III. Тургенев и художник Харламов

А.А. Харламов был старше Репина на два года. В 1868 г. он окончил Академию художеств с первой золотой медалью и в следующем году прибыл в качестве пенсионера в Париж. Здесь он начал совершенствоваться в живописи под руководством популярного в те годы французского художника Леона Бонна. После поездки в Бельгию и Голландию (в Гааге Харламов написал по заказу Академии художеств копию с рембрандтовского «Урока анатомии») он окончательно поселился в Париже, который стал его второй родиной.¹ Харламов быстро усвоил манеру письма Бонна и в своей дальнейшей творческой практике следовал его образцам.

В начале 1870-х гг. популярность Леона Бонна приняла огромные размеры. Его искусство отнюдь не являлось передовым для своего времени, зато оно пришлось по вкусу мещанству Третьей республики. Бонна многое заимствовал у Энгра, но в его художественной манере высокие традиции французского классицизма окончательно выродились в буржуазный академизм, да еще с натуралистическими утрировками. Говоря, что «портреты Бонна остаются в памяти, как ясно выраженные формулы», Рихард Мутер прибавляет: «Его портреты — большие naturemorte. Они написаны с величайшей тщательностью, но это до некоторой степени добросовестность судебного писца, который копирует скучный протокол».² Основная сила портретов Бонна — в сходстве с оригиналами, но зато характеристика в его полотнах весьма неглубокая; уменье понять и передать характер оригинала было ему почти недоступно. Эти недостатки он в значительной мере восполнял элементами величавости и торжественности, которые нередко переходили в чопорность, а иногда и в манерность. Сообщая о выставленном в «Салоне» портрете Пюви-де-Шаванн работы Бонна, Дега с иронией писал одному своему другу: «Благородный, немного обсосанный, Шаванн совершает ошибку, демонстрируя себя превосходно одетым и преисполненным гордости на большом портрете, написанном Бонна, где он и массивный стол со стаканом воды позируют вместе».³ Добавим еще, что Бонна является мастером острого и четкого рисунка, живописные же качества его портретов далеко не первоклассны, а художественная манера страдает сухостью и однообразием.

Творчество Бонна было чуждо представителям реалистического русского искусства 70-х годов. Они верно определили сущность этого модного, едва ли не самого признанного в официальном Париже портретиста. Впервые посетив очередную выставку в «Салоне», Репин написал Третьякову 23 мая/4 июня 1874 г.: «Мало-мальски знаменитый художник уже капиталист, и некоторые из этих художников ужасно плохи, например... Бонна («Распятие»)... Бонна режет из дерева Христа (кистью)... На какую точку зрения ни становись, а все-таки плохо, хотя мы совершенно другое предпочитаем в искусстве: индивидуальность, интимность, глубину содержания, правду — это верно». Позднее, в письме к Стасову, Репин жалуется, что в жюри «Салона» «теперь царствует посредственность: Кабанель, Бонна и др.» (от 12/24 апреля 1876 г.). Не любил Бонна и Крамской; 6 июня 1876 г. он сообщал из Парижа Третьякову: «Говорят, Бонна написал портрет дочери Полякова — удивительный! За... за... не выговорить — за 200 000 франков!... Все в один голос говорят, что портрет превосходный..., т. е. фигура, платье, рельеф, колорит, и... похожа? Да, конечно, похожа! ...Говорят также, что его «Борьба Иакова с богом», находящаяся в «Салоне», тоже вещь... удивительная... Видел, но не понял, т. е. не удивился».⁴ Сравнивая Бонна с портретистом Каролюс-Дюраном, Крамской через неделю (13 июня) пишет тому же Третьякову: «Бонна перед ним глуп и груб... Говоря серьезно, Бонна — человек ограниченный». В других письмах Крамского встречается выражение: «нахальный рельеф портретов Бонна». И, наконец, увидев работы этого портретиста в 1878 г. на Всемирной выставке в Париже, Крамской в письме к Третьякову заявил: «Совершенный дурак Бонна в его последних произведениях», — и, как бы в оправдание своей резкости, сделал оговорку: «Впрочем, Вы уже знаете мою личную антипатию к этому господину, и потому, вероятно, я несправедлив» (от 14 ноября 1878 г.). Отдавая должное технике Бонна и считая его «виртуозом в том смысле, как это бывает у музыкантов, которые превосходно разыгрывают то, что перед их глазами лежит написанное», М.М. Антокольский утверждает: «но создать от себя, творить — он не может».⁵ В дальнейшем, потворствуя дурному вкусу парижских мещан, Бонна принялся изготовлять в большом количестве головки смазливых итальянок. Но основную славу сделала ему галлерея портретов выдающихся деятелей Франции — людей литературы, политики и науки; известны его портреты Виктора Гюго, Александра Дюма, Гуно, Тьера, Пастера, Греви, Карно, Жюля Ферри, кардинала Лавижери, артистки Паска и др. В оценке этих портретов можно целиком согласиться с В.В. Стасовым: «такие франтовские и ухарские, но лишенные всякой психологии и глубины».

