Жена уводимого на казнь стрельца

Если другие женщины льют слезы молча, либо глухо рыдают, то молодая жена стрелецкого начальника, которого только что оторвали от нее и повели к виселице, выражает свое горе воплем отчаяния, схватившись пальцами руки за ворот своего летника, словно задыхаясь, другой рукой она сжала висок и голосит, как по древнерусскому обычаю голосят и причитают плакальщицы. (Суриков еще застал этот обычай в Сибири. После смерти отца в 1858 г. художник вспоминает, как «мать потом на его могилу ездила плакать. Меня с сестрой Катей брала. Причитала на могиле по-древнему. Мы ее все уговаривали, удерживали»¹.) В «Дневнике» Корба Суриков нашел яркое описание оплакивания стрелецкими семьями своих осужденных близких в момент расставания: «Ужас предстоящей смерти увеличивали жалостные вопли жен, стоны и раздирающие вопли умирающих поражали громаду несчастных. Мать оплакивала своего сына, дочь судьбу отца, несчастная жена злой рок мужа; с их рыданиями сливались вопли тех женщин, которые по разным связям родства или свойства заливались слезами». Когда осужденного отрывали от родных и влекли к месту казни, «рыдания и вопли женщин увеличивались», женщины оплакивали жертву «разными, почти сходными один с другими, словами» — Корб передает их так, как ему их перевели: «Для чего тебя так скоро отнимают у меня? Зачем покидаешь меня? И в последний раз поцеловать нельзя? Не дают попрощаться с тобой в последний раз?» Этими печальными причитаниями несчастные женщины провожали своих друзей, которых догнать уже не могли»².

Жена стрельца, уводимого на казнь (в белом летнике). Этюд. 1879. Музей искусств Узбекистана, Ташкент

В образе жены стрельца, уводимого на казнь, Суриков выразил эти горестные вопли и причитания. Смотря перед собой невидящими глазами, жена стрельца машинально шагнула в сторону Петра и группы его приближенных, а прильнувший к ней маленький сын, уткнувшись в нее головой и ухватившись руками за складки летника, задерживает ее движение. К сыну есть акварельный этюд³, почти без изменений вписанный в картину. (В картине лишь меньше подняты руки мальчика и уменьшен его возраст.)

Прямо на земле перед матерью и сыном лежат брошенный в грязь бордовый кафтан и алая шапка, которые принадлежали кормильцу семьи, а сейчас остались как последнее напоминание о нем. Эту полную драматизма подробность Суриков мог почерпнуть из «Дневника» Корба, который записал следующее. Одного из стрельцов «провожала до самой плахи жена с детьми, испуская пронзительные вопли. Прежде чем положить на плаху голову, отдал он на память жене и милым детям, горько плакавшим, перчатки и платок».

Жена стрельца, уводимого на казнь (в узорном летнике). Этюд. 1879. Третьяковская галлерея, инв. № 25457

К образу жены стрельца относятся два этюда. Один из них⁴ изображает молодую женщину с красивым, чуть полным лицом. На стрельчихе белый летник; по борту подола и на рукавах широкая желтая кайма. Низ сарафана, выступающий из-под летника, — темно-красный с золотыми пуговицами. Весь этюд писан гладко, более широкие мазки передают складки белых рукавов сорочки⁵. На голове у нее шапка золотого шитья с дорогими каменьями и жемчужной поднизью. Поверх шапки повязан белый шарф. И в типе лица (возможно, участвовала та же натурщица), и в головном уборе, и шарфе очень много общего с женой чернобородого стрельца в картине и этюдом к ней (из собрания Умновой). Кроме того, белый цвет холщовых рубах стрельцов использовался Суриковым для выделения их из многоликой толпы, и его надо было «экономить», чтобы не ослабить эффект его действия на зрителей. Сама же стрельчиха благодаря белому летнику слишком вырывалась из пестрой толпы, а нужно было, наоборот, достичь ее максимального сближения с окружающими стрельцов семьями. Лишь тогда ее вопль будет восприниматься как высшая нота того отчаяния, каким охвачена вся толпа родных и близких, заполнивших площадь. Поэтому на втором этюде⁶ жена стрельца изображена в узорном летнике, декоративное шитье которого (травы, листья и цветы по серебристо-белому фону) больше связывается с одеждами других женщин, с цветистым орнаментом дуг и с архитектурным фоном — «Василием Блаженным». (Суриков попутно уточняет одежду и по длине, и по покрою прорезных рукавов, выделяя древнерусские длинные рукава сорочки, собранные в мелкие складки. Вместо белого шарфа появляется темная кика. В окончательный образ, по сравнению с этюдом, внесены такие изменения, которые еще больше связывают фигуру стрельчихи с толпой. На летнике вместо редких крупных цветов по серебристо-белому полю Суриков пишет густо расположенные мелкие цветы по золотной, песочно-желтой ткани. Темную кику сменяет нарядная кика из золотной ткани с извилистым красным узором, появляется богатый парчовый сапожок вместо прежнего простого. По движению, патетике жеста фигура жены стрелецкого начальника выразительна. В меньшей мере это можно сказать о трактовке ее лица. Правильно отказавшись от прежней натурщицы (чтобы избегнуть повторения с женой чернобородого стрельца), художник вместе с тем слишком огрубил черты лица новой модели, что уже заметно на фигурном этюде Третьяковской галлереи.

В окончательном образе на картине художник стремился преодолеть это огрубление пластической формы, но это ему не вполне удалось; живописно-пластическое исполнение отстает от замысла.

Примечания

1. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 46.

2. «Дневник поездки в Московское государство Игнатия Христофора Гвариента... веденный Иоганном Георгом Корбом», стр. 226.

3. Мальчик, припавший к плачущей матери. Этюд. Б., акв. 30,1×20,3. Третьяковская галлерея, 27176.

4. Жена стрельца, уводимого на казнь (в белом летнике). Этюд. 1879. Х., м. 40×25. Музей искусств Узбекистана, Ташкент.

5. Н. Абрамова, Этюд В.И. Сурикова в музее искусств Узбекистана. — «Звезда востока», 1948, № 2, стр. 122.

6. Жена стрельца, уводимого на казнь (в узорном летнике). Этюд. 1879. Х., м. 55×37,6. Третьяковская галлерея, 25457.