Юродивый

Юродивые — это весьма своеобразное национальное явление Древней Руси, и уже потому, изображая толпу в такой национально-исторической русской картине, как «Боярыня Морозова», Суриков не мог забыть о юродивом.

В представлении народа Древней Руси юродивые рассматривались как особые люди, отмеченные свыше, как «божьи люди», расположением которых каждый дорожил, обидеть которых считалось тягчайшим грехом. Юродивые добровольно надевали на себя тяжелые цепи, вериги, ходили в рваной холодной одежде, чтобы подвергнуть свое тело еще большим лишениям и страданиям во имя веры. Считалось, что вследствие праведной жизни их молитва особенно доходчива, что им бывает открыта правда, неведомая простым людям; юродивые прямодушны и неподкупны, они не боятся говорить правду в лицо князьям и даже царю; в самой темной, несвязной, полубезумной речи юродивых видели доказательство ее пророческого смысла и верили их прорицаниям.

«Юродивый, — писал Забелин, — таким образом, в идее своей всегда носил смысл пророка, обличителя греховной жизни, обличителя всякой ее неправды. Самою выразительною силой его обличений и был его подвиг, всегда исполненный или крайнего цинизма жизни, или безграничного отвержения ее мирских требований, вообще подвиг уродства жизни, что, как необычайное и чудесное, одно только и могло возбуждать застоявшиеся, неподвижные умы века»¹. Л. Толстой отмечает следующее мнение Соловьева о силе юродивых². «Из «Жития» протопопа-богатыря Аввакума, — пишет Соловьев, — мы тут же близко знакомимся с особого рода богатырями — юродивыми, которым так грузно от силушки, как от тяжелого бремени, и которые освобождаются от этого бремени тем, что ходят в лютые морозы босиком, в одной рубашке; толпа, видя проявление такой силы, вполне верит и подвигам Ильи Муромца и Добрыни Никитина...»³.

Именно так трактован юродивый в «Боярыне Морозовой».

Архип Семеныч Цветков. Этюд. 1883. Национальная галлерея, Прага

Пушкин первый воспроизвел этот полный своеобразия тип Древней Руси в потрясающем образе юродивого в «Борисе Годунове». Мусоргский гениально воссоздал этот образ в музыке⁴. Не повторяя пушкинского юродивого, Суриков создал свой образ в «Боярыне Морозовой», запечатлев с такой же гениальностью, как Пушкин и Мусоргский, тип юродивого Древней Руси в русской живописи.

В картине Сурикова юродивый, с его активным, благословляющим Морозову жестом, показывает, каким многообразным и социально разнородным был состав древнерусских людей, объединенных расколом, — от царской родственницы, знатной боярыни Морозовой, до последнего оборванного полубезумного нищего.

В композиционном отношении значение юродивого также велико.

Фигура юродивого. Набросок. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 5

Он служит отправной точкой, от которой идет движение саней и развертывается по диагонали композиция всей картины. Работа над образом зафиксирована в многочисленных эскизах композиции, а также и в натурных зарисовках и в этюдах маслом фигуры и лица юродивого⁵.

Образ юродивого в сознании художника возник не с момента зарождения замысла картины: на первом эскизе композиции «Боярыни Морозовой» 1881 года (Третьяковская галлерея, 6085) юродивого еще нет; его место в нижнем правом углу картины занимает стоящая на снегу на коленях нищенка, без палки, протянувшая к саням правую руку.

Возможно, Суриков не сразу пришел к окончательному решению относительно этих двух персонажей. В Русском музее имеется этюд, которому почему-то дано название «Юродивый, стоящий на коленях» (Русский музей, 8943). На этюде изображен нищий, стоящий на снегу на коленях в той же позе, в какой написана нищенка на картине. Его правая рука протянута к саням, левой он опирается на палку. На нем заплатанная зимняя одежда, голова закутана белым платком. Нет ни вериг, ни босых ног — словом, нет ничего, что характеризует образ юродивого, и писал его Суриков, имея в виду не юродивого, а нищего.

Фигура юродивого. Набросок. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 11 (оборот)

Хотя на каком-то этапе работы общий тип лица натурщика-нищего с круглым носом, русой бородой и усами, с головой, повязанной платком, пригодился Сурикову в его поисках образа юродивого, — не от этюда Русского музея берет начало этот образ, а от совсем другого холста — от этюда сидящего нищего Пражской Национальной галлереи.

