Глава IV

Итак, 1890 год стал для Рябушкина рубежным. Теперь он был волен в своих художественных поисках и стремлениях. Прискорбно, что судьба отвела для их реализации меньше четырнадцати лет. Словно чувствуя это, Рябушкин торопился, работал без отдыха и, как никогда ранее, плодотворно. Картины следовали одна за другой. Все они были связаны единой концепцией, но при этом каждое новое произведение не походило на предыдущее. Более того, едва ли не любая картина могла претендовать на значение этапной, и потому нет необходимости членить творчество Рябушкина на периоды.

Однако прежде чем приступить к дальнейшему рассмотрению его искусства, необходимо вернуться к тому, что произошло несколько лет назад, предопределив всю его последующую жизнь. Речь идет о дружбе Рябушкина с Тюменевым. Ранее уже не раз говорилось об этом человеке. Теперь пришла пора подробнее познакомиться с ним.

Илья Федорович Тюменев (1855—1927) на петербургском художественном горизонте был фигурой примечательной. Его предки, пять или шесть поколений купцов, были коренными жителями Рыбинска, именитыми уважаемыми людьми; прадед много лет подряд был городским головой. Дед И.Ф. Тюменева покинул Рыбинск и обосновался в Петербурге. Здесь проявилось его увлечение театром и музыкой, которое передалось сыну, Федору Ильичу, и внуку. Илья Федорович после школы посещал коммерческое училище Г. Видемана, но в 1871 году по слабости здоровья был отправлен в Швейцарию, где занимался с частными преподавателями. В 1871—1872 годах совершил путешествия по странам Европы, по Сирии и Палестине. Свои впечатления он фиксировал в дневниках и многочисленных зарисовках.

Портрет И.Ф. Тюменева. Холст, масло Частное собрание

Художественные дарования Ильи Федоровича проявились в разных видах творчества — музыке, литературе и изобразительном искусстве. Наибольшую склонность он поначалу имел к музыке. Обладая недурным баритоном, учился пению. Театры, особенно музыкальные, посещал с отменным постоянством, не пропуская ни одной новинки. Упомянем, кстати, что ложа Тюменевых находилась рядом с ложей Н.А. Римского-Корсакова. Илья Федорович познакомился с ним в 1875 году. На протяжении нескольких лет Тюменев брал уроки у Римского-Корсакова по гармонии и контрапункту. Позднее он написал либретто для его опер «Чарская невеста»¹ и «Пан воевода»; либретто оперы-трилогии «Илья Муромец» не было использовано. Тюменев перевел на русский язык тексты нескольких опер зарубежных композиторов; в частности, ему принадлежит первый перевод текста тетралогии Р. Вагнера «Кольцо нибелунга». Илья Федорович занимался и композиторством: сочинял романсы, вокальные дуэты и трио, подражания старинной музыке; долго работал над оперой «Еретик» на тему из русской старины.

Среди изданных литературных произведений Тюменева — «Халдей. Повесть из новгородского быта XV века» (СПб., 1893; обложку исполнил Рябушкин), большое число путевых очерков в различных журналах, «Воспоминания о Н.А. Римском-Корсакове»². В рукописях остались роман «В старину», повести, рассказы, пьесы, обширные материалы по истории культуры.

Берег речки Кородыньки весной. 1892. Холст на картоне, масло. 29×44. Частное собрание

В 1880 году, будучи уже отцом двоих детей, Тюменев поступил в Академию художеств. Здесь он через несколько лет познакомился с Рябушкиным, для которого эта встреча стала поистине подарком судьбы. По своим творческим устремлениям Тюменев был близок Рябушкину. Их обоих влекло прошлое — глубь веков, подернутая дымкой времени, манящая, таинственная русская старина. Уже в ученический период, как, впрочем, и позже, у Рябушкина и Тюменева, иногда в разное время, а то и одновременно, случались тематические переклички в произведениях — еще одно свидетельство их художественной близости. Оба начали познавать фольклор через гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки», оба прошли через увлечение «Князем Серебряным» А.К. Толстого; в их творческих списках встречались почти идентичные сюжеты³.

Это счастливое для Рябушкина знакомство вскоре переросло в дружбу. Илья Федорович писал в дневнике: «...я все более и более сближался с Рябушкиным и через него с Архиповым и их третьим московским товарищем Василием Петровичем Павловым...»⁴ Так еще в Академии художеств вокруг Тюменева стал складываться кружок любителей русской старины, основными членами которого, кроме него, были Рябушкин и Павлов. Затем к ним примкнул еще один молодой художник, поступивший в Академию позднее Рябушкина, — Василий Васильевич Беляев.

