32. И.Н. Крамскому

[Середина апреля 1874 Харьков]

Сейчас получил Ваше письмо, Иван Николаевич, и, согласно моему обычаю, строчу ответ.

Ссору Вашу с Ге нетрудно было предвидеть, и, признаюсь, что, уезжая, я думал с удовольствием, меня это минует. Последние дни Ге атаковал меня несколько раз без всякой с моей стороны вины, потому что я остаюсь таким, каким Ге всегда меня знал и терпел, стало, причина не во мне. Я уверен, что к Вам он расположен никак не более, чем ко мне, и нетрудно было предположить, что самый незначительный случай будет поводом к ссоре, тем более, что я совсем не знаю Вашего воззрения на Вас самих. Я, например, знаю, что на людей, самых мне близких и даже меня любящих, произвожу иногда раздражающее впечатление, которое нередко оканчивается ссорой, почему иногда вижу человека нравственно расстроенного, почти больного, то в столкновении с ним я хоть в первую минуту и рассержусь, но потом мне невольно станет его жаль, и я готов все забыть, и иду к нему самому жаловаться на обиду, им же нанесенную, и стараюсь это замять и извинить, ибо грешу тем же и знаю, как в минуты раздражения человек делается для себя обидно мал и мелок. И насколько лучше положение человека, сохраняющего внутренний покой. Может быть, Вы не считаете себя способным к ошибке, а потому и к примирению и прощению, тогда Ваши споры получат хронический характер и будут жестоко вредить делу Товарищества. Пока у нас мало еще тех людей, имея которых, друг Горацио, до тех пор оно будет мешать только успешному ходу дела, а когда и сии появятся, то немудрено, что после паралича дело или подохнет или разорвется на части.

Все, что Вы пишете по поводу картины Васнецова и отношение Ге к оной, меня очень огорчает. Васнецов хороший малый, картина его имеет неотъемлемые достоинства (не Максимову чета), и о принятии его вопроса не могло предстать, тем более, что он молод и движется вперед¹. Опять вспоминаю судьбу наших обществ потребителей, провалившихся бесследно благодаря препирательствам правлений. А Маковский меня нимало не удивляет: он деньголюб и за деньгой всюду полезет и так уцепится, что от него потом и не отскребешься. Перов на него потому сердится, что Маковский ему не уступит и его руку не держит. А если бы можно было как бы то ни было достигнуть, чтобы он премию не получил², это было бы хорошо. Судить его, я думаю, едва ли можно, пусть москвичи судят судом нравственным, буде сей трибунал у них не занавожен.

Насчет моей картины³ вот что случилось: я получил телеграмму, где мне пишут, что кто-то или лучше некто (кто, я не знаю) предлагает мне 2000 р[ублей] за картину, а почему просит известить Ге о том, желаю ли и т. д. Я отвечал письмом, спешить было некуда, что за 2000 я не отдам, а назначил, чтобы уехать и быть совсем спокойным, 2500 р[ублей] и уплату проц[ентов] в Товарищество, т[о] е[сть] 2625 р[ублей], и менее ни шагу. По получении же Вашего письма, так как там были некоторые вопросы со стороны Павла Михайловича, я ему написал несколько слов и мой ответ на телеграмму. Во всяком случае, Вы, зная, до чего я спустился, действуйте, как бы в своем деле действовали.

А как Вы думаете, что я делаю в Харькове? Пишу декорации! Не думайте, что за деньги, нет, так себе — из любви к искусству и из любопытства; у меня здесь под руками толпа народу обоих полов, сцена, свет, только декорации плохи уж больно, вот я и взялся мазать, в результате будут живые картины, в том числе Ваша «Майская ночь»⁴. Надеюсь, что Вы не посетуете за это. Я постараюсь ее поставить по возможности верно. Декорации для нее напишу сам с фотографий, но я ее помню хорошо; одного холста 12×9 аршин надо выкрасить. Всю эту историю я устраиваю в пользу Музыкального общества в Харькове по просьбе сего общества и ее председательницы Кропоткиной. Возня эта окончится 14, а 16 или 17-го я уеду.

Как жаль, что Вы ни слова не написали, как идет выставка, ходит ли публика, что Академия и ее выставка⁵, были ли государь? Не куплено ли еще чего и т[ак] далее — все это меня очень интересует. Если найдете минутку еще написать хоть кратко, напишите в Харьков, я хотя и уеду (может быть), но мне перешлют. Поклонитесь от меня всем нашим. Что Иван Иванович? Брюллов, по-видимому, объявления решил хранить в тайне, как то ни в одной газете нет ни одного объявления.

Прощайте, пока желаю Вам всего хорошего.

Многоуважающий Вас Гр. Мясоедов

Примечания

1. Письмо Крамского не сохранилось. Ссора между Крамским и Ге на этот раз произошла, вероятно, из-за картины В.М. Васнецова «За чаем», показанной на III выставке Товарищества. Ге не скрывал неодобрительного отношения к работам Васнецова, находя их фальшивыми, а Крамской считал его необычайно одаренным художником. (См. Крамской. Письма. Статьи. М., 1965, т. 1, стр. 234.) Недоразумения между Крамским и Ге были в те годы обычным явлением, о чем вспоминают многие их современники. Спад в творчестве Ге, ведущее место, которое постепенно завоевывал Крамской в русском искусстве и Товариществе, усугубляли их разлад, тем более что Крамской не скрывал своих суждений о «гибели» Ге как художника, ставя одновременно под сомнение и его заслуги в области искусства в прошлом. (См. то же, стр. 234.) Максимов В.М. — жанрист, член Товарищества передвижников с 1872 года. На III выставке экспонировал две работы: «Игра детей в больших» и «Птичье гнездо».

2. Речь идет об открывшейся 15 марта 1874 года ежегодной выставке работ, присланных на конкурс в Общество поощрения художеств в Петербурге. В. Маковский представил на нее картину «Посещение бедных» и получил за нее вторую премию «по живописи домашних сцен» в 200 рублей.

3. «Чтение Положения 19 февраля 1861 года».

4. «Русалки. На сюжет повести Н.В. Гоголя «Майская ночь»» (1871, ГТГ).

5. III выставка Товарищества передвижников и выставка художественных произведений в имп. Академии художеств в 1874 году.