На этюде изображен (в фас) сидящий на земле, поджав скрещенные босые ноги, пожилой нищий с морщинистым лбом и голым черепом. Его одежда сильно изорвана, так что сквозь дыру вылезло голое плечо. В правой руке нищий держит миску для милостыни, но на его лице нет выражения забитости и приниженности. Это еще не юродивый, но то, как он сидит на земле босой, полуголый, задумавшись и не обращая внимания на свои жалкие лохмотья, а также его физическая сила — большие мускулистые руки и ноги — все это должно было привлечь внимание Сурикова и послужить ценным материалом и толчком для создания образа юродивого.

Изображение Цветкова в той же позе встречается в карандашном наброске Сурикова (на обороте эскиза композиции из собрания семьи художника). Это тоже еще не юродивый, а нищий, сидящий на земле, и лишь легкий поворот его головы и взгляд, направленный чуть в сторону, заставляют вспомнить юродивого в картине.

Боярыня Морозова. Три эскиза. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 4454

На этюде маслом художником сделана надпись: «Архип Семеныч Цветков. 1883 г. Перерва». Суриковы жили в Перерве в 1883 году, до отъезда за границу (24 сентября 1883 г.), где они пробыли по май 1884 года. Этюд Пражской галлереи тем важен, что подтверждает, насколько прочно Суриковым овладела мысль написать «Боярыню Морозову» еще до отъезда за границу.

У Забелина даны яркие описания двух юродивых-раскольников, которые были своими людьми в доме Морозовой. Один из них, Феодор, ходил в одной рубахе, босой на морозе, днем юродствовал, а ночи простаивал на молитве со слезами. Аввакум рассказывал о Феодоре, прожившем с ним с полгода: «не на баснях проходил подвиг», ночью, бывало, «час-другой полежит, да и встанет, тысячу поклонов отбросает, да сядет на полу, а иное — стоя, часа на три плачет». Позже Феодор был сослан и повешен в Мезени.

Другой юродивый, Киприян, «не раз и государя молил о восстановлении древнего благочестия: ходил по улицам и по торжищу, свободным языком обличая новины Никоновы. Под конец он был сослан в Пустозерский острог и там казнен за свое упорство»⁶.

Фигура юродивого. Набросок. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 13 (оборот)

Так, фактические сведения подсказывали Сурикову, что среди нищих Древней Руси юродивые были особыми людьми, прямыми и смелыми, упорными в своих взглядах, крепкими духом и телом.

В первых же эскизах композиции дорожного альбома мы встречаем в правом нижнем углу не одну (как в эскизе 1881 г.), а две фигуры, и, хотя контуры их очень схематичны, ясно, что изображенный с краю сидит на земле, а тот, что перед ним, стоит на коленях (дорожный альбом, стр. 16, оборот). На этом эскизе Суриков еще разрабатывал замысел 1881 года: боярыня сидит в санях на высоком стуле, привязанная, протянув левую руку. Это еще не тот призывный жест правой руки с двуперстным знамением, который вызывает ответный жест с двуперстием у юродивого.

Эскизу дорожного альбома (стр. 16), разграфленному в клетку для увеличения, соответствует акварельный эскиз Русского музея (20031), где мы видим в точности такое же положение юродивого. Он сидит почти в фас к зрителю; его темная голова с голым черепом, поджатые скрещенные босые ноги, положение рук и т. д. близко воспроизводят перервинский эскиз с Архипа Цветкова. На следующем листе дорожного альбома (стр. 21, оборот) положение и жест Морозовой в санях остаются теми же, но фигура юродивого несколько более смещена к нижнему краю листа и обращена к саням, отчего повернута боком к зрителю.

Фигура юродивого. Набросок с парня, подстриженного «в скобу». Б., граф. кар.

Наконец, на третьем листе дорожного альбома (стр. 15, оборот) сделан набросок, на котором Суриков впервые предпринял попытку ссадить Морозову со стула на пол дровней. (Этому рисунку соответствует акварельный эскиз Русского музея 20030.)

Вместе с тем Суриков более активно связывает юродивого с Морозовой, выдвигая его фигуру на первый план картины, так что юродивый оказывается ближе к зрителю, чем стоящая на коленях нищенка, и приобретает значение отправной точки для движения всей композиции.

