Введение

Товарищ рабочий, трудящийся! Ты дал мне все. Связав свой свободный труд с твоим героическим трудом, я получил силу от тебя, и все, что я получаю, есть твое!

Н. Касаткин

В конце XIX столетия центр мирового революционного движения переместился в Россию. Россия стала родиной ленинизма — высшего достижения русской и мировой культуры. Великий исторический процесс подготовки в России социалистической революции определил собой содержание и особенности развития передовой русской культуры и искусства этого времени.

«Революционный отпор рабочего класса угнетающей среде, которая его окружает, — писал еще в конце 80-х годов прошлого столетия Фридрих Энгельс, — его судорожные попытки, полусознательные или сознательные, добиться своих человеческих прав вписаны в историю и должны поэтому занять свое место в области реализма»¹.

Россия выдвинула выдающихся художников, послуживших своим творчеством тому, чтобы жизнь и борьба рабочего класса заняли свое место в области реализма. В литературе — это великий Максим Горький, в живописи — прежде всего Н.А. Касаткин.

Деятельность русского художника Николая Алексеевича Касаткина является одним из ярких подтверждений правильности намеченной Энгельсом перспективы последующего развития реализма в мировом искусстве как творчества, связанного с новым классом общества — рабочим классом, как зарождения и формирования того нового типа реализма, который мы сейчас называем социалистическим реализмом. Трудно найти в мировой живописи другого художника, который бы, подобно Касаткину, с такой же последовательностью, столь же верно служил своим творчеством рабочему классу, который бы так же ясно видел в нем историческую силу, которой принадлежит будущее.

Русских художников слова и кисти к служению пролетариату подготовил весь предшествовавший опыт народного освободительного движения в России, как и весь предшествовавший опыт революционно-демократической литературы и искусства.

Замечательный живописец-реалист Касаткин — крупнейший представитель младшего поколения славной когорты передвижников.

Историческая заслуга Касаткина заключается в том, что он с чуткостью и зоркостью большого художника увидел и показал то новое, то передовое, что нарождалось в России конца XIX и начала XX века, то, что выражало собою сущность, ведущие закономерности нового этапа освободительного движения в России — этапа пролетарского.

Касаткин увидел и показал в пролетариате гегемона нарастающей в стране величайшей революции и тем самым вписал своим творчеством новую страницу в историю русского и мирового искусства.

Если передвижники старшего поколения в основной своей массе были изобразителями жизни крестьянства, жизни городского ремесленничества и трудовой интеллигенции, то Касаткин стал певцом русского промышленного пролетариата, художником, который показал не только всю тяжесть положения и подневольного труда этого самого угнетенного класса общества, но и могучие титанические силы, скрытые в нем, почувствовал и показал его готовность и способность к героической и самоотверженной борьбе за интересы народа, к борьбе не на жизнь, а на смерть с самодержавно-буржуазным строем.

Западноевропейские художники XIX века неоднократно обращались к образу рабочего. Но изображали ли они рабочего как воплощение физической силы, героики общественно-полезного труда (Менцель, Менье) или как угнетенный класс (Курбе, тот же Менье в отдельных своих произведениях, Стейнлен, Кольвиц), как приниженных и забитых париев общества, чья жизнь, включая их стихийные бунты, возмущение, — трагедия, внушающая чувство сострадания, скорби, — все они, показывая пролетариат, создавали обобщенный образ могучей, но угнетенной массы.

Касаткин же создал галерею живых, индивидуальных образов представителей пролетариата, в каждом из них сумел увидеть личность, человека с его высокими человеческими качествами, сумел показать, как положение в обществе, условия труда подготовили рабочих к борьбе за свои права, за права всех трудящихся. Пролетарии на полотнах художника — это образы героические, боевой авангард передовых сил общества, могучий, несокрушимый в своей сплоченности и единстве коллектив, великая революционная сила.

В этом новом содержании живописи Касаткина, в жизненности созданных им образов заключаются качества, позволяющие с полным правом назвать его одним из основоположников искусства социалистического реализма в русском и мировом изобразительном искусстве.

Однако неправильно было бы ставить знак равенства между Горьким и Касаткиным и утверждать, что историческое значение их творчества одинаково. Касаткину не хватало многих качеств, не говоря о масштабе дарования, чтобы сыграть такую же большую роль в развитии социалистического искусства своим творчеством и всей своей деятельностью, какая принадлежит по праву А.М. Горькому не только в развитии литературы, но и вообще в развитии всей художественной русской и мировой культуры.

