Глава I

По некоторым сведениям Архип Иванович Куинджи родился в Мариуполе в 1840 году. Многочисленные загадки творчества и жизни художника начинаются с даты его рождения. Дело в том, что 1840 год не бесспорен. В советской литературе о Куинджи годом рождения называется чаще всего 1842, хотя никто не привел свидетельств верности подобной датировки. Новоуспенский, основываясь на анкетных данных, хранящихся в архиве Академии художеств, и принимая во внимание разницу старого летосчисления и нового, считает возможным отнести время рождения к декабрю 1840 года¹. Неведомский видел метрику Куинджи (она не сохранилась), в которой стоял 1840 год. Сам Архип Иванович часто путался при упоминании времени появления на свет, хотя в одном, адресованном к нему запросе указал январь 1841 года. В его паспорте писались 1842 и даже 1843 годы. В упоминаемом Новоуспенским документе год рождения собственноручно обведен Куинджи чернилами. А вот месяц остался написанным карандашом. Видимо, художник не решался «утвердить» его чернилами. Существует еще одно свидетельство — вид на жительство, выданный в 1870 году Мариупольской городской управой, в нем отмечено, что Куинджи 28 лет². Согласно этому единственному сохранившемуся достоверному документу временем рождения художника следует считать 1842 год.

Никто не расходится во мнении, что Архип Иванович родился в семье грека-сапожника Ивана Христофоровича. Но Иван Христофорович не был только сапожником, одновременно он занимался хлебопашеством³. Таким образом, не совсем ясно в биографии будущего художника его социальное происхождение: то ли крестьянин, то ли мещанин.

В метрике Куинджи значится под фамилией Еменджи⁴. Обе фамилии, Еменджи и Куинджи, турецкого происхождения. Так, может быть, Архип Иванович не грек? В семье говорили по-татарски. Сам художник уже в зрелом возрасте отлично изъяснялся с крымскими татарами⁵. Но в детстве он понимал и греческий. По-турецки Еменджи — трудовой человек. Татарский язык в Крыму претерпел сильное воздействие турок. Как известно, долгое время крымские татары являлись вассалами Турции. Поэтому перевод многих фамилий крымских татар и отатарившихся греков можно сделать посредством поисков основы в турецком языке. Понятие трудовой человек — Еменджи — не расходится с истинным социальным положением Ивана Христофоровича, сапожника, занимавшегося к тому же сельским хозяйством.

В семье Куинджи держались воспоминания о лучших временах, когда дед Архипа был золотых дел мастер. Куюмджи — по-турецки ювелир, мастер, изготавливающий изделия из золота и серебра. По сведениям Неведомского фамилия Куинджи появляется лишь в переписи 1857 года, когда Ивана Христофоровича уже не было в живых. Однако воспоминания о более благополучном деде-прародителе долго жили в большой семье Куинджи. Это обстоятельство нашло отзвук в переведенной на русский язык фамилии родного брата Архипа Ивановича Спиридона Ивановича Куинджи-Золотарева. В виде на жительство 1870 года фамилия Куинджи приведена в первоначальном звучании — Куюмджи (золотых дел мастер), иногда она произносилась — Еменджи. А.И. Менделеева вспоминает слова самого Архипа Ивановича, сказавшего, будто настоящая фамилия его Шаповалов⁶. Это, видимо, результат недоразумения. Шаповалова — девичья фамилия жены Архипа Ивановича, имевшей также и татарскую фамилию — Кетчерджи.

А.И. Куинджи считал себя русским, предками своими называл греков, которые со времен античности населяли Причерноморское побережье⁷. Они стойко охраняли православную веру и культуру от турецкой и татарской ассимиляции. После завоевания Екатериной II Тавриды многие из них переселились в легендарные места, в степи реки Кальчика, древней Калки, где некогда произошла жестокая битва русских с татарами. Перед впадением в Азовское море Нальчик сливался с Кальмиусом. В устье Кальмиуса на месте уничтоженной крепости того же названия екатерининский губернатор Чертков основал город Павловск. По просьбе обосновавшихся здесь в 1770 году крымских греков его переименовали в Мариуполь. По существу городом он стал значиться с 1780 года.

В мариупольском предместье Карасевке (от татарского наименования Карасу), в маленьком доме, притулившемся на краю обрыва, открывавшего широкие горизонты долины Кальчика и Азовского моря, родился Архип Иванович Куинджи.