На эскизе Русского музея 20030 юродивый обращен к зрителям не в фас (как на эскизе Русского музея 20031), но и не в профиль, а в три четверти. Руки его лежат на коленях, и лишь поворот плеч и наклон голой головы связывают его с Морозовой. Для отыскания этого положения в эскизе 20030 Суриков делает схематическую зарисовку сидящего на земле человека в дорожном альбоме на странице 5. Понадобится еще много времени, прежде чем Суриков найдет окончательное решение.

Юродивый, сидящий на земле. Этюд. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 26554

Композиционное построение требовало, чтобы нижний край фигуры юродивого, а именно — его поджатые ноги, вписывался в диагональ, образуемую продолжением правого саноотвода, но так как реалистический принцип Сурикова не терпел ни малейшей нарочитости, то положение поджатых скрещенных ног должно было сохранять при этом полную естественность. Особенно большая роль в компоновке фигуры отводилась левому бедру, совпадающему по направлению с указанной диагональю, но переброшенная через него голень правой ноги перебивала его очертания и портила все дело. Дорожный альбом (стр. 11, оборот) показывает первые неудачные попытки зарисовать фигуру со скрещенными ногами. В процессе работы художник даже однажды решил было отказаться от этой позы юродивого и запечатлел фигуру мужчины, который сидит на коленях, поджав под себя, но не окрестив ноги (дорожный альбом, стр. 13, оборот). Затем художник стал добиваться лучшего результата (дорожный альбом, стр. 14, оборот, и эскиз Третьяковской галлереи 4454 — набросок ног в углу листа), однако ступня правой ноги все еще слишком лезла вперед. В композиционных эскизах второй группы Суриков четко прочертил ту линию нижнего края правой части толпы, за которую не должны были выдаваться контуры ног стоящих фигур, так как сохранение этой линии было важно для передачи впечатления движения саней.

Но на зарисовках с натуры для сидящего юродивого художнику долго не удавалось добиться нужного положения ног. Интересен в этом отношении один композиционный эскиз второй группы, на котором художник начертил на земле на месте юродивого невысокий параллелепипед, словно плоский ящик, в который необходимо было уместить скрещенные ноги юродивого (Третьяковская галлерея, 4453, оборот; см. стр. 372). На натурном эскизе композиции (Третьяковская галлерея, 4453) Суриков прямо проводит вспомогательные линии правого самоотвода к коленям юродивого, определяя для них пространственный «лимит». Но геометризация общих линий в виде «ящика» (4453, оборот) была недостаточна для положения поджатых ног. В натурной инсценировке (Третьяковская галлерея, 4453) Суриков усадил в нужную ему позу натурщика средних лет, заставив его кистью левой руки придерживать колено поджатой ноги, но все же не нашел решения для сгиба правой ноги: колено оказалось недостаточно поднятым, нога слишком выдвинута вперед, что отразилось и на жесте правой руки с двуперстием.

Тогда Суриков специально начал работать над уточнением положения юродивого, делая фигурные зарисовки с отдельно посаженных натурщиков. Рисунок, непосредственно развивающий и уточняющий набросок юродивого на натурной инсценировке (4453), сделан с молодого парня⁷, подстриженного «в скобу», с чуть пробивающейся бородкой. Натурщик еще повернут в три четверти. Его согнутое правое колено высоко поднято, круче стала линия голени. Она пересекает теперь голень (а не бедро) левой ноги. Удобнее стало локтю руки опираться на левую ногу. Единственным недостатком стала огромная ступня, которая «лезет» прямо на зрителя. Да еще бедро левой ноги — столь важное в построении композиционной диагонали — утратило на этом рисунке наклон и выразительность, оно измельчено складками.

Голова юродивого. Этюд. Третьяковская галлерея, инв. № 779

Эти недостатки Суриков будет устранять на других натурных зарисовках и прежде всего на рисунке Третьяковской галлереи 26554. Но эта дальнейшая переработка положения ног и наклона корпуса юродивого будет связана с иным поворотом всей его фигуры, вызванным следующим обстоятельством.

