Глава I

Скупые сведения о детских годах Рябушкина давно зафиксированы его биографами. Но все же следует их напомнить, вкрапливая то немногое, что можно добавить к уже известному.

Андрей Петрович Рябушкин родился 17 (29) октября 1861 года. Его родина — село Станичная слобода, что неподалеку от уездного города Борисоглебска Тамбовской губернии. Там жила семья Рябушкиных: отец Петр Васильевич, мать Пелагея Ивановна — государственные крестьяне, и трое сыновей: старший Федор, средний Андрей, младший Александр. Небольшой надел земли не мог прокормить семью, и Петр Васильевич занимался в основном иконописанием и украшением церквей настенной росписью. В этом ему помогал Федор, а с восьми лет и Андрей. Сохранился один рисунок отца, провинциального иконописца, — «Преподобный Антоний Великий» (НБА РАХ). Он засвидетельствован самим Андреем Петровичем, который берег его как дорогую семейную реликвию. Для нас этот непритязательный эскиз представляет особый интерес. Дело не только в том, что в нем заметно ремесленное умение, которое отец передавал детям. Главное — в другом. В этой картиночке просвечивает художественная личность автора: какое-то добродушие и, что особенно важно, легкость руки — как раз те качества, которые в дальнейшем будут свойственны искусству его сына.

Свидетельства современников донесли до нас некоторые весьма интересные сведения о Рябушкине-мальчике. В его облике было что-то милое, подкупающее, трогательное. Одаренность проявилась уже в детские годы, и поначалу она обнаруживалась в музыке. Он обладал приятным чистым голосом и прекрасным слухом. Любил петь, чем снискал известность в округе. Местные любители пения наслаждались, слушая благозвучный дискант мальчика. Для него же это становилось едва ли не работой и притом нелегкой, особенно если учесть, что он пел в дни торжественных церковных служб в архиерейском хоре. Впрочем, это продолжалось недолго, вскоре он сорвал свой неокрепший голос. Однако любовь к музыке Рябушкин не утратил, напротив, с годами она становилась все более осмысленной, укрепляла его природное поэтическое чувство. А оно, переливаясь затем в живописное творчество, возвышало и одухотворяло его. Андрей Петрович научился играть на скрипке, гитаре, балалайке, гармони; увидев однажды в нижегородском трактире черемисские гусли, он их обмерил, зарисовал и изготовил себе такие же. В конце жизни он приобрел фисгармонию и очень сокрушался, что может «тренькать» на ней только одним пальцем.

Крестьянская свадьба в Тамбовской губернии. 1880. Холст, масло. 25,2×57,2. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Но вернемся к детству Рябушкина. Его пристрастие к живописи постепенно возрастало. Отцом оно поощрялось. По-видимому, он рассчитывал видеть в нем своего помощника и преемника в церковных подрядах. Способности мальчика проявлялись все очевиднее, так что крутой поворот в его жизни не был неожиданным. После смерти Петра Васильевича знакомый их семьи, земляк Андрей Харлампиевич Преображенский, в то время ученик Московского училища живописи, ваяния и зодчества, решил содействовать поступлению Рябушкина в эту прославленную художественную школу и взял его с собой в Москву. На вступительных экзаменах способности Андрея были несомненны, как и его малая общая подготовленность — он лишь умел читать и писать, да знал церковное пение. Однако это не воспрепятствовало его поступлению в Училище: по действовавшему тогда уставу 1859 года в таких случаях для особо одаренных абитуриентов делались исключения.

Ученический период Рябушкина был в целом весьма продолжительным — пятнадцать лет, с 1875 года по 1890 включительно. Из них семь лет, начиная с самого первого, оригинального класса, Андрей Петрович провел в Училище живописи, ваяния и зодчества, а последние восемь — в Академии художеств, в Петербурге. К сожалению, сведения о его московском ученичестве скудны, личное дело не сохранилось. Годы эти освещаются работами молодого художника, воспоминаниями соучеников; о многом говорит и общая атмосфера жизни Училища, которое в то время переживало период расцвета. Как и Академия художеств, Училище находилось в ведении Министерства императорского двора, но, отдаленное от столицы, оно в своих учебно-воспитательных порядках было более демократичным, более свободным. Не случайно многие из тех воспитанников, которые в 1870-е годы по сложившемуся обычаю перебирались в петербургский храм искусств, скоро возвращались в родные стены московской школы.