В 1845 году неожиданно умирает отец, вскоре мать. Осиротевшие дети, в том числе и Архип, попеременно воспитываются у брата и сестры умершего Ивана Христофоровича. Юному Архипу не довелось получить образование. Родственники пытались обучить его грамоте у «вольного» учителя, слегка знавшего греческую грамматику. Ученики с трудом воспринимали маловразумительное преподавание. Все-таки «азы» и «буки» усвоились. После этого Архипа отдают в городскую школу. По-видимому, это было то начальное учебное заведение, которое в первые годы переселения греков в Мариуполь организовал для паствы митрополит Костанжоглу. Согласно воспоминаниям школьного товарища Куинджи — Каракаша Архип учился плохо, зато рисовал постоянно⁸.

К десятилетнему возрасту неполный курс наук был кончен, вернее, прекращен. Началась трудовая жизнь. Недостаток грамотности, скудость общего образования заметным бременем легли на жизнь Куинджи. Вероятно, отсутствие переписки с друзьями обусловилось скрытой боязнью обнаружить свою малограмотность.

Обратившись к предположениям, представим себе детство Архипа. Как у многих детей южного края, оно проходило в играх на улице, в работе по дому и, вероятно, постоянно связывалось с морем. Фотография, снятая С.М. Дудиным в начале XX века, запечатлела кривую улочку предместья Мариуполя, провинциально убогие глинобитные домишки, где рос Куинджи. А рядом — горячий песок взморья и прохладное море. На закате дня в нем утопало расплавленное солнце, обливая небо негасимым пламенем. Солнце поливало красным светом иссохшую долину Нальчика, видную с улицы, где жили Куинджи. Неведомский отмечает влияние детских впечатлений, связанных с видами заходящего солнца, на творчество художника. Конечно, в юные годы формируются вкусы, однако вряд ли следует так однозначно объяснять творческие склонности художника. Перед глазами Куинджи плескалось ласковое летнее море, зимой оно бурлило и ревело серо-темными штормами, по он не стал, подобно Айвазовскому, певцом морской стихии. Потребовались дополнительные импульсы, чтобы из хаоса пристрастий и влечений были избраны яркие эффекты природы, не всегда южной, но обязательно связанные с родиной.

Детство кончилось к одиннадцати годам. Видно, семья дяди жила бедно, если малолетнего Архипа определили к подрядчику по строительству церкви — Чабаненко. Отсутствие грамотных люден заставило поручить мальчику прием кирпича. Ему выдали карандаш и книги для ведения подсчета. Полный серьезности, он взялся за дело.

У строясь на работу, Архип прекратил отношения с семьей дяди и поселился на кухне у Чабаненко. Очевидно, дядя, отдав сироту в люди, не желал больше утруждать себя даже малыми заботами о племяннике.

Церковь возводили большую, купольную, с толстым барабаном и четырехколонный порталом. Несомненно, строительное дело не увлекло Архипа. Помнившие его детство сверстники рассказывали впоследствии об упорной страсти мальчика к рисованию. Он рисует в книге для приемки кирпича. Всеобщее восхищение вызвал портрет церковного старосты Бибелли, удививший редким сходством. Росписи в храме, видимо, побуждают Архипа попробовать силу своего воображения на стенах кухни, в которой он ночевал. Но наряду с неудовольствием, причиненным запачканными стенами, «кухонные росписи» становятся предметом гордости, диковинкой, которую хозяин с удовлетворением демонстрирует своим гостям в заштатном городе Мариуполе.

От строительного подрядчика Куинджи переходит к хлеботорговцу Аморетти в новой роли комнатного мальчика, по существу прислуги при сытом и состоятельном итальянце. Он прислуживает за столом, чистит сапоги и платье. Перед Куинджи проходит окружение Аморетти: торговцы, купцы, подрядчики. И так же, как в свое время Чабаненко, хозяин, может быть, хвастливо показывает рисунки мальчика своим гостям. И так же, как и раньше, рисунки Куинджи вызывают простодушное удивление присутствующих.

Между тем Мариуполь узнал о начале войны с турками, сначала победоносной, а затем позиционной, локализованной на подступах к Севастополю, где высадились англо-французские войска. Война казалась далекой, хотя присутствие ее угадывалось по бесконечным вереницам грузов, отправляемых чумацкими трактами для снабжения армии. Севастополь мужественно держался, но победных реляций не было слышно. Тяжесть военных обложений и повинностей ощущалась реально.