Нельзя закрывать глаза и на те противоречия, колебания, которые имели место в творчестве Касаткина в отдельные периоды, хотя это и были временные уступки посторонним, скоро проходящим влияниям.

Называя Касаткина зачинателем искусства социалистического реализма в русской живописи, нужно иметь в виду главную, определяющую тенденцию его творческого развития, основную его линию, которую он нашел, начиная со знаменитой картины «Углекопы. Смена» и даже несколько ранее, когда осознал впервые свою историческую миссию — быть художником русского пролетариата.

Учитывая основное направление творчества Касаткина, социальную насыщенность и остроту содержания его картин, новизну его тематики, нетрудно понять, что в официальных кругах царской России, у буржуазно-дворянских идеологов различных мастей деятельность Касаткина не могла получить ни признания, ни объективной оценки. О творчестве Касаткина до революции не появилось не только ни одной брошюры, но даже специально посвященной ему заметки.

Подобное отношение к творчеству художника не случайно. Это прямое отражение идейной борьбы, которая шла в то время в русском искусстве между сторонниками реалистического, демократического искусства и сторонниками пресловутого «искусства для искусства», декадентами, космополитами за влияние на дальнейшее развитие русского искусства.

Замалчивание того или иного художественного явления было своего рода способом критики. Этот вид критики эстеты-космополиты применяли по отношению к творчеству Касаткина в целом, наряду с открытыми нападками на его отдельные произведения в обзорах выставок.

«Искусство, посвященное трудящимся, — писал Касаткин, — было так же угнетено и придавлено, как и они сами. Все прислужники буржуазии в литературе, истории искусств, критике и т. п. или сознательно обходили творчество, посвященное жизни рабочего, отворачивались от него, как искусства низменного, как искусства дурного тона, или издевались над ним»².

Все это целиком подтверждается на примере отношения к творчеству Касаткина современных ему историков искусства и художественных критиков.

Если имя Касаткина иногда упоминается в писаниях декадентов, то оно всегда сопровождается издевательски-злобными эпитетами.

Александр Бенуа в своей «Истории русской живописи в XIX веке», вышедшей в 1902 году в Петербурге, едва удостоил Касаткина вниманием: только однажды он упомянул имя художника, и то для того, чтобы всячески его изничтожить.

Одним взмахом пера зачеркнув творчество всех передвижников, распоясавшийся декадент писал: «...и наконец эпигоны этого направления: Касаткин, Творожников, Орлов, Богданов, Богданов-Бельский и мн. др., продолжающие из года в год ныть и плакаться над всевозможными грустными обстоятельствами русской жизни или указывать на некоторые успехи в ней, совершенно по рецепту, доставшемуся от их отцов и старших братьев, но далеко не с тем убеждением и той силой, как это делали эти старшие 20, 30 и 40 лет тому назад»³.

Извратив полностью смысл и содержание творчества младшего поколения передвижников, свалив их всех без разбора в одну кучу, Бенуа первым из них называет особенно чуждого ему Касаткина.

Этот же выпад против передвижников — типичных «направленцев», по его выражению, повторяет Бенуа и в своей работе, появившейся в 1904 году, — в тексте к альбому по истории русской живописи XVIII—XIX веков⁴.

Для А. Бенуа, С. Дягилева и К^о Касаткин — эпигон ненавистного им передвижничества, «упадок Репина»⁵. Эстетам претит в творчестве Касаткина демократическое передвижническое начало, его принадлежность к перовской школе, близость к Репину.

Для других буржуазных критиков либерального толка Касаткин — лишь рядовой жанрист и «непоследовательный» импрессионист, и они прилагают все старания к тому, чтобы свернуть его на путь импрессионизма последовательного, на путь «чистого искусства».

Лишь у представителей передовой демократической мысли творчество Касаткина находит сочувствие и поддержку. И.Е. Репин, П.М. Третьяков, В.В. Стасов, Лев Толстой, Максим Горький, К.А. Тимирязев, В.Д. Поленов, Н.А. Ярошенко — вот кто были истинными друзьями художника, по-настоящему ценили его произведения.

Из всего написанного и высказанного о Касаткине до революции наиболее яркой и глубокой оценкой его творчества являются строки замечательного письма И.Е. Репина к Касаткину от 12 января 1915 года, письма, ставшего широко известным лишь после революции.