Разумеется, большую роль в этом отношении играл состав преподавателей. Он был сильным и с годами все более укреплялся. Заметной фигурой был Е.С. Сорокин — художник хорошей академической выучки, с большими знаниями перспективы, анатомии, античной формы, которые он передавал ученикам. Быть может, Сорокин помог Рябушкину и тем, что поощрял сюжеты из народной жизни, усиливая обнаружившийся у юноши интерес к русской старине.

У станции конно-железной дороги. 1882. Бумага, графитный карандаш. 13,4×22,4. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Основное ядро преподавателей составляли известные художники-передвижники: А.К. Саврасов, воспитывавший в своих питомцах восторженную любовь к русской природе, и ведущие мастера бытового жанра, И.М. Прянишников и особенно В.Г. Перов — центральная фигура московской школы. Надо сказать, что для творческой деятельности Перова вторая половина 1870-х годов была временем мучительно-сложным. Взращенный на боевых идеях шестидесятников и сам проводивший их в жизнь, Перов как личную трагедию переживал общее ослабление обличительных художественных тенденций. Эту участь разделило и его искусство, которое в семидесятые годы имело большие достоинства (чего стоят одни только его портреты), но лишилось былой радикальности, прежней прямоты и силы обличения. Так обстояло дело с творческой практикой Перова. В своей же педагогической деятельности он оставался прежним горячим приверженцем изучения народной жизни. Несомненно, натурный класс, которым он руководил, продолжал быть сильным проводником демократических идеалов, и Рябушкиным, любимым учеником Перова, они были восприняты. И как бы кардинально он ни менял впоследствии свои художественные координаты, он никогда не терял верность демократическим заветам и народным традициям. Однако в работах Рябушкина, за исключением нескольких самых ранних, мы не найдем прямого воздействия искусства его учителя. Андрей Петрович принадлежал уже к другому поколению художников, и очень скоро его творчество оказалось в кругу интересов мастеров 1880-х годов.

Конечно, на сложение творческих устоев Рябушкина воздействовала вся атмосфера Московского училища — ведь в четвертый, натурный класс к Перову он попал только весной 1879 года, то есть тогда, когда по наукам он перешел в последний, пятый класс. Ему оставалось учиться еще более двух лет, и он их провел возле Перова. Освоению его уроков Рябушкину помогала простота учителя в обращении со своими питомцами. Перов был полной противоположностью Сорокину, человеку суховатому, замкнутому и слишком внушительному, каким он казался в своем бархатном пиджаке и белом галстуке. Не удивительно поэтому, что при общении с Перовым таяли присущие Рябушкину скованность и застенчивость. В свою очередь, маститого художника привлекала яркая одаренность Рябушкина. В Училище все знали: он — любимец Перова. Учитель помогал неимущему, вечно нуждающемуся талантливому ученику, в сущности, ввел его в свою семью¹. Андрей сдружился с сыном Перова Василием. Дружба эта продолжалась и в академические годы; одно время в Петербурге они даже жили вместе. В 1880 году педагог подарил Рябушкину свою фотографию, на которой написал: «Любезному ученику Андрею Петровичу Рябушкину от профессора Перова».

Из ранних работ Рябушкина сохранились очень немногие, и полную картину начала его творческого развития восстановить невозможно. Мы чрезвычайно обязаны А.Х. Преображенскому, опекавшему юношу в период обучения, за то, что он сберег его работы тех лет — сам Рябушкин был крайне небрежен с ними. Однако наиболее ранние ученические произведения Андрея Петровича, по-видимому, все же оказались утраченными. Известно письмо Преображенского некоему Андрею Андреевичу, датированное 1904 годом, то есть годом смерти Рябушкина, в котором он сообщает о своем намерении просмотреть наброски и рисунки художника и выражает сомнение в сохранности рисунков первых двух зим пребывания того в Москве². Да, от ученических лет Рябушкина московского периода осталось мало произведений. И все же общую картину его творческой зари наметить можно. Прежде всего, обнаруживается основная тенденция, формирующая начало его пути, — передвижническая. Проявлялась она по-разному, и прямо, и окольно; в ее пласте пробивались побеги личных художественных интересов Рябушкина.

