Стрелецкие бунты

Картина Сурикова «Утро стрелецкой казни» вызвала множество откликов и толкований. В обильной литературе часто повторялись следующие рассуждения: «стрельцы стояли за старину, против новшеств; — их бунты реакционны; Суриков сочувственно показал стрельцов, — значит, он защищает реакционных приверженцев старины».

Такое схематическое, прямолинейное суждение ведет к грубым ошибкам. Оно крайне упрощено и потому неверно представляет стрелецкие бунты, истолковывая их в духе официальной историографии и игнорируя их действительные причины, противоречия и их почти двадцатилетнюю эволюцию; рассматривая картину Сурикова изолированно, вне всякой связи с тем, как в русском искусстве (исторической беллетристике, живописи, графике, театре и т. д.) на протяжении почти двух столетий трактовалась тема стрелецких бунтов и как в этой трактовке отражалась идейная борьба разных общественных сил — борьба, особенно обострившаяся в конце 70 — начале 80-х годов XIX века, когда Суриков писал «Утро стрелецкой казни».

Между тем произведениям Сурикова, начиная со «Стрельцов», присуще выраженное в образной форме глубокое философско-историческое содержание, и, чтобы его выявить, искусствоведческий анализ не может ограничиваться общими фразами, а должен стремиться к исторической конкретности.

Необходимо поэтому хотя бы кратко рассмотреть стрелецкие бунты и их отражение в русском искусстве.

* * *

В стрелецких бунтах (как и в движении раскола) содержатся демократические тенденции. Но протест против угнетателей выступает в них еще не в чистом виде, а в переплетении с предрассудками, отражающими незрелость политического сознания масс, выступает часто в оболочке религиозных требований, сопровождается реакционной защитой старины, — словом, налицо сложный сплав противоречивых элементов, наличие которых обусловлено противоречивым положением самого стрелецкого сословия.

Стрелецкое войско было учреждено Иваном Грозным в 1550 году. Стрельцы участвовали во взятии Казани и в походе Грозного на Новгород¹. Стрелецкое войско было задумано как царская армия, состоящая на государственном жалованье и существующая постоянно, в отличие от дворянского ополчения. Наличие такого войска позволяло сократить ополчение, а также оказать отпор нашествию врага, пока успеют собраться местные воинские силы. Кроме того, стрелецкое войско использовалось для гарнизонной службы в пограничных городах, для охраны, для подавления внутренних мятежей. При Иване Грозном численность стрельцов доходила до 12 тысяч человек². В середине XVII века численность стрельцов возрастает до 40 тысяч человек. До сформирования «Полков иноземного строя» стрельцы составляли основную массу регулярной московской армии³. В Москве в 1682 году во время первого стрелецкого бунта было 14 198 стрельцов в девятнадцати полках⁴. По характеру выполняемой стрельцами караульной службы в руках стрельцов было, по существу, сосредоточено все поддержание порядка в столице и вся охрана царской власти, личной безопасности царя, его семьи и дворца.

Правительство принимало меры к тому, чтобы стрельцы оставались замкнутым сословием. Стрелецкая служба была пожизненной и наследственной. Котошихин пишет: «и бывают в стрельцах вечно, и по них дети, и внучата, и племянники, стрелецкие же дети бывают вечно же»⁵. Особые меры принимались к тому, чтобы не допускать смешения стрельцов с холопами, крепостными крестьянами и вообще несвободными людьми⁶. Жили стрельцы в отдельных слободах (быт которых был регламентирован), что еще более усиливало сословный характер стрелецкого войска. Стрельцы имели ряд льгот правового и экономического характера, ставивших их в привилегированное положение. Вместе с тем в самой системе экономического обеспечения стрельцов были заложены причины, обусловившие как ухудшение материального положения стрельцов к концу XVII века, так и понижение военных качеств стрелецких полков, что облегчило вытеснение отживающего стрелецкого войска полками иноземного строя⁷.

Государство платило стрельцам денежное и хлебное жалованье. Для выплаты этого жалованья существовал специальный налог и подати с населения. В сборе и расходовании этих денег и запасов царили медлительность, беспорядок, злоупотребления, что вело к систематическим задержкам и неаккуратности выплаты жалованья стрельцам. Стрельцы должны были за свой счет покупать полковые знамена, барабаны, порох и свинец для учебных стрельб, оковывать колеса орудий⁸. Вооружение также приобреталось стрельцами, за исключением казенных мушкетов⁹. Советские историки, изучавшие стрелецкие движения, пришли к выводу, что стрелецкое жалованье не могло полностью обеспечить стрельцов и их семьи: «Получая от правительства недостаточное содержание, которое к тому же разграблялось головами, т. е. полковниками, стрельцы нуждались в приработке и занимались мелкой торговлей и ремеслами, которые кормили их больше, чем получаемое ими жалованье¹⁰.

Стремясь возместить недостаточное материальное обеспечение стрельцов государственным жалованьем, правительство учредило ряд льют для стрельцов. Стрельцы были освобождены от уплаты тягла и податей, им разрешалась беспошлинная торговля товаром своего производства на сумму до одного рубля. Таким образом стрельцы вынуждены были в поисках дополнительного источника средств существования заниматься ремеслом, что сближало их с положением посадского населения¹¹.

Другой формой возмещения нехватки жалованья является практиковавшаяся правительством дача земли стрельцам: под двор, строения и огороды, под пашни, выгон и сенокос. Таким образом, стрельцы вынуждены были наряду со стрелецкой службой заниматься земледелием, огородничеством и т. д., что сближало их занятия с разными видами крестьянской деятельности¹².

Описанная система экономического обеспечения стрельцов объясняет двойственность их социального положения. По своей хозяйственной деятельности стрельцы сближались с посадским и крестьянским населением¹³. А по роду своих служебных занятий, как постоянная военная сила государства, стрельцы были сословием, стоящим над крестьянско-ремесленным населением Московской Руси¹⁴. Этим определялась противоречивость позиции стрельцов. Хозяйственно-экономическое положение стрельцов заставляло их чутко реагировать на ухудшение экономического положения посадских и крестьянских людей, сочувствовать их борьбе против роста налогов и податей, против усиления гнета бояр. А положение «государевых служилых людей» требовало от стрельцов следить за охраной порядка и выступать на стороне правительства, защищая царя и бояр в случаях народных волнений крестьян и посадских людей. Эта двойственность проявилась в непоследовательном поведении стрельцов во время народных движений XVII века. Сказалась она и в непоследовательности их действия во время самих стрелецких бунтов. На различных этапах стрелецких бунтов наблюдалась также заметная дифференциация внутри стрелецкого сословия — расслоение стрельцов на богатых, предпринимателей и на бедных, вынужденных наниматься на работу к зажиточным¹⁵. На развитие событий стрелецких бунтов оказывало немалое влияние и то, какая часть стрелецкого сословия — верхушка или низы — играла более активную роль в тот или иной период восстания.