«По нашей давнишней товарищеской дружбе, — писал Репин, — мысленно обнимаю Вас и горячо желаю всем сердцем опять волноваться Вашими незабвенными картинами, потрясавшими все мыслящее и чувствующее общество... Вы так поэтически-человечно ставили, в дивной форме и в неожиданной обстановке — трагическое в жизни!.. Какой это великий вклад в культуру души человека! А какая драгоценность — Ваши откровения живописных красот в самых адски ужасных условиях быта людей... Вот великое назначение художника! Вот где его истинное бессмертие!.. Сколько бы ни жило человечество, чего бы ни пережило оно в будущем, Ваши вклады в сокровищницу образов времени вечно будут расти в своей ценности и интерес к ним никогда не зарастет плевелами — народ своими тяжелыми ступнями пробьет к ним столбовую дорогу.

Мир фабричный, трудовой, со своими идиллиями радостей, со своими тюрьмой и сумой, с адскими шахтами, железными решетками и пр. и пр. — никогда не забудутся.

Картины Касаткина так прекрасны и задушевны!»⁶

Трудно что-либо добавить к этим словам, трудно с большей точностью нарисовать творческий портрет Касаткина.

Важно также подчеркнуть, что эти строки были написаны в «черное десятилетие» в истории русской интеллигенции, в годы разгула формализма, в период ожесточенной войны всего реакционного лагеря в искусстве против реализма и в первую очередь против идейного реализма передвижников.

Письмо Репина явилось моральной поддержкой для художника рабочего класса, совершенно затравленного в эти годы эстетствующими борзописцами.

Репин со свойственной ему прозорливостью ощутил историческую значимость и масштабы деятельности Касаткина, видел перспективу, необходимую для правильной оценки его творчества.

Касаткин до конца своих дней глубоко чтил гений Репина.

Откликаясь на смерть Репина в письме к своему старому другу художнику В. Симову, Касаткин писал: «Колосс русского искусства свалился... Я всегда благоговел перед ним...»⁷

Свое письмо Касаткин заканчивает следующими словами: «Репина будут ценить всегда... Какое время было русского искусства: И.Е. Репин, Суриков, Васнецов, Поленов — что за богатыри...»⁸

Не только Репин, но и большинство других членов Товарищества передвижных выставок очень внимательно относились к творчеству Касаткина, среди них В. Поленов, Н. Ярошенко, Н. Дубовской, Г. Мясоедов, В. Симов, С. Коровин, В. Максимов, И. Левитан, М. Нестеров и многие другие. Показательно, что иллюстрированные каталоги передвижных выставок, как правило, выходили с несколькими репродукциями новых работ Касаткина.

В 1899 году вышел большой альбом репродукций с лучших произведений передвижников, воспроизведенных фототипическим способом. Книга была издана в честь 25-летия Товарищества⁹. В альбоме было помещено шесть картин Касаткина: «Соперницы», «В коридоре окружного суда», «Трамвай пришел», «Шахтерка», «Осиротели», «Углекопы. Смена».

И.Д. Шадр. Николаи Алексеевич Касаткин. Бронза. 1930

Издание было осуществлено под наблюдением специально выделенной передвижниками комиссии в составе Г.Г. Мясоедова, А.М. Васнецова и А.Е. Архипова.

То, что такая авторитетная комиссия сочла возможным дать столь большое количество работ молодого художника в книге, определяющей лицо всего Товарищества, лишний раз говорит о том, как высоко ценили творчество Касаткина его ближайшие соратники по искусству.

В лице П.М. Третьякова Касаткин встретил не только чуткого ценителя, приобретшего многие его крупнейшие произведения, но и советчика, мнением которого художник очень дорожил.

Вот, например, что писал Касаткин Третьякову в связи с окончанием своей картины «Шахтер-тягольщик»: «Мне было бы дорого в настоящее время показать ее Вам, проверив этим себя и пополнив ее Вашими указаниями, плодотворность которых я испытал на предыдущей картине «Шахтеры. Смена»¹⁰.

В.В. Стасов с горячим сочувствием и симпатией относился к творческой деятельности Касаткина, неоднократно тепло приветствовал в своих обзорах жанровые полотна художника. Однако Стасов не сумел до конца принять и оценить самые капитальные произведения художника, в том числе картину «Углекопы. Смена». В недооценке творчества Касаткина Стасовым нельзя не видеть известной исторической ограниченности критика, не сумевшего подняться до понимания исторической миссии пролетариата¹¹.