В биографии Куинджи 1855 год явился рубежом, когда тяготение его к искусству явно усилилось. Хлеботорговец Дуранте, знакомый Аморетти, посоветовал юноше отправиться в Феодосию к знаменитому Айвазовскому. Он снабдил его рекомендательным письмом к художнику, а также к А.И. Феслеру, работавшему у маэстро Айвазовского⁹. Адольф Иванович Феслер — молодой живописец, ему в то время было 29 лет, жил и учился у Айвазовского. Собственно, самостоятельным художником он еще не стал. Однако слыл лучшим копиистом марин великого мастера. Первая его картина, очень подражательная, относится к 1856 году.

Очевидно, Айвазовский избран был не случайно. Во-первых, Феодосия находилась гораздо ближе, чем петербургская Академия художеств. Во-вторых, слава Айвазовского распространилась настолько широко, что другие художники, возможно, оказались вытесненными в сознании мариупольских доброжелателей.

Между тем события развертывались трагически для Мариуполя. Намереваясь нанести удар по глубоким тылам русской армии и тем самым расстроить снабжение войск под Севастополем, англо-французская эскадра захватила и разграбила Керчь. Предварительно союзники прорвали запруду, установленную русскими в Керченском заливе как преграда для врага. Черноморский флот, запертый в Севастопольской бухте, не мог оказать поддержки приморским городам. Беспрепятственно войдя в Азовское море, неприятельская эскадра 6 июня 1855 года подошла к Мариуполю и стала на рейде. Городу был предъявлен ультиматум о сдаче. Не получив ответа, эскадра подвергла Мариуполь уничтожающей бомбардировке. Затем высадила десант. Оставив родные дома, жители ушли в приморское село Сартану. Вражеские части вступили в город. Сопротивление они встретили только в устье Кальмиуса, где лодки с десантом были обстреляны донскими казаками. Превосходство англо-французских войск было очевидным. Разграбив пустые дома, уничтожив амбары с зерном и солью, разрушив портовые сооружения, неприятельский флот скрылся в открытом море.

Остается неясным, был ли молодой Куинджи свидетелем разграбления родного города или он двинулся в путешествие к Айвазовскому раньше. Возможно, отсутствие работы в опустевшем Мариуполе ускорило намерение прибегнуть к содействию Дуранте. Во всяком случае, юный любитель искусства отправляется в Феодосию к знаменитому художнику в надежде найти поддержку и ободрение.

Путь в Крым пролегал чумацкими шляхами, столь оживленными в обычное время, когда понурые быки тянули к Мариуполю арбы, груженные солью, зерном, фруктами и вином. Шлях, запечатленный впоследствии Куинджи, являлся напряженнейшей трассой, по которой до проведения к Мариуполю железной дороги двигалось ежедневно до пятидесяти тысяч чумацких возов¹⁰.

Как ни странно, на том же Крымском полуострове, только на восточном его побережье, война почти не ощущалась. Куинджи прибывает в тихую Феодосию¹¹, по-видимому, летом 1855 года. Юноша был поражен Черным морем, экзотической красотой земли, где некогда жили его предки. Невиданные кипарисы, темные и острые, как пики, напоминали родные тополя; скалистые горы, поросшие мягкой на вид зеленью, удивляли величием. С высоты открывалось море. Цвет его был разным. В одно и то же время тусклозеленым у прибрежья, изумрудным с серыми полосами — вдали.

И.К. Айвазовского не было в это время в Феодосии. Устройством Куинджи занялся Феслер. Куинджи — коренастый юноша, с копной густых черных волос и сладкими черносливовыми глазами — показался окружающим застенчивым малым. Это располагало к нему. Вид его, если нельзя назвать комичным, безусловно, был необычен. Обращали на себя внимание выгоревшая рубаха и особенно жилет. Ставшие короткими панталоны в крупную клетку пузырились на коленях. Голову прикрывала соломенная шляпа. Таким запомнила Куинджи дочь Айвазовского¹². В мастерскую великого художника Куинджи не пустили. Да и трудно довериться незнакомому тринадцатилетнему юнцу. Не приглашали его и в дальнейшем. Куинджи выдерживали. Жил он во дворе под навесом в ожидании маэстро. Приезд в Феодосию имел для Куинджи огромное значение. Впервые он соприкоснулся с настоящим искусством, которое его поразило и восхитило. Он находился под обаянием творчества большого мастера. Профессиональная среда, которую олицетворял пока что один Феслер, заставила серьезнее взглянуть на труд художника. Феслер давал некоторые указания в живописи. Можно предположить, что при его помощи Куинджи впервые прикоснулся к холсту и масляным краскам. Приезд Айвазовского не внес существенных изменений в жизнь Куинджи. Мастер доверил начинающему художнику лишь тереть краски, а однажды — окрасить забор. Согласно другой версии, принадлежащей Корнилову, Куинджи четыре месяца копировал картины мариниста под руководством Феслера¹³. Очевидно, не получив поддержки Айвазовского, юный Куинджи возвращается в Мариуполь. Поездка в Крым укрепила его в желании стать художником, но она и обезоружила его. Оп растерялся. Искреннее стремление к искусству осталось неудовлетворенным.