Вместе с тем во внутренней политике Московского государства произошли перемены, затронувшие материальное положение и нарушившие интересы всего стрелецкого сословия в целом.

К концу XVII века увеличивается нужда государства в деньгах и усиливается политика перевода стрелецкого войска с денежного жалованья на земельные дачи, что еще более сближает стрелецкое войско с войсками феодального типа. Многие историки дореволюционною времени (Соловьев, Ключевский Берг и другие) отмечали, что занятия ремеслом и торговлей отвлекали стрельцов от их военной службы. Однако при этом упускалось из виду, что стрельцы экономически были поставлены правительством в такое положение, которое вынуждало их обращаться к этой отвлекающей от военной службы хозяйственно-торговой деятельности, являвшейся в гораздо большей степени, чем денежное жалованье, источником их существования. «Стрелецкое войско, — пишет С. Богоявленский, — отживало свой век, быстро клонилось и упадку. Стрелец был больше торговец, подрядчик, плотник или кузнец, чем воин. Мирные занятия его кормили, военные вводили в убыток. Московское правительство неоднократно пыталось поднять военное значение стрельцов и отдавало их в науку иноземным полковникам. Но каждая такая попытка вызывала горькие жалобы на разорение, которое причиняют регулярные военные упражнения. В 1639 году царь указал московских стрельцов, находившихся в Туле, отдать на выучку полковнику Александру Крафорту в солдатское ученье. Стрельцы запротестовали: «Они-де искони вечно в солдатском ученье не бывали... и им-де, будучи в солдатском ученье, в конец погибнуть и промыслов своих отбыть». Характерен своей беспомощностью ответ правительства на эту жалобу: «Стрельцов учить по прежнему нашему указу и в ученье их приводить, смотря по тамошнему делу, чтобы им было не в налогу»¹⁶. Но в том-то и дело, что одно исключало другое, — либо хозяйству стрельцов, либо военному качеству стрелецкого войска приходилось быть «в налогу»: сама система, которую правительство положило в основу стрелецкого войска, препятствовала его превращению в регулярную армию. В войнах XVII века (например, в битве при Чигирине, позже в сражениях при Азове) стрелецкая пехота, плохо дисциплинированная, плохо обученная, плохо и вразнобой вооруженная, дравшаяся врассыпную, терпела поражения и не могла выдержать сравнения с войсками иноземного строя, которые занимали все большее место в составе вооруженных сил Московского государства.

В январе 1682 года правительство Феодора Алексеевича решило ввести в стрелецком войске структуру, взятую у полков иноземного строя, что, в корне изменяя весь уклад жизни и хозяйственных занятий стрельцов, подрывало основу их обеспеченности и не давало никакой иной материальной компенсации. Естественно, стрельцы были настроены против разорительного для них преобразования.

Само существование в России XVII века полков иноземного строя служило наглядным отрицанием устаревшего стрелецкого войска, что усиливало ревнивое, враждебное отношение стрельцов к этим полкам. Это проявлялось в многочисленных стычках и драках, в особенности между стрельцами и теми полками, которые были целиком сформированы из иностранных солдат. Эти последние позволяли себе различные бесчинства, по отношению к русскому населению, поощряемые безнаказанностью, так как правительство спускало им всякие вины. Население же нередко апеллировало к стрельцам, как к своему национальному войску, ища у стрельцов защиты от иностранных наемников. Стрельцы, имевшие все основания ревниво относиться к фавору, которым пользовались иноземные полки у правительства, не упускали случая вступиться за право русского населения против иноземцев.

Отрицательное отношение стрельцов ко всему иноземному выявилось во время восстания 1682 года. Невиль сообщает, что еще во время хованщины «в неукротимой ярости своей стрельцы хотели идти в предместье Москвы, называвшееся Кокуй, населенное немцами, и умертвить всех немцев. Но благоразумнейшие из них уговорили остальных»¹⁷. Из этого видно, что формула стрелецких бунтов «против бояр и иноземцев» возникла задолго до реформаторской деятельности Петра. В выработке этой формулы немалую роль сыграло отрицательное отношение стрельцов к иноземным полкам.

Ухудшение материальной обеспеченности стрельцов началось еще при Алексее Михайловиче. В середине XVII века рядовому стрельцу платили 10 рублей на человека, а в 1681 году немногим более 5 рублей¹⁸. Тяжелый удар по экономике стрельцов нанесло «уложение» 1649 года, которое отняло у стрельцов прежние льготы — право беспошлинной торговли «от полтины и от рубля» и освобождение от налогов¹⁹. Стрельцы должны были платить таможенные пошлины с промыслов и оброк с лавок. В результате отпала основная привилегия стрельцов по сравнению с посадскими людьми²⁰. Стрельцы, которые вели мелкую торговлю, не могли выдержать конкуренции с посадскими и разорялись.

К этим общим причинам растущего недовольства стрельцов добавилось еще возмущение самоуправством и произволом стрелецких полковников, от которых стрельцы находились в полной и бесконтрольной зависимости. Хотя в многочисленных наказах воеводам и стрелецким головам правительство запрещало использовать стрельцов для своих домашних работ, все шло по-старому, и стрелецкие челобитные были полны жалоб на эксплуатацию, побои и самоуправство, которые стрельцам приходилось терпеть от полковников. Как правило, в полковники над стрельцами назначались дворяне, которые приносили на службу привычки и приемы своей крепостной вотчины²¹. Все это привело к резкому возмущению стрельцов, которое вылилось, наконец, в стрелецкий бунт.

В феврале 1682 года стрельцы подали царю Феодору Алексеевичу челобитную на своего полковника Богдана Пыжова — челобитчиков били кнутом и сослали. В апреле 1682 года была подана челобитная на полковника Семена Грибоедова, челобитчика хотели сечь кнутом, но стрельцы отбили своего выборного и собрали товарищей из других полков. Оказалось, что такие же притеснения чинят и другие полковники²².

В обвинении, предъявленном Семену Грибоедову, перечислены безобразия, чинимые им над стрельцами; он брал взятки, чинил жестокие побои, захватил стрелецкие земли под свои огороды, принуждал стрельцов и их семьи работать в его деревнях, вымогал себе подарки, обсчитывал при выплате жалованья, приказывал на сборные деньги покупать для своих владений лес и всякие запасы и т. д., эксплуатировал стрельцов; набрав их в денщики, заставлял чистить отходы, «стрельцов обижал и бил их напрасно»²³.

