I. Семья. Первая встреча с искусством. Начало самостоятельной жизни

В семьи Малютиных живо до сих пор предание о купце Епифане Малютине... Будто бы совершил Епифан в годы Отечественной войны 1812 года подвиг во славу русского народа.

Было это, как рассказывают старшие младшим, так: Епифан Малютин владел небольшой сукновальной мельницей, которая стояла на запруде речушки Поганая Лужа в Малоярославце.

При отступлении из Москвы Наполеон, как известно, решил вести войска не по старой Смоленской дороге, разбитой и пустой, а по Калужской. Французы уже были в 120 верстах от Москвы, вблизи Малоярославца. Вот тут-то Кутузов и решил заставить врагов свернуть на Смоленскую дорогу — дорогу их гибели.

Сражение под Малоярославцем долго не сотрется в памяти людей. И даже через сто лет после этого сражения французский генерал Ф.-П. Сегюр назовет Малоярославец «злосчастным полом битвы, на котором остановилось завоевание мира...»¹

Сразу же после битвы Кутузов доносил царю: «Сей день — есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собою пагубнейшие следствия и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции»².

Среди тех, кто осуществлял план Кутузова, был и Епифан Малютин. Он разрушил плотину своей мельницы; вода, разлившись, затопила прибрежные луга, преградив путь неприятелю.

Сам же Епифан Малютин принял участие в кровопролитной схватке с врагом... Очевидно, в этом предании много правды — ведь недаром Епифанова роща на реке Лужа в Малоярославце носила имя купца Малютина...

У Епифана Малютина было два сына — старший, Михаил, надежда семьи, и младший, Василий, натура поэтическая и мечтательная. Жизнь Василия, отмоченная большой любовью, закончилась трагически.

Одно предание влекло за собой другое, и через много лет внук мельника Епифана — русский художник и академик живописи Сергей Васильевич Малютин, находясь в хорошем расположении духа, выпятив грудь и лихо покручивая ус, будет пошучивать:

— А кто знает! Может, во мне течет французская кровь.

В глазах его в эти минуты вспыхивали озорные искорки, миниатюрный, сухощавый, подтянутый, он распрямлялся и постукивал каблуком об пол.

Но такие шутки позволял себе художник только в кругу родных или близких друзей, щедро наделенных чувством юмора, — В.А. Гиляровского или С.М. Волнухина. Вообще-то в жизни Малютину не так уж часто случалось шутить. Баловнем судьбы никак не назовешь младшего сына Василия Епифановича.

Василий Малютин обосновался в Москве, стал владельцем фабрики. Звучит это громко. На самом деле галантерейная фабричка его была маленьким кустарным предприятием, а он — всего-навсего купцом средней руки, в гильдии купцов не состоял и именовался «московским мещанином слободы Котельной».

Был Василий Епифанович хорош собой, удачлив в делах, увлекался рисованием, что купцу вроде бы уж вовсе пи к чему. Полюбил он бедную девушку, портниху Веру Яковлевну, говорили, что она француженка, католичка, принявшая православие. Решил на ней жениться во что бы то ни стало. Но как жениться на бесприданнице без роду, без племени? Чтобы не вызвать нареканий и разладов в семье и в своем кругу, тайно дал Василий Епифанович родителям невесты тридцать тысяч — вроде бы приданое. Сыграли свадьбу. В счастливой жизни родилось трое детей. Старший — Миша, сестра Груша и в 1859 году младший — Сережа.

Семья живет в достатке. Дом — полная чаша. Жить бы да радоваться. Но не бывает безоблачного счастья. Жена Василия Епифановича, которую он любит больше души своей, больше всего на свете, тяжело и неизлечимо больна.

В один из отъездов хозяина по хлопотным купеческим делам дома у него случилось несчастье. Очередной припадок скрутил и замучил женщину. Страшно билась она головой об пол. Брат ее, потеряв рассудок от страха, закрыл ей лицо подушкой. Стихли судороги, она вытянулась.

Увидя, что сестра затихла, брат сорвал подушку и помертвел от ужаса — глаза ее закатились, остановилось дыхание, посинели губы. Конец!

Перепуганный до смерти, побежал он за священником.

— Преставилась раба божья...

Отпели... обрядили в последний путь. По дороге на кладбище вдруг истошно закричала старуха.

— Живую хороните!..

Поглядели в лицо покойницы и обомлели все.

Неподвижное и застывшее во время всех тягостных церемоний, оно как будто порозовело. Кажется, будто спит она. Покой и радость избавления от мук на прекрасном лице. Вот-вот шелохнутся ресницы и она проснется...

1. Автопортрет Василия Епифановича Малютина

Да нет, сомкнуты веки, не колышется грудь, не слетает-дыхание с плотно сжатых губ.

— Ой, батюшки, живую хороним!..

Дрогнула скорбная процессия. Все замедлили шаг. Но тут грозно на всех поглядел священник.

— Земля еси, и в землю отыдеши!

Гроб опустили в могилу.

Первый комок земли стукнул о крышку гроба, второй, третий. Над могилой вырос холмик земли.

Все было кончено. А на утро прибежал в смятении и ужасе кладбищенский сторож. На него было страшно смотреть. Губы трясутся, лицо бледное, слова толком сказать не может и все что-то перебирает в воздухе пальцами.