Харламов решительно двинулся по пути, проторенному его учителем, и «даже соперничал с ним в парижских кругах», — пишет исследователь. — «Владея рисунком и мастерской лепкой формы», Харламов принялся писать портреты, «которые поражали тончайшим сходством с оригиналом», но почти не воспроизводили внутреннего содержания модели.⁶ Живописные качества его палитры были на невысоком уровне, — и в этом отношении Харламов недалеко ушел от Бонна. Прямая зависимость Харламова от его учителя была совершенно очевидна для современников. Уже в 1874 г. сравнение Бонна с Харламовым стало весьма распространенным, «Харламов — «это наш русский Бонна», — значительно повторяет наш русский Пожалостин», — с насмешкой пишет Репин Крамскому 7/19 февраля 1874 г.⁷ Описывая в 1875 г. картину Харламова «Итальянская девочка» в московском собрании Д.П. Боткина, Д.В, Григорович отмечает, что в ней «колорит скорее эффектный, чем гармонический. По первому виду напоминает манеру современного французского живописца Бонна».⁸ Та же мысль о другом произведении Харламова была высказана французским художественным критиком Эмилем Бержера в статье «Коллекция Ивана Тургенева» предпосланной каталогу распродажи собрания картин писателя в 1878 г.: «С непокрытой головой, с распущенными волосами, одетая в шелковую тунику в золотисто-желтых и красных полосах, в ожерелье из монет, ниспадающих до пояса, — такова «Молодая цыганка» Харламова. Леон Бонна не отказался бы поставить свою подпись под этим ярким колоритом».⁹ Упоминая о произведениях Харламова на Всемирной выставке 1878 г., один из русских журналистов сообщает, что Париж дал художнику прозвище «маленький Бонна»,¹⁰ а несколько лет спустя, в 1884 г. рецензент XII Передвижной выставки писал о нем: «Харламов, как всегда, старается удержать за собой известность «русского Бонна», разбавленного Рембрандтом».¹¹ В те же дни такой завзятый «западник» по своим живописным вкусам, как П.Д. Боборыкин, вынужден был отметить в рецензии об этой выставке, что хотя Харламов «вполне европейский мастер, его у нас не особенно любит публика. Обыкновенно его упрекают в подделывании под иностранные образцы». И, соглашаясь, что «испанцев он, конечно,... изучал», Боборыкин указывает: «прошел и через манеру Бонна».¹² Так и осталась за Харламовым на всю его долгую жизнь кличка «русский Бонна».

В сфере внимания Тургенева Харламов появился почти одновременно с Репиным. Уже первые отзывы о Харламове в письмах Тургенева свидетельствуют о том огромном значении, которое он придавал его таланту, и о том, что в эти годы Тургенев явно предпочитал его Репину. Это ясно из первого же дошедшего до нас упоминания Тургенева о Харламове. Сообщая в цитированном письме к Анненкову от 4/16 апреля 1874 г., что «здесь проявились два замечательных художника — Репин и Харламов», Тургенев тут же заявляет: «второй особенно далеко пойдет: это русский Regnault по колориту». В устах Тургенева подобное сравнение звучало высшей похвалой, так как этого молодого французского художника (убитого во время осады Парижа 1871 г.) писатель считал «бесспорно величайшим колористом нового времени».¹³ «Харламов здесь делает чудеса», — пишет Тургенев Я.П. Полонскому 25 сентября/7 октября 1874 г.¹⁴ Некоторое время спустя он сообщает А.Ф. Онегину: «у нас здесь завелась художническая русская семейка, среди которой есть один очень крупный талант, живописец Харламов».¹⁵ Несомненно, что именно по просьбе Тургенева Харламов приступил к работе над портретом Полины Виардо. Это соответствовало, очевидно, интересам и самого художника, который уже тогда, по примеру Бонна, мечтал о создании серии портретов выдающихся людей своего времени; бывая в доме Виардо-Тургенева, он мог стать известен видному кругу интеллектуального Парижа. Портрет еще не окончен, а Тургенев уже высказывает по адресу художника бурные похвалы. «К Вашему приезду в Париж, — пишет он 4/16 ноября 1874 г. своему многолетнему приятелю, художественному критику Людвигу Пичу, — будет уже готов портрет г-жи Виардо, написанный моим соотечественником Харламовым. Он обошелся всего в 3000 франков. Тем не менее я решительно утверждаю: в настоящее время на всем земном шаре нет художника, который был бы способен создать что-либо подобное. Правда, теперь он уже берет за свои портреты по 10 000 франков. Нам удалось захватить его в момент первого расцвета». Цифры гонораров Харламова, названные Тургеневым, ни в какой мере не преувеличены. Их вполне подтверждает парижская корреспонденция, напечатанная в следующем — 1875 — году во «Всемирной иллюстрации». Сообщая, что в Париже находятся «многие русские артисты», в том числе Зичи, Маковский и Боголюбов, автор корреспонденции пишет: «Русские артисты имеют здесь много успеха, и потому портретисту Харламову платят 15 тысяч франков за портрет, что даже здесь очень крупная цифра, так как французские знаменитости, как Cabanel, Chaplin и проч., берут от 8 до 12 тыс. франков».¹⁶

Тургенев в те же месяцы расточал похвалы Харламову не только перед Людвигом Пичем. Он сообщает Я.П. Полонскому: «Харламов написал удивительный портрет г-жи Виардо»; и М.А. Милютиной — «живописец Харламов, здесь проживающий, написал удивительные портреты г-на и г-жи Виардо»;¹⁷ и П.В. Анненкову, приглашая его в Париж, — «будет Вам что показать — хотя бы картины Харламова, молодого соотечественника, величайшего современного портретного живописца; это говорю не я один — говорит сам строгий старик Виардо и повторяют за ним другие французы».¹⁸ Перечень лиц, которым в эти месяцы Тургенев горячо расхваливал Харламова и показывал портреты Виардо, можно умножить: тут и Дюран-Гревиль, и Писемский, и Салтыков, и Стасов и много других парижских и российских друзей и знакомых писателя.

На протяжении этого года карьера Харламова развивалась с огромной быстротой. За три картины — «Бедный музыкант», «Головка итальянки» и «Головка мордовки», — присланные в Петербург на академическую выставку 1874 г., Харламов получил звание академика живописи. Воспользовавшись тем, что во Францию прибыл Александр II, Харламов, в расчете стать придворным живописцем, единственный из русских художников, живших за границей, добился возможности писать портрет царя.

