главным образом Александр Бенуа, поставили себе целью так или иначе завербовать все, что было тогда молодого, свежего, и тем самым ослабить приток новых сил куда бы то ни было»⁶, — писал М.В. Нестеров, вспоминая об этом времени.

Среди этих выставок одна из крупнейших — «Выставка русских и финляндских художников» 1898 года, и хотя Малютин никоим образом в число «образованных юнцов с берегов Невы», по определению Бенуа, не входил, он тем не менее был среди тех, на кого возлагали большие надежды создатели нового художественного объединения.

К первым годам организации «Мира искусства» относится переписка Дягилева и Малютина. Она свидетельствует о пристальном внимании Дягилева к творчеству художника:

«26 июля 1898 г.

Многоуважаемый Сергей Васильевич!

Что касается Ваших рисунков к «Руслану», то они теперь не у меня, а вместе со всей выставкой отправились на выставку в Мюнхен. Выставка эта имела такой успех, что меня упросили послать ее из Мюнхена в Дюссельдорф, оттуда в Кельн, а оттуда, наконец, в Берлин, так что она вернется не раньше октября. Об Ваших рисунках упоминается во многих газетах заграничных в самых лестных выражениях.

С.С. Боткин был у меня перед отъездом моим в деревню и очень просил оставить некоторые рисунки за ним, и по возвращении из-за границы это возможно будет устроить. О счете за рамки не беспокойтесь.

Ваши 4 рисунка очень подходят для журнала и повторять их не стоит, но я жду от Вас кроме обложки 8 рисунков (мебель, ковры и пр.) и очень прошу Вас послать их как только возможно Вам скорее. Уплата за рисунки будет производиться тотчас по получении их и мы думаем установить следующую плату: за заказанный рисунок 20 руб., за рисунок уже ранее исполненный (т. е. за одно право его воспроизведения) 10 руб., конечно, в последнем случае рисунок остается в собственности художника.

Напишите мне, пожалуйста, согласны ли Вы на эти условия и когда будут готовы рисунки, Вы ведь обещали их к августу. Мне кажется, что при известном количестве рисунков эти условия будут подходящие, так, считая на первое время Ваш заказ 8 рис. — 160 р., 4 рис. из альбома — 40 р., 3 рис. из Руслана — 36 р., обложка, если не премия 30 р.⁷, что составляет сумму в 250 р. Напишите, что думаете обо всем этом? Как подвигаются картины, не забудьте мою выставку.

Дружески жму Вашу руку. Сергей Дягилев»⁸.

В самом начале 1900 года Малютин получил письмо от Дягилева (в это время Сергей Васильевич, хотя и начал уже свою работу в имении Тенишевой, находился в Москве, так как жена его Елена Константиновна ждала ребенка):

«СПб. 3 марта 1900 г. Литейная, 45.

Комитет выставки 1901 года журнала «Мир искусства» имеет честь просить Вас сообщить по адресу комитета, желаете ли Вы примкнуть к числу постоянных участников выставки, на основании прилагаемых при сем правил.

Распорядительный комитет выставки журнала «Мир искусства»
В. Серов, Александр Бенуа, Сергей Дягилев»⁹.

К письму были приложены и «правила» выставок «Мира искусства»:

«В собрании участников выставок журнала «Мир искусства», состоявшемся 24 февраля 1900 г., в редакции названного журнала выработаны следующие положения:

1. Выставки журнала «Мир искусства» составляются из художников «трех категорий»:

1) тех, кто присутствовал на этом заседании,

2) тех, кто не присутствовал на собрании, но единогласно признаны собранием за постоянных членов выставки,

3) тех, кто получил приглашение от распорядительного комитета.

В первой категории: Л. Бакст, И. Билибин, И. Враз, И. Вальтер, А. Васнецов, Н. Досекин, Е. Лансере, И. Левитан, Ф. Малявин, М. Нестеров, А. Обер, А. Остроумова, В. Пурвит, Ф. Рушиц, С. Светославский, К. Сомов, В. Серов и Я. Ционглинский.

Во второй категории: М. Врубель, А. Головин, К. Коровин, С. Коровин, С. Малютин, М. Мамонтов, кн. П. Трубецкой и М. Якунчикова.

Приглашения на выставку 1901 года посланы: А. Архипову, С. Виноградову, А. Голубкиной, Н. Околовичу, Л. Пастернаку, В. Переплетчикову, Н. Рериху, А. Ржевской, А. Рылову и Рябушкину»¹⁰.

Состав участников выставки 1901 года, в числе которых были ближайшие друзья художника, вполне устраивал Малютина, и он не замедлил откликнуться согласием:

«В распорядительный комитет выставки журнала «Мир искусства»:

Согласно присланным мне в печатном виде «правил выставок журнала «Мир искусства», где я уже намечен постановлением собрания участников выставки 24.II.1900 г. постоянным членом во второй категории, — я с удовольствием принимаю приглашение. При этом не могу не сказать, что правила выставок вполне рациональны и симпатичны»¹¹.

История жизни и творчества Сергея Васильевича Малютина интересна и связана с важными явлениями искусства дореволюционной России и советской художественной культуры. Он — либо свидетель, либо участник сложных и часто противоречивых событий в русском искусстве, начиная с 80-х годов прошлого века и до конца 30-х годов нашего века. Малютин был постоянным экспонентом передвижных выставок и выставок «Мира искусства», членом Московского товарищества художников и «Союза русских художников», он являлся заметной фигурой среди художников возникшего на рубеже двух веков «нового стиля», активным участником становления и развития искусства социалистического общества. Годы творчества художника пришлись на один из самых бурных и напряженных периодов в истории русской культуры.

Судьба Малютина не из легких. На его долю доставались трудные испытания. Жизнь никогда не баловала его. Но он был истинным художником и этим был счастлив. Недаром на склоне лет, подводя итоги своей жизни, он написал в «заветном» альбоме, куда вклеивал фотографии всех основных работ (многие его произведения не сохранились, и о них мы знаем только благодаря этому альбому¹²) и где оставляли записи знаменитые модели его портретов: «Искусство и только искусство — верная радость жизни». Изречение не из новых, пообтершееся от частого и бездумного употребления, но Малютин написал его от чистого сердца. Как тут не вспомнить слова, которые были девизом всей жизни Врубеля — истина в красоте! До глубокой старости Малютин сохранил чистоту чувств, наивность и непосредственность. Он свято верил в торжество правды. «Истина восторжествует!» — этот принцип оставался главным в его жизни. Только слишком часто ему приходилось встречаться с людьми, которые истину понимали иначе. Тогда он уходил в себя, замыкался и продолжал верить в победу добра над злом.

Примечания

1. Е.В. Сахарова. В.Д. Поленов. Письма, дневники, воспоминания. М.—Л., 1950, с. 440—441.

2. ЦГАЛИ, ф. 2023, оп. 1, ед. хр. 18.

3. В.Д. Стасов. Избранные сочинения, т. 3, с. 189—190.

4. А. Бенуа. Автобиографические записки. — В кн.: Александр Бенуа размышляет... М., 1968, с. 52.

5. «Речь», 1911, 25 февраля (10 марта).

6. М.В. Нестеров. Давние дни, с. 169.

7. Премию за обложку получил К. Коровин.

8. ЦГАЛИ, ф. 2023, оп. 1, ед. хр. 11, л. 3.

9. Там же, л. 9.

10. Там же, лл. 9—10.

11. Там же, л. 12.

12. Архив семьи художника.