В эскизах второй группы, где уже произошло решающее изменение в фигуре Морозовой и был найден жест ее поднятой правой руки с двуперстием, соответственно изменяется и движение юродивого; он протягивает к боярыне руку с ответным двуперстным знамением (дорожный альбом, стр. 16, оборот; Третьяковская галлерея, 2726; 4455, 4453, оборот; натурная инсценировка композиции — эскиз 4453, натурная зарисовка с молодого парня и др.). При этом появление благословляющего жеста юродивого вначале еще не меняет положения его фигуры, по-прежнему повернутой в три четверти к зрителю.

Эскизы третьей группы, в которых Суриков окончательно нашел композиционные линии для верха и низа толпы и определил их углы, поставили художника перед новой трудностью в отношении фигуры юродивого. Ускорение движения саней и увеличение нижнего угла толпы (до 13—14 градусов; в картине 14,5 градуса), а также новый поворот лица Морозовой в профиль потребовали поворота в профиль и головы юродивого (соответственно, и более бокового поворота его плеч, рук, бедра), а также вписывания его повернутой, сидящей на земле фигуры в довольно острый угол нижнего края толпы. Эскизы 7471 и особенно 791 и 11443 (Третьяковская галлерея) показывают, как сильно приходилось Сурикову удлинять бедро юродивого, наклонять верхнюю часть его корпуса, чтобы придать ему на эскизах композиции требуемое положение. Однако, верный своему реалистическому методу, художник не довольствовался этими эскизами, без того чтобы не проверить на натуре возможность и правильность вписанной фигуры. Одна из таких натурных зарисовок дошла до нас (Третьяковская галлерея, 26554). Зарисовка сделана короткими прямыми штрихами, схватывает конструкцию фигуры и положения ног и существенно исправляет общий характер сидящей фигуры, несколько растянутой наискось, на композиционных эскизах (Третьяковская галлерея, 791, 7471 и 11443). На зарисовке художник добился лучшего положения поджатых ног, скрестив их (как и на зарисовке молодого парня) таким образом, что левое бедро остается незаслоненным, однако большая ступня правой ноги еще выпирает вперед.

Ступня юродивого. Набросок. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 24765

Рисунку Третьяковской галлереи 26554 соответствует этюд маслом (Третьяковская галлерея, 779). Этюд не просто изображает голову натурщика, подходящую по типажу для юродивого, а содержит четко выраженную образную трактовку. На этюде запечатлено простое открытое крестьянское лицо, с заросшими щеками, с продолговатой темной бородой и темными волосами, покрывающими всю голову. Голова обвязана белым платком, сложенным наподобие узкой повязки и покрывающим только щеку и ухо. Лицо юродивого поднято вверх, отчего напряглась жилистая шея; ворот рубахи распахнут, и видны тяжелые цепи и ремни вериг. Рот юродивого полуоткрыт; поднятые удивленно брови и морщины над ними подчеркивают напряженный взгляд широко открытого глаза со зрачком, устремленным вверх и прикованным, словно завороженным, к какой-то точке (в картине эта точка — двуперстие Морозовой). Голова, лицо и шея с распахнутым воротом рубахи тщательно проработаны, руки и одежда намечены по грунту холста несколькими линиями. Вериги, впервые появившиеся на этом этюде, и платок хотя и усиливают драматическую выразительность этюда, являются лишь атрибутами. При всех художественных достоинствах этого этюда ему не хватает того особенного выражения психической анормальности, которое делало бы изображенный персонаж человеком «не от мира сего». Этюд 779 — один из ранних. Суриков не удовольствовался им и продолжал свои поиски, отыскивая натурщиков, иногда представляющих различные психологические типы.

В работе над юродивым художник пользовался по меньшей мере четырьмя разными натурщиками, что видно по имеющимся этюдам: 1) Нищий Архип Цветков. Этюд Пражской Национальной галлереи, масло. 2) Нищий, стоящий на коленях на снегу. Этюд Русского музея, масло. Может быть, с этого же натурщика или с другого, похожего на него, сделаны: рисунок Третьяковской галлереи 26554, масляный этюд головы Третьяковской галлереи 779. 3) Юродивый, сидящий на снегу. Кировский областной художественный музей, масло. 4) Голова юродивого. Собрание семьи художника, масло; зарисовка лица, Третьяковская галлерея, 4460, оборот.

Из этих натурщиков первый (для самого раннего этюда — 1883 г.) — Архип Цветков (лицо Цветкова, как уже сказано, Суриков использовал для образа татарина).