Авторы газетных и журнальных обзоров о передвижных выставках обычно упоминали имя художника, называли его отдельные произведения, иногда снисходительно хвалили их и давали краткое описание, но почти всегда, как правило, не умели увидеть особенностей, своеобразия творчества Касаткина, оценить то новое, что он внес в русскую живопись. Если даже сам Стасов не смог в полной мере ощутить масштабы дарования художника, новую идейную направленность его творчества, то что могли сказать о творчестве Касаткина газетные обозреватели, дилетанты в литературе и критике, строчившие наспех отчеты об очередных выставках.

В дальнейшем нам придется приводить некоторые из этих отзывов об отдельных полотнах живописца. С горечью приходится признать, что в подавляющем большинстве тогдашняя критика проходила мимо самого главного в творчестве Касаткина, не замечала многих из его лучших полотен. Можно решительно утверждать, что большинство критиков стремилось обезвредить воздействие творчества художника, смазать его идейную направленность, совратить его самого с правильного пути и представить в либерально-народническом свете, изобразить его благодушным рассказчиком-бытовиком, умолчать о том, какое революционизирующее влияние оказывают его произведения, какую взрывную силу они в себе заключают.

Лишь немногие из них увидали в лице Касаткина восходящую силу, передвижника нового призыва. К чести Н.К. Михайловского нужно сказать, что он был одним из тех, кто приветствовал в лице Касаткина такое обещающее начало.

Михайловский, говоря в своем отклике на XXVI Передвижную выставку о том, что знамя передвижных выставок остается неприкосновенным, и вместе с тем отмечая, что «некоторые сильные носители этого знамени покончили свое земное поприще», «что другие отошли в сторону, что на смену им приходит мало больших сил», тут же оговаривался: «Такой несомненно есть г. Касаткин»¹².

Само собой разумеется, что народник Михайловский не смог до конца правильно понять и по достоинству оценить художественную деятельность Касаткина. Но то, что он выделил Касаткина среди многих современников, говорит о чуткости Михайловского как критика. Примечательно, что творчество Касаткина было замечено молодым А.М. Горьким.

В своих беглых заметках о Всероссийской выставке 1896 года в Нижнем-Новгороде, опубликованных в «Нижегородском листке», критикуя художественный ее раздел, Горький выделяет несколько произведений и в том числе картину Касаткина «Углекопы. Смена». «И было бы в художественном отделе очень грустно, — пишет Горький, — если бы не было в нем Айвазовского, Маковского, «Свадьбы в тюрьме» Матвеева, картины Киселева из античной жизни и подавляющей картины Касаткина «Шахтеры»¹³.

По воспоминаниям дочери художника Т.Н. Касаткиной-Гладышевской, Горький был лично знаком с Касаткиным и однажды после осмотра выставки учеников московского Училища живописи, ваяния и зодчества зашел со своей женой в гости на квартиру Касаткина, жившего тут же во дворе Училища на Мясницкой улице, и долго беседовал с художником по вопросам искусства.

Взаимный интерес художника и писателя вполне понятен, если мы вспомним о той внутренней близости, которая существует между произведениями Горького и полотнами Касаткина, на что до сих пор еще не обращали внимания исследователи русского искусства, писавшие о Касаткине.

Многолетней дружбой был связан Касаткин с Л.Н. Толстым и его семьей. Об ртом говорит и переписка художника с Толстыми, и его частые поездки в Ясную Поляну, и его участие в издательской деятельности Толстого, и ряд других фактов.

Известно, что обращение Касаткина в минуту тяжелого душевного кризиса к Толстому спасло его как художника, удержало от решения бросить этот путь.

Близка была семья Касаткиных и к К.А. Тимирязеву. Эта дружба завязалась и упрочилась еще благодаря тому обстоятельству, что в семье Касаткиных жила близкая родственница Тимирязева. Т.Н. Касаткина-Гладышевская вспоминает, что их мать в трудные минуты часто обращалась к Клименту Аркадьевичу за советами и помощью. Она вспоминает, что когда ее мать обратилась в 1905 году к Тимирязеву с вопросом, как ей быть с сыновьями, которые участвуют в революционном движении, то Климент Аркадьевич ответил, что не нужно им мешать, пускай они идут избранной ими дорогой и что этот путь заслуживает лишь всяческого одобрения. После такого совета авторитетного для семьи человека мать сама стала помогать сыновьям в их революционной деятельности, особенно в период московского вооруженного восстания в 1905 году.

