Кисловодские пейзажи

Природа, с которой общался Ярошенко, наблюдая ее во всех проявлениях, привлекает и волнует художника. Богатая своим разнообразием, то солнечная и радостная, то суровая и щедрая, но порой неподатливая, она являлась для художника большим полем для его неутомимой творческой деятельности в этом жанре.

В пейзажах Ярошенко переживает не только любовь к родине, а как художник-пейзажист раскрывает прекрасное в том, чего мы с вами не замечаем в природе или проходим мимо, не обращая внимания, и делает содержательным то, чего мы до этого не знали, не видели, изображает красоту форм природы и ее живописность.

Безгранично любя родину, пристально ее изучая, Ярошенко много путешествовал по стране. Он бывал на Волге, на Урале, в Крыму, не раз посещал свою родную Полтаву. Неутомимый путешественник, он изъездил весь Кавказ. Стремясь ознакомиться с жизнью, бытом и искусством других стран, Николай Александрович посетил Швейцарию, Египет, Голландию, Италию, Турцию, Францию, Англию, Германию и Палестину. И всюду, где бы ни писал, в пейзажах Ярошенко свежесть, непосредственность и живописная сочность. В них чуткость, умение художника верно схватывать состояние природных явлений, глубоко чувствовать их очарование.

Живя в Кисловодске, Ярошенко разрабатывал свой маршрут путешествий и вместе с приятелем, соседом по даче, певцом Григорием Николаевичем Швецом отыскивал маршруты в большом Всемирном настольном атласе Маркса. Ныне этот альбом передан женой Швеца — Марией Георгиевной — в музей Н.А. Ярошенко в Кисловодске.

Особенно интересны пейзажи Ярошенко, написанные им в Кисловодске. Его захватывают и привлекают суровая красота и величие природы Кавказа.

Ярошенко восторженно любил природу Северного Кавказа и его обитателей-горцев, быт и нравы которых служили темой для его картин и этюдов. Он часто уезжал на продолжительное время под Эльбрус, в Карачай, где среди горцев у него было много приятелей.

Благодаря такому простому, дружески-сердечному обращению к людям гор, Николай Александрович находил в их среде преданных друзей, что давало ему возможность заходить со своими принадлежностями: этюдником, красками и холстом в такие места, которые в его время были далеко не безопасны. Поэтому вполне оправданное беспокойство жены Ярошенко долгим отсутствием Николая Александровича было напрасным.

Бывало, Николай Александрович возвращался из аулов не один, а привозил с собой талантливых юношей, которых у себя дома обучал искусству живописи. В аулы Карачая Ярошенко привез любовь к искусству и прививал эту любовь народам гор. По бездорожью, через перевалы, вечно покрытые снегом, добирался он к вершинам Кавказских гор и всегда возвращался с чудесными этюдами суровой, неповторимо прекрасной и величественной природы.

На передвижных выставках эти этюды привлекали большое внимание зрителей и получили высокую оценку не только общественности, но и художников.

Да и сейчас такие этюды, как «Красные камни», «Балка вблизи Кисловодска», «Снежные вершины» и «Эльбрус» в особенности, вызывают заслуженный восторг. Они колоритны.

Свежо, живописно, сочно написаны этюды горных рек, балок и окраин Кисловодска, горные хребты, ущелья, облака, закрывающие снежные вершины Эльбруса, сочная зелень его подножий, пепельные либо мрачные тучи, пронизанные лучами солнца.

В.В. Стасов восторженно отзывался об этюдах Ярошенко: «Какие прекрасные этюды с натуры написал в прошлом году, да и в нынешнем, г. Ярошенко!»

На XI выставке Товарищества передвижных выставок в 1883 году были выставлены первые кавказские этюды Н.А. Ярошенко. Среди них: «Путевые заметки из путешествия по Кавказу», «Парк в Кисловодске», «Привал татар» и немало других.