Царь Феодор умер на четвертый день после челобитной на Грибоедова. Стрелецкие полки один за другим²⁴ поцеловали 27 апреля крест новому царю — Петру, но 30 апреля во дворец явилась толпа и от имени всех московских стрелецких полков и одного солдатского (бутырского) обратилась с челобитной, требуя, чтобы притесняющие стрельцов полковники были схвачены и принуждены выплатить стрельцам отнятые у них деньги, а также заплатить деньги за работы стрельцов во дворах и деревнях. Иначе стрельцы грозились сами расправиться со своими притеснителями. Стрельцы исходили из защиты своих непосредственных интересов, не помышляя действовать против царя: «будет нам терпеть мучение от полковников и смотреть, как изменники обманывают царское величество», — кричали стрельцы²⁵. Правительство, испугавшись угроз, уступило. Полковники были арестованы, заплатили две тысячи червонных рублей, а тех, кто не заплатил, и наиболее обвиняемых стрельцы «держали на правеже».

Итак, волнения в стрелецкой среде имели свои внутренние причины и возникли вне всякой связи с династической борьбой двух дворцовых групп, борьбой между двумя родами внутри царской семьи — Милославскими и Нарышкиными. Волнения начались задолго до петровских реформ; стрельцами была послана новому царю — десятилетнему Петру — первая челобитная, которая была написана еще для царя Феодора.

Возбуждение в стрелецких полках было совершенно неожиданным для царского двора и для обеих династических групп — Милославских и Нарышкиных. Царь Феодор Алексеевич умер 27 апреля 1682 года, не успев назначить наследника престола. По старшинству Феодору должен был наследовать 16-летний болезненный царевич Иван (сын Алексея Михайловича от Милославской), что означало бы фактически переход власти к царевне Софье, но уже перед смертью Феодора его приближенные Языков и Лихачев начали сближаться с Нарышкиными с целью посадить на престол десятилетнего Петра (сына Алексея Михайловича от Нарышкиной).

Партия Милославских потерпела поражение, но не смирилась. Софья, Иван Михайлович Милославский, Хованский, умело используя возбуждение стрельцов, стали направлять их гнев против Нарышкиных, распуская слухи, будто бы Нарышкины продадут стрельцов «в неволю какому-нибудь чужеземному неприятелю, Москву сгубят и веру православную искоренят»²⁶. Нарышкины, придя к власти, своими действиями вызвали раздражение стрельцов²⁷, говоривших, что «эти козьи бороды слишком быстро возведены в высшие достоинства»²⁸. А тут Милославские пустили слух, что Иван Кириллович Нарышкин, хвастая, примерял царскую корону.

15 мая 1682 года утром по стрелецким полкам проскакали Александр Милославский и Петр Андреевич Толстой с криком, что Нарышкины задушили царевича Ивана, и с призывом к стрельцам идти в Кремль. Стрельцы под звуки набата и барабанного боя ворвались в Кремль и кинулись к Красному крыльцу. Наталья Кирилловна с патриархом и боярами вышла на крыльцо и показала стрельцам обоих братьев — Ивана и Петра. Боярин Матвеев начал было успокаивать стрельцов, но грубая брань князя Михаила Долгорукого взорвала толпу. Стрельцы взобрались на крыльцо и сбросили Долгорукого вниз на копья и изрубили бердышами. Тщетно пытались царица и князь Михаил Алегукович Черкасский спасти от этой участи Матвеева; стрельцы вырвали его из их рук, тоже сбросили вниз и убили. Затем стрельцы ворвались во внутренние помещения дворца «искать изменников». Были убиты Афанасий Нарышкин, Иван Фомич Нарышкин, Григорий Ромодановский, боярин Языков, думные дьяки Ларион Иванов и Аверкий Кириллов, затем у себя дома был убит Юрий Долгорукий.

Два дня стрельцы хозяйничали во дворце, требуя выдать им Ивана Кирилловича Нарышкина. (Интересно, что Суриков с детства знал такие подробности, как та, что Иван Нарышкин с сыном убитого Матвеева — Андреем прятался в комнате маленькой царевны Натальи, а затем в чулане)²⁹. Наконец, угрожая перебить всех бояр, стрельцы добились 17 мая его выдачи. Бояре стали торопить Наталью Кирилловну, та вывела брата к золотой решетке, за которой ожидали стрельцы. Они схватили Ивана Нарышкина и убили его.

В монархической литературе стрелецкий бунт обычно изображался как беспорядочное буйство и грабеж. Это не соответствует истине. Недавно академиком М.Н. Тихомировым были опубликованы весьма важные свидетельства, опровергающие эти измышления. Записка очевидца сообщает, что в самый разгар стрелецкого бунта, 16 мая, когда стрельцы увидели, что от убитых бояр «всяких чинов люди понесли грабежем с дворов их платья и посуду, — и их ловили стрельцы и водили с поличными в Кремль к стрельцам же». Стрельцы выслали бирюча оглашать на площади, «чтоб боярских дворов и посадцких людей и лавок не грабили», послали сотню солдат предупреждать всех «чтоб грабежу никакова не было, хотя з дву денежным поймают и приведут, тово изрубить». И кого приводили с поличным — «рубили тех всех бес пощады»³⁰. Этот факт весьма характерен, так как показывает, что стрелецкий бунт имел определенные идейные цели, в которые сами стрельцы верили и считали себя ответственными за то, чтобы бунт но превратился в грабеж.

Но время первого бунта, в 1682 году, стрельцы были уведены в сторону от защиты своих интересов и стали орудием Милославских.

В последующие дни стрельцы подают одну за другой челобитные, закрепляющие победу Милославских. Они настаивают на пострижении отца царицы Кирилла Полуэктовича Нарышкина в монахи, что выполняется. Тут же стрельцам выплачивают по их требованию 240 тысяч рублей — как задолженность с 1646 года. Затем стрельцы требуют ссылки Лихачевых, Языковых, а также «иных роду всех Нарышкиных», что тоже было исполнено. Группа Нарышкиных была разгромлена. 23 мая стрельцы заявили, что хотят, чтобы царствовали оба брата — Петр и Иван. После того как и это было удовлетворено, 26 мая стрельцы выдвинули новое требование, чтобы Иван считался первым царем, а Петр вторым. Наконец, когда и это было выполнено, 29 мая стрельцы потребовали, чтобы по молодости лет Ивана и Петра правительницей государства была царевна Софья.

Так шаг за шагом стрельцы осуществляли желание Софьи и привели ее к власти. Но это не значит, что стрелецкий бунт в его исходных мотивах, движущих силах и всех проявлениях можно отождествлять с дворцовым переворотом и игнорировать его социальные тенденции. Важнейшим событием стрелецкого бунта 15 мая 1682 года было то, что после расправы с боярами восставшие, «сошед с верху, Судный и Холопий приказы разорили, вынесши, всякие письма изодрали»³¹. Судный и Холопий приказы регистрировали крепостных и крестьянскую задолженность; уничтожение документов, хранившихся именно в этих приказах, в том числе уничтожение кабальных записей, облегчало холопам превращение в вольных людей. В монархической историографии всячески искажается это событие, стрельцам приписывается трусость, вероломство, утверждается, будто стрельцы «опасаясь силы боярских людей и желая им подхлебать, приказ холопский растащили и крепости и кабалы жгли, а потом и самих людей боярских много от стрельцов побито». В описаниях стрелецких бунтов от Матвеева и Крекшина до Соловьева сообщается, будто холопы сами не захотели брать этой воли, что противоречит фактам³².