Когда 1/13 мая 1875 г. во Дворце Промышленности, на Елисейских полях, открылся очередной «Салон» и там был выставлен портрет Полины Виардо, Тургенев приложил не мало энергии, чтобы организовать благоприятную для Харламова прессу не только в Париже, но и в России. Как раз в это время начали печататься в «Вестнике Европы» ежемесячные «Парижские письма» Эмиля Золя. Тургенев был инициатором сотрудничества Золя в русском журнале и давал французскому писателю темы фельетонов, предназначенных для русского читателя.¹⁹

Несомненно, Тургенев посоветовал Золя посвятить один из них выставке в «Салоне». Письмо Тургенева от 24 апреля/6 мая 1875 г. к редактору «Вестника Европы» М.М. Стасюлевичу свидетельствует, что Иван Сергеевич уже заранее подготовлял почву для положительного отзыва Золя о Харламове: «Я знаю, что Золя собирается Вам послать фельетон о выставке — 8/20 мая (где, между прочим, наш Харламов получает огромный успех, что Вы можете усмотреть из всех журналов)».²⁰ В эти недели Харламов писал портрет Тургенева. Иван Сергеевич упорно приглашал Золя к нему в мастерскую. «Дорогой Золя! Если Вы хотите увидеть мой портрет, приходите послезавтра, в четверг, в полдень, улица Фонтэн, 42, к Харламову; я буду там. Это последний сеанс. Портрет почти окончен», — гласит записка Тургенева от 13/25 мая.²¹ В действительности же до окончания портрета было еще весьма далеко; Тургеневу просто хотелось ближе познакомить Золя с Харламовым и его произведениями.

Результаты тургеневских забот не замедлили сказаться, и в июньском номере одного из самых популярных в тогдашней России журналов появилось третье «Парижское письмо» Золя, целиком посвященное выставке в «Салоне» с панегириком Харламову. «Портретист, вместе с Бонна пожинающий наиболее лавров этот год, — русский живописец Алексей Харламов. Он выставил портреты Луи и Полины Виардо. Оба портрета великолепны. Харламова, никому не известного месяц тому назад, теперь приветствуют как одного из замечательнейших живописцев. Оба портрета несколько темны. Вот единственный упрек, который я им сделаю. Но зато какая правда! Мне больше нравится портрет m-me Виардо. Великая певица одета в черное. На плечах у нее черная тюлевая косынка, в волосах и на шее — драгоценности, рельефно выделяющиеся на мрачном фоне всего портрета. Руки сложены на коленях. Все это очень просто, без лживой элегантности, скорее несколько жестко. Тело живое; поворот головы энергический; словом — это дебют крупного таланта».²² И в другом русском журнале, где художественным отделом ведал давнишний приятель Тургенева Д.В. Григорович, появился обзор «Салона», в котором точно так же рядом с Бонна расточались похвалы Харламову. Рецензент указывал, что портрет артистки Паска, работы Бонна, получил «пальму первенства». «К чести русского имени надо сказать, — продолжал он, — что второе место принадлежит портрету Полины Виардо, писанному нашим соотечественником... г. Харламовым. Мощь, энергия, уверенность лепки, глубина и жар колеров и тонкая характерная передача индивидуальных черт, — все это соединилось в произведении г. Харламова, чтобы сделать из него совершенство в своем роде».²³ В майском «Салоне» 1875 г. было выставлено и «Парижское кафе» Репина, но этому «русскому живописцу» ни в одном из обзоров, написанных специально для русских журналов, не было уделено ни слова.

Репин болезненно переживал замалчивание своей картины. Причины неуспеха он объяснял И.Н. Крамскому следующим образом: «О своей картине не хочу писать; да ее повесили так высоко, что ничего не разберешь... Чтобы вещь была повешена невысоко, тоже нужна протекция. У Харламова хорошая протекция. Тургенев и Виардо пекутся о нем денно и нощно, и он, конечно, получит медаль. «Фигаро» уже писал о нем бессовестно лестно, т. е. назвал его первым; бескорыстье этого журнала известно. Харламов здесь, конечно, не виноват, — о нем пекутся более опытные люди» (от 10/22 мая 1875 г.).²⁴

Тургенев хотел, чтобы Харламов написал и его портрет. С явным сожалением он сообщал Я.П. Полонскому: «Харламов моего портрета еще не начинал, да и вряд ли напишет его до своего отъезда в Испанию в марте месяце; следовательно, это дело отложено в долгий ящик» (от 25 декабря 1874 г./6 января 1875 г.). Харламов еще не приступил к работе над портретом, а Тургенев уже заранее убежден в его удаче. Заранее извещает он о будущем «отличном» портрете своих друзей и знакомых — и эти предварительные похвалы сразу попадают в печать. «По известию, полученному от И.С. Тургенева, молодой русский художник Харламов собирается писать его портрет, — сообщает «Пчела» 5 января 1875 г. — Портрет этот, награвированный одним из лучших граверов Парижа, будет помещен в нашем журнале. «Это, бесспорно, первый портретист мира, — как выражается И.С. Тургенев, — и здесь [т. е. в Париже] он производит впечатление громадное»... Основываясь на отзыве самого И.С. Тургенева, можно надеяться, что явится наконец и художественный портрет любимого русского писателя. Писали с И.С. Тургенева, как известно, многие из русских художников, но не дался он, точно какой-то клад, — никому».

Вскоре художник принялся за работу. «Харламов, наконец, сегодня начал мой портрет; вероятно, через месяц он его кончит и тогда мы уже распорядимся насчет гравировки», — уведомляет Тургенев 25 января/6 февраля 1875 г. Я.П. Полонского. С той же уверенностью, что портрет будет хорош, Тургенев сообщает о нем своему брату Я.С. Тургеневу: «Харламов (великий русский живописец) пишет с меня портрет, который выйдет превосходный; как только он его кончит, с него сделают несколько больших фотографий, и одну из них я непременно перешлю Ахенбаху, которому я давно это обещал» (от 18 февраля/2 марта).²⁵ О том же извещает он А.Ф. Онегина (в письме от 2/14 марта): «Харламов пишет с меня портрет, отлично выходит». В апреле приехал в Париж Писемский; Тургенев спешит показать ему работу Харламова, хотя она была еще далеко не закончена: «Мой сеанс у Харламова продолжается почти до ¼ 1-го. Вы бы могли прямо к нему приехать (два шага от нашего дома) — Rue Fontaine, 42, — тогда Вы бы увидели мой портрет». Другая записка гласит: «Любезнейший Писемский, если Вам все равно, приходите в 4 часа сегодня вместо 2-х. Прочесть свой акт Вы успеете, а Харламов, желающий как можно скорее окончить мой портрет, попросил меня дать ему сегодня два сеанса».²⁶ В эти же дни Тургенев пишет П.В. Анненкову (17/29 апреля 1875 г.): «Харламов кончил портрет девицы Мазуриной и с понедельника принимается за мой. — Послезавтра открытие выставки; посмотрим, какое впечатление произведут его портреты».²⁷ После открытия «Салона» 1875 г., на котором демонстрировались портреты супругов Виардо, Тургенев писал Полонскому: «Харламов, портреты которого здесь имели на выставке большой успех, кончает мой портрет, выходит отлично, но не отлично то, что я должен ему давать по два сеанса в день, по два часа каждый» (от 13/25 мая). Однако на лето Харламов из Парижа уехал и работа над портретом оказалась отложенной на несколько месяцев. «Портрет мой не кончен. Харламов возвратился из своего путешествия, но за мой портрет примется не раньше зимы: у него другие работы», — с огорчением писал Тургенев Полонскому 7/19 сентября. Через месяц Тургенев снова жалуется тому же Полонскому: «Харламов вернулся в Париж, но за портретной все еще не принялся; раньше нового года он не будет кончен, — у него теперь другие работы» (от 13/25 октября).