По поводу этих пейзажей «Художественные новости» (1883 г., № 7) высказали следующее: «Очень хороши виды Кавказа Н.А. Ярошенко, составляющие плод его путешествий в этот край. До сих пор мы знали г. Ярошенко как портретиста, пробующего свои силы и в жанре; теперь узнаем в нем, кроме того, художника, наделенного большою способностью к пейзажу — такой способностью, что было бы с его стороны рационально обратить свою деятельность преимущественно на этот род живописи. Выставленные им 18 этюдов, снятых прямо с натуры, доказывают, что он обладает тонким чутьем к впечатлениям природы, непосредственностью и своеобразием в их передаче, и, что всего драгоценней, способностью держаться в сильных и ярких красках, соблюдая их естественность и гармоничность».

И в письме К. Савицкого к В.М. Васнецову 4 ноября 1888 года имеются строки: «...Ярошенко привез много интересных, очень сильных этюдов с Кавказа и пишет картину».

На материале этих этюдов, а также внимательном изучении природы Северного Кавказа художник создал пейзаж-картину «В горах Кавказа», написанную в 1898 году с большим мастерством и живописной силой цвета. На картине запечатлено величие и красота высоких гор, на фоне чистого кобальта, по которому плывут серебристые облака.

Но не только пейзаж интересовал художника. С еще большим восторгом и любовью пишет он жителей гор: «Житель Дагестана», «Горянка» и создает картину «Песни о былом».

В Кисловодске Ярошенко много писал на пленере (на воздухе). Вместе с ним ездил на Бермамыт и писал этюды известный пейзажист Архип Иванович Куинджи. В то время их тесная дружба еще не пошатнулась. Им посчастливилось видеть редкое явление в горах — Броккенский призрак. На поверхности облака они увидели радужный круг, внутри которого отражались увеличенные их фигуры.

Приезжал к Николаю Александровичу его друг, пейзажист Н.Н. Дубовской, с которым они вместе писали этюды, путешествуя по Кавказу. Вместе ездили верхом по Военно-Грузинской дороге. — Много было рассказов, — вспоминает писательница С. Караскевич, — об удивительном крае, который художники объехали, об удивительном народе, у которого свой язык, свои обычаи, своя культура и, кажется, своя раса. Забытые миром, на четыре месяца запертые в ущелье гор над рекой, бурлящей всю весну в единственной теснине-проходе, они живут тем, что дают им родные скалы, и умирают, когда их оторвут от родной горной щели. Прелестные горные этюды Ярошенко запечатлели на сотне холстов типы и пейзажи той экскурсии.

Окунувшись в жизнь Кавказа, сблизившись с людьми гор, Ярошенко написал картину «Песни о былом». Эта «песнь» в картине передает не отдых и не забаву, а крепкое единство и мужество народов Кавказа.

Я видел это произведение не раз в запаснике Государственного Русского музея в 1960 и в 1961 г. и в экспозиции там же; долго всматривался, изучая каждую изображенную деталь, каждую фигуру, стараясь осмыслить и понять ее значение. Я знал, что Ярошенко, как передовой художник, был в большой дружбе с основоположником карачаевской литературы Исламом Крымшамхаловым, основоположником осетинской литературы К.А. Хетагуровым и другими передовыми людьми. Он не мог не вложить в картину глубокую сущность и идейный национальный исторический смысл. Долго искал ответа на многие вопросы о значении изображенного певца. Однажды в Кисловодск, в наше Ставропольское краевое отделение Союза художников СССР, прибыло пополнение в лице скульптора Хамзата Крымшамхалова. Вскоре мы с ним подружились. Оказывается, его отец был родным братом Ислама Крымшамхалова. Хамзат рассказал, что его родители и родные были в большой дружбе с Николаем Александровичем Ярошенко.

От него я услышал и о нартских богатырях.

Он мне помог найти в Нальчикском институте языковедения рукопись Сафара Урусбиева — известного общественного деятеля того времени, современника Н.А. Ярошенко. Знакомство с этой рукописью позволило дать правильное истолкование картины «Песни о былом».