— Беда! Идите скорее! Отрывайте могилу!

Пока сбегали за разрешением к священнику, пока разрыли могилу — прошел еще час. Отрыли... Открыли гроб... Было уже поздно. Женщина, страшно изогнувшаяся в гробу, с лицом, искаженным ужасом, на этот раз была действительно мертва.

Вернулся Василий Епифанович. Все боялись за него. Думали, не выдержит он и сам на себя руки наложит. А он напился до бесчувствия. Потом, боясь вернуться в обычную жизнь, опять. И потом — опять...

Так и пошло. Запил горькую Василий Епифанович, пропил и волю свою, и веру в жизнь, потерял желание жить вообще.

Умер он через год после трагически скончавшейся жены своей.

Осталось в наследство троим малым детям разоренное хозяйство да портреты отца, которые он рисовал, внимательно разглядывая себя в зеркало.

Удивительны эти портреты, сделанные купцом, художником-самоучкой. Выполненные с ювелирной тонкостью нежной легкой кисточкой, они точнейшим образом передавали сходство. В этом нетрудно убедиться и тем, кто понятия не имеет, каков собой был Василий Епифанович. Ведь и сейчас, чуть ли не полтораста лет спустя, в потомках его угадываются те же черты: большой выпуклый лоб, прямой нос, красиво очерченные губы. А самое главное — особое, непередаваемое выражение глаз — добрых, зорких, доверчивых и грустных.

Да, видно, талантливым и душевным человеком был Василий Епифанович Малютин. Но не ему — незадачливому купцу-галантерейщику — выпало на долю стать художником, а его сыну Сергею — младшему из детей, оставшихся сиротами после страшной и такой преждевременной смерти отца и матери.

На родственном совете решили назначить опекуном родного дядю детей — Михаила Епифановича, который имел к тому времени в Москве в Стремянном переулке три деревянных дома, служил в казне, ходил в мундире и был очень важен.

К концу опекунства, когда дети выросли, Михаил Епифанович заявил, что денег по наследству нет — все истрачены на воспитание. Зарабатывайте, мол, дальше на жизнь сами, на родственников не надейтесь. Из троих детей Василия Епифановича выросли только двое — Михаил был слабым, часто хворал и умер. Груша вышла замуж за начальника маленькой подмосковной станции Мухино. Стала она Аграфеной Васильевной Майоровой.

Дядя и тетка были людьми добрыми и сердечными, но что они могли дать троим сиротам? Сыты, обуты, одеты — и хорошо. Младшего — Сережу — они жалели больше всех. Совсем еще ребенком он полюбил рисовать, а когда подрос и пошел учиться, то и тогда все свое свободное время отдавал перерисовыванию иллюстраций из «Нивы». Вот и вся радость. Дядя, помня, что и брат его любил рисовать, не препятствовал занятиям мальчика. Но в семье было решено, что сын продолжит дело отца. Сергей поступил в коммерческое училище, что помещалось на Калужской улице (в здании, где потом разместился Горный институт). В училище имелся специальный педагог-каллиграф — будущие чиновники должны вести бухгалтерские книги и прочие записи красивым почерком. Самое же главное — был там учитель рисования, уроки которого художник запомнил на всю жизнь. Училище Сергей Малютин успешно закончил, когда ему исполнилось четырнадцать лет.

С этого времени и началась самостоятельная жизнь. Его отправили служить к знакомому купцу Трофимову в Воронеж. Юному конторщику повезло с хозяином. Трофимов оказался хорошим человеком, да к тому же еще и уважавшим людей искусства. Одним словом, либерал среди купцов. И поэтому, когда он заметил, что молодой служащий все свое свободное время отдает рисованию, то отнесся к занятиям поощрительно. Правда, смотрел он на них как на безобидное баловство, не мешавшее делу, более того, это определенно ему нравилось. «Однажды, — вспоминал Малютин, — хозяин вынул из конторки и передал мне деньги, приказав идти смотреть, как он выразился, настоящие картины на открывшейся в то время выставке передвижников. Уже первая увиденная при входе на выставку картина так поразила меня умением воспроизводить изображаемые предметы, что мне страстно захотелось самому сделать то же самое»³.

С выставки он возвратился взволнованным, потрясенным, не находил себе места. На все он стал смотреть другими глазами — и на свою конторку, и на бухгалтерские книги, и на Трофимова, который, в общем-то, не сделал ему никакого зла, — все опостылело ему. Желание стать художником овладевало им все сильнее.

В 1880 году Трофимов послал его по торговым делам в Москву. Приехав в Москву, Малютин будто впервые увидел ее. Увидел глазами художника. Он ходил по улицам, любовался куполами церквей, живописными московскими двориками и бульварами, прислушивался к гомону пестрой и шумной толпы. Как жить дальше? Что делать? Не возвращаться же опять за конторку! Решение было принято окончательно и бесповоротно после вторичного посещения передвижной выставки. Юноша вернулся в Воронеж, сдал Трофимову отчет, объявил, что будет только художником, и уехал в Москву. Шел ему тогда двадцать второй год...

Примечания

1. Цит. по кн.: П.А. Жилин. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1974, с. 277.

2. Там же.

3. Автограф С.В. Малютина. — Архив семьи художника.