Но вот портрет закончен, и Тургенев не скупится на самые лестные похвалы; он заранее убежден, что портрет непременно будет принят в «Салоне». «Харламов кончил мой портрет; вышел настоящий chef d'oeuvre. Увидите, если приедете сюда весной на выставку», — пишет Тургенев 5/17 декабря П.В. Анненкову.²⁸ И вскоре снова делится своими восторгами с тем же корреспондентом (1/13 января 1876 г.): «Харламов кончил мой портрет — великолепно».²⁹ Очевидно, мнение Тургенева разделяли Полина и Луи Виардо; они поместили портрет в своей картинной галлерее. «Харламов написал с меня чудесный портрет, со вчерашнего дня он висит внизу, в галлерее»,³⁰ — сообщает Тургенев 16/28 января 1876 г. Людвигу Пичу. О том же он спешит уведомить и Анненкова: «Мой портрет, написанный Харламовым, выставлен внизу в галлерее и возбуждает общее удивление. Это просто chef d'oeuvre» (от 4/16 февраля 1876 г.). «Харламов кончил мой портрет — и вышел он удивительный. Он будет на здешней выставке», — пишет Тургенев Ю.П. Вревской 15/27 февраля.³¹ Накануне отправки харламовского портрета из дома Виардо в «Салон», Тургенев снова показывает его Золя; «Можете ли Вы зайти ко мне завтра до двух часов? Заодно Вы увидите мой портрет, который отправляют послезавтра на выставку», — пишет Тургенев Эмилю Золя в апреле 1876 г. И уже в июньском своем фельетоне Золя подробно останавливается на этом произведении Харламова.³² Сообщая, что «одним из хороших портретов на выставке надо считать портрет Эмиля де Жирардена, сделанный Каролюсом Дюраном», Золя пишет дальше: «Другой превосходный портрет — это портрет вашего романиста Ивана Тургенева, исполненный Харламовым. На последней выставке этот живописец уже произвел большой эффект портретом Полины Виардо. Его манера особенно характеризуется большой солидностью фактуры. Он мощно и широко рисует, не плутует с природой, держится гаммы тонов несколько глухих и немного резких, но откровенных. Однако я должен сказать, что предпочитаю портрет m-me Виардо. Тургенев очень похож, если судить с точки зрения верной передачи черт, но мне показалось, что его взгляду придано жесткое и печальное выражение, которое совсем ему не свойственно. Он сидит, лицо обращено прямо к зрителю. Руки очень хороши, платье тоже. Впрочем, несмотря на мои критические замечания, я ставлю этот портрет в число пяти или шести прекрасных портретов выставки. О портрете Альфонса Додэ я скажу то же самое, что сказал о портрете Тургенева: отличная кисть, но лицо мало удалось».³³ В этом отзыве уже чувствуется некоторое охлаждение Золя к Харламову, и если в нем еще заключены большие похвалы, то их нужно считать данью Золя дружескому расположению к русскому коллеге.³⁴ Сохранилось прямое свидетельство американского писателя Генри Джемса о том, что портрет этот «не имел успеха и на выставке в «Салоне».³⁵

Прошло еще несколько месяцев, и сам Тургенев начал замечать те недостатки Харламова, которые ставили его в один ряд с банальными художниками. И если весной 1876 г. в ответ на вопрос Анненкова, что он «делал в этот последний месяц», Тургенев радостно ответил: «Работал, покупал, смотрел картины — и приобрел наконец такую головку Харламова, от которой и сам схожу с ума» (от 16/28 марта),³⁶ — то осенью того же года в письме к Полонскому он уже по-другому отзывался о своем любимце: «Харламов продолжает удивительно писать головки, но все одни головки. — У него совсем воображения нет» (от 26 октября/7 ноября). Очевидно, скоро Тургенев догадался и об источнике немудреных творений Харламова. В одном из своих дальнейших фельетонов Золя писал, что Леон Бонна от итальянок, набивших оскомину, перешел к «Христу».³⁷ Харламов же от производства бесконечных полуобнаженных итальянок и цыганок ни к чему более уже не перешел и заполнил этим промыслом весь свой долгий путь живописца. Характерно, что через два года после приобретения харламовской «Молодой цыганки» Тургенев продал ее. Но он и позже высоко расценивал Харламова как портретиста: «Харламов написал несколько чудесных портретов», — сообщал Тургенев Анненкову 19 февраля 1878 г.³⁸