Картина навеяна сказаниями и преданиями о нартских богатырях, татарах-горцах Пятигорского округа, Терской области. Это сказание было написано С. Урусбиевым в 1879 году.

Н.А. Ярошенко не раз являлся свидетелем и слушателем песен, которые слагались певцами-горцами (акынами) о народах Кавказа. Горцы переводили ему значение этих песен.

Заинтересовавшись судьбами и историческим прошлым горских народов, художник Ярошенко немало прочитал о них специальной литературы, издававшейся в то время.

Из одного такого материала, написанного Урусбиевым в 1879 году, мы и приводим выдержки... «Сказания о нартских богатырях — это богатый эпос татар-горцев, сохранившийся в их песнях, распеваемых ими до настоящего времени».

...Про образ нарта говорили: «Он храбр, хитер, силен, он молодец, как нарт». Говорят о каком-нибудь благородном уздене: «Он строен, статен, как нарт». Так отзываются горцы о человеке, отличающемся от других величественной и привлекательной наружностью, подвигами благородства, бесстрашия и силы.

Таким образом, название «нарт» в устах народа стало нарицательным и употребляется как синоним «удалого, доброго молодца».

Главное местопребывание нартов было в Кубанской области, на Северном Кавказе, оттуда они во время своих великих странствований доходили даже до Эрия — реки Волги.

Про нартов сложены песни. У горцев мотивы песен довольно однообразны. Песни эти по преимуществу пелись знаменитыми в свое время в Кабарде, Карачае и Балкарии путешествующими народными певцами-поэтами.

Эти певцы не имели никакой собственности, не занимались решительно никаким хозяйством; они не носили оружия, так как, разъезжая по Кавказу, присутствовали на народных всевозможных собраниях, битвах, разных увеселениях и плясках, погребениях и иных процессиях, вообще искали всегда какого-нибудь народного сборища.

Здесь-то они и пели свои песни о временах давно минувших, воспевая важные современные события, прославляя современных героев.

...В своих свободных песнях они, как древние пророки, восхваляли добродетель и карали порок, проливали свет на самые глубокие вопросы народной жизни.

Но с распространением магометанской религии певцы входят в немилость у мулл. Имамы (муллы) начинают их преследовать, находя их дела грешным, противным новой религии. Приведу здесь один разговор, который может характеризовать отношение между певцами и муллами. Обратившись к певцу, мулла говорит:

— Ты человек, находящийся вне религии; ты вреден для общества: таких, как ты, нужно гнать и убивать!

— Нет, не меня надобно преследовать, а скорее тебя. Это ты находишься вне всякой религии, вне всего честного и доброго. Твое дело только-грабить, обирать народ. Ты с нетерпением ждешь той минуты, когда мы теряем какого-нибудь человека, в особенности знатного и богатого, чтобы: после смерти его завладеть какою-нибудь его дорогой вещью.

Ты человек наивреднейший, ты грабитель и обманщик, а я живу честным трудом и приношу посильную пользу народу.

Одним словом своим я из труса делаю храбреца, защитника свободы, своего народа, вора превращаю в честного человека. На мои глаза не смеет показаться мошенник; я противник всего бесчестного, нехорошего...

Николай Александрович одним из первых художников показал содержание песен этих боянов и с присущей ему достоверностью написал образы горцев, слушающих песни о верных сынах своего народа, о событиях давно минувших дней.

Все внимание приковано к певцу, но каждому, кто слушает песню акына, художник придал характерную позу, жест.

Картина написана в своеобразной коричневой гамме и хорошо сочетается по живописи с тепло-холодными тонами. Вечерний свет уходящего за горы солнца ярко осветил вход в саклю, задержался на лицах слушателей-горцев, чеканя живительной лепкой портретную характеристику каждого. Детали изображенной обстановки сакли с оружием на стенах, весь ее внутренний вид воспроизведены художником с убедительной точностью и правдой.