Как доказали советские историки, в разгроме Судного и Холопьего приказов участвовали наряду со стрельцами также и представители низших угнетенных слоев Московского государства: посадские люди, холопы, челядь, крепостные крестьяне — факт, показывающий, что в отдельные моменты стрелецкий бунт выходил за сословные рамки узкострелецких требований и начинал приобретать более широкий социальный характер³³.

Веское соображение о связи выступления стрельцов с народными массами высказано в книге советских историков В.И. Пичета, М.Н. Тихомирова и А.В. Шестакова: «Движение стрельцов дало толчок к выступлению находившихся в Москве холопов, крепостных крестьян и городской плебейской массы. Восставшие разгромили Холопий и Судный приказы и уничтожили находившиеся там крепостные документы. Народное выступление перепутало все планы дворцовых заговорщиков, которые были вынуждены подавлять силой холопско-крестьянское и городское движение»³⁴. (Авторы указывают, что стрелецкий бунт повлиял также на подъем крестьянского движения против помещиков на юге России.) Огромное количество боярских челобитных с просьбой о сыске и возвращении холопов, взявших отпускные в смутное время, а также специальное постановление правительства от 13 февраля 1663 года о недействительности таких отпускных, как взятых насильно, показывают, что многие холопы воспользовались стрелецким бунтом для получения личной свободы³⁵.

Однако возмущение в среде холопов и крестьян не слилось со стрелецким восстанием. Энергичными мерами феодально-крепостническое правительство старалось разъединить стрельцов и восставших крестьян и, опираясь на стрелецкую верхушку, добилось цели. «Правительство сумело путем уступок стрелецкому войску привлечь его на свою сторону, заставив отказаться от приобщения с боярскими людьми»³⁶.

Теперь пришло время Софье оплатить стрельцам оказанные ей услуги. К тому же стрельцы в целях собственной безопасности на дальнейшее хотели официального и документального подтверждения того, что они — не бунтовщики, а охранители царя и престола. Стрельцы подали челобитную 6 июня 1682 года, в которой майский бунт назван «побитием» за дом Пречистые богородицы и за вас, «великих государей», и за великие налоги, обиды и неправды к стрельцам. Требования стрельцов были удовлетворены, им была дана от имени обоих царей жалованная грамота, в ней «велено звать стрельцов надворною пехотою, а стрельцами не называть»³⁷, на Красной площади Цыклер и Озеров по приказанию Софьи воздвигли высокий каменный столб, к подножию которого были прибиты жестяные доски с перечнем вин убитых бояр³⁸. Стрельцам были прощены недоимки, даны некоторые льготы, служба в городах ограничена одним годом и т. д.³⁹.

Так закончился первый этап стрелецкого бунта. В ходе его обнаружилось явное несоответствие между его причинами и конечными результатами. Движение началось защитой насущных интересов стрельцов, а интригами Милославских оно было использовано в междоусобной борьбе одной группировки бояр против другой как орудие дворцового переворота. Во время майских событий 1682 года Софье удалось найти общий язык со стрельцами, но вскоре обнаружилась противоположность классовых интересов этих временных союзников. Начальником стрелецкого приказа стал властный Иван Хованский — «батько» стрельцов и покровитель раскольников. Через Хованского стрельцы диктовали свою волю Софье в виде челобитных, как прежде они диктовали ее Наталье Кирилловне. Правительница скоро поняла, в чьих руках действительная власть и какой ненадежной опорой были для нее стрельцы⁴⁰, тем более что среди рядовых стрельцов росло недовольство достигнутыми результатами, оставлявшими по-прежнему власть в руках притеснителей-бояр.

Второй этап стрелецких бунтов проходит под знаком связи стрельцов с раскольниками и попыток раскольников при помощи силы стрелецкого войска добиться восстановления старой веры.

Несмотря на суровые меры против раскольников, принятые еще Алексеем Михайловичем, влияние раскола далеко не было искоренено. Майский бунт 1682 года породил уверенность в силе и могуществе стрельцов, способных, по мнению раскольников, защитить старую веру против никонианцев.

Поддержанные Хованским стрельцы полка Титова решили потребовать от патриарха и властей ответа — для чего они «веру старую, истинную отвергли и возлюбили новую, латино-римскую?»⁴¹. Возглавляемая Никитой Пустосвятом толпа раскольников 5 июня 1682 года двинулась в Кремль, требуя патриарха для «всенародного прения» о вере. Теперь уже антиправительственное движение приобрело более широкий социальный характер. Прения были назначены в Грановитой палате. Вопреки уговорам Хованского, туда отправились царевна Софья, царица Наталья Кирилловна и сестра Алексея Михайловича.

Перед лицом нового этапа стрелецко-раскольнического движения, направленного против преобразования Алексея Михайловича и угрожающего перерасти в события, опасные для всего царствующего дома, пришлось на время отложить междоусобные распри и совместными усилиями поддержать патриарха и государственную церковь. И Нарышкины и Милославские в данном случае были объединены общностью классовых интересов.

С шумом вошли раскольники в Грановитую палату, расставили свои аналои перед троном, разложили старинные книги и иконы, зажгли свечи, и начался жаркий спор с патриархом и митрополитами, сопровождаемый выкриками и даже доходивший до драки; так Никита Пустосвят кинулся на архиепископа Холмогорского Афанасия, начавшего ему возражать.

По приказу Софьи дьяк читал раскольничью челобитную, а архиепископ Афанасий и другие священники пункт за пунктом ее оспаривали. Когда староверы стали доказывать, что еретик Никон поколебал душу царя Алексея Михайловича и с тех пор благочестие погибло на Руси, царевна Софья, обратясь к боярам и стрельцам, воскликнула, что не хочет слышать такой хулы на царей и патриархов, и сошла с трона, но бояре и выбранные стрельцы, окружив царевну, клялись положить свои головы за царский дом и уговорили ее возвратиться на прежнее место. Видя, что «спор о вере» приобретает слишком опасный оборот, Софья объявила, что за поздним временем прения прекращаются и указ будет сказан после. А сама на следующий день собрала выборных стрельцов от всех полков и одарила их деньгами, угощала вином, укоряла, уговаривала и добилась того, что выборные заявили, что они за старую веру не стоят, не их то дело, а патриарха и собора. Вскоре затем Софья, опираясь на стрельцов, приказала схватить вожаков раскольников. Они были схвачены 11 июля. Никите Пустосвяту отрубили голову на Красной площади, а его сообщников заточили и разогнали.

