Б.Д. Сурис. И.Е. Репин в Кракове в 1905 году (Забытый эпизод биографии)

Около двадцати лет назад в краковском журнале «Всеобщий еженедельник»¹ была опубликована старая фотография: группа людей на лужайке на фоне дачных построек и сада. Среди изображенных — И.Е. Репин и его жена Н.Б. Нордман-Северова, известный русский физиолог И.Р. Тарханов с женой Е.П. Тархановой-Антокольской; рядом с ними — польский ученый профессор Н. Цыбульский и члены его семьи. Снимок сделан поздним летом 1905 года в сельской местности Проховня, близ местечка Кшешовицы под Краковом, где Репин находился тогда в гостях у Тархановых и Цыбульских.

Еще один экземпляр этой фотографии нашелся среди материалов репинского фонда в архиве Академии художеств СССР². Следовательно, он всегда хранился у И.Е. Репина.

Какой же эпизод кроется за поблекшим от времени, пожелтевшим снимком?

Изучение жизни и творчества И.Е. Репина ведется советским искусствознанием систематически и углубленно; тем не менее наше знание биографии художника еще далеко от исчерпывающей полноты. В частности, о таком факте, как его поездка в Краков в 1905 году, в обширной «репиноведческой» литературе можно найти лишь два-три глухих, вскользь брошенных и неточных упоминания. Восстановить эту забытую, но не лишенную интереса страничку репинской биографии помогают упомянутый фотоснимок, краткая заметка, которой сопровождалась его публикация, а также отдельные места из репинской переписки (опубликованной и неопубликованной). Главным же источником служит статья «Илья Репин в Кракове», которую автору настоящего сообщения удалось разыскать в одном из старых польских журналов³. Статья эта содержит ряд подробностей настолько любопытных, что стоит привести здесь из нее обширную выписку.

Но прежде необходимо уточнить дату интересующего нас события⁴. Для этого сопоставим несколько писем, относящихся к концу лета — началу осени 1905 года.

Галицию (как именовали тогда австрийскую часть Полыни с Краковом) Репин посетил проездом, по пути в Италию; главной причиной поездки была болезнь Н.Б. Нордман, а конечной целью — курортная местность «на озерах» в южных предгорьях Альп. Не последнюю роль в отъезде за границу играло желание Репина на время уйти от угнетавшей его петербургской обстановки, от тревожных настроений, навеянных студенческими волнениями в Академии художеств, поражением в русско-японской войне, варварскими расправами царских властей с поднимавшимся на революционную борьбу народом. Задолго до того друзья Репина Тархановы настойчиво звали художника к себе, однако до последнего момента вопрос, заезжать ли к ним, оставался нерешенным. Еще 31 июля Репин писал Е.П. Тархановой, что приехать не сможет; 17 августа он еще находился в Куоккала (на этот день был назначен Стасову сеанс для портрета «в палевой рубахе»). Шестым сентября помечен ответ Стасова на письмо, которое он успел получить от Репина из-под Кракова, а 12 сентября Репин пишет Стасову уже из Фазано (Италия)⁵. Таким образом, время пребывания Репина в Польше определяется концом августа — началом сентября 1905 года. Имеющееся в архивных делах разрешение Академии художеств на увольнение Репина в отпуск за границу «сроком на два месяца и пять дней», последовавшее 16 сентября, было дано, очевидно, post factum⁶.

То было уже не первое посещение Репиным Польши. Как известно, еще двенадцатью годами ранее, а именно осенью 1893 года, предприняв большое заграничное путешествие, Репин побывал и в Кракове. Он приехал сюда специально для того, чтобы лично познакомиться с прославленным мастером исторической живописи Яном Матейко, чье творчество имело в лице Репина давнего и горячего поклонника, и написать его портрет. К сожалению, задуманная встреча не состоялась: как раз накануне репинского приезда Матейко умер. Репин смог лишь отдать ему последний долг, приняв участие в похоронах, после чего задержался в Кракове еще на несколько дней, осматривая достопримечательности города, знакомясь с его культурной жизнью, встречаясь с местными художниками. Обо всем этом Репин сам подробно рассказал в своих «Письмах об искусстве», печатавшихся первоначально в «Театральной газете», а впоследствии вошедших в книгу воспоминаний «Далекое близкое».