Не случайно певец-акын показан в центре холста. К нему художник приковал внимание не только горцев, но и нас с вами — зрителей. Этой картиной Ярошенко сам создал «Песни о былом» народов Северного Кавказа.

В Кисловодске художником были написаны «Хор» и портрет актрисы М.Г. Савиной. Портрет с Савиной Ярошенко писал у себя на даче. В дар музею Н.А. Ярошенко его передал писатель-драматург В.В. Тэн.

В 1890-е годы, в период зарождения и развития формалистических течений в русском искусстве, Ярошенко с прежней последовательностью и настойчивостью продолжал отстаивать передовое искусство передвижников. Но, воспитанный на политических и эстетических идеях революционных демократов, он не понял нового нарождающегося в 90-х годах освободительного движения, возглавляемого пролетариатом, и не мог поэтому с прежней чуткостью улавливать характерные явления современности. В его картинах исчезает и постепенно затухает социальная острота. Творческий репертуар Ярошенко меняется. Социальные темы уступают место неглубоким жанровым сценам. К одной из них можно отнести и картину «На качелях». Композиция интересна, оригинальна. Действие происходит в воздухе. Все просто, ничего лишнего: фон неба, качели и двое людей. Хорошо передано чувство простора.

Солдат и его подруга. Их минутные радости. Они увлечены, свободны и счастливы. Художник подчеркнул все это живописным решением. Картина мажорна, радостна, построена на тепло-холодных тонах. Это еще одно подтверждение глубокой искренности и любви художника к простым людям из народа. Фигуры написаны на пленере (на открытом воздухе). Это нелегкая для живописца задача, но решена художником блестяще. Картина по размеру небольшая.

И то, что на картине показан крестьянин, пришедший от сохи и надевший военный мундир солдата, говорит о любви художника к простым людям и о полном пренебрежении к чинам, которых не видно на картинах Ярошенко.

Фигура девушки написана с жительницы Кисловодска, которую позже называли кумой Петровой. Скончалась она в 1946 году в Кисловодске. Солдата на качелях художник написал со своего денщика-кисловодчанина.

Несмотря на творческий спад и заметное снижение прежней остроты и идейной значимости произведений, художник до конца своей жизни отстаивал реалистическое искусство и ограждал его от различного рода формалистических влияний.

Ярошенко берется за актуальную для того времени тему из жизни рабочих-шахтеров, ту тему, которой он в прошлом в значительной мере обязан своей славой. Он как бы вновь расправляет крылья.

Тема труда постоянно волновала художника. Последние дни перед смертью Н.А. Ярошенко компановал эскиз к задуманной им картине из жизни горнорабочих. Материалы для этой картины художник собирал в рудниках Урала, куда он ездил специально, делая наброски, зарисовки, писал этюды прямо на месте, в шахтах и рудниках.

«Сохранившиеся этюды к картине отличаются такой силой колорита, такой жизненностью и экспрессией, что невольно останавливаешься перед ними, долго не отрывая глаз», — писал один из современников Николая Александровича Ярошенко.

В этой начатой и незаконченной картине мы потеряли одно из интереснейших произведений художника, посвященное рабочему классу старой капиталистической России 90-х годов. По теме эта картина представляла бы огромный исторический интерес.

В 1880—1890 годах Ярошенко дважды побывал на Урале.

Его картина на уральские темы «Ночь на Каме» выставлялась на XII Выставке передвижников в 1884 году. На XXVII Передвижной выставке в 1899 году, после смерти художника, были выставлены картины: «В ожидании обеда» (Урал) и «Золотоискатель» (Урал).

Местонахождение этих произведений неизвестно. Нет с них и репродукций.

Художник был полон творческими дерзаниями, и никто не подозревал о возможности близкой катастрофы. 25 июня 1898 года (старого стиля) Николай Александрович, как всегда, проснулся очень рано, вышел, по обыкновению, в свой сад, сел на скамейку под большим деревом, залюбовался розами, которые были свежи, красивы, разноцветны. Он очень любил цветы, а розы в особенности.