Черт крадет месяц. Набросок иллюстрации к повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством». 1881. Бумага, графитный карандаш, белила. 18,5×11,3. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Самые ранние среди сохранившихся живописных произведений — три работы 1880 года. Первая — «Молодой художник на отдыхе» (Киевский музей русского искусства), картина в духе перовских жанров. Усталый болезненный юноша уныло перебирает струны гитары, сидя возле мольберта, укрыв стареньким пледом ноги. Убогая комнатушка-мастерская: обшарпанные стены, окно, завешенное тряпкой, стол, лампа под самодельным покривившимся бумажным абажуром. Деталей введено слишком много, а выразительности не хватает; живопись вялая и рисунок с огрехами. Только настроение, искренне переданное, привлекает в этой картине.

Две другие, одноименные, работы — «Крестьянская свадьба в Тамбовской губернии» (ГТГ и част. собр.^*). Совсем иное впечатление! Художник словно проснулся, ожил и увлеченно, в одном порыве, написал их одну за другой. Первая экспонировалась на ученической выставке, где ее заметил П.М. Третьяков и купил для своей галереи.

А.А. Ростиславов в своей монографии критически отзывался об этой картине, отмечая слабость живописи и особенно рисунка, иллюстративность, отсутствие строгого знания формы. Лишь одно положительное качество находил он в ней — приятную непринужденность группировок³. Е.А. Мурина и Н.В. Масалина отмечают близость этого произведения с известной картиной В.М. Максимова «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу» (1875)⁴. Сходство, действительно, явное. Однако здесь можно говорить и о другом. При всем очевидном влиянии Максимова Рябушкин вел свою, самостоятельную линию, подсказанную изменившейся общей художественной направленностью. Он снял ту по-передвижнически конфликтную ситуацию, которую Максимов в своем «Приходе колдуна» сделал основой замысла. Для Рябушкина изображение обрядового праздника стало самоценным. В его картине значительно меньше деталей крестьянского обихода, чем у Максимова. Внимание Рябушкина сосредоточено на людях, но не на психологических характеристиках, на подробном, пока еще наивном рассказе об их участии в празднике.

Летний вечер в деревне. 1881. Бумага серая, графитный карандаш, белила. 24,5×34,8. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

...Свадьба в разгаре. Первые торжественные часы миновали, и каждый ведет себя, как ему заблагорассудится. Слева, отбивая такт рукой, тянет песню мужик, ему вторит молоденькая крестьянка; за столом сидят подвыпивший гость и задремавший благообразный старик. Два мужика, один с бутылью, другой со стаканом в руке, повернувшись к молодым, требуют «горько». Композиционно их уравновешивает пара, пляшущая под дудочку паренька. Эту развеселую группу замыкает глазеющая на нее девчурка, босоногая и белоголовая; она потешно, как взрослая, заложила за спину руки. Справа идет своя жизнь. Молодую женщину, сидящую под пологом, потчует вином склонившаяся к ней товарка, этакая Солоха, в платочке, завязанном спереди рожками. Возле них приплясывает мужичок в лапотках.

Не следует, однако, переоценивать впечатление натурности изображения, усвоенной Рябушкиным в классах Училища. При всей живости поз и группировок заметно стремление художника к уравновешенности построения, пожалуй, несколько нарочитой, что выдает принципы академических композиций, распространявшиеся и на московские ученические штудии.

О живописной стороне картины А.А. Ростиславов напрасно отозвался неодобрительно. Она написана темпераментно, сочной кистью, цельно. Хорошо разыграны основные цвета — горячие красные и теплые охристые. Это добавляет произведению живость и выразительность.

Катанье на колесе на масленицу. 1881. Бумага, графитный карандаш, белила. 25,7×50,3. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

«Крестьянская свадьба» — рывок художника к своей тропе в искусстве. Быть может, поэтому Рябушкин, написав картину, сразу начал работать над ее вариантом. Он преодолел стиснутость пространства — раздвинул его в глубину и высоту, что придало свадебному гулянию больший размах. Однако эту работу вряд ли можно считать завершенной, она носит эскизный характер.