* * *

Подавлением раскольнического волнения Софья продемонстрировала, что в церковных вопросах, в борьбе старины против «никонианских» новшеств она — верная дочь Алексея Михайловича и стоит за новшества, а не за сохранение старины.

По своему воспитанию и по личным склонностям Софья вовсе не была противницей западноевропейского просвещения, а факты активного участия Софьи в политической борьбе, ее пренебрежение традиционными нормами поведения древнерусской царевны, знающей лишь свой терем, показывают, что Софья, когда ей было нужно, своим поведением смело нарушала старинные устои и традиции. Сторонницей русской старины Софья объявила себя позднее, когда ей пришлось вести борьбу с выросшим Петром и когда его энергичная реформаторская деятельность по цивилизации России вызвала широкое недовольство среди стрельцов. Вот тогда, чтобы использовать стрельцов как силу в своей борьбе за власть (так же как прежде она использовала их недовольство против полковников в борьбе с Нарышкиными), Софья стала подчеркнуто демонстрировать свою приверженность к русской старине, рассчитывая увеличить этим свою популярность и привлечь сочувствие стрельцов. В этом сказалась разница между Петром и Софьей. Петр использовал власть, стремясь утвердить определенные принципы, осуществить определенную программу; для Софьи программа была лишь средством, чтобы добиться власти. Ради власти Софья готова была отложить в сторону или даже изменить свои принципы, чтобы привлечь к себе больше приверженцев, хотя бы и различных взглядов. Поэтому в группу Софьи одновременно входили И.М. Милославский, В.В. Голицын и И.А. Хованский — люди совершенно разных взглядов и стремлений. Но этот временный блок вскоре должен был распасться. Прения о вере показали Софье всю непрочность ее положения.

Правительство Софьи находилось в зависимости от вооруженных стрельцов, послушных властолюбивому Хованскому. По приказу Хованского стрельцы нападают даже на людей и на дом фаворита Софьи Василия Голицына⁴². Под угрозой нового стрелецкого бунта оставаться в Москве было опасно, и царская семья 20 августа выехала в село Коломенское. Там было найдено подметное письмо, извещавшее, что стрельцы, руководимые Хованским, решили восстановить старую веру и хотят теперь весь «царский род извести» — то есть и Милославских и Нарышкиных; поднять бунт «и по городам и по деревням, чтоб в городах посадские люди побили воевод и приказных людей, а крестьян научат, чтоб они побили бояр своих», а когда государство замутится — выбрать царем Ивана Хованского...⁴³. Софья и весь двор спеши«уехали из Коломенского в Спасо-Сторожевский монастырь, затем в село Воздвиженское; оттуда были разосланы грамоты от имени царей Ивана и Петра, призывающие дворян и ратных людей на защиту⁴⁴.

В Воздвиженское стали стекаться бояре, окольничьи, думные люди. Выманив Хованского обманом в Воздвиженское, Софья велела схватить его вместе с сыном по дороге. Хованскому тут же был зачитан смертный приговор, и он был казнен. В Москву были посланы грамоты, призывавшие стрельцов к спокойствию и повиновению. Между тем в Москве стрельцы, узнав о казни Хованских, в полночь ударили в набат по всем слободам и в ожидании нападения стали спешно укреплять Москву. Стрельцы захватили на складах оружие, которое «раздавалось посадским людям, день и ночь стоявшим на караулах у надолб. Стрельцы даже собирались всем ополчением двинуться в царскую ставку для избиения бояр»⁴⁵. И а этом этапе стрелецкое движение достигает наибольшей социальной остроты и направлено против бояр. Но рознь между стрельцами вызвала споры о дальнейшем образе действий, время было упущено, — к Троицкому монастырю уже стягивалась со всей страны служилая рать.

Стрельцы через патриарха стали просить царей о возвращении в столицу. Но теперь Софья, опираясь на подходившие войска дворян, заговорила иным тоном со стрельцами, потребовав прислать выборных от каждого полка с повинной. Стрельцы повинились⁴⁶ и сами просили разломать столб на Красной площади. Столб был снесен, Москва успокоилась, и через несколько дней царское семейство, окруженное многочисленным вооруженным дворянством, вступило в Москву. Так закончился второй этап стрелецкого бунта. Новым начальником Стрелецкого приказа был назначен думный дьяк Феодор Шакловитый. Софья стала фактической правительницей государства.

* * *

Дальнейшая борьба за власть происходит уже между Софьей и Петром, и в этой борьбе орудием Софьи опять-таки оказались стрельцы. Власть находилась в руках Софьи, которая приняла титул самодержицы и стала писаться во всех грамотах вместе с именами царей Ивана и Петра, замышляя венчаться на царство. Но за это время Петр вырос и возмужал, из военных игр с потешными у него образовалось два сильных полка, а село Преображенское превратилось в настоящую крепость, способную выдержать осаду. Вопрос был в том, кто выступит первым — Софья или Петр.

Тщетно Шакловитый подбивал стрельцов подать челобитную о венчании Софьи на царство; тщетно Софья и Шакловитый внушали стрельцам, что потешные Петра хотят напасть на Кремль и «учинить хитрость» над царевной — возбудить стрельцов, помнивших о хованщине, на новый бунт не удавалось.

Отношения между Петром и Софьей все более обострялись и дошли до разрыва. Петр приезжал из Преображенского в Москву изредка, лишь на несколько часов. Шакловитый прятал в Кремле отряд стрельцов, якобы для охраны правительницы. Когда в ночь с 7 на 8 августа в Кремль был вызван отряд в сто стрельцов с заряженными ружьями, среди стрельцов нашлись сторонники Петра, которые, решив, что «дело начинается», прискакали ночью в Преображенское и, разбудив Петра, сказали, что на него готовится покушение. Испуганный Петр прямо с постели вскочил на коня и помчался в Троице-Сергиеву лавру. (Эта скачка полуодетого перепуганного Петра изображена Суриковым в интересной акварели⁴⁷.) Утром, измученный ночной скачкой, Петр прискакал в лавру и, объявив монастырскому начальству о грозившей опасности, просил защиты. В тот же день в Троицу приехали мать и жена Петра, его сестра, приближенные бояре, а также пришли строем потешные и стрелецкий полк Лаврентия Сухарева, стоявший в Преображенском. Троице-Сергиева лавра — надежная крепость — на этот раз служила Петру против Софьи.