В Мариуполе Архип поступает ретушером к местному фотографу. В семье Куинджи сохранилась версия, что этим фотографом был старший брат будущего художника.

Куинджи много рисовал. К сожалению, от того времени ничего не осталось. В собрании Лосевич до революции хранился портрет купца Шаповалова¹⁴. Появление портрета не случайно. У Елевферия Шаповалова была дочь Вера. Куинджи явно был неравнодушен к девушке. Впоследствии она станет его женой, но сейчас молодой Куинджи искал контактов с ее семьей.

Куинджи вскоре переезжает в Одессу. Овладев теперь ремеслом ретушера, он устраивается на работу в фотографии. В Феодосии Куинджи со всей очевидностью понял, что восторги мариупольских обывателей не могут заменить столь необходимую учебу.

Два или три года Куинджи живет в пестрой шумной Одессе. Сведения о его жизни этого времени отсутствуют. Однако почему же Одесса? Придется опять прибегнуть к предположениям. Вспомним, что в Одессе существовало Общество изящных искусств. Активным его членом состоял Айвазовский. Возможно, во время пребывания в Феодосии Архип слышал о кипучей (в провинциальных масштабах) художественной жизни самого большого в Причерноморье города. Может быть, уже поговаривали о предполагаемом основании при Обществе изящных искусств Рисовальной школы. Ее открытие состоялось в 1864 году¹⁵. В числе учеников имя Куинджи не встречается.

Неведомский сообщает, что в Петербург будущий художник приехал в 1860 или 1861 году¹⁶. Эта ориентировочная дата ничем не подтверждается, и неясно, чем же Куинджи занимался в Петербурге до конца 60-х годов. Где он учился?

В литературе о Куинджи бытует мнение, что он обучался в Академии художеств в 1868—1870 годах. Между тем в письме академическому Совету он прямо сообщает, что никогда не являлся учеником Академии. В списках учеников Академии художеств за 1868—1870 годы можно встретить имена Репина, Васнецова, Савицкого, Сурикова, Бодаревского и других, но пи в одном из них не значится Куинджи. Он действительно не поступал в Академию, хотя, возможно, посещал ее классы вольнослушателем. Имеется свидетельство, выданное «ученику школы профессора Айвазовского Архипу Куинджи в том, что он за хорошие познания в живописи пейзажей Советом Академии в собрании 15 сентября сего 1868 года признан достойным звания свободного художника, которое он и получит, когда выдержит словесный экзамен на основании § 142 Устава Академии 30 августа 1859 г...»¹⁷.

Спустя два года Куинджи действительно получил такое свидетельство, когда сдал словесный экзамен. Но о чем говорит § 142 Устава Академии от 30 августа 1859 года? Читаем: «Звание неклассных и классных художников могут получать и лица, не обучавшиеся в Академии, выдержав следующие испытания: желающий должен исполнить по роду своего художества задуманную Советом программу и выдержать экзамен из предметов, положенных для той отрасли художеств, получив такое же число баллов, какое требуется от учеников Академии»¹⁸.

В личном деле хранится экзаменационный лист, согласно которому Куинджи прошел по рубрике не учеников Академии, а «лиц, подвергавшихся словесному испытанию для получения различных академических званий»¹⁹. Кроме этого, на основании § 107 устава поступавшие в Академию не должны быть старше 20 лет. В 1868 году, ко времени предполагаемого зачисления Куинджи в Академию художеств, ему было уже 26 лет.

Таким образом, Куинджи не мог быть учеником Академии художеств. Отсутствие систематического образования наложило своеобразную печать на последующее творчество художника-самоучки. Репин отмечал, что Куинджи имел свой взгляд на вещи и не склонен был робеть перед академическими авторитетами.

