Закат передвижничества: борьба и единство противоположностей

Сами того не желая, передвижники превратились в то, с чем боролись. Товарищество стало наиболее влиятельным отделением Императорской Академии художеств. Они запретили молодым художникам, которые выставляют свои работы на передвижных выставках, участвовать в любых других выставках.

Л. О. Пастернак напишет:

«Товарищество передвижных выставок было единственной организацией, воспитывавшей массы в художественном отношении. Так как передвижные выставки в те времена были самыми значительными, влиятельными в России, то, естественно, каждый молодой художник старался участвовать в них, — даже если не разделял эстетических принципов этого общества. В свое время передовое, боровшееся с рутиной академизма, революционное общество, оно теперь, старея, стало застывшим и косным. Старшие члены Товарищества находились в резком противодействии по отношению к более молодым. Нас, молодых художников, презрительно именовали «экспонентами», так как у нас не было прав членов общества и потому мы подвергались строжайшему жюри, в то время как члены общества выставляли свои картины без жюри; с нами обращались вообще самым строгим образом. Дошло до того даже (в наши дни это кажется невероятным!), что Ярошенко, этот столп передвижничества, рассылал "экспонентам" официальный "циркуляр" с наивнейшим, чтобы не сказать больше, перечислением сюжетов, какие можно писать для присылки на передвижную выставку, с указанием особо "желательных", с определением даже манеры и техники исполнения… Главным в картине был сюжет. Просто не верится, что эта директивная бумага, определявшая "как надо и как не надо писать картины", — быль, а не сказка-выдумка.

Это исторический документ поздней стадии передвижничества».

Товарищество теперь олицетворяло тотальную власть Академии, которую Крамской и другие участники «Бунта четырнадцати» когда-то считали губительной.

Однако в их рядах не было согласия: Товариществу, как воздух, нужен был лидер. И он появился.

Уехав из Петербурга в 1876 году, Николай Ге отправился жить на хутор в Черниговской губернии. С 1885 года столичные художники потеряли с ним связь. В начале 1889 года на Семнадцатую передвижную выставку прислал свою картину Николай Ге. Его полотно «Выход Христа с учениками с тайной вечери в Гефсиманский сад» имело безусловный успех и у публики, и у художников. Ее приобрел меценат фон Дервиз за 3000 рублей. Члены товарищества составили теплое письмо Николаю Николаевичу, приглашая его в Санкт-Петербург из глубинки.

Жизнь на хуторе оказалась труднее, чем надеялся художник, и он с удовольствием принял приглашение.

Ге, ставший профессором примерно за месяц до «Бунта четырнадцати», оказался связующим звеном между маститыми профессорами и молодежью — он смог найти общий язык со всеми. Все взгляды были устремлены на Ге: от него ждали новых свершений.

Однако следующая картина Николая Николаевича нашла только одного благодарного зрителя — Толстого. Полотно «Что есть истина? Христос и Пилат» вызвало всеобщее недоумение. Его сначала не хотел покупать даже Третьяков, однако, получив письмо Льва Толстого, решил все-таки купить картину.

В письме Толстой был достаточно резок:

«Выйдет поразительная вещь: вы посвятили жизнь на собирание предметов искусства, живописи и собрали подряд все для того, чтобы не пропустить в тысяче ничтожных полотен то, во имя которого стоило собирать все остальные. Вы собрали кучу навоза для того, чтобы не упустить жемчужину. И когда прямо среди навоза лежит очевидная жемчужина, вы забираете все, только не ее. Для меня это просто непостижимо, простите меня, если оскорбил вас, и постарайтесь поправить свою ошибку, если вы видите ее, чтобы не погубить все свое многолетнее дело».

«Что есть истина?» — полотно, которое не могли понять люди, привыкшие к классицизму, реализму и романтизму. За манерой письма, которую использовал Ге, было будущее, но ни критики, ни публика, ни живописцы еще не были готовы к изменениям.

Николай Ге предлагал облегчить вступление молодежи в сообщество, но безуспешно. Он не смог стать ядром Товарищества, но предвидел его кончину:

«…Дело наше кончено, песня спета. Мы еще будем продолжать агонию, не знаю, долго или коротко, но торжества мы своего не увидим. Конец».

Консервативность членов Товарищества уничтожила сообщество. А меж тем, эту же черту они презирали в Академии, когда боролись с ней.

Из-за того что в Товарищество было непросто попасть молодым художникам, новое поколение не стало связывать свой труд вообще с какими-либо организациями. Айвазовский и Маковский, например, имели большой успех и не ассоциировали себя ни с Товариществом, ни с Академией. Со временем таких художников стало больше — искусство развивалось свободно, а академики, профессора и передвижники остались в стороне.

Новые организации сформировались нескоро: в 1898 году появится творческое объединение «Мир художников», в 1901-м — «36 художников». Но они не повторят ошибок Товарищества: работы художников принимались на выставки без оценок жюри, а получить членство было относительно несложно.