Приезд русского художника надолго сохранился в памяти его новых польских друзей, о чем свидетельствуют следующие слова, которыми начинается интересующая нас статья польского журналиста: «Тридцатипятилетие творческой деятельности Репина нашло отклик и в Кракове. Здесь, в главном очаге польского искусства, великого русского художника знают и ценят, пожалуй, больше, чем где-либо в другом месте у нас. Товарищество «Искусство» направило ему в день юбилея телеграмму с наилучшими пожеланиями и изъявлением глубокого уважения»⁷.

И далее автор статьи приступает к описанию вторичного посещения Репиным Кракова. «Прошли годы, — пишет он, — и Репин снова прибыл к нам, в этот раз на более длительный срок: недели две провел он в качестве гостя в сельском имении Цыбульских Проховне под Краковом. Еще крепче завязался тогда узел краковско-польских связей художника. Во время его пребывания в проховницкой усадьбе тут не раз велись долгие разговоры на жизненно важную и, как всегда, больную тему — об отношениях двух наций, победившей и побежденной. Репин был здесь таким же, каким его знают в Петербурге: человеком без национальных предрассудков, свободомыслящим, увлеченным идеей равной справедливости для всех. Признавал без оговорок право поляков на самоопределение, на обладание собственными учреждениями, на развитие своей культуры без каких-либо препятствий и ограничений, — признавал тем более горячо, что его поражала во всем окружающем так сильно проявляющаяся польская индивидуальная характерность. Глазом художника подмечал он ее и в типах, встречавшихся ему у нас. «Что у вас за лица, — говорил он с увлечением живописца, — каждое лицо на свой манер, не похоже на другое».

Во время жизни Репина в подкраковской деревне не оставалась без дела его палитра, а особенно альбом для зарисовок. Работал он много. Не пропустил ни одного восхода солнца в погожий день. Известное его трудолюбие, так живо напоминающее Матейко, проявилось и на этот раз. Результатом был ряд этюдов и набросков польской природы и польских типов⁸. А между подобного рода занятиями и дружескими беседами Репин дважды выбирался в Краков; здесь он снова, как и в первый свой приезд, осматривал памятники древности, посещая музеи, старинные здания, костелы, часовни, а также наши выставки и мастерские, где Фалат, Мальчевский, Вычулковский⁹ вызвали горячее восхищение русского художника.

Пребывание Репина живо запечатлелось в памяти краковян, которым привелось встречаться с ним. И сейчас, во время чествования великого представителя русского искусства по поводу тридцатипятилетия его славной творческой деятельности, художественный мир Кракова также выразил свои сердечные чувства по отношению к этой вдвойне прекрасной личности — художника и замечательного русского человека».

Приведя эту выписку, выразительно рисующую дни пребывания Репина в усадьбе под Краковом, необходимо сказать несколько слов о тех лицах, которые здесь упоминались в качестве его гостеприимных хозяев.

Развивавшиеся на протяжении многих лет взаимоотношения Репина с Тархановыми достаточно известны¹⁰, письма Репина к ним опубликованы. О Цыбульском же у нас известно меньше, и имя его нуждается в пояснениях, поскольку все те, с кем когда-либо встречался и был близок великий художник, кто играл какую-либо, пусть небольшую, роль в его жизни, законно привлекают к себе наше внимание.

Наполеон Никодем (или, как его называли в России, Наполеон Осипович) Цыбульский был крупной фигурой в польской науке своего времени. Ученик, а затем ассистент И.Р. Тарханова по петербургской Медико-хирургической академии, которую окончил в 1880 году, он пятью годами позднее получил степень доктора медицины и переехал из России в Краков, где занял кафедру физиологии Ягеллонского университета. Здесь до самой смерти он вел интенсивную научную, преподавательскую, общественную деятельность. Был членом Краковской академии наук, автором многочисленных научных работ по разнообразным вопросам физиологии, гигиены, медицины, психологии, гипнотизма и т. п. (двукратно переиздававшаяся «Физиология человека» в трех частях и др.), занимался также проблемами социальными (исследование «О питании крестьянского населения в Галиции» и др.). Воспитанник русской физиологической школы, Цыбульский являлся сторонником материалистического взгляда на физиологические процессы и нервную деятельность человека.