Не мало сделал Тургенев, чтобы обратить внимание на харламовские полотна не только рецензентов и писателей, но и иностранных и отечественных коллекционеров и любителей. Он принимал участие в том искусственном ажиотаже, который был создан тогда вокруг приобретения харламовских произведений. Характерна в этом смысле следующая записка Тургенева к А.П. Боголюбову: «Обращаюсь к Вам с просьбой, на которую Вы, по всей вероятности, ответите отказом — однако я решаюсь ее Вам высказать. Г-же П. Виардо чрезвычайно понравилась головка Харламова, которая у Вас находится (она видела ее у него в мастерской) и которая сделалась Вашей собственностью. Если бы Вы уступили ее мне (я бы немедленно преподнес ее г-же Виардо) — Вы бы меня весьма чувствительно одолжили: я бы с удовольствием предложил Вам 1500 фр. Если же Вы не захотите с ней расстаться — нечего делать».³⁹ Портреты кисти Харламова заняли место в галлерее Виардо, разумеется, благодаря Тургеневу. Помещением своей картины «Итальянская девочка» в превосходное московское собрание Д.П. Боткина Харламов был, вероятно, тоже обязан Тургеневу; датирована эта картина 1873 г., а приобретена она была в следующем году, т. е. как раз в тот период, когда Тургенев сильнее всего увлекался Харламовым. Собрание Боткина, в основном, состояло из первоклассных работ западных художников XIX в. (в первую очередь, барбизонцев). Как сообщает мемуарист, «картин русских художников Боткин не покупал»; тем более знаменательно, что в коллекции его оказались работы Харламова — этого «иностранца» в русской живописи.⁴⁰

Наконец, следует отметить, что Тургенев охотно знакомил Харламова и с французскими писателями, и с русскими, приезжавшими в Париж. Когда в феврале 1875 г. в Париж приехал Анненков, Тургенев ввел его в круг своих друзей, среди которых был и Харламов. Посылая в письме от 1 апреля 1875 г. дружескую благодарность «за приукрашенную Вами мою жизнь в Париже», Анненков в дальнейших строках писал Тургеневу: «Передайте ей [семье Виардо] то, что мне хочется сказать: Вы это отлично сделаете, не забудьте ни Харламова, ни Жуковского, ни Ханыкова, ни г-жу Селянову — все это такие отличные подробности моего 3-недельного пребывания между вами, что, право, стоили бы стихотворения».⁴¹ В следующем письме Тургенев приглашал Анненкова приехать осмотреть вновь приобретенные им произведения барбизонцев, и Анненков на это отвечал: «А я так и не сподоблюсь поглядеть на Ваших Дюпре и Коротов. Воспоминание о всех этих господах со включением Харламова составляет очень яркую полосу в моей теперешней жизни» (от 22 апреля 1875 г.).⁴² Приезжает в Париж А.Ф. Писемский — Тургенев и ему показывает работы Харламова и неоднократно зовет его обедать вместе с художником.⁴³ Можно не сомневаться, что именно благодаря Тургеневу Харламов получил возможность в 1875 г. написать портрет Альфонса Додэ. Через год на «четвергах» у Виардо Тургенев познакомил с Харламовым и композитора С.П. Танеева, который после этого посетил мастерскую художника.⁴⁴ Много лет спустя в беседе с одним из своих знакомых Харламов подробно рассказывал о литературных обедах у Гонкуров, на которых ему довелось бывать вместе с Тургеневым: «Харламов много любопытного рассказывал о жизни русской колонии в Париже, и особенно об известных литературных «обедах» братьев Гонкур (на которых ему удавалось присутствовать), периодически устраиваемых в складчину дважды в месяц, где собирался блестящий цвет парижской беллетристики, изящно смешанный с представителями художественного, артистического, музыкального и даже ученого мира. Выдающейся фигурой на этих обедах был, конечно, наш Тургенев, за которым все коллеги дружески ухаживали... — За этими единственными в своем роде обедами возникали иногда любопытные разговоры, — рассказывал художник Харламов, — и очень жаль, что все эти беседы пропали для общества почти бесследно».⁴⁵

Дружеские отношения с Харламовым Тургенев сохранял до конца жизни. По инициативе Тургенева, Боголюбова и Харламова в декабре 1877 г. в Париже было организовано Общество вспомоществования русским художникам (впоследствии Тургенев состоял секретарем этого общества, а Боголюбов и Харламов были членами комитета).⁴⁶ Харламов и в последующие годы оставался неизменным завсегдатаем «четвергов» в доме Виардо-Тургенева и принимал самое деятельное участие в организации всех литературно-музыкальных вечеров, лотерей картин и рисунков, которые устраивал Тургенев в пользу русских неимущих художников, живших в Париже.⁴⁷ О степени близости Харламова к Тургеневу в последние годы жизни писателя можно заключить из следующего факта: когда, тотчас после смерти Тургенева, были посланы телеграммы ко всем его близким, — из числа его парижских друзей телеграммы были отправлены лишь Боголюбову и Харламову.⁴⁸

Примечания

1. А. Сомов, Картинная галлерея императорской Академии художеств. I. Каталог оригинальных произведений русской живописи. П., 1872, стр. 249; ср. Ф. Булгаков, Наши художники на академических выставках последнего 25-летия. П., 1890, т. II, стр. 227.

2. Р. Мутер, История живописи в XIX веке. П., изд. «Знание», 1900, т. II, стр. 331. — В главе о Ленбахе, сравнивая Ленбаха с Бонна, Мутер пишет: «Каким превосходным, но вместе с тем однообразным и тривиальным художником кажется Бонна наряду с ним. Портреты Бонна перестают нравиться, если их видеть в большом количестве. В отдельности каждый поражает своей мощной пластичностью, но если видеть их несколько подряд, то кажется, что у всех одинаковая пластичность, одна и та же поза, и даже платье сшито у одного и того же портного» (стр. 390). Здесь же, на стр. 326 и 327, даны репродукции портретов Гюго и Тьера работы Бонна. В книге Н. Яворской и Б. Терновца, Художественная жизнь Франции второй половины XIX века (М., Изогиз, 1938, стр. 35) дана репродукция портрета г-жи Паска работы Бонна.

3. «Мастера искусства об искусстве». Т. III. Под ред. Б. Тернов ц а. М., изд. «Искусство», 1939, стр. 105.

Когда в 1870 г. попытка Эдуарда Манэ провести в жюри Салона «левый» список кандидатов провалилась, — в списке победившей группы официальных художников на первом месте стояло имя Леона Бонна.