Набросок к спектаклю «Повесть о судье Шемяке». 1892. Бумага, графитный карандаш. 16,6×30,8. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, Санкт-Петербург

В августе 1886 года Тюменев, давно мечтавший о месте для отдыха недалеко от Петербурга, приобрел имение Приволье, верстах в шестнадцати от Любани, что по Николаевской железной дороге. Имение располагалось на высоком берегу вьющейся змейкой речки Кородыньки, впадавшей тут же в речку побольше — Тигоду.

Приволье крепко привязало Тюменева к себе⁵, и это сразу же отразилось на отношениях с Академией художеств. В марте 1887 года Совет разрешил ему отпуск на год по домашним обстоятельствам. В Академию Тюменев так и не вернулся; в 1888 году, когда истек срок отпуска, он получил звание свободного художника.

В имение часто приезжали гости, и собиралось их немало, порою человек до двадцати. Всех притягивало радушие семьи, хлебосольство и, конечно, общие интересы. В доме звучала музыка. Тюменев подолгу играл и сам, и со своей супругой Александрой Фудоровной в четыре руки. На домашней сцене ставились спектакли, предпочтительно русская оперная классика — М.И. Глинка, М.П. Мусоргский, Н.А. Римский-Корсаков. Декорации и костюмы изготавливали своими силами, и Рябушкин принимал в этом активное участие.

Пир богатырей у ласкового князя Владимира. 1888. Холст, масло. 130×260. Ростовский областной музей изобразительных искусств, Ростов-на-Дону

Очень сближало общее увлечение изобразительным искусством. Оно захватывало всех — и хозяев, и гостей. Александра Федоровна и детей своих к нему приобщала. Случалось, что уроки рисунка и живописи по ее просьбе давал желающим Андрей Петрович.

Излюбленным времяпрепровождением в Приволье было занятие фотографией. Со временем у Тюменева скопилась большая фототека. Часто фотографировались группами. На таких снимках или отдельно запечатлен и Рябушкин. Особую ценность представляют фотографии деревни Кородыни и ее обитателей, ставших моделями художника.

В Приволье сложились замечательная библиотека и коллекции — этнографическая и художественная. Библиотеку хозяин дома собирал целеустремленно, постоянно пополнял ее⁶. У Рябушкина, таким образом, всегда под рукой была богатая подборка исторических изданий, в том числе нужные ему труды по русской культуре.

Лесной ручей. 1888. Холст на картоне, масло. 33,2×46,5. Собрание Б.Н. Васильева, Санкт-Петербург

Этнографическая коллекция отличалась обширностью, но не строгостью отбора; собиралась она, что называется, «с бору по сосенке», главным образом во время путешествий Тюменева. Художественная коллекция состояла в основном из работ самого Тюменева и приезжавших в Приволье друзей. Главное ее богатство составляли, конечно, произведения Рябушкина: около сорока работ маслом, двадцать эскизов, этюдов и набросков к академической программе «Ангел выводит апостола Петра из темницы» и более ста рисунков⁷.

Рябушкин появился в Приволье в мае 1887 года и затем с удовольствием стал ездить туда, обычно в компании с друзьями. Они приезжали на святки, Рождество, Пасху и, конечно, летом. Чаще других бывали в Приволье Павлов и Рябушкин. Беляеву оно не сразу пришлось по душе, но позже и он привязался к нему.

Слепой гусляр, поющий старинку. 1887. Холст, масло. 102×71,2. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Разумеется, у каждого из художников были свои творческие стремления, но все они охотно принимали участие в оформлении тюменевского дома. Так, Ю.Ю. Рейнберг расписал три двери в столовой пейзажами и цветами. Позднее в верхней части дверей Павлов запечатлел детей Тюменева, Олю и Сашу, и исполнил пейзаж, а Рябушкин изобразил головку и «Пир у Святозара» на тему оперы М.И. Глинки «Руслан и Людмила».

В начале января 1888 года под чтение Тюменевым былин⁸ Андрей Петрович за несколько дней создал живописное панно «Пир богатырей у ласкового князя Владимира» (Ростовский обл. музей изобразительных искусств, Ростов-на-Дону), которое было помещено в столовой. Это большое настенное панно формально следует отнести к монументально-декоративному искусству, но написано оно, в сущности, как станковая картина. Композиция лишена жесткой симметрии и отличается живостью персонажей. Да и пластическая форма по-станковому иллюзорна. Тем не менее, полотно создает впечатление эпичности. Богатыри по-былинному величавы; подстать им и все предметы в горнице: стол, крепкий, на века сколоченный, такая же скамья, огромный рог. У картины есть интересная особенность, которая связывала фольклорный источник с современностью. В былинных богатырях легко узнаются известные живописцы — Суриков, Васнецов; Тюменева Рябушкин представил в образе Чурилы Пленковича, а себя — как Добрыню Никитича.