Уже приведенные в этом беглом обзоре сведения, свидетельствующие о связях Касаткина с передовыми деятелями эпохи, говорят о прогрессивной демократической направленности его взглядов, его творчества.

Только после Великой Октябрьской социалистической революции впервые появляются в печати статьи и заметки, специально посвященные Касаткину. Значительная заслуга в деле популяризации творчества Касаткина принадлежит А.В. Луначарскому. В своих устных и печатных выступлениях Луначарский выдвигает Касаткина как художника-реалиста, у которого нужно и должно учиться молодым советским художникам. «Этот художник близок пролетариату, — говорил Луначарский, — у него надо учиться героическому реализму... В том направлении, в котором работал Н.А. Касаткин, можно обслуживать подлинные потребности народа...»

В 20-х годах много сделала для популяризации творчества Касаткина Ф.С. Рогинская, напечатавшая тогда ряд статей и заметок о творчестве художника¹⁴.

Разделяя в своих статьях широко распространенную в нашем искусствознании в те годы неверную точку зрения о том, что передвижники связаны с революционным народничеством и что Товарищество в 90-х годах переживает упадок, Рогинская в то же время справедливо пишет: «Величайшей заслугой Касаткина является тот факт, что он не только не заразился... обывательским благодушием, но, наоборот, становится первым художником, посвятившим свое творчество пролетариату...»

Интересные и существенные соображения о творчестве Касаткина высказала Н.И. Соколова в статье об отражении революции 1905 года в русской живописи, опубликованной в 1935 году в пятом номере журнала «Искусство».

Отметив, что Касаткин пошел в перестройке своего мировоззрения дальше его товарища по Училищу живописи, ваяния и зодчества С.В. Иванова, автор выделяет Касаткина и примыкавших к нему по своей творческой направленности молодых художников И. Бродского, Л. Попова, Н. Струнникова, Столярова, Крюкова и других в особую группу, ориентирующуюся на пролетариат.

Соколова говорит о нарастании в их творчестве нового качества. Однако она пытается противопоставить передвижничество этим новым устремлениям; передвижничество для автора есть не что иное, как вырождение народнического наследия. С этих неправильных позиций Соколова освещает и все не связанные с пролетарской тематикой произведения Касаткина.

В ошибочности этих позиций и недооценке ряда значительнейших жанровых полотен Касаткина, а также в том, что произведения художника, посвященные революции 1905 года, привлечены Н.И. Соколовой далеко не полностью, заключаются основные недостатки ее работы. И все же при всех недочетах и ошибках, отражающих тогдашний уровень нашего искусствознания, статья Соколовой — одна из работ, в которой наиболее серьезно осмыслено творчество Касаткина, где его искусство поставлено в связь с передовыми явлениями времени и сделана попытка определить своеобразие вклада художника в историю русского искусства.

Дальнейший шаг в изучении творчества Касаткина сделали В.В. и Е.А. Журавлевы, опубликовавшие в 1930 году две статьи о художнике, а в 1945 году выпустившие первую брошюру о жизни и творчестве Н.А. Касаткина.

Статьи и брошюры Журавлевых не только написаны с подкупающей симпатией авторов к художнику, они отличаются серьезным знанием биографических фактов и, самое главное, в них впервые был поднят значительный архивный материал — приведены отрывки из писем, черновых записей художника, высказывания о Касаткине современников, в частности Репина и Л. Толстого. Это были, пожалуй, наиболее обстоятельные из всех работ, которые появились к этому времени о Касаткине.

Авторы правильно пишут, что «Касаткин вошел в историю русского искусства как первый и единственный художник, посвятивший все свое творчество изображению рабочих, их героической жизни и борьбе»¹⁵.

Серьезным достоинством работ Журавлевых является то, что авторы попытались перебросить мост между творчеством Касаткина и современностью.

«Классовая заостренность в произведениях Касаткина, — указывали авторы, — социальная окраска его тематики делают его особенно близким нашей эпохе. Касаткин близок нашей современности также своим методом в работе, своим пониманием задач, методов художника и его творческого процесса. По методу работы Касаткина следует признать одним из первых зачинателей социалистического реализма... Касаткин первый из художников сумел найти творческий метод, который в настоящее время можно считать отправным для метода социалистического реализма»¹⁶.