4. И. Крамской, Письма. 1876—1887. М., Изогиз, 1937, т. II, стр. 23. — Все далее цитируемые письма Крамского взяты из этого издания.

5. Письмо к Стасову от 4 апреля 1878 г.; см. «М.М. Антокольский. Его жизнь...», стр. 361.

6. С. Гольдштейн, Комментарии к избранным сочинениям В.В. Стасова. М., изд. «Искусство», 1938, стр. 112.

7. Вскоре после этого Харламов написал портрет гравера И.П. Пожалостина. 23 мая 1876 г. Третьяков писал Крамскому: «Ив. Петр. Пожалостин в длинном письме предлагает приобрести его портрет работы Харламова, излагая, что он хлопочет не из интереса, а главным образом, чтобы увековечить свою личность в моей «знаменитой» коллекции; цену назначает 5000 франков, прибавляя, впрочем, что если я найду дорогою, то готов и уступку сделать». — Портрет не был приобретен Третьяковым.

8. «Каталог картинам, составляющим собрание Д.П. Боткина в Москве». П., 1875, стр. 109—110; автор этого описания в данном издании не назван, но известно, что это — Д.В. Григорович (см. перечень искусствоведческих работ Д.В. Григоровича в его некрологе, напечатанном в журнале «Искусство и художественная промышленность» 1899—1900, № 7, стр. 157).

9. См. Emile Bergerat, Collection Ivan Tourguéneff, — Catalogue de tableaux modernes par Daubigny, Diaz, J. Dupré, Chintreuil, Ch. Jacque, Vollon etc., etc. Tableaux anciens par C. Decker, Vander Neer, D. Téniers, S. Ruysdael, etc. formants la collection de M. Ivan Tourguéneff. Dont la vente aura lieu Hôtel Drouot, Le samedi 20 avril 1878, p. X.

10. Эм [Матушинский], Художественный отдел Парижской всемирной выставки. XI. Русские, — «Голос» 1879, № 52, от 21 февраля.

11. «XII-я Передвижная выставка картин», — «Новое время» 1884, № 2873, от 27 февраля.

12. П. Боборыкин, На Передвижной выставке, — «Новости и Биржевая газета» 1884, № 59, от 29 февраля.

13. «Здесь открылась выставка картин и эскизов Реньо (того самого Реньо, который в прошлом году был несчастным образом убит за несколько дней до заключения мира). Стоит приехать сюда нарочно для того, чтобы поглядеть на нее. — Реньо бесспорно величайший колорист нового времени, — как много он мог бы еще дать!» — писал Тургенев Людвигу Пичу 6/18 марта 1872 г.; см. «Письма И.С. Тургенева к Людвигу Пичу, 1864—1883». С рисунками Людвига Пича. Перевод Н. Тролль. Редакция, вступительная статья и примечания Леонида Гроссмана. Л., изд. Л. Френкель, 1924, стр. 137. — Эта преувеличенная оценка дарования Анри Реньо (1843—1871) в большой степени обусловлена трагической смертью художника, погибшего в 28-летнем возрасте. По существу же Реньо был эпигоном Делакруа.

14. «Первое собрание писем И.С. Тургенева». П., изд. Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым, 1884, стр. 245. — Все дальнейшие цитаты из писем Тургенева к Я.П. и Ж.А. Полонским взяты из этого издания.

15. «Письма И.С. Тургенева к А.Ф. Онегину». Примечания Н. Бродского, — литературно-художественный сборник «Недра» 1924, № 4, стр. 292, — Вскоре Онегин подружился с Харламовым; в 1877 г. Харламов написал его портрет, ныне хранящийся в Институте литературы Академии Наук СССР.

16. Турист, Из Парижа (корреспонденция «Всемирной иллюстрации»), — «Всемирная иллюстрация» 1875, № 362, от 6 декабря, стр. 449—450.

17. Письмо к Я.П. Полонскому от 13/25 декабря 1874 г. и письмо к М.А. Милютиной от 10/22 февраля 1875 г.; «Первое собрание писем И.С. Тургенева», стр. 246 и 253.

18. Письмо к П.В. Анненкову от 6/18 ноября 1874 г. — Не издано; Институт литературы Академии Наук СССР.

19. М. Клеман, Эмиль Золя — сотрудник «Вестника Европы», — в его сборнике статей «Эмиль Золя». Л., Гослитиздат, 1934, стр. 272. — «Будьте добры напомнить Тургеневу, который должен быть около Вас, что он обещал мне темы для корреспонденций», — писал Золя М.М. Стасюлевичу 13 июня 1877 г. (см. «М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке». Под ред. М. Лемке. II., 1912, т. III, стр. 619).

Вот что сообщает П.Д. Боборыкин со слов Золя о его русских литературных связях: «Во всем, что касается России и сотрудничества в русских журналах, Золя слушается безусловно своего приятеля и собрата, И.С. Тургенева. Он мне прямо и сказал: «Позвольте мне переговорить с моим другом Тургеневым: он так много для меня сделал и продолжает так дружественно относиться ко мне, что я привык ему верить и никакого дела не начинать без его совета во всем, что касается русской литературы и прессы»; см. П. Боборыкин, У романистов (парижские впечатления), — «Слово» 1878, № 11, стр. 27.

20. «М.М. Стасюлевич и его современники», т. III, стр. 54.

21. «Письма И.С. Тургенева к Полине Виардо и его французским друзьям». Собранные и изданные Е. Гальпериным-Каминским. М., 1900, стр. 272.

22. Е. Z—l—, Парижские письма. Выставка картин в Париже, — «Вестник Европы» 1875, № 6, стр. 895.

23. Р., Парижская выставка во Дворце Промышленности (Salon 1875), — «Пчела. Русская иллюстрация» 1875, № 32, от 24 августа, стр. 389.

При воспроизведении в этом журнале картины Харламова «Музыкальная репетиция» (в № 12, от 30 марта, стр. 152) была напечатана следующая заметка: «Помещаемая нами прелестная картина принадлежит талантливой кисти молодого живописца Харламова, который так внезапно завоевал себе высочайшую честь, — быть гордостью своей родины».