Портрет И.Ф. Тюменева. Конец 1880-х. Холст, масло. 96,5×71. Таганрогская картинная галерея

Время шло, и Рябушкин все более привязывался к Приволью. Окрестности усадьбы дышали светлым покоем и тихой радостью. Перед художником раскрывалась прелесть русской природы: живописные речки, пологие холмы, широкие пашни, луга, поросшие клевером и ромашками, густые леса. Да, Приволье оказалось раем, о котором Рябушкин мог только мечтать, о котором он тосковал, когда был в Петербурге. «Сижу больше дома, — сообщал он Тюменеву из столицы, — <...> нахожусь под впечатлением Приволья и не чувствую Петербурга»⁹.

Большую притягательность для Рябушкина постепенно обретали и окрестные деревни. Особенно влекла его прилегавшая к Приволью деревенька Кородыня. Очень скоро у привольевских художников стали завязываться дружеские отношения с кородынскими крестьянами. «С половины лета, — читаем в записях Тюменева, — мы начали все чаще и чаще наведываться в деревню, то с фотографией, то с альбомом, то с этюдником, а то и в гости. <...> Начинаем ближе знакомиться и теснее сближаться с крестьянами и их интересами»¹⁰. Рябушкин стал в деревне завсегдатаем. Отношения с крестьянами складывались естественно и просто. Его приглашали на все праздники, звали в кумовья; ни одна свадьба не обходилась без него. Частенько он засиживался на деревенских посиделках — беседах, как они назывались. В Кородыне Рябушкин находил живой, необходимый творческий материал, там рождались образы его будущих произведений.

Портрет И.Ф. Тюменева с женой. 1890-е. Холст, масло. 105,5×105,5. Историко-архитектурный и художественный музей «Новый Иерусалим», Истра

Кородыня — небольшая деревня, дворов пятнадцать-восемнадцать. Населявшие его крестьяне носили в большинстве четыре фамилии: Пахомовы, Зарубины, Даниловы, Ильины. Жили по старинке, большими неделенными семьями. Избы — крепкие, просторные, с ладно пригнанными бревнами и высоко прорезанными окошками, украшенными добротной деревянной резьбой. Нередко они состояли из двух изб, сведенных под одну крышу. В домах обязательно стояли прялки и ткацкие станки; одежду шили из домотканого полотна. Семьи в Кородыне Андрей Петрович знал наперечет и писал многих крестьян неоднократно. Лица на его полотнах стали со временем своеобразной кородынской иконографией.

Рябушкина поразил в этой деревне на удивление сохранившийся патриархальный уклад, милый его душе. Разумеется, Кородыня не походила на какой-то затерянный мир в обширном Российском государстве. Просто в те времена жила она относительно благополучно. Явного социального расслоения, обусловившего появление картин С.А. Коровина «На миру» или В.Е. Маковского «На чужой и своей полосе», здесь не ощущалось. Крестьянская масса была более или менее однородной — ни бедняков, ни кулаков; в основном, все добропорядочные середняки. Именно это и определяло прочность старинного жизненного уклада. Отсюда же и устойчивость деревенской мифологии — народных поверий, корнями уходивших в древнюю славянскую Русь. Они сопровождали кородынцев на каждом шагу, вплетались и в праздники, и в будни, приурочивались к хозяйственным работам и, конечно, хороводами кружили вокруг девушек, особенно тех, кто был на выданье, — ведь замужество составляло для них главный смысл жизни.

Было ли влечение Рябушкина и его друзей к миру стародавней народной фантазии только личным пристрастием? Разумеется, нет. В конце 1880-х — начале 1890-х годов наступала новая художественная эпоха, которая несла отход от передвижнического понятия гражданственности. Национальная проблематика начинала теснить социальную. То было время актуализации идей Н.И. Костомарова, который призывал «изучать историю в самом русском быту, утверждал, что у народа "историческое воспоминание сейчас обращается в эпос и превращается в сказку", то есть придавал немалое значение в раскрытии прошлого художественному наследию — фольклору»¹¹.

Автопортрет. Середина 1880-х. Холст, масло. 30×22,5. Частное собрание

Однако историческим живописцем на фольклорный лад, каким был В.М. Васнецов, Рябушкин не стал. Поверья, примета патриархальности быта кородынских обитателей, затронули его творчество лишь слегка, да и то прижились главным образом в графике. В живописи, в его любимых жанрах — историческом и бытовом — ему были ближе земные основы или, как писал Костомаров, «история в самом русском быту».