Петр разослал во все московские солдатские и стрелецкие полки грамоты с требованием явиться от каждого полка полковникам с десятью солдатами по важному государеву делу и 27 августа повторил свой приказ, угрожая нарушителям его смертной казнью. Приказ подействовал. Среди прибывших оказались стрельцы, давшие Петру новые улики против Софьи и Шакловитого. Оставшаяся в Москве Софья еще пробовала бороться за власть, приводила стрельцов к присяге и целованию креста, пыталась влиять на них угрозами и подкупом, но дело ее было уже проиграно. Патриарх, бояре, командиры полков иноземного строя — все переходили к Петру. Шакловитого привезли в лавру и обезглавили, несколько позже был казнен и Сильвестр Медведев. Другие биты кнутом и сосланы в Сибирь. В. Голицын сослан на север, царевна Софья заключена в Новодевичий монастырь под строгим надзором. Но и из монастыря Софья тайно поддерживала связи со стрельцами и была центром притяжения для всех недовольных Петром. Когда Петр, вернувшись после Азовских походов в Москву, готовился ехать за границу, был раскрыт (23 февраля 1697 года) заговор стрелецкого полковника Цыклера (друг И. Милославского и Шакловитого), окольничьего Алексея Соковнина (родной брат боярыни Морозовой), стольника Пушкина и других; на следствии Цыклер показал, что Софья подговаривала его убить Петра. Петр сам участвовал в аресте заговорщиков⁴⁸.

Казнь Цыклера с сообщниками не пресекла борьбы оппозиционных сил; они ждали лишь благоприятною случая, найдя его в отъезде Петра в заграничное путешествие.

Несомненно, что в последнем стрелецком бунте 1698 года, направленном против Петра, в гораздо большей степени сказался протест народных низов против усиливающегося давления государственной власти, чем в майском бунте 1682 года, достаточно сравнить мотивы, приводимые стрельцами в апрельской челобитной 1682 года, с мотивами челобитных 1698 года. В первом случае речь шла о недовольстве стрельцов своими полковниками, угнетавшими и грабившими их. Во втором высказан протест против направления государственной политики. Недовольство распространяется уже не только на непосредственных стрелецких начальников, на которых прежде подавали челобитные царю, — возмущение вызывает теперь поведение самого царя, бояр и приближенных к Петру иноземцев. Следует признать, что в некоторых отношениях Петр сам давал повод для такого недовольства. Так, например, голландский резидент ван Келлер в 1692 году доносил своему правительству о Петре: «его величество очень склонен к нам, иностранцам, — обстоятельство, которое возбуждает даже зависть в его собственном народе»⁴⁹. Это сообщение подтверждается донесением австрийского посланника Гвариента, отправленным уже во время стрелецких казней: «влияние Лефорта, внушение царю мысли о поездке за границу и другие такого рода осуждаемые поступки вывели из терпения стрельцов: немцев, проживающих в Московском государстве в большом числе, ненавидят тем более, что царь чтит их, оказывая русским презрение; поэтому стрельцы решились сжечь Немецкую слободу и перерезать всех иностранцев»⁵⁰. Гвариент добавляет, что во время пребывания Петра за границей бояре чинили произвол, насильно собирали налоги, через что многие люди оскудели, и в толпе решили убить также некоторых бояр. Не удивительно, что недовольство стрельцов нашло свое отражение в челобитной 1698 года, написанной старым стрельцом Васькой Зориным⁵¹, о которой М. Богословский верно замечает: «В планах и намерениях стрельцов относительно будущего высказанные в челобитной религиозно-национальные мотивы сплетались с социальными и политическими: за истреблением иноземцев должно было последовать избиение бояр и возведение правительницы или «обрание» царевича, иными словами, низложение Петра и установление правительства, которому стрельцы могли бы диктовать свою волю, как это было в 1682 году»⁵².

Перед бунтом 1698 года у стрельцов сложилась уверенность в том, что правительство решило их «извести», — этим они объясняли и тяжелые потери, которые стрелецкие полки понесли под Азовом, и полунищенскую голодную жизнь, на которую их обрекли, послав на западные рубежи.

После взятия Азова стрельцы надеялись попасть домой, отдохнуть и поправить свои хозяйственные дела, запущенные в связи с длительной отлучкой. Но Петр, не доверяя стрельцам, перед отъездом за границу принял специальные меры, чтобы стрельцов не пускать в Москву: часть полков оставил под Азовом, а четыре полка, уже двигавшиеся к Москве, отправил на западные и северо-западные границы к Польше и Литве на гарнизонную службу. С озлоблением отправились стрельцы на новое место и провели там зиму. Тяжелые условия службы на западных рубежах описаны в известном письме стрельцов: «...у польских рубежей, на Себежском и Невельском... и голод и холод и всякую нужду терпели; а для постоев давано было им на полки дворов малое число, и стояли на дворе человек по сту и по полтораста; а на покупку хлеба давано им месячного корму по 10 алтын 4 деньги, и того не ставало и на две недели, не только что на месяц, и многие скитались по миру. И переведены на Великие Луки и стояли недель с 13; и для прокормления многие из них просились по миру, а их не отпускали; а которые ходили, и те, многие, биты батоги. И пришли с Лук в Торопец. А служили все те походы одним подъемом, и от того оскудели и одолжали неоплатно»⁵³.

Весной 1698 года из четырех стрелецких полков, стоявших на литовской границе, в Москве появились беглецы, всего 175 человек. Пользуясь отъездом Петра в заграничное путешествие, стрельцы сейчас же установили контакт с Софьей. Через царевну Марфу, которая была деятельнее других сестер, к Софье попала челобитная о стрелецких нуждах, составленная бежавшими в Москву стрельцами Василием Тумой и Борисом Проскуренковым. Не замедлил последовать и ответ Софьи (письмо ее не сохранилось), в котором Софья говорила: «ваших полков приходило к Москве малое число, и вам бы быть в Москве всем четырем полкам и стать под Девичьим монастырем табором и бить челом мне итти к Москве против прежнего на державство; а если бы солдаты, кои стоят у монастыря, к Москве отпускать не стали, и с ними бы управиться, их побить и к Москве быть...»⁵⁴. Грамоту Софьи Василий Тума читал на Арбате, у церкви Николы, толпе стрельцов. Появилась опасность соединения стрельцов с солдатами, среди которых тоже шла речь о подаче челобитной царевне в Девичьем монастыре⁵⁵. Стрельцов, убежавших из полков и все еще остававшихся в Москве, семеновцы выбили из города.

Стрельцы отправились в свои полки. По дороге их нагнала стрельчиха и отдала новое письмо от Софьи, в котором значилось: «Ныне вам худо, а впредь будет еще хуже. Идите к Москве. Чего вы стали. Про государя ничего не слышно»⁵⁶. Одновременно распространился слух, что Петра за морем не стало, а царевича Алексея хотят удушить бояре. Такой слух должен был ободрить стрельцов сознанием, что они не бунтовщики, а защитники царского дома от изменников бояр — формула уже знакомая по майским событиям 1682 года.