24. Письма И.Е. Репина к И.Н. Крамскому не изданы (за исключением отдельных отрывков); цитируются нами по автографам, хранящимся в Государственном Русском музее (отсюда же извлечены отрывки из этих писем, впервые публикуемые нами ниже).

25. «И.С. Тургенев в письмах к его брату Николаю Сергеевичу», — «Русская старина» 1885, № 10, стр. 132.

Ахенбах — московский банкир, которому Тургенев в 1871 г. продал свой дом в Бадене (см.«Русская старина» 1885, № 9, стр. 495).

О том же своем обещании Тургенев писал М.М. Стасюлевичу 23 декабря 1875 г.: «Как только будет сделана фотография с харламовского портрета, пришлю немедленно».

26. «Тридцать писем И.С. Тургенева к А.Ф. Писемскому», — «Новь» 1886, № 23, стр. 192.

27. Письмо не издано; Центральный государственный литературный архив.

28. «Письма И.С. Тургенева к П.В. Анненкову», — «Печать и революция» 1922, № 2 (5), стр. 91.

29. Письмо не издано; Центральный государственный литературный архив.

30. Десять лет находился этот портрет в галлерее Виардо. В 1887 г. Полина Виардо принесла его в дар Эрмитажу, откуда портрет был передан Русскому Музею при его основании; см. Н. Врангель, Русский музей Александра III. П., 1904, т. II, стр. 436—438 (здесь дано воспроизведение и описание портрета).

В Государственном литературном музее хранится эскиз к этому портрету; см. «И.С. Тургенев. Рукописи, переписка и документы». Бюллетени Государственного литературного музея, в. I. Ред., П. Чулкова. М., Журнально-газетное объединение, 1935, стр. 142.

31. «Щукинский сборник», в. V. М., 1906, стр. 477.

32. Эмиль Золя, Парижские письма. Две художественные выставки в мае, — «Вестник Европы» 1876, № 6, стр. 887.

33. Прочитав этот отзыв Золя, Стасов, очевидно, отрицательно откликнулся на него в письме к Крамскому. В свою очередь Крамской обратил внимание на то, что положительный отзыв о Харламове следует в обзоре Золя вслед за такими строками: «Я коснусь только сливок выставки, картин, возбуждающих толки... С какой пламенной радостью стал бы я восхищаться каким-нибудь великим мастером. Но я могу вызвать лишь великие тени Делакруа и Энгра, этих упрямых гениев, отошедших из мира, не изменив своей гениальности. Эти гиганты не оставили преемников, и мы все еще ждем гениев будущего... Среди живых едва один или два пытаются как будто возвыситься до роли творцов». Крамской, никак не разделяя мнения Золя о гениальности Энгра, все же отдавал должное мастерству Харламова. Поэтому в ответном письме к Стасову он писал 28 августа 1876 г.: «Что такое Харламов? — Вы спрашиваете. Да то, что принимая приговоры Золя за истинные, он [Золя] совершенно верно говорит о нем; ведь Энгр — великий человек, ну, а у Харламова живопись солидная. Так говорит Золя, и это верно, к этому я ничего прибавить не могу и совершенно с ним согласен».

34. По-видимому, автор обзора выставки, напечатанного в «Пчеле», отнесся к харламовскому портрету Тургенева отрицательно; ничем иным нельзя объяснить отсутствие упоминаний об этом портрете в обзоре, в котором подробно разобрана картина другого русского художника — К. Маковского («Возвращение священного ковра в Мекку»), экспонировавшаяся на той же выставке; см. Р., Салон 1876 года (художественная выставка в Париже во Дворце промышленности), — «Пчела» 1876, № 21, 21, 25, 26.

Кратко упоминает об этой выставке в «Салоне» парижский корреспондент «Отечественных записок», но о харламовском портрете Тургенева здесь нет ни слова; с.м. Людовик, Хроника парижской жизни, — «Отечественные записки» 1876, № 7, стр. 90—91.

35. В. Батуринский, К биографии И.С. Тургенева, — «Минувшие годы» 1908, № 8, стр. 56.

В тех же воспоминаниях Генри Джемс пишет: «Он очень любил живопись и был тонким ценителем картин. Однажды он показал мне около полудюжины больших копий с картин различных итальянских мастеров. Копии были сделаны одним молодым русским художником, судьбой которого в то время Тургенев очень интересовался. Тургенев с большим увлечением хвалил действительно хорошую работу своего молодого протеже». Не принадлежали ли эти копии кисти Харламова?

36. Очевидно, эту картину имеет в виду П.Д. Боборыкин, описывая кабинет Тургенева: «На стенах несколько картин и рисунков, в том числе небольшая картина Харламова»; см. Н. Боборыкин, У романистов (парижские впечатления), — «Слово» 1878, № 11, стр. 39—40.

Других сведений о картинах русских мастеров, находившихся в собрании И.С. Тургенева до 1878 г., в печати не имеется; в каталоге распродажи коллекции Тургенева, состоявшейся в Отеле Друо 20 апреля 1878 г., мы находим, кроме Харламова, лишь еще одно русское имя — безвестного Татищева, автора картины «Черкес, скачущий галопом», датированной 1872 г.

37. Эмиль Золя, Парижские письма. Французская школа живописи на выставке 1878 г., — «Вестник Европы» 1878, № 7, стр. 383.

38. Письмо не издано; Центральный государственный литературный архив.

39. Письмо не издано; Центральный государственный литературный архив (фонд Саратовского художественного музея).

40. Родной брат В.П. Боткина, одного из ближайших друзей Тургенева, Д.И. Боткин в своих живописных вкусах во многом, очевидно, сходился с Тургеневым; так, основную часть его коллекции составляли произведения Теодора Руссо, Добиньи, Коро, Диаза, Жака, Дюпре, Тройона, Милле. Вот что пишет о Д.П. Боткине один из его сотрудников: «Председателем Московского общества любителей художеств был в то время [1877 г.] Дмитрий Петрович Боткин, родной брат писателя Боткина, лейб-медика проф. Боткина и недавно умершего художника Боткина. Дмитрий Петрович, как и все Боткины, богатый человек, был большим любителем картин, но в противоположность П.М. Третьякову и К.Т. Солдатенкову покупал исключительно картины иностранных художников; его дом, особняк на Покровке, представлял собою хотя и не особенно большое, но зато прекрасно подобранное собрание произведений иностранных мастеров, среди которых можно было видеть работы всех выдающихся иностранных художников того времени. Картин русских художников Боткин не покупал»; см. Н. Шатилов, Из недавнего прошлого, — «Голос минувшего» 1916, № 12, стр. 120.

