34. И.Н. Крамскому

[Апрель 1874 Рим]

Иван Николаевич, обещал Вам писать из Рима и приступаю к исполнению обещания. 1-го у Антокольского был и даже два раза. Статую его и его самого видел и даже встречаемся совершенно прилично и беседу ведем. Вас интересует статуя, поэтому я о сем прежде всего буду говорить. Успех он тут, говорят, точно имел, и сам я слышал от итальянцев похвалы и в газетах читал такие артикли, которые ясно доказывают, что его вещь впечатление сделала и даже на размышления их вызвала, а это очень много. Русские художники тоже хвалят, хоть кратко¹. Его даже в жюри здесь выбрали, а это тоже много значит². Сказав прежде всего самое главное, т[о] е[сть] общее впечатление, должен упомянуть о впечатлении, сделанном на меня. Но тут придется упомянуть невольно о себе, а именно, что на меня пластическое искусство не делает сильного впечатления, а вследствие сего невольно выдвигается отношение критическое (а литература, наоборот, делает сильнейшее впечатление, затем музыка, а потом наше дело). Тем не менее я пришел [к] такому заключению, что это несомненно лучше всего, что Антокольский сделал, и гораздо лучше. По простоте мысли и простоте исполнения, отсутствию всякого академизма, театральности или позировки — фигура стоит просто, задрапирована просто и натурально. Голова экспрессивна, и экспрессия положения прилична. Чтобы дать Вам понятие о положении фигуры, я Вам сделал грубый чертежик на память³.

Рубашка с запазухой подпоясана широким ремнем сверху вроде бедуина полосатого, руки притянуты ремнем, охватив все тело, одна рука ладонью назад поотекла, на ногах четыр[ех]уголь[ные] сандалии, на голове шапочка (малозаметная), лицо правильное, лоб несколько выступающий, глаза очень большие, зрачок едва назначен, падающие глубокие тени от бровей и век дают им несколько характер неопределенной глубины без цельного или лучше сказать без прицельного взгляда. Нос довольно крупный, рот небольшой, по выражению несколько напоминает Антокольского. Борода, т[о] е[сть] волосы, выдвинуты вперед, тип отчасти еврейский.

Уж извините за рисунки, желаю ими помочь плохой литературе, дополняйте остальное воображением, словом, вещь хороша, величиной она как раз в меня. Надежды он на нее возлагает большие и уж, разумеется, пустит «Спасителя» ребром.

Затем все, что я видел в Вене и Риме, на современных выставках, едва-едва достигает границы приличного: чисто, опрятно, но вполне ничтожно. Ничего оригинального и не знаю, отчего это мы так конфузимся Европы? Видел русских кой-кого, напр[имер] Бронникова, Риццони. Эти остаются тем, чем были. У Чижова ничего нет, а об остальных и говорить нечего. Надеюсь, что Вы будете так добры и напишете в Харьков, что с выставкой и с моей картиной⁴; хотя вперед знаю, что отсутствующий всегда виноват, и все-таки желание знать меня не покидает, а затем поклонитесь всем и будьте здоровы и всего Вам хорошего. В конце мая вернусь в Россию.

Г. Мясоедов

Что Иван Иванович и конкурс на Пушкина?⁵

Примечания

1. Скульптура М.М. Антокольского «Христос перед судом народа» (1874, ныне — в ГТГ) была приобретена С.И. Мамонтовым.

2. М.М. Антокольский и М.А. Чижов, пенсионер Академии с 1867 года, были выбраны в жюри по скульптуре выставки современного искусства, открывшейся в конце 1873 года в Риме.

3. Рисунок, сделанный Мясоедовым в отсутствие автора, сохранился. Антокольский был очень недоволен поступком Мясоедова, о чем писал Стасову и Мамонтову. Не желая снижать впечатления от готовой работы, скульптор не позволял ее даже фотографировать.

4. III выставка Товарищества передвижников и картина Мясоедова «Чтение Положения 19 февраля 1861 года».

5. Т. е. Шишкин.

Крамской был членом Комиссии экспертов по сооружению памятника Пушкину, конкурс на который был объявлен в мае 1872 года. В апреле 1874 года Крамской по делам Комиссии ездил в Москву, о чем, видимо, знал Мясоедов.