Узы многолетней дружбы и совместной научной деятельности связывали Цыбульского с И.Р. Тархановым. Свою диссертацию в 1885 году он посвятил Тарханову, заключив обращение к нему словами: «Как бы ни сложилась моя судьба, я всегда с удовольствием и благодарностью буду вспоминать об ученических годах, проведенных мною в Вашей лаборатории»¹¹. И действительно, до конца жизни Тарханова польский ученый оставался самым близким его учеником, последователем и другом. Со своей стороны, Тарханов высоко ценил труды Цыбульского; ряд работ они выполнили и опубликовали совместно. С именем Цыбульского особенно тесно связаны последние годы жизни выдающегося русского физиолога. В лаборатории Цыбульского в Кракове он получил возможность работать после своего вынужденного ухода из Медико-хирургической академии Петербургского университета.

Под Краковом в непосредственном соседстве с имением Цыбульских Проховня, в местности, замечательной своей живописностью и здоровым климатом, Тархановы построили виллу, назвав ее «Антоколь»; сюда-то и приезжал к ним Репин. В Антоколе имелся прекрасный сад, где Репиным были посажены яблоня и груша, «скала Костюшки», которую он писал, маленький водопад и пруд с набережными, названными именами Репина и Стасова.

Что касается знакомства Репина с Цыбульским, то его «виновницей» была учившаяся в свое время у последнего Е.П. Тарханова-Антокольская (племянница скульптора М.М. Антокольского). В первый свой приезд в Краков, в 1893 году, Репин имел от нее рекомендательное письмо к Цыбульскому и был радушно встречен им. У них быстро установились теплые отношения. Цыбульский сопровождал тогда Репина по городу и окрестностям — его имя упоминается в «Письмах об искусстве». Человек прогрессивного образа мыслей, ученый разносторонних научных и общественных интересов, общительный, интересный собеседник, он, естественно, импонировал Репину и возбуждал к себе его симпатию. Художник в одном из писем благодарил Е.П. Антокольскую «за Краков и Цыбульского»¹². Впоследствии не раз, переписываясь с Тархановыми, Репин передавал через них привет польскому ученому¹³. В июне 1905 года, приглашая Репина приехать, Тарханов писал ему шутливо: «Кроме всего, успеете поотдохнуть в нашем Антоколе — среди нас с Цыбульскими и яблок, груш и слив...»¹⁴ И действительно, вскоре Цыбульский как желанного и почетного гостя принимал Репина в своей усадьбе.

Зять Цыбульского Владислав Оскерко служил Репину провожатым в прогулках по Кракову. У него-то и сохранилась до наших дней фотография, где Репин вместе с Тархановыми запечатлен в кругу своих польских друзей. Вместе с публикацией этой фотографии во «Всеобщем еженедельнике» были напечатаны краткие воспоминания В. Оскерко, показывающие, как живо сохранялся почти полвека спустя образ Репина в памяти знавших его людей.

«Одной из многих черт великого русского художника, — вспоминает В. Оскерко, — была скромность; он утверждал: «До чего же трудно быть оригинальным». О собственных попытках изменить манеру письма на более импрессионистическую выражался скептически: «Ничего не выходит...» Репин высказывался с уважением о польской живописи, особенно о Матейко, которого почитал и с которым очень хотел бы познакомиться... Репина отличало большое трудолюбие. Рано утром он отправлялся на работу и приносил пейзажные этюды. Требовал серьезного отношения к искусству. Требовал также верного рисунка, обращал внимание на ошибку в рисунке известной картины Вычулковского («Волы» из музея в Сукенницах). О царе Николае, портрет которого Репин написал, он говорил: «Это плохой человек...»