41. Письмо не издано; Институт литературы Академии Наук СССР.

42. Письмо не издано; Институт литературы Академии Наук СССР.

43. В письмах Тургенева встречаются многочисленные упоминания о дружеских «обедах» и «завтраках», в которых принимал участие и Харламов. «В понедельник, в 2½ часа, устраивается у меня Ваше чтение, а в 6 часов происходит обед с Ханыковым и Харламовым, — идет?», — писал Тургенев 13/25 апреля 1875 г. А.Ф. Писемскому (см. «Тридцать писем И.С. Тургенева к А.Ф. Писемскому», — «Новь» 1886, № 23, стр. 191). О подобных же встречах идет речь в трех записках Тургенева к Н.В. Ханыкову, относящихся к тому же месяцу. В записке, датированной «понедельник», Тургенев писал: «Совершаем обед в четверг, в 6½ часов, опять-таки у Маньи, с теми же лицами и, разумеется, с Вами... Участвующие в этой «дыне», как говорит Гоголь: 1) Вы, 2) Самарин, 3) его жена, 4) кн. Черкасский, 5) Жуковский, 6) я и 7) может быть, Харламов». В другой — недатированной — записке, Тургенев писал: «Завтра, в среду, 21-го апр., в 11½ ч. покутнем. Завтрак в известном Вам кабачке, 31, Boulevard Hausmann, а именно: А.Ф. Писемский с женою, приехавший из Москвы, его сын, Харламов, Жуковский и аз грешный. Весьма было бы желательно, чтобы Вы украсили беседу своим присутствием». И, наконец, в третьей записке от 23 апреля 1875 г. Тургенев сообщал Ханыкову: «Жаль, что письмо мое поздно к Вам попало в руки; надо исправить это дело. А потому предлагаю Вам в понедельник, 26/14 апреля, получить обед у Пелле и Адольфа в 6½ часов. Будут Писемские и Харламов»; см. «За шестнадцать лет. Письма И.С. Тургенева [к Н.В. Ханыкову]», — «Ежемесячные сочинения» 1901, № 12, стр. 316—317.

О том же Тургенев писал 1/13 декабря 1876 г. П.В. Жуковскому: «Возвратившись к свободе — и к лени, я могу снова, как говаривали в старину, жить «для счастья и друзей» — и потому приглашаю Вас на завтрак в субботу, т. е. послезавтра — в 12 ч. к Пелленю и Адольфию; будет толстый Ханыков и, может быть, Харламов»; см. «Письма И.С. Тургенева к П.В. Жуковскому», — «Недра» 1924, № 4, стр. 281.

В архиве Г.Н. Вырубова, издававшего в Париже «Revue de philosophie positive», сохранилось несколько записок Тургенева с «приглашением сойтись для общего завтрака или обеда». На этих обедах, по словам М.М. Ковалевского, «Вырубову приходилось встречать, кроме Харламова, еще художников Боткина, Репина и Поленова. Переписка касается главным образом 1873, 1874 и 1875 гг. Встречи приятелей происходили в ресторане Маньи, в кафе «Риш»; см. М. Ковалевский, «За рубежом» (из переписки русских деятелей за границей: Герцена, Лаврова и Тургенева), — «Вестник Европы» 1914, № 3, стр. 228—229.

По тому же случаю Тургенев упоминает Харламова в письме к певцу П.М. Спасскому от 12 июня 1875 г.: «Сожалею, что Вы не назвали, кто именно был четвертый приятель, с которым Вы так блистательно пообедали. Полагаю, что один из них был Харламов»; см. «И.С. Тургенев. Материалы и исследования». Сборник под ред. Н. Бродского. Орел, 1941, стр. 22. — Харламов в эти годы написал два портрета Н.М. Спасского.

В письме Тургенева к писателю П.В. Шумахеру от 29 сентября/11 октября 1876 г. есть сведения о деловых связях с Харламовым; см. изд. Центрархива «Документы по. истории литературы и общественности», в. 2. «И.С. Тургенев». М., Гиз, 1923, стр. 85.

44. Вот что сообщает в письме к родным С.И. Танеев 16 мая 1877 г. из Парижа: «По четвергам бывал у Виардо. Прошлую неделю был у них последний вечер. На предпоследнем вечере был у них пел Гуно дуэт с m-me Виардо, потом один несколько своих романсов. Вообще очень много получал удовольствия от этих вечеров и всего больше от пения самой Виардо: я никого не слыхал кто так хорошо поет и вряд ли услышу. Видел я у них две недели тому назад Ренана, Флобера, Henri Martin (историк) и Густава Дорэ. Познакомился с известным русским живописцем Харламовым. Был у него в мастерской». — Письмо не издано; Центральный государственный литературный архив.

45. С.У., Мозаика (из старых записных книжек), — «Исторический вестник» 1912, № 12, стр. 1051.

46. В своих воспоминаниях о встречах в Париже в конце 1870-х гг. в клубе русских художников, скульптор И. Гинцбург упоминает об «изящном, офранцузившемся Харламове»; см. И. Гинцбург, Из прошлого (воспоминания). Л., Гиз, 1924, стр. 79.

47. Так, имя Харламова, как завсегдатая дома Виардо — Тургенева, неоднократно упоминается Софией Ромм, ученицей Полины Виардо в 1880—82 гг.; см. С. Ромм, Воспоминания об Иване Сергеевиче Тургеневе, — «Вестник Европы» 1916, № 12, стр. 106, 113.

48. М. С[тасюлевич], Из воспоминаний о последних днях И.С. Тургенева, — «Вестник Европы» 1883, № 10, стр. 853.