Существует второе подтверждение учебы Куинджи у Айвазовского. В «Указателе художественных произведений годичной выставки Академии художеств за 1867—1868 годы»²⁰ Куинджи назван учеником профессора Айвазовского, в то время как другие экспоненты — вольнослушателями Академии, художниками-любителями или учениками Рисовальной школы. На той же выставке участвовал Айвазовский, и у него, как видно, не вызвало возражений причисление молодого Куинджи к его ученикам²¹.

Исследователь жизни и творчества Айвазовского Н.С. Барсамов сообщает, что художник открыл в Феодосии общую художественную мастерскую, где у него обучались желающие, в 1865 году. Списка учащихся не сохранилось. Имеется лишь косвенное свидетельство об учениках. В 1866 году Айвазовский просит Совет Академии художеств просмотреть работы некоторых его питомцев и, если возможно, присвоить им звание художников²². В этом письме имени Куинджи не значится. Вероятно, он не был еще достаточно подготовлен к получению звания. В том же письме упоминается его бывший наставник А.И. Феслер, который с 1863 года экспонировал свои произведения на выставках Общества поощрения художников и имел, таким образом, определенные заслуги перед искусством. Куинджи ни разу еще не выносил на суд зрителя своих работ.

В заявлении академическому руководству от 21 августа 1868 года Куинджи сообщает, что картину «Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма» (1868) он писал с натуры²³. Таким образом, пребывание его в Крыму совпадает с работой над полотном. Скорее всего это были 1865—1866 годы — время учебы у Айвазовского. Иначе откуда же такое влияние творчества знаменитого мариниста. Сопоставляя все эти данные, можно прийти к заключению, что в Петербург Архип Иванович приехал не раньше 1866 года, а не в 1861 году, как утверждает Неведомский в своем исследовании.

Выяснение времени приезда Куинджи в Петербург разрушает сомнительную легенду, будто он неоднократно поступал в Академию художеств и неизменно проваливался на экзаменах по рисунку²⁴. В 1866 году Куинджи было двадцать четыре года, и он согласно уставу Академии § 107 не мог быть по возрасту допущен к экзаменам.

В Петербурге Куинджи снова работает ретушером в фотографии. Одновременно он совершенствуется в живописи. В 1936 году Н.К. Рерих вспомнил слова учителя: «Когда я служил ретушером в фотографии, работа продолжалась от десяти до шести, но зато все утро от четырех до десяти было в моем распоряжении»²⁵.

В 1868 году Куинджи решается попытать счастья и выставить свою работу на академической выставке, где в случае успеха можно получить звание художника. Он обдумывает тему. Можно взять пейзажи Петербурга, они перед глазами. Но, как нередко происходит при выборе темы, всплывает то, что духовно близко, что окрашено теплыми воспоминаниями о счастливом времени, а может быть, уже испробовано кистью. У брата Куинджи, Спиридона Ивановича, хранилась в Мариуполе работа, похожая на первоначальный эскиз «Татарской деревни при лунном освещении»²⁶. Возможно, Куинджи уже не раз пробовал написать картину. «Татарская деревня» не только была принята на академическую выставку, но заслужила внимание ценителей. Долгая, терпеливая работа, упорство, подкрепляемое стремлением вырваться на путь художественных дерзаний, приносят первый успех. За картиной закрепилось название «Татарская сакля», в анналах Академии художеств она именуется «Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма». Полотно академично: живопись его суха, а рисунок рационалистически четок, не эмоционален. 15 сентября 1868 года Совет Академии художеств удостаивает Куинджи звания свободного художника²⁷. Однако по условиям устава неклассный художник должен сдавать экзамены по специальным и общим предметам. Только после этого он может рассчитывать на получение диплома. Куинджи требовалось экзаменоваться по закону божьему и русской истории, географии и математике, анатомии и истории изящных искусств, архитектуре и перспективе. Ученики Академии художеств изучали эти предметы в процессе академического курса. Но Куинджи не имел элементарных познаний. На следующий год он показал на академической выставке сразу три картины. Местонахождение их неизвестно. Судя по названиям они были близки темам полотен Айвазовского, влияние которого молодой художник продолжал испытывать. Одна из картин «Рыбачья хижина на берегу Азовского моря» была замечена прессой. Другая — «Буря на Черном море при закате солнца» — представляет, как и первая, вариацию на знакомые уже морские темы, отмеченные печатью явно романтического восприятия природы. Художник обращается к воспоминаниям о родном крае. Трудно сказать, писал ли он по памяти или у него были какие-то наброски. Во всяком случае, зрительная память и впечатлительность играли не последнюю роль. Третью экспонированную картину «Вид Исаакиевского собора при лунном освещении» Куинджи мог писать с натуры. О ней художник Р.С. Левицкий, побывав на академической выставке, писал В.Д. Поленову: «Какой-то Куинджи (уф!!!) выставил пейзаж Невы с Исаакиевским собором, но какой он там ни Куинджи, а Исаакиевский собор отлично написан, до обмана»²⁸. Так же как и «Татарская деревня при лунном освещении», картина «Исаакий» не только повторяет излюбленные академистами лунные эффекты, но все живописное решение произведения тяготеет к академическим канонам. Это особенно чувствуется в устойчивости композиции, определенной классическим треугольником собора, в условной светотеневой моделировке предметов, в барельефной плоскостности планов. Стремясь к эффектам, необыкновенным картинам природы, Куинджи явно ориентируется на академическое искусство, на романтизированную, «эффектную» живопись Айвазовского. Опыт академизма первых работ надолго удержится в его творчестве.