Тем временем отпала надобность держать полки в Великих Луках, но вместо возвращения в Москву пришел другой указ — все четыре полка переводились в Торопец, а оттуда направлялись стоять по другим городкам. Стрельцов же, бежавших в Москву, велено было с женами и детьми сослать на Украину на вечное житье. Попытки выполнить этот приказ вызвали вспышку гнева у стрельцов. Через четыре дня все полки встретились у Двины, и зачинщики объявили стрельцам письмо Софьи, звавшей стрельцов в Москву.

Вспыхнул общий бунт. Полковников и капитанов стрельцы отставили, выбрав на их место по четыре человека от каждого полка. Полки выступили, рассчитывая засесть в Серпухове или Туле и оттуда писать к своим стрельцам в Севск, Азов, Белгород, зовя их на помощь. Число восставших в четырех полках доходило до 2200 человек⁵⁷. В Москве решили выслать против стрельцов боярина Шеина с солдатами и вместе с ним генерала Гордона и князя Кольцова-Масальского. Всего было выставлено против стрельцов не менее 3700 человек при 25 пушках. Стрельцы послали выборных с письмом к Шеину, а затем Василия Зорина с челобитной. Попытки Гордона и Кольцова-Масальского уговорить стрельцов оказались тщетными. Под Воскресенским монастырем состоялся бой, который Шеин начал артиллерийским обстрелом, и в течение часа стрельцы были разбиты.

Так закончился последний стрелецкий бунт.

Во время розыска многие стрельцы повторяли обвинение бояр в том, что они стрельцов с голоду морят. Васька Зорин показал, что стрельцы хотели побить иноземцев, а затем бояр; Т.Н. Стрешнева за то, что «на службе их не кормил», М.Г. Ромодановского за то, что «их морил в степи зиму»⁵⁸. Пятидесятник Савоска Плясунов говорил: «А пришед было к Москве и им бояр и иноземцев, и солдат побить и чернь возмутить...»⁵⁹

М. Богословский, проанализировав огромный фактический материал розысков, заметил, что «в других позднейших стрелецких показаниях это избиение только бояр, казавшихся виновными по отношению к стрельцам, расширялось до избиения бояр вообще⁶⁰, то есть что бунт имел определенную социальную направленность.

При этом стрельцы хорошо помнили майские события 1682 года, несмотря на шестнадцатилетнюю давность, и в них видели пример того, как следует поступать с боярами. Стрелец Сидорка Федоров показал, что между стрельцами шла речь, что «боярам быть по старому, как в бунт было»⁶¹.

Напрасно пытался Петр добиться от стрельцов показаний об их связи с Софьей и о конечной цели их бунта; об этом стрельцы молчали. Стрелец Мишка Обросимов (получивший письмо Софьи от Васьки Тумы) упорствовал даже на дыбе, воскликнув: «пропади я один!»⁶². Петр лично допрашивал царевен Марфу и Софью, но тщетно. Софья заявила, что письма к стрельцам не посылала, и что если они хотели звать ее в правительство, то не но ее письму, а потому, что она прежде была в правительстве. Не добившись признания, Петр принял свои меры: 21 октября 1698 года Софья была пострижена в монахини под именем Сусанны и оставлена в Новодевичьем монастыре под строгой стражей из сотни солдат. Царевна Марфа была пострижена в монахини в Александровской слободе в Успенском монастыре.

Расправа Петра со стрельцами отличалась исключительной жестокостью. Недовольный следствием, проведенным без него, Петр 17 сентября 1698 года — в день именин Софьи — сам начал беспощадный стрелецкий розыск, который велся с применением пыток в десяти застенках по вопроснику, продиктованному Петром.

В дальнейшем розыски чередовались с казнями. 30 сентября в разных местах — в Преображенском, у съезжих изб каждого взбунтовавшегося полка, у 13 городских ворот состоялась первая казнь стрельцов. Был казнен 201 человек, лишь малолетним юнцам казнь заменили битьем кнутом и ссылкой в Сибирь. 11 октября были повешены 144 стрельца, в том числе 112 у городских ворот по Белому городу (в добавление к уже висевшим там от первой казни). 12 октября 1698 года казнены еще 199 стрельцов, из них перед окнами кельи Софьи у Новодевичьего монастыря 59; 13 октября казни состоялись в Преображенском, у Новодевичьего монастыря и у городских ворот; в этот день казнено 79 человек. Затем начался второй большой стрелецкий розыск, который велся в 14 застенках. Казнь состоялась 17 октября в Преображенском — обезглавлены 109 стрельцов.

18 октября казни велись в нескольких местах разными способами (в том числе и колесованием) — всего были казнены 66 человек. 21 октября несколько стрельцов колесовано в Преображенском и на Красной площади. В ноябре и декабре казней не было — в Москву свозили новую партию — 695 стрельцов — из других городов для третьего розыска, который велся в январе 1699 года в десяти застенках. 3 февраля на Красной площади в присутствии Петра и на Болоте были казнены 150 стрельцов; 4 февраля — в Преображенском казнили еще 192 стрельцов. Розыск продолжался, и 18 февраля на Красной площади состоялась казнь 35 стрельцов полка Головина. (В тот же день происходила казнь и в Преображенском.) В январе — феврале 1700 года был четвертый розыск и 9 февраля — казнь 40 стрельцов, основных зачинщиков бунта⁶³.

Так закончилась кровавая расправа Петра со стрельцами. Массовые казни стрельцов начались в сентябре 1698 года, чередуясь с четырьмя розысками, продолжались в течение 1698—1699 годов и захватили даже начало 1700 года. За время 11 массовых казней общее число казненных стрельцов превысило 1200 человек⁶⁴.

Казни умышленно производились в разных местах города, чтобы устрашить население. «Не было ни одной площади в Москве, где не стояли бы эшафоты и виселицы с повешенными стрельцами»⁶⁵. Четыре месяца с лишним трупы казненных оставались в Москве, наполняя воздух зловонием и служа пищей воронам и собакам. Лишь в конце февраля 1699 года — через пять месяцев! — было велено убрать тела казненных с Красной площади, от ворот Белого и Земляного города, из-под Новодевичьего монастыря⁶⁶.

Трупы были вывезены из Москвы и сложены за заставами в ямы у десяти ведущих к Москве дорог. 15 марта 1699 года последовал указ — поставить у этих ям массивные каменные четырехгранные столбы в сажень вышиною и с каждой стороны вделать в них железные плиты с надписями, перечисляющими вины стрельцов. На столбах было по 15 спиц, на которые должны были быть воткнуты головы казненных. Страшные монументы, напоминающие о стрелецких казнях, видимо, были рассчитаны на длительное существование.