Налюбовавшись цветами, Ярошенко вернулся в дом, вошел в мастерскую, сел за мольберт, на котором стоял холст с намеченными контурами задуманной картины, и вдруг почувствовал себя плохо.

— В это время, — вспоминает Анна Георгиевна Ягубичева (экономка их дома, полноправный член семьи), — я убирала смежную комнату и обратила внимание на открытую дверь мастерской. Николай Александрович не любил, когда кто-нибудь отвлекал его от работы. И поэтому всегда закрывал дверь. Я поспешила закрыть дверь. В это время Николай Александрович сильно кашлял, был бледен. Он хрипло позвал меня и движением руки показал в сторону смежной комнаты-спальни, где еще спала его жена, Мария Павловна. Я немедленно ее разбудила. Мы обе быстро вернулись, но было уже поздно. Николай Александрович сидел в кресле с откинутой головой. В опущенной левой руке еще держалась палитра. Николай Александрович был без всяких признаков жизни. Он внезапно скончался от паралича сердца в возрасте 52 лет.

Лечащие врачи Симановский, Васильев, Янковский при вскрытии обнаружили ожирение сердца. На сердце врачи мало обращали внимания и лечили его от горловой чахотки, которая в результате длительного лечения зарубцевалась. У него бывали сердечные припадки, но о них Николай Александрович признавался только своей жене Марии Павловне. Чувствуя приближение смерти, Николай Александрович часто говорил Марии Павловне: «Если со мною что случится, то прошу тебя, моя Манушка, ни одного солдатика не позволяй обижать, хорони без всяких военных почестей, выдай каждому солдату по 3 рубля деньгами. Да не забудь, хоронить меня можете со святостью, но после всю фотографию затемните, чтоб без всяких святых, оставьте только мое лицо».

Мария Павловна все так и сделала. Такая фотография имеется в экспозиции музея Ярошенко в Кисловодске.

В некоторых газетах писали, что Николай Александрович умер от горловой чахотки. Это неверно. Туберкулез горла, столько лет мучивший покойного художника, прекратил свою разрушительную работу; язва зарубцевалась, и болезнь остановилась. Ярошенко потерял голос, но чувствовал себя хорошо и совершил незадолго до своей кончины довольно отдаленные поездки — в Ялту и в Киев.

В Кисловодске, куда он приехал в половине июня, никто не подозревал о близкой кончине художника. За день до смерти, в тесном семейном кругу он весело беседовал, шутил, смеялся, рисовал карикатуры, утром совершил пешком прогулку к любимым «Серым камням», с которых в ясные дни открывается чудесный вид на Эльбрус и Кавказский хребет... В то время, как он был на «Серых камнях», начал накрапывать дождь, и, опасаясь простуды, Ярошенко поспешил вернуться домой. Как говорят, он пробежал довольно большое расстояние, спасаясь от дождя, и этому-то бегу приписывают непосредственную причину катастрофы. Накануне смерти, вечером, Николай Александрович пожаловался на легкую головную боль, которой ни он сам, ни домашние его не придали, однако, никакого значения. Художник умер от паралича сердца, без агонии, без стона.

При жизни Ярошенко не раз говорил, что он желал бы умереть такой смертью. Его желание исполнилось слишком рано.

Аудитория Ярошенко и как художника, и как человека, была обширна. И те, кто, будучи юношами, толпились и долго простаивали перед его картинами, и литературные круги, к которым всегда тяготел покойный художник, и простые солдаты, с которыми ему приходилось близко сталкиваться как военному, и, наконец, товарищи-художники, которым он всегда импонировал своей прямотой и искренностью, соединились в одном общем чувстве скорби над свежей могилой...

Ко дню погребения Ярошенко были присланы венки от редакции «Русского богатства», «Русских ведомостей», «Сына отечества».