1881/1882 учебный год — последний для Рябушкина в Училище живописи, ваяния и зодчества. Он пестр по художественным интересам. Вот рисунок «У станции конно-железной дороги» (1882, ГРМ), почти парафраза васнецовских жанров 1870-х годов: набитый доверху вагончик конки и прохожие на улице под проливным дождем. Карандашный эскиз «Нападение пиратов» (1881, ГРМ) трудно вписывается в ряд его ранних работ и по сюжету, и по академически-романтическому духу. Рябушкин получил за него, однако, в Училище денежное поощрение — 10 рублей на краски. Более органичным для него был мир гоголевских образов — напитанная фольклорной романтикой «Ночь перед Рождеством», на темы которой он исполнил три рисунка (1881, ГРМ). Они простодушны и так же, как повесть Гоголя, оживлены мягким юмором. Вовсе не страшный, щупленький проказник-черт крадет месяц, деловитая ведьма мчится на метле по темному небу. Листы эти изрядно затушеваны, черноваты и еще очень далеки от линейно-чистых рисунков художника зрелой поры.

Часто встречаются в учебной практике Рябушкина тех лет крестьянские сюжеты. Вероятно, именно интересом к этой теме объясняется завязавшаяся в Училище дружба с А.Е. Архиповым, тоже выходцем из крестьян. И хотя жизнь потом разъединит их, у обоих останется тепло душевной привязанности. Особенно близки они были именно в ученические годы. Как и Архипов, Рябушкин часто изображал нищенскую деревню. Архипов был более ортодоксален в следовании заветам передвижников; Рябушкин же не подчеркивал социальный аспект. Вот его рисунок «Летний вечер в деревне» (1881, ГРМ). Крестьянский двор с избой-развалюхой, ветхий, крытый почерневшей соломой сарай. Но нет ни слез, ни страданий. От этой незамысловатой сценки веет тишиной. Под развесистым деревом расположилось мирно беседующее крестьянское семейство, в сарае стоит корова... Карандашный эскиз к этому рисунку под названием «Деревенская улица» имеет дату — 1881 ноября7 дня — и пояснительную надпись: «У Василия Федоровича Чередникова».

Некоторыми изображениями крестьянского быта Рябушкин привносил в русское искусство свежие, мало разработанные темы, освещавшие обрядовую сторону народной жизни. Его рисунок «Катанье на колесе на масленицу» (1881, ГРМ) изображает одно из праздничных деревенских увеселений, нечто вроде карусели, где санки, длинным шестом соединенные с колесом, крутятся вокруг него, увлекаемые быстрым вращением. Тогда же Рябушкин нашел сюжет, который ему особенно полюбился своей наивной романтичностью, — «Гаданье девушек на святках». Карандашный эскиз (1881, ГРМ) и исполненная на его основе картина (1881, Саратовский художественный музей им. А.Н. Радищева) изображают четырех крестьянских девушек, которые увлеченно льют воду из кувшина в миску. Позднее он не раз возвращался к этому сюжету.

Примечания

*. Каталог основных произведений А.П. Рябушкина был составлен Н.В. Масалиной в 1960-е гг. За прошедшее время местонахождение каких-то работ, бывших в частных собраниях, несомненно, изменилось. Поэтому вместо фамилий коллекционеров дается только «частн. собр.», хотя и это уже может быть неверно. В ряде случаев приводится новое местонахождение произведений. (Прим. ред.)

1. Рябушкин нуждался в моральной поддержке Перова также из-за очень неоднородного и по возрасту, и по общественному положению состава учеников натурного класса. По свидетельству С.Д. Милорадовича здесь занимались «...полуграмотный крестьянин (Волков), инженер Протопопов (чуть ли не товарищ Перова), братья Киселёвы — иконописцы, <...> богатый помещик Шатилов и почетный мировой судья 35 лет Коптев, даже одна дама А-ва, В.А. Симов — всего 25—30 человек». (Воспоминания С.Д. Милорадовича — ОР ГТГ. 45/37. Л. 9)

2. Письмо А.Х. Преображенского Андрею Андреевичу от 4 декабря 1904 г. — НБА РАХ. Ф. 51. Оп. 1. Ед. хр. 46. Л. 1 об.

3. Ростиславов А.А. Указ. соч. С. 15.

4. Мурина Е.А. Указ. соч. С. 54; Масалина Н.В. Указ. соч. С. 11.