От «Утра стрелецкой казни» к «Меншикову в Березове»

Успех «Утра стрелецкой казни» вызвал у Сурикова новый прилив творческих сил, стимулировал к решению новых, более сложных художественных задач. Деньги, полученные от П.М. Третьякова за «Утро стрелецкой казни», давали возможность, не отвлекаясь ничем посторонним, работать над воплощением нового замысла.

Но, оказывается, по окончании «Утра стрелецкой казни» у Сурикова в воображении жили два замысла: «Морозова» и «Меншиков». «Боярыню Морозову», — говорил Суриков, — я задумал еще раньше «Меншикова» — сейчас после «Стрельцов». Но потом, чтобы отдохнуть, «Меншикова» начал. Но первый эскиз «Морозовой» еще в 1881 году сделал, а писать начал в восемьдесят четвертом, а выставил в восемьдесят седьмом»¹.

После окончания «Стрельцов» мысль Сурикова, еще захваченная трагическим столкновением сил петровского царствования, развивается одновременно в двух направлениях от него: взгляд художника пристально всматривается в события допетровской эпохи, которые ее подготовили, и в события послепетровской эпохи, которые были ее следствием. Вопрос в последовательности осуществления этих картин. Обращение к теме раскола было вполне закономерным в начале 80-х годов, когда эта тема приобрела большую актуальность в общественной жизни России. Но Суриков отложил на некоторое время эскиз «Морозовой» и стал работать над «Меншиковым». Конечно, не для того, «чтобы отдохнуть» или «размять пальцы», как пишут биографы художника. Нам кажется, что тут были иные причины.

Картиной «Утро стрелецкой казни» Суриков высказал то, что жило в его воображении о противниках Петра. Могучие люди Древней Руси, выражающие особенности национального русского характера и страстно убежденные в своей правоте, были представлены в картине в образах стрельцов. Выступающие против них солдаты-преображенцы, убедительно несущие свою функцию в общей системе образов и верно, человечно трактованные художником, даны как суровые, проникнутые чувством воинского долга исполнители воли Петра (фигура Меншикова, повернутая спиной, также выражает лишь готовность выполнять его указание). Во всей картине только один царь Петр дан как олицетворение этой воли; ни у кого, даже в группе вельмож-приближенных Петра, нет такой же идейной убежденности в борьбе со стариной, какая чувствуется во всем облике и взгляде Петра.

Но Суриков отлично понимал, что Петр один никогда не смог бы произвести такой крутой ломки многовековых устоев, если бы он не опирался на созревшие в стране нужды, потребности и силы, на те «желания и силы, которые, — как пишет Добролюбов, — по частям рассеяны были в массе народной»². В проведении своих целей Петр находил убежденных приверженцев и в среде служилого дворянства и даже в выходцах из народа. Не только в группе Софьи, но и среди сторонников Петра сформировались люди с сильной волей, которые столь же искренне и горячо стояли за ломку древнерусских обычаев и за насаждение в России новых, европейских форм жизни, как стрельцы стояли за сохранение старины. В картине «Утро стрелецкой казни» эти яркие характеры людей петровского лагеря были обозначены, но не раскрыты; стрельцам противостоял сам Петр. Между тем работа художника над историческими материалами так насытила его творческое воображение фактами и представлениями о людях, осуществлявших Петровскую реформу, в которых ничуть не в меньшей степени проявились типические черты русского национального характера, что у Сурикова возникло желание воплотить такие представления в художественном образе, дать типическое обобщение черт характера убежденных приверженцев дела Петра Великого. Несомненно, что для этой цели самым подходящим лицом был Меншиков.

Мысли о Меншикове давно занимали Сурикова и жили в его воображении неразрывно с мыслями о Петре Великом. В раннем рисунке 1872 года Суриков изобразил Петра в доме Меншикова за обедом с голландскими матросами; в только что законченной картине Меншиков был показан как правая рука Петра в расправе со стрельцами; фигура Меншикова неизбежно возникала в памяти при мыслях о России после смерти Петра, где Меншиков вначале был полновластным правителем, а затем был свергнут и сослан в Сибирь... Достаточно было представиться «случаю», который всегда в подобных обстоятельствах встречается художнику, чтобы произошла кристаллизация накопленных за долгое время впечатлений и размышлений в конкретное образное видение, то есть зарождение замысла картины.

Как известно, именно так, «случайно», Суриков увидел свою семью, сидевшую в грустном томлении, в полутемной избе в ненастный день, и у него, по его словам, «вдруг точно молния блеснула в голове: «Меншиков! Меншиков в Березове». Он сразу представился мне живым во всех деталях»³.

Потребность воплотить на холсте образ ближайшего соратника Петра, яркий и сильный национальный русский характер, но уже принадлежащий новой России, созданный суровой школой петровских преобразований, и была, по-видимому, одной из причин того, что Суриков временно оставил тему «Морозовой» и принялся за «Меншикова».

При несомненной внутренней связи и преемственности картин «Утро стрелецкой казни» и «Меншиков в Березове», все здесь представляло для Сурикова совершенно новую задачу: эпоха, сюжет, характеры, психологическая трактовка, колорит, все нужно было находить заново и иное, чем для «Стрельцов». Главной задачей было создание образа самого Меншикова и выражение в нем «духа эпохи», но уже иной, новой эпохи, по сравнению с той эпохой Древней Руси, которая была воплощена в образах стрельцов. Не в меньшей степени это относится и к трактовке образов детей Меншикова, которые родились и воспитались уже в условиях европеизированной России.