Весь гроб почившего художника был усыпан розами. И когда опускали его тело в могилу, все собравшиеся проводить его к месту вечного успокоения бросали туда розы: белые, темно-красные, желтые. Узкий и глубокий вход в склеп также был усеян розами. Это были любимые цветы Николая Александровича.

Один венок из живых роз, гвоздики и миртовых листьев был повешен дружеской рукой на крест через несколько дней после погребения с надписью: «Дорогому другу». Мы все можем присоединиться к этим словам: Николай Александрович Ярошенко был истинным другом людей.

Большой художник скончался, далеко не исчерпав своих творческих возможностей.

По свидетельству очевидцев, похороны почетного кисловодчанина были многолюдными. Проводить художника-гражданина и человека большой души в последний путь приехало много народа из Петербурга, Москвы. Прибыли на его похороны горцы из аулов в своих национальных костюмах. Немало приехало и из Дагестана, где также художник много работал.

Над свежей могилой Ярошенко Михаил Васильевич Нестеров сказал: «Его высокое благородство, его прямодушие, необычайная стойкость и вера в то дело, которому он служил, были, думаю, не для одного меня примером, и сознание, что такой правильный человек есть среди нас, ободряло на правое дело.

Человек своего времени, времени 70-х годов с увлечениями и ошибками памятной эпохи, он был одним из наиболее ярких и вдумчивых выразителей его идей...

Он записал на память будущим временам интересные, тяжелые страницы своей эпохи.

Описал горе и радости, печаль и надежды людей, живших, как и он сам, в это возбужденное, переходное время»...

Талантливый русский художник Николай Алексеевич Касаткин, также подолгу гостивший у Ярошенко и имевший с ним большую дружбу, узнав о смерти Николая Александровича, писал: «Первое, что томит душу каждого из нас, — это чем отзовется Товарищество передвижников на потерю дорогого человека Н.А. Ярошенко. В какой форме выразит ему и признательность, и уважение... Ни мне Вам, ни Вам мне не надо писать, чем был Ярошенко для всего Товарищества и для многих из нас...»

Художник Василий Николаевич Бакшеев, у которого мне довелось побывать в 1957 году, вспоминая о Ярошенко, говорил:

«Чудеснейший был человек. Вот единственный светлый ум художника... Знал его лично 23 года как честнейшего и преданнейшего делу человека. И нет такого художника, который не почтил бы Ярошенко добрым словом».

Он умер, но картины его получили вечную жизнь.

Обозревая весь творческий путь художника Ярошенко, от первой картины «Невский проспект ночью» и до последней, начатой и оставшейся незавершенной — «Горнорабочие Урала», необходимо отметить, что все передовые люди того времени — Крамской и Репин, Стасов и Третьяков, Успенский и Плещеев, Менделеев и другие — высоко ценили произведения художника, восторженно отзываясь о них».

Некоторые из современников Ярошенко дожили до светлых дней Великой Октябрьской революции. И тогда же вспоминали о своем друге. М.В. Нестеров в журнале «Октябрь» № 5—6 за 1942 год так писал о нем:

«...Летом 1918 года на Северном Кавказе шли бои. Кисловодск переходил из рук в руки, и я как-то получил телеграмму, в которой меня просили обратиться в Москве к кому-либо из правительства и ознакомить с положением дела усадьбы Ярошенко, в которой белые уничтожили музей.

Я обратился с этим делом к Надежде Константиновне Крупской, которая меня приняла, внимательно выслушала и сказала, что в восстановлении порядка в усадьбе Ярошенко будут приняты меры.

Через некоторое время я получил письмо из Кисловодска, в котором мне сообщили, что по распоряжению В.И. Ленина, который, как и Крупская, любил и ценил Ярошенко, на его могиле было устроено траурное торжество, говорились речи, посвященные его памяти, а затем огромная процессия двинулась к дому Ярошенко.

Был восстановлен музей в этом доме, и улица, прежде Дундуковская, была переименована в улицу Ярошенко».