Слабой стороной этих статей является анализ произведений художника, некоторая уступка со стороны авторов вульгарно-социологическому методу в оценке наследия передвижников и, в частности, ранних жанровых полотен Касаткина.

В выпущенных в 1940 году воспоминаниях о передвижниках Я.Д. Минченкова Касаткину отводится большая глава. Автор воспоминаний — бывший ученик Касаткина в московском Училище живописи, а затем один из его младших соратников по Товариществу передвижников — дает ряд ценных заметок о Касаткине человеке, о его характере, о бытовых подробностях его жизни, а также и о его методах преподавания, о взглядах на искусство, о его активной деятельности в Товариществе передвижных выставок.

То, что Минченков был знаком с Касаткиным в поздние годы его деятельности и сам не являлся последовательным проводником идейного реализма в своем творчестве, не могло не сказаться на его общей трактовке творчества Касаткина, несколько обедненной и суженной.

В послевоенный период все чаще мы встречаем имя Касаткина в общих работах по истории русского искусства, в которых его творчеству отводится почетное и заслуженное место. Здесь можно назвать статьи А.М. Герасимова, А.И. Михайлова, А.И. Зотова, Ф.С. Рогинской, опубликованные в журнале «Искусство»¹⁷. Из отдельных работ, посвященных творчеству Касаткина, упомяну свою статью «Народный художник», опубликованную в пятом номере журнала «Искусство» за 1949 год в связи с девяностолетием со дня рождения художника.

В последние годы в журнале «Огонек» в связи с публикацией репродукций с отдельных картин Касаткина было помещено также несколько заметок о творчестве Касаткина¹⁸.

В 1949 году вышла в серии книг «Русская графика» брошюра О.А. Живовой «С. Иванов, С. Коровин, Н. Касаткин», изданная Музеем изобразительных искусств имени Пушкина, в которой несколько страниц отведено характеристике графического наследия Касаткина, хранящегося в Третьяковской галерее.

В недавно вышедшем исследовании о московском Училище живописи, ваяния и зодчества Н.А. Дмитриевой¹⁹ Касаткину как педагогу и воспитаннику Училища отводится значительное место среди других его товарищей по Училищу и в целом дается правильная оценка его педагогического метода как наиболее прогрессивного в то время, верно решающего проблемы традиции и новаторства. Работа Дмитриевой кладет конец снисходительно-пренебрежительной оценке деятельности Касаткина как художника-педагога.

Только с высот искусства социалистического реализма в полной мере раскрывается тот великий творческий подвиг, который совершили русские художники XIX века во имя своего народа, своей родины, связав свое творчество неразрывными узами с освободительной борьбой русского народа. Сейчас, когда уже дана в целом правильная общая оценка вклада, внесенного в развитие русского искусства передвижниками, настала пора для глубокого и всестороннего изучения и освещения деятельности отдельных, наиболее выдающихся представителей этого могучего движения за развитие народной, национальной культуры. Понятно, что в этом плане на одно из первых мест по праву должен быть поставлен Касаткин, ознаменовавший своим творчеством новый этап в идейно-творческом развитии Товарищества передвижных художественных выставок. Созданные им образы, как и предвидел Репин, все возрастают в своей ценности.

Творческий облик Касаткина слагается как бы из трех неразрывно друг с другом связанных сторон: его творческой деятельности, педагогической практики и общественно-организационной работы. Только совокупность этих трех сторон, трех граней дает нам цельный облик замечательного художника-реалиста, который никогда не замыкался, как и его лучшие сподвижники, в скорлупу узкопрофессиональных интересов, но постоянно заботился о том, чтобы служить своим искусством народу, передавать свой большой опыт молодежи, готовить себе достойную смену, о том, чтобы творимое им искусство продвигалось в народ, учило его понимать жизнь и любить искусство как средство, вооружающее его на борьбу за лучшее светлое будущее. Идея служения народу проходит красной нитью через творчество Касаткина, как и всех его лучших товарищей-передвижников.

Настоящий очерк жизни и творчества Касаткина строится не только на основе анализа его произведений, но и на привлечении собственных высказываний художника — писем, статей, выступлений, — конечно, в той мере, в какой они подтверждают и объясняют его творческую практику, основную линию его идейного и творческого развития.