По возвращении в Петербург Репин в знак признательности послал Владиславу Оскерко свою книгу «Воспоминания, статьи и письма из-за границы» с дарственной надписью. Об этом мы узнаем из ответного письма Оскерко Репину, где говорится, с каким интересом и увлечением читалась эта книга обитателями Проховни и Антоколя¹⁵.

Так старая фотография воскресила не только забытый факт репинской биографии, но и приоткрыла перед нами интересную страничку из истории дружеских связей передовых представителей русской и польской культур.

Примечания

1. «Tygodnik powszechny», 1951, № 44, s. 8.

2. НБА АХ СССР, оп. 54, XI, альбом 3, № 47.

3. Jlja Repin w Krakowie. — «Świat», 1907, № 49, s. 11. Псевдоним Clarus, которым подписана статья, принадлежит журналисту, сатирику и драматургу А. Неуверт-Новачиньскому.

4. В публикации «Всеобщего еженедельника» датировка ошибочна (1906 год).

5. И.Е. Репин. Письма к Е.П. Тархановой-Антокольской и И.Р. Тарханову. Л.—М., «Искусство», 1937, стр. 44 (в дальнейших сносках сокращено: Письма...); И.Е. Репин и В.В. Стасов. Переписка. Т. 3. М.—Л., «Искусство», 1950, стр. 95 и 99. Даты по ст. стилю.

6. О.А. Лясковская. Илья Ефимович Репин. Изд. 2. М., «Искусство», 1962, стр. 290, 291. О.А. Лясковская пишет, что «в конце августа Репин уехал в Италию». Это ближе к истине, чем было в первом издании этой монографии, где отъезд Репина за границу датировался второй половиной сентября, но все же неточно, так как в Италию он отправился только в начале сентября, после Галиции.

7. Имеется в виду тридцатипятилетний юбилей творческой деятельности И.Е. Репина, отмечавшийся в 1907 году. «Искусство» («Sztuka») — общество, основанное в 1897 году в Кракове — объединяло виднейших польских художников конца XIX — начала XX века.

8. Насколько удалось установить, работ, о которых здесь идет речь, нет в числе зарегистрированных нашей литературой. Следовательно, сообщение польского автора интересно еще и тем, что оно выдвигает задачу разыскания значительной группы неизвестных до сих пор репинских произведений. Должно быть, они затеряны где-то за границей, подобно многим другим работам «пенатского» периода жизни художника. В бумагах репинского архива упоминается находившийся в «Пенатах» этюд или рисунок «Польский хлоп» (НБА АХ СССР, Архив Репина, IV-2, к. 2, л. 50); его местонахождение в настоящее время неизвестно, как неизвестно и местонахождение этюда «Закат в Антоколе» (был у Е.П. Тархановой-Антокольской в Петербурге. См.: И.Э. Грабарь. Репин. Т. 2. М., «Наука», 1964, стр. 294), а также этюда пастелью, изображавшего один из уголков сада в Кшешовицах — «скалу Костюшки» (упоминается в письме Е.П. Тархановой-Антокольской И.Е. Репину От 7 (20) апреля 1906 года. — НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII, А-29, К-5). По-видимому, наиболее капитальным из сделанного Репиным в Польше является портрет Н.Б. Нордман-Северовой «под зонтиком»; он имеет авторскую надпись: «Антоколь. Галиция» (принадлежал Е.П. Тархановой, ныне в ГРМ).

9. Юлиан Фалат (1853—1929), Яцек Мальчевский (1854—1929), Леон Вычулковский (1852—1936) — видные польские художники. Первый из них в описываемое время был директором Краковской академии художеств.

10. См. вступительную статью и примечания И.А. Бродского и Я.Д. Лещинского к изданным в 1937 году письмам И.Е. Репина к Тархановым.

11. Н. Цыбульский. Исследования над скоростью движения крови посредством фотогемотахометра. СПб., 1885, стр. 73.

12. Письма, стр. 30.

13. Там же, стр. 34, 50.

14. НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII, А-29, К-4.

15. НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII, А-21, К-10.