В газете «Советское искусство» за 1938 год так описан народный праздник в честь Ярошенко в Кисловодске.

«Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Кисловодска, где жил последние годы своей жизни Н.А. Ярошенко, отнесся с большим уважением к памяти художника. В самый разгар гражданской войны — 8 декабря 1918 года — отдел народного просвещения Кисловодского горсовета организовал народный праздник — чествование памяти Н.А. Ярошенко».

Ниже мы перепечатываем текст специальной афиши, выпущенной по поводу этого народного праздника отделом народного просвещения Кисловодского совдепа.

«В воскресенье, 8 декабря с. г., отдел народного просвещения Кисловодского совдепа устраивает народный праздник — чествование памяти знаменитого гражданина Кисловодска Николая Александровича Ярошенко и основание музея его имени в доме, где он жил и скончался.

Н.А. Ярошенко, известный русский художник, проведший последние годы своей жизни в Кисловодске, изображал по преимуществу жизнь русского пролетариата и передовой учащейся молодежи, выделявшей из своей среды могучих борцов за свободу. Из его картин наиболее известны по многочисленным открыткам «Всюду жизнь» и «Заключенный». Первая картина переносит нас к вагону поезда, отвозящего арестантов в Сибирь, а вторая — в подземный каземат, где томится узник-борец за свободу, один из тех, которые «жертвою пали в борьбе роковой любви беззаветной к народу». Другие картины его — «Кочегар», «Студент», «Курсистка», «Причины неизвестны» (самоубийство) точно так же рисуют нам тягостные картины из жизни жертв буржуазного строя...

Согласно постановлению исполкома, именем Н.А. Ярошенко названа одна из улиц города.

Все профессиональные организации и учебные заведения Кисловодска приглашаются принять участие в народном торжестве, причем школам, не имеющим знамени, предлагается срочно изготовить таковые, дабы придать народному торжеству должное величие и красоту.

На могиле Ярошенко будут произнесены речи о жизни и деятельности художника, после чего оркестр на площади исполнит соответствующие моменту пьесы. От собора процессия направится к дому Ярошенко. На углу улицы члены отдела народного просвещения прибьют новую доску с надписью «Улица Ярошенко». Подойдя к самому дому, участники церемонии повесят над входной калиткой вывеску «Народный научно-художественный музей в память художника-гражданина Н.А. Ярошенко», а рядом со входом — доску с указанием, что в этом доме жил и скончался Н.А. Ярошенко. После этого процессия с музыкой пройдет по всей улице Ярошенко вплоть до моста, где на углу будет прибита вторая доска с надписью «Улица Ярошенко». На обратном пути знамена будут внесены и помещены в здании музея, и процессия закончится. После этого начнутся в кинематографе сеансы для учащихся, а вечером будут открыты для народа все театры безвозмездно».

В 1918 году Кисловодск являлся фронтовым городом. Он был дважды захвачен генералом Шкуро.

Первый раз это произошло в июне. Шкуро тогда был в Кисловодске одни сутки. В сентябре шкуровские разбойники вторично заняли Кисловодск, но через пятнадцать дней были выбиты нашими войсками.

В январе 1919 года город вновь был занят деникинской добровольческой армией, но на этот раз на довольно-таки продолжительное время. Хозяйничали «завоеватели» больше года.

— Еще в то время, — говорит свидетель этих событий Павел Александрович Утяков, — имя художника Ярошенко подчеркивалось коренным населением Кисловодска, которое говорило: это наш человек.

Жена художника Ярошенко после смерти Николая Александровича делилась своим намерением создать музей. По этому поводу Караскевич пишет:

«Любимой мечтой Марии Павловны стало — создать музей имени Н.А. Ярошенко в Кисловодске. Она желала для этого завещать белую виллу, в которую поместить все картины не только самого Николая Александровича, но и всех его современников и товарищей по передвижным выставкам, портреты, письма, книги с автографами всех писателей, которые были близки к ее кружку, свою обширную переписку, дневники и заметки.