Юродивый, сидящий на земле. Этюд. 1886. В., граф. кар. Калининская областная картинная галлерея

Второй натурщик тоже нищий, но с лицом совершенно иного типа: у него круглый вздернутый нос, русская окладистая борода и волосы, поверх которых повязан белый платочек. Это лицо встречается на нескольких этюдах маслом и зарисовках. Но и оно не удовлетворило Сурикова. Хотя по своему облику — характерным славянским чертам севернорусского типа — оно было ближе к замыслу художника, натурщику недоставало внутренней силы; в выражении лица сквозила какая-то забитость, которую Суриков стремился преодолеть (в особенности в этюде Третьяковской галлереи 779).

Третий натурщик, который позировал Сурикову, сидя босиком на снегу, изображен на этюде Кировского музея. Это, по-видимому, тот самый натурщик, о котором рассказывал Волошину Суриков⁸: «А юродивого я на толкучке нашел. Огурцами он там торговал. Вижу — он. Такой вот череп у таких людей бывает.

Я говорю — идем. Еле уговорил его. Идет он за мной, все через тумбы перескакивает. Я оглядываюсь, а он качает головой: ничего, мол, не обману. В начале зимы было. Снег талый. Я его на снегу так и писал. Водки ему дал и водкой ноги натер. Алкоголики ведь они все. Он в одной холщовой рубахе босиком у меня на снегу сидел. Ноги у него даже посинели. Я ему три рубля дал. Это для него большие деньги были. А он первым делом лихача за рубль семьдесят пять копеек нанял. Вот какой человек был... Так на снегу его и писал»⁹.

Голова юродивого. Этюд. 1885. Собрание семьи художника

Образ на этюде Кировского музея — предельно убедителен, с первого взгляда веришь, что это — юродивый и в то же время человек, по своему характеру отличающийся от всех остальных. Во внешних проявлениях своих чувств он сдержан, застенчив, почти робок. Но это не оттого, что чувства его слабее; по-своему они так же сильны, но иного качества. Это скорее натура, погруженная в себя, под тихой мечтательностью которой теплится искра готовой вспыхнуть одержимости. Его психика далеко не примитивна, его духовная организация тоньше. Черты лица правильные, почти точеные. (Он чем-то даже напоминает князя Мышкина из «Идиота» Достоевского.) Всматриваясь в этого юродивого, веришь, что такой вот именно тип мог на деньги, полученные за позирование на снегу, нанять лихача.

Этюд Кировского музея превосходен; это законченное произведение, обладающее самостоятельной художественной ценностью. И все же лицо этого натурщика, столь захватывающее на этюде, не было наилучшим для картины; оно недостаточно контрастно образу Морозовой и, обладая выражением тихой мечтательности, неминуемо забивалось бы толпой, тогда как оно должно в общем звучании картины давать одну из наиболее сильных нот. Верное мнение об этом этюде и картине высказал И. Грабарь: «Этюдов для юродивого к картине «Боярыня Морозова» существует несколько, но этот юродивый особенный и другого такого нет...» Это не тот человек, которого мы знаем по картине, неистовый и страшный, «это юродивый — созерцатель, тихий, застенчивый, самоуглубленный. Тип, на котором Суриков окончательно остановился, быть может, более идет к общему приподнятому тону трагедии и, может быть, было необходимо наряду с пафосом Морозовой дать эту нескладную, исступленную... и живописную фигуру»¹⁰.

К работе над лицом юродивого мы еще вернемся, а сейчас отметим то новое, что дал Сурикову этюд Кировского музея.

Миска юродивого. Набросок. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 27264

Учитывая соседство фигуры юродивого с другими образами картины: странником, боярышней в синей шубке и нищенкой, Суриков фон этюда прописал коричневым и синим тонами. Впервые художник посадил натурщика, полуголого, с босыми ногами на талый снег и писал его, посиневшего от холода, закоченевшего в своей дырявой холщовой рубахе и в летнем платочке. Суриков верил, что, помещая натурщиков в необходимые для картины условия, он подметит такие особенности и штрихи, которые многое подскажут для верного решения образов.

Так произошло и в данном случае. Платок на голове был уже в этюде Русского музея (нищий, стоящий на коленях), но там это была большая белая шаль, которая, как бинт, плотно окутывала всю заднюю половину головы и шею нищего, действительно предохраняя его от холода (как и заплатанная, но теплая ватная одежда). Платок был и на голове у юродивого с веригами (Третьяковская галлерея, 779), но там это была плотная белая ткань, сложенная вдоль и образующая повязку (какую обычно делают, чтобы согреть больные зубы или ухо); белая полоса повязки, надетая поверх густых темных волос, перебивала верхнее очертание черепа и зрительно еще более удлиняла голову юродивого.