Наряду с необходимостью исторически конкретной характеристики образов, передачи в картине особой атмосферы России XVIII века, не менее важной задачей была углубленная психологическая разработка женских характеров, к которой Суриков был не вполне подготовлен предшествующим полотном. В «Утре стрелецкой казни» был создан ряд образов потрясающей силы. Это прежде всего образы самих стрельцов. По жизненной правде, историческому духу и психологической выразительности они безупречны, чего нельзя сказать о женских персонажах картины, в особенности о трактовке их лиц, созданных несколько грубоватыми живописно-пластическими средствами (например, вопящая стрельчиха). А в картине «Меншиков в Березове» женские образы имеют исключительно большое значение и потребовали от художника умения выразить не только характер в целом, но и еле уловимые оттенки психологического состояния изображенных.

В «Стрельцах» Суриков пользуется приемом контрастов и создает совершенно различные типы и характеры (сколь контрастны, например, рыжий стрелец — и Петр; боярин — и иностранец; седобородый стрелец — и плачущая девочка, и т. д.). Эти контрасты усиливают образную выразительность картины и помогают художнику изобразить многоликую народную толпу. Контрасты в «Стрельцах» вытекают из заранее данной качественной определенности каждого персонажа и как бы заранее обусловливают его психологию. То же относится и к различиям судеб кормильца и его семьи. В «Меншикове» выступает иная психологическая задача, требующая от художника подчас более тонкой разработки психологического рисунка: показать контрасты характеров и поведения лиц одной и той же семьи, которых постигла одинаковая участь.

Задачи дальнейшего углубления психологизма Сурикову легче было решать на «Меншикове в Березове». В отличие от многофигурной композиции «Утра стрелецкой казни», художник концентрирует здесь все свое внимание на четырех действующих лицах и на интимном, внутреннем мире каждого из них. В «Стрельцах» человеческие фигуры даны гораздо меньше натуры; в «Меншикове» они изображены в натуральную величину, и вся сцена сильно приближена к зрителю, что еще более фиксирует его внимание на чувствах и мыслях каждого персонажа небольшой группы лиц, сидящих в тесной избе.

Ничуть не снижая масштабов типического обобщения, Суриков в то же время добивается в картине «Меншиков в Березове» исключительно тонкой индивидуализации каждого образа в отдельности, в гораздо большей степени, чем в «Стрельцах», раскрывает все оттенки индивидуального своеобразия каждого из Меншиковых и достигает такой степени постижения чувств и мыслей именно данного лица, что по каждому из этих образов зритель может прочитать весь его жизненный путь, всю его биографию.

Говоря о причинах, побудивших Сурикова временно отложить работу над «Боярыней Морозовой» и написать «Меншикова», надо иметь в виду тот этап творческого развития, на котором Суриков находился в момент окончания «Стрельцов». Уже первый эскиз «Морозовой» 1881 года показывает, что по замыслу Сурикова это должна была быть картина с массой народа, толпящегося на площади, на фоне зимнего пейзажа Москвы. Создание монументальной картины требовало не только больших усилий, но и некоторой самоподготовки, которую легче было осуществить в процессе работы над композицией с небольшим количеством фигур. Успех «Стрельцов» окрылил Сурикова, но не помешал ему отнестись критически к созданной картине. Вспомним слова Сурикова о зачерненности колорита «Стрельцов» из-за стремления передать огоньки свечей в сумрачном свете наступающего утра. Работа над «Меншиковым», где персонажи находятся в полутемной избе, с заледенелым оконцем, снова ставит перед Суриковым проблему взаимозависимости освещения и колорита, но теперь Суриков, добиваясь впечатления мерцания лампады, стремится избежать зачерненности красок и передать сумеречность цветовыми отношениями, без грязноватости общего тона. И, как увидим, Суриков превосходно справился с этой задачей в «Меншикове», после чего ему легче было приниматься за решение сложных проблем колорита в «Морозовой». Сказанное, однако, вовсе не означает, что «Меншиков в Березове» в творческом развитии Сурикова имеет значение только переходного этапа. Не надо забывать, что «Меншиков» и «Морозова» — произведения весьма различные; каждое из них требовало для своего воплощения особых, только ему соответствующих приемов и художественных средств. Суриков с поразительным совершенством нашел эти приемы и формы — одни несколько раньше — для «Меншикова», другие несколько позже — для «Морозовой». Поэтому «Меншиков» является вполне самостоятельным достижением расцветшего таланта Сурикова.

Картина «Меншиков в Березове» — такая же блистательная вершина творчества Сурикова, как и «Боярыня Морозова». И если бы художник вначале написал «Морозову», а затем после нее «Меншикова», он все равно не смог бы сделать это с большим совершенством, чем это сделал он в 1883 году. «Меншиков в Березове» принадлежит к числу величайших шедевров мировой живописи.

Примечания

1. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 58.

2. Н.А. Добролюбов, Соч., т. II, Спб., 1896, стр. 168. История царствования Петра Великого.

3. Я. Тепин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 4—5, стр. 33.