Примечания

1. Н.Н. Новоуспенский. А.И. Куинджи. [1966].

2. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 7. Имеется еще одно, более позднее свидетельство, которое автору не довелось видеть. Это выписка из метрической книги мариупольской церкви Рождества богородицы, где Куинджи венчался в июне 1875 года. В книге отмечено, что Куинджи тридцать четыре года. Согласно этой записи Куинджи родился в 1841 году (копия выписки хранится в Отделе рукописей ГТГ, ф. 4, ед. хр. 1479, л. 3).

3. М.П. Неведомский, стр. 4.

4. Там же, стр. 5, примечание.

5. А.И. Менделеева. Менделеев в жизни. М., 1928, стр. 63.

6. Там же, стр. 57.

7. Письмо в редакцию. — «Мир искусства», 1904, № 3, стр. 73 (хроника).

8. М.П. Неведомский, стр. 8.

9. Там же.

10. М.С. Клименко. Жданов. Справочник-путеводитель. Жданов, 1959, стр. 10.

11. М.П. Неведомский, стр. 8.

12. Там же, стр. 8, 9.

13. Там же, стр. 9; Иван Константинович Айвазовский и его XLII-летняя художественная деятельность. — «Русская старина», 1878, № 10, стр. 302. Возможно, приведенный факт относится к 1865 году, когда Айвазовский открыл мастерскую для желающих учиться под его руководством.

14. М.П. Неведомский, стр. 10.

15. По данным «Краткого обзора состояния школ Общества изящных искусств, прочитанного г. вице-президентом на публичном акте музыкальной и рисовальной школ, бывшем 21-го декабря 1873 года» (Одесса, 1874) устанавливается, что Рисовальная школа была открыта в 1864 году, в то время как общепринятая в искусствоведческой литературе датировка — 1865 год.

16. М.П. Неведомский, стр. 10.

17. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 1. Версию об обучении А.И. Куинджи в Академии художеств опроверг Н.Н. Новоуспенский. См.: А.И. Куинджи. [1966].

18. Сборник постановлений Совета императорской Академии художеств по художественной и учебной части. С 1859 по 1890 год. СПб., 1890, стр. 328.

19. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 121, л. 16.

20. Указатель художественных произведений годичной выставки Академии художеств за 1867—1868 годы. СПб., 1868, стр. 17. А.И. Менделеева передает в своей книге (Менделеев в жизни, стр. 38) слова самого Куинджи, который удивлялся, почему его называли учеником Айвазовского, в то время как он никогда не учился у великого художника. Сообщение Менделеевой нельзя принимать на веру. Нередко ею приводятся ошибочные сведения, касающиеся других сторон биографии Куинджи.

21. Имеется еще одно свидетельство, удостоверяющее учебу Куинджи у Айвазовского. Оно написано в 1868 году на французском языке и является деловой запиской одного из деятелей Академии художеств. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 4.

22. Н.С. Варсамов. Айвазовский в Крыму. Симферополь, 1967, стр. 58. В книге Барсамова это письмо приводится не полностью.

23. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 141, л. 1.

24. М.П. Неведомский, стр. 11.

25. ЦГИАЛ, ф. 2408, оп. 1, ед. хр. 22, л. 1.

26. М.П. Неведомский, стр. 10.

27. ЦГИАЛ, ф. 789, оп. 6, ед. хр. 175, л. 1.

28. Е.В. Сахарова. В.Д. Поленов. Письма, дневники, воспоминания. Изд. 2-е. М.—Л., 1950, стр. 19.