Совсем иное дело платок на голове юродивого в этюде Кировского музея. Эта полинявшая летняя косынка с белыми колечками по красноватому фону, повязанная по-бабьи, не может предохранить от холода и лишь усиливает черточку наивности в образе юродивого. Кроме того, женский платочек, сложенный углом и стянутый под подбородком, мал, его не хватает на всю голову: шея и затылок с торчащими сзади волосами остаются непокрытыми, зато плотно обтянута верхняя часть черепа, который вследствие этого зрительно воспринимается как очень широкий, вытянутый но горизонтали, что уже тогда поразило Сурикова. Рассказывая впоследствии о своем первом впечатлении при встрече с натурщиком, художник не случайно вспомнил о форме его черепа: «Такой вот череп у таких людей бывает». (Отметим, что именно эта форма черепа, также обтянутая платочком, войдет в окончательный образ картины.)

Голова юродивого. Набросок в углу листа. Б., ит. и граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 4460 (оборот)

Другая находка, подсказанная позированием натурщика на снегу, — это закоченевшая, посиневшая от холода нога с поджатыми скрюченными пальцами. Она изображается таким образом впервые на этом этюде, дав для образа важную подробность, схваченную с такой убедительной конкретностью, какую не могло бы создать никакое воображение¹¹. (Не довольствуясь фиксацией ноги на фигурном этюде, Суриков отдельно зарисовывает стопу, изучая каждый палец, каждую складку (Третьяковская галлерея, 24765).

Еще одна ценная деталь, впервые найденная на этюде Кировского музея, — это одежда юродивого. Суриков превосходно использовал подробность, сообщенную Аввакумом, а затем пересказанную Забелиным: «Феодор ходил в одной рубашке, мерз на морозе босой». Художник усадил натурщика в одной лишь холщовой рубахе серо-коричневатого цвета, дырявой на плече и локте. Длинный подол рубахи закрыл пятку правой ноги натурщика, «притушив» ее острый ракурс, и зрительно еще более удлинил левое бедро, акцентирующее диагональ композиции.

Все эти находки Сурикова, появившиеся впервые на этюде Кировского музея, вошли в окончательное решение образа, и только лицо юродивого художник заменил лицом другого типа, более отвечающим приподнятому тону и пафосу всей картины в целом.

Юродивый, сидящий на земле. Этюд. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 27271 (оборот)

Попытку объединения фигуры юродивого этюда Кировского музея с головой иного типа видим на рисунке Калининской картинной галлереи. Этот рисунок исполнен после этюда, написанного с сидящего на снегу натурщика, и сделан весь не с натуры, фигура перерисована с этюда маслом Кировского музея, о чем свидетельствует совпадение фигуры, ее положения, движения, ракурса (а также полное совпадение рубахи вплоть до складок и дыр). Но вместо молодого тонкого лица с маленькой острой бородкой этюда Кировского музея на рисунке Калининской галлереи появилась голова с крупными чертами лица и окладистой широкой бородой, напоминающая по типу голову юродивого с веригами на этюде маслом Третьяковской галлереи 779. Но и не эта голова этюда маслом и не голова рисунка Калининской галлереи была использована Суриковым для окончательного решения образа юродивого, а превосходный этюд маслом, датированный 1885 годом и принадлежащий семье художника.

Этюд 1885 года — подлинный шедевр среди замечательных этюдов Сурикова. Художник на этом этюде разрабатывал только одну голову, словно решив добиться необходимой силы выражения без помощи дополнительных аксессуаров: вериг, лохмотьев, платка и др., а исключительно трактовкой самой головы и лица юродивого.