Кородынские образы все теснее подступали к творчеству художника, но поначалу им препятствовали многочисленные академические задания, над которыми приходилось трудиться даже в Приволье. К тому же, движимый дружескими чувствами к И.Ф. Тюменеву, Рябушкин принялся писать его портрет (конец 1880-х, Таганрогская картинная галерея), хотя не имел особой склонности к этому жанру.

На полотне довольно большого размера Тюменев изображен в своем кабинете. Удобно устроился на стуле, закинув ногу на ногу. Руки спокойно сложены на коленях. Одежда повседневная, лацканы рабочей куртки смяты. Обстановка самая обыденная, на столе и пианино — стопки книг или нот. Композиция портрета статична, что несколько вредит выразительности. Да и слишком явно Тюменев позирует, застыл, словно перед фотокамерой. В результате получилось хотя и вполне убедительно, но все же в духе литературного рассказа.

Портрет девушки (из семьи Преображенских). 1890. Холст, масло. 50×37. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Примерно в тот же период, когда был создан портрет Тюменева, Рябушкин написал два автопортрета (один — середина 1880-х, части. собр.; местонахождение второго неизвестно).

Автопортрет принадлежит к портретному жанру, но не адекватен ему. У него своя специфика: это не просто изображение художником себя, но своего рода формула творческого «я». Эта особенность автопортрета выражена Рябушкиным вполне определенно. Здесь и пристальность взгляда, и отрешенная самоуглубленность — признаки, обычно свойственные произведениям этого жанра. Но автопортрет Рябушкина этим не исчерпывается. В нем есть то романтическое чувство, та гармоничность образа, которые сближают его с искусством пушкинской эпохи. По импульсивности чувства, трогательной доверчивости, с которой художник принимает открывающийся перед ним мир, его самовыражение близко автопортретной концепции О.А. Кипренского, тогда как настороженность, недоверчивость, присущие автопортретам, скажем, М.А. Врубеля тех же 1880-х годов, в работе Рябушкина отсутствуют. Однако романтизм Кипренского для Рябушкина слишком пылок, возвышен; у него явственно сказывается воздействие демократических тенденций. Это чувствуется в простоте облика, которая раскрывает в художнике исконного крестьянского сына.

Примечания

1. Для «Царской невесты», основу которой составила одноименная драма Л.А. Мея, Тюменев по просьбе Римского-Корсакова написал ряд дополнительных сцен.

2. В кн.: Римский-Корсаков. Исследования. Материалы. Письма. В 2 т. М., 1953—1954. Т. 2. С. 177—247.

3. Вот несколько примеров: «Боярин, подъехавший со своими людьми в лунную зимнюю ночь к постоялому двору» (1885) Тюменева и «На ночлег» (1888) Рябушкина; «Приглянулась» (1889) Рябушкина и «Охальник» (1890) Тюменева (двое молодцев осмеивают миловидную молодуху); «Стрелец на карауле» Рябушкина и «На стороже» Тюменева (обе — конец 1880-х гг.).

4. Тюменев И.Ф. Моя автобиография. Т. V. 21 марта 1886 г. — ОР РНБ. Ф. 796. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 137 об.

5. В 1887—1891 гг. Тюменевы почти постоянно жили в Приволье. Затем в связи с поступлением детей в гимназию переселились в Петербург и до 1901 г. в усадьбе проводили только лето. С 1901 и по 1924 г. Тюменев вновь жил в Приволье, занимаясь культурно-просветительной работой среди крестьян: хлопотал об устройстве местных школ, организовывал деревенские хоры, спектакли.

6. В 1901 г. сильно разросшаяся библиотека получила в Приволье отдельное, специально выстроенное для нее здание, а в 1911 появилось еще одно — «малая библиотека».

7. Перечень живописного и картинного материала... библиотеки Тюменевых — ОР РНБ. Ф. 796. Оп. 2. Ед. хр. 84.

8. Онежские былины, записанные Александром Федоровичем Гильфердингом летом 1871 года. СПб., 1873.

9. Письмо А.П. Рябушкина И.Ф. Тюменеву от 23 августа 1887 г. — ОР РНБ. Ф. 796. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 197 об.

10. Тюменев И.Ф. Моя автобиография. Т. V. 26 августа 1887 г. — Там же. Л. 195—195 об.

11. Плотников В.И. Фольклор и русское изобразительное искусство второй половины XIX века. Л., 1987. С. 42.