Пусть это будет музей 80-х годов, глухих и обидно забытых. А между тем в них родились и созрели все яркие мысли и события последовавших за ними боевых десятилетий».¹

Привожу два письма, свидетельствующие об активных ходатайствах жены художника, Марии Павловны, по созданию музея, полученные мною из Центрального Государственного исторического архива Грузинской ССР.

Кавказский Учебный округ Директор
Пятигорской прогимназии 6 сентября 1900 г.
№ 975
г. Пятигорск.

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
ГОСПОДИНУ ПОПЕЧИТЕЛЮ
КАВКАЗСКОГО
УЧЕБНОГО ОКРУГА

Вдова одного из известнейших русских художников, г-жа Ярошенко изъявила готовность пожертвовать картинную галерею покойного своего мужа тому учреждению, которое примет на себя постройку необходимого для помещения галереи здания в Кисловодске или в Пятигорске. Особенную готовность выразила г-жа Ярошенко принести свою галерею в дар учебному ведомству (Пятигорской прогимназии), которое могло бы учредить при галерее рисовальные классы. Галерея покойного Ярошенко состоит свыше, чем из ста картин, принадлежащих кисти более чем 30 русских художников; среди них встречаются такие громкие имена, как Репина, Нестерова и др., имеются в ней и некоторые друг. художественные предметы.

Не считая необходимым обратить внимание Вашего превосходительства на громадную ценность галереи самой по себе, я полагаю, что приобретение ее на столь льготных условиях, как постройка лишь помещения для нее, было бы неоценимым для Министерства просвещения и для Кавказского учебного округа, в частности, именно в том отношении, что дало бы возможность учредить при галерее рисовальную школу, обладающую пособиями, какие не могут быть приобретены на собственные средства школ...

...Согласно воли покойного мужа, работавшего последние годы в Кисловодске, г-жа Ярошенко согласна пожертвовать картинную галерею только при условии, чтобы последняя оставалась в пределах Кавказских мин. вод.

Директор прогимназии — подпись.

ЦГИА ГСССР, фонд 422, д. 6955, лл. 3—4.

Мария Павловна Ярошенко была пропагандисткой творческого наследия своего мужа не только при жизни, но и после смерти художника, в подтверждение чего привожу ее заявление и ходатайства.

В Императорскую Академию Художеств
(Императорская Академия Художеств
19 янв. 1913 вход. журн. № 347)

Ввиду того, что нижние залы Академии будут свободны с 20 марта сего года, я позволяю себе всепокорнейше просить разрешить мне в этих залах выставку картин моего покойного мужа, Николая Александровича Ярошенко, сроком от 20-го Марта по 20 апреля 1913 года.

М. Ярошенко

Мой адрес Троицкая уд., д. 3, кв. 14

Мария Павловна Ярошенко.

По докладу Е.И.В. Августейшему Президенту Великой Княгини Марии Павловны, ея императорское высочество не изволило разрешить это ходатайство ввиду того, что посмертная выставка Н.А. Ярошенко уже имела место в залах Академии в 1898 году.

Секретарь —
20 янв. 1913 г.

Ей же № 526
3 февр. 1913 г.

М. И. Д. Императорская Академия Художеств Канцелярия
3 февр. 1913 № 526

Г-же М.П. Ярошенко

Вследствие присланного прошения о предоставлении нижних зал музея И. А. Х. для устройства выставки картин покойного Вашего мужа Ник. Алекс. Ярошенко, на срок с 20 марта по 20 апреля с/г. канцелярия И. А. Х. имеет уведомить, что ходатайство это не может подлежать удовлетворению, так как по наведенным справкам посмертная выставка Н.А. Ярошенко уже имела место в Залах И. А. Х. в 1898 г.

(подпись) В. Лобойков
(скр.) Аберена

Примечания

1. «Из «Русских записок», 1915 год, № 10, октябрь, стр. 30—31. Краткие воспоминания Караскевич «Семья Ярошенко».