Для этюда 1885 года Суриков нашел нового натурщика. Это человек еще более пожилой, чем натурщики на этюдах Кировского музея и Третьяковской галлереи, но в самой структуре его черепа, в чертах его лица есть что-то необычное, детское. Большая голова на сравнительно тонкой шее из-за сильно выдающегося затылка кажется еще больше. Голый лоб и лысина с жидкими светлыми волосенками на темени; мягкий беззубый рот, нос, имеющий глубокую впадину в переносице и в хряще и выступающий из щек вздернутым вверх кончиком, — все эти черты пожилого нищего вызывают ассоциации и с головой младенца, а сам юродивый выглядит каким-то большим ребенком. Стоит лишь повязать его голову платочком (что и сделал Суриков на рисунке Третьяковской галлереи 4460, оборот), и это сходство еще более усилится. На лбу несколько морщинок, но это не те глубокие параллельные извилины, бороздящие лоб взрослого человека, какие были на этюде 779, а короткие черточки, бегущие в разные стороны и подчеркивающие вместе с поднятой бровью юродивого его удивление и одновременно наивность. Но более всего это чувство детской наивности и просветленно-восторженной экзальтации выражено во взгляде его маленького круглого глаза со зрачком, устремленным вверх. Жидкие волосы серо-соломенного цвета, обрамляющие лысину, и спутанная бороденка дополняют этот точно найденный, удивительно знакомый и по-новому яркий образ.

Голова странника. Этюд. Б., граф. кар. Русский музей, инв. № 20027

В этом этюде Суриков уделил огромное внимание колориту. Фон протерт темно-серой краской и прописан затем голубоватой и светло-сиреневой, передающими ощущение холодного зимнего воздуха. С той же целью удивительно смело и уверенно наносит Суриков сиреневые и лиловые (лоб, нижняя часть щеки, ног), а на покрасневшей от мороза голове юродивого светло-голубые рефлексы (верхняя часть щеки, кончик носа, лысина). Написанные плотными мазками густой краски и очень интенсивные по цвету, эти рефлексы отлично сгармонированы друг с другом и с лиловато-красным цветом лица.

Темно-русая сбившаяся клочками бороденка юродивого и его грязно-коричневатые волосы также имеют множество разнообразных цветовых оттенков (желтые, охристые, зеленоватые, фиолетовые, голубые), подчиненных единой колористической гамме этюда и в свою очередь усиливающих цветовое впечатление того, что изображена голова человека, окоченевшего на морозе.

Можно сказать, что в этом этюде Суриков нашел решение для головы юродивого не только в отношении типа и характера образа, но и его психологического состояния, а также и его колористической трактовки.

Голова старика, стоящего в толпе справа. Этюд. Третьяковская галлерея, инв. № 25456

При переносе на картину оставалось лишь внести акценты, усиливающие уже найденные черты: увеличить глаз и круче опустить вниз угол брови, округлить кончик носа, заострить и больше выпятить вперед бородку. Наметку этих акцентов Суриков сделал на беглой зарисовке (Третьяковская галлерея, 4460, оборот), после которой следующим этапом работы над образом уже могла явиться голова юродивого в самой картине.

Точно так же и для фигуры, уже найденной на этюде Кировского музея, потребовались лишь небольшие изменения при переносе ее на картину. Голова больше поднята вверх; благословляющая рука с двуперстием, которая на этюде опиралась на ногу, в картине приподнята и больше вытянута вперед, что (в сочетании с поднятой головой) придало жесту юродивого большую активность в открытом выражении сочувствия боярыне Морозовой. Большим поворотом ног влево приподняты колени, что усилило складки холщовой рубахи, в результате чего левое бедро юродивого образовало более острый угол с наклоном спины¹².

Но зритель не обращает внимания на этот угол — и не только потому, что его острие прикрыто глиняной миской с медяками, а благодаря местоположению юродивого в картине. После всех «утрясаний» композиции и уточнений положения и поворота его фигуры юродивый занял место в самом нижнем правом углу картины, на переднем плане. (Вернее даже было бы сказать — чуть впереди переднего плана.) В связи с этим он воспринимается как персонаж, находящийся где-то справа и чуть позади зрителя (или по крайней мере на одинаковом с ним расстоянии от саней); благодаря этому композиционному приему¹³ и некоторая «косоугольность» в ракурсе юродивого, да и его громадные размеры (несколько больше натуры) кажутся совершенно нормальными.

Примечания

1. И. Забелин, Домашний быт русских царей, т. I. М., 1872, стр. 119.

2. Л. Толстой, Собр. соч., т. 17. М., 1936, стр. 395.

3. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. XIII, Спб., 1894, стр. 787.