Считаю своим долгом выразить искреннюю признательность родственникам художника, работникам музеев, архивов и всех других научных и художественных организаций и учреждений, любезно предоставившим в мое распоряжение все находящиеся в их руках материалы о жизни и творчестве Н.А. Касаткина.

Автор выражает глубокую признательность за предоставление ценных материалов в первую очередь сыновьям художника — Н.Н. и В.Н. Касаткиным и дочерям — А.Н., Т.Н. и Е.Н. Касаткиным, а также сотрудникам Отдела рукописей, запаса и библиотеки Третьяковской галереи, работникам Русского музея, Молотовской художественной галереи, Харьковского музея изобразительных искусств, Одесской, Белорусской, Казахской и Астраханской картинных галерей, Рижского, Ашхабадского, Алма-атинского, Горьковского, Днепропетровского, Таллинского, Омского, Рязанского и Ярославского художественных музеев, сотрудникам Отдела рукописей Всесоюзной библиотеки имени Ленина, Отдела рукописей Музея Л.Н. Толстого, Архива Академии художеств СССР, Центрального государственного исторического архива, М.А. Орловой, принявшей участие в подготовке рукописи к печати, и всем другим лицам и учреждениям, оказавшим автору ту или другую помощь в его работе.

Примечания

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. Госполитиздат, 1948, стр. 405.

2. Отдел рукописей Третьяковской галереи. Архив Н.А. Касаткина, ф. 96, № 251.

3. Александр Бенуа. История русской живописи в XIX веке. СПБ, 1902, стр. 193.

4. Александр Бенуа. Русская школа живописи. СПБ, 1904, стр. 64.

5. С. Дягилев. Художественные критики. «Мир искусства», 1900, № 7—8, стр. 147.

6. Отдел рукописей Третьяковской галереи, ф. 96, № 180. Впервые отрывки из письма опубликованы в статье (журнал «Новый мир», 1937, № 9) и в брошюре В.В. и Е.А. Журавлевых «Н.А. Касаткин», 1945 (с рядом неточностей), и в нашей статье «Народный художник», к 90-летию со дня рождения Н.А. Касаткина (журнал «Искусство», 1949, № 6).

7. Письмо В.А. Симову от 9 октября 1930 г. Отдел рукописей Третьяковской галереи. Архив В.А. Симова, ф. 74, № 64.

8. Там же.

9. «Альбом двадцатипятилетия Товарищества передвижных художественных выставок. 1872 — XXV—1897». Издание художественной фототипии К.А. Фишера. М., 1899.

10. Отдел рукописей Третьяковской галереи. Архив П.М. Третьякова, ф. 1, № 1572.

11. Более подробно этот вопрос освещается в наших статьях «Стасов — художественный критик» (Сборник «Вопросы теории советского изобразительного искусства», изд. Академии художеств, 1950) и «Репин и Стасов» (журнал «Искусство», 1950, № 6).

12. Н.К. Михайловский. Четыре художественные выставки. Отклики, т. II, издание редакции журнала «Русское богатство», 1904, стр. 306.

13. «Горький об искусстве». «Искусство», 1940, стр. 42.

14. Ф. Рогинская. Первый художник пролетариата (Н.А. Касаткин). (Журнал «Красная нива», 1929, № 17.) Ф. Рогинская. Н.А. Касаткин. К 50-летию художественной деятельности (газета «Известия», 1929, 20 марта и др.).

15. В.В. и Е.А. Журавлевы. Николай Алексеевич Касаткин (1859—1930) (журнал «Новый мир», 1937, № 9, стр. 239.)

16. Там же, стр. 254.

17. А. Герасимов. Великое наследие (журнал «Искусство», 1947, № 4). А. Михайлов. Передвижники и их историческое значение (там же). А. Зотов. Борьба двух направлений в русском искусстве (журнал «Искусство», 1948, № 3). Ф. Рогинская. Лукиан Попов (журнал «Искусство», 1949, № 5).

18. К. Ситник. Н.А. Касаткин (журнал «Огонек», 1949, № 14). Б(ез) а(втора). Н.А. Касаткин («Огонек», 1951, № 27). И. Гринев. На наших вкладках («Огонек», 1952, № 2).

19. Н. Дмитриева. Московское училище живописи, ваяния и зодчества. «Искусство», 1951, стр. 135—137.