4. Нет сведений о том, слышал ли Суриков оперу «Борис Годунов» до создания «Боярыни Морозовой». Премьера оперы состоялась в Петербурге в 1874 г.; в репертуаре оперных театров опера в новой редакции Римского-Корсакова утвердилась позже: в 1896 г. в Петербурге и в 1898 г. в Частной русской опере в Москве.

5. Архип Семеныч Цветков. Этюд сидящего на земле нищего. 1883. Перерва. Х., м. Находится в Праге, в Национальной галлерее.

А. Цветков. Этюд сидящего на земле нищего. Б., граф. кар. 24,5×33,5. Рисунок сделан на обороте листа с эскизом композиции «Боярыни Морозовой», имеющего № 74. Собрание семьи художника.

Юродивый, стоящий на коленях. Русский музей, 8943. Х., м. 49,2×43,2 (ранее был в собр. П. Карензиной).

Юродивый, сидящий на снегу. Х., м. 68,5×55,5. Кировский областной художественный музей (ранее был в собр. М. Якунчиковой).

Голова юродивого. Х., м. 49×36. Третьяковская галлерея, 779.

Голова юродивого. 1885. Х., м. 44×36. Собрание семьи художника.

Юродивый, сидящий на земле. 1886. Б., граф. кар. 40,6×34,5. Калининская областная картинная галлерея.

Юродивый, сидящий на земле. Б., граф. кар. 24,6×33,5. Третьяковская галлерея, 26554.

Юродивый, сидящий на земле, рука странника с посохом. Б., граф. кар. 24,5×33,3. Третьяковская галлерея, 27271 (оборот).

Голова юродивого. Набросок в углу листа. Б., ит. и граф. кар. 23,8×32,5. Третьяковская галлерея, 4460 (оборот).

Набросок фигуры юродивого. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 5. Собрание семьи художника.

Набросок фигуры юродивого. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 13 (оборот). Собрание семьи художника.

Набросок фигуры юродивого. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 11 (оборот). Собрание семьи художника.

Набросок фигуры юродивого. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 14 (оборот). Собрание семьи художника.

Ступня юродивого. Б., граф. кар. 24×33,2. Третьяковская галлерея, 24765.

Набросок ног юродивого в углу листа. Б., граф. кар. 24,6×35,5. Третьяковская галлерея, 4454.

Зарисовка сидящего на земле молодого парня в позе юродивого. Б., граф. кар. Собрание семьи художника.

Фигура юродивого. Набросок правой части толпы. Б., граф. кар. 24×33. Третьяковская галлерея, 26556.

Фигура юродивого. Набросок правой части толпы. Б., граф. кар. 24×27,3. Третьяковская галлерея, 27262.

Миска юродивого. Б., граф. кар. 33,2×23,8. Третьяковская галлерея, 27264.

Миска юродивого. Б., граф. кар. Дорожный альбом, стр. 20. Собрание семьи художника.

6. И.Е. Забелин, Домашний быт русских цариц в XVI—XVII ст., т. II, стр. 117—118.

7. Фигура юродивого. Этюд. Б., граф. кар. Собрание семьи художника.

8. Такого же мнения придерживается и В. Никольский («Творческие процессы В.И. Сурикова», стр. 102—105). Никольский ошибочно называет этюд принадлежащим Пермскому музею (тогда как он находится в музее г. Кирова). См также статью Р. Такташа «Путь создания Суриковым образа юродивого» (журн. «Искусство», 1959, № 3, стр. 54).

9. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 59—60.

10. И. Грабарь, Юродивый. Этюд Сурикова для картины «Боярыня Морозова». — Сб. «Кооперация и искусство». М., 1919, стр. 49.

11. Босые поджатые ноги были и на первом этюде 1883 г. с Архипа Цветкова. Но Цветков позировал Сурикову, сидя на земле, летом. Положение посиневших ног, поджатые скрюченные пальцы — все это могло быть подсказано только наблюдением над натурщиком, помещенным на снегу.

12. Эти изменения Суриков наметил в зарисовке Третьяковской галлереи 27271 (оборот), что особенно видно при сравнении ее с рисунком Калининской галлереи. Зарисовка Третьяковской галлереи 27271 (оборот) тесно связана с последним наброском головы (Третьяковская галлерея, 4460, оборот) и предшествует окончательной редакции фигуры юродивого в картине.

13. Такой же прием встречается впоследствии в «Разине».