Мы рассмотрели стрелецкие волнения и бунты, продолжавшиеся с перерывами около двадцати лет начиная от первого майского мятежа 1682 года, вспыхнувшего в дни смерти Феодора Алексеевича, когда Петр был еще ребенком, и до последних бунтов, направленных против стремления царя Петра цивилизовать современную ему Россию. В ходе этого рассмотрения мы видели, что коренные причины бунтов (как бы стрельцов ни использовали в междоусобной борьбе группы правящего класса) носили внутренний — социальный и национальный характер. Но стрельцы не имели своей четкой положительной программы. Их наивное требование, неоднократно повторявшееся с небольшими вариантами вплоть до астраханского бунта, выражено в словах: «просить государя, чтоб опять было совсем по старому...»

Такая «программа» была совершенно беспомощна и утопична, а попытки ее осуществления оказались бы только во вред русской нации и на руку тем иностранцам, которым была выгодна отсталость России.

Цели, провозглашенные стрельцами во время их бунта, были поэтому несовместимы с задачей укрепления русского национального государства. Это свидетельствует о том, что при всех основаниях для возмущения объективный смысл стрелецкого бунта 1698 года был направлен против важных для России реформ и поэтому носил реакционный характер. Создание регулярного войска, которое находилось бы на уровне лучших европейских армий того времени, было подсказано Петру необходимостью готовиться к северной войне против Швеции (захватившей русские земли у балтийских берегов и на Неве и отрезавшей Россию от моря). Готовясь к осуществлению этой задачи, важной для сохранения и развития русской нации, и заменяя стрелецкие полки регулярным войском европейского типа. Петр содействовал укреплению русского национального государства, отстаивал дело национального развития России.

Но, анализируя причины, вызвавшие выступления стрельцов, нельзя забывать того, что прогрессивное дело, в силу исторических условий, осуществлялось Петром далеко не прогрессивными методами по отношению к основной массе тогдашнего населения России, сопровождалось усилением крепостничества, увеличением эксплуатации крестьян и всего трудового населения. Это было основным противоречием преобразовательной деятельности Петра, который, по выражению Ленина, «варварскими методами боролся против варварства». Что же касается стрельцов, то нельзя упускать из виду того, что прогрессивная реорганизация войска проводилась так, что фактически обрекала все стрелецкое сословие на полное разорение, нищету и вымирание. Поэтому протест стрельцов против Петровской реформы был вызван не их личной прихотью, а обусловлен изменениями в их жизненном положении. Трагедия стрельцов состояла в том, что этот протест неизбежно должен был возникнуть, но в силу незрелости движения, отсталости стрельцов и реакционности их программы также неизбежно был обречен на поражение.

Примечания

1. См.: «История СССР», т. I. С древнейших времен до конца XVIII века. Под ред. акад. Б.Д. Грекова (и других). М., 1947, стр. 443; Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. I, Спб., 1855, стр. 17—18.

2. С. Богоявленский, Войско в Москве в XVI и XVII вв., «Москва в ее прошлом и настоящем», ч. II, М., «Образование», б. г., стр. 68—75.

3. См.: К. Базилевич, Городские восстания в Московском государстве XVII века, М.—Л., 1936, стр. 175—176.

4. См.: С. Богоявленский, Хованщина. — «Исторические записки», 1941, № 10, стр. 199.

5. «О России в царствование Алексея Михайловича. Современное сочинение Григория Котошихина», Спб., 1859, стр. 74.

6. Грамота Михаила Федоровича гласила: «А холопей бы и крестьян и никаких крепостных людей в стрельцы отнюдь не писати» (акты Архивной экспедиции, III, № 199).

7. В 1663 г. войск иноземного строя было 76 920 человек, а стрельцов 29 244 человека. См.: С. Богоявленский, Вооружение русских войск в XVI—XVII вв. — «Исторические записки», 1938, № 4, стр. 283.

8. Казенные боеприпасы стрелец получал, только выступая в поход, «а на учебе велеть стрельцам стрелять своим зельем, потому что им дают великого государя денежное и хлебное жалованье». Из наказа стрелецкому голове. Цит. по ст.: С. Богоявленский, Вооружение русских войск в XVI—XVII вв. — «Исторические записки», 1938, № 4, стр. 277.

9. С. Богоявленский, Вооружение русских войск в XVI—XVII вв. — «Исторические записки», 1938, № 4, стр. 277.

10. С. Богоявленский, Хованщина. — «Исторические записки», 1941, № 10, стр. 182. (См. также кандидатскую диссертацию А. Станевич «Московское восстание 1682 года». Государственная библиотека СССР имени В.И. Ленина, Дк 46/457, стр. 143.)

11. Стрельцы «в больших городах, в своих слободах занимались мелкими промыслами и торговлей; тем самым по своему хозяйственному положению они становились в один уровень с посадскими людьми» (Н.М. Никольский, История русской церкви. М., 1930, стр. 113. См. также: С. Бахрушин, Московский мятеж 1648 года. — «Сборник статей в честь Любавского», Пг., 1917, стр. 745).

12. «Из гулящего человека стрелец становился мелким землевладельцем, причем рядовой стрелец по размеру надела приближался к крестьянину» (Н.М. Никольский, История русской церкви, стр. 113).

13. «Стрелецкая пехота по своему социальному положению одним концом упиралась в «гулящих людей», из которых она набиралась, т. е. примыкала к остаткам свободного крестьянского и посадского населения, еще не закрепощенного дворянским государством, другим концом она упиралась в земледельческое крестьянство и посадских людей» (Н.М. Никольский, История русской церкви, стр. 113).

14. Стрельцы, как сословие, «поставлены были ниже дворян и выше посадских людей» (В. Родиславский, Стрельцы, «Москвитянин», 1850, январь, ч. I, стр. 31).

15. «В каждом полку можно подметить расслоение на такие же социально-экономические категории, начиная от мелкого торговца в разнос с капиталом менее 1 рубля и кончая крупным предпринимателем со значительным капиталом, какие существовали на посаде и между которыми шла непрерывная классовая борьба (С. Богоявленский, Хованщина, — «Исторические записки», 1941, № 10, стр. 199. В диссертации А. Станевич «Московское восстание 1682 года» приведены интересные данные о расслоении стрельцов).

16. С. Богоявленский, Вооружение русских войск в XVI—XVII вв. — «Исторические записки», 1938, № 4, стр. 277.

17. Невиль, Любопытные новые известия о Московии 1689 года. — «Русский вестник», 1841, кн. 10, стр. 99—100.

18. А. Станевич, Московское восстание 1682 года, стр. 142.

19. «Уложение», глава XIX, статья II.

20. Разница оставалась лишь в том, что стрельцы не платили тягла.

21. См.: М. Богословский, Петр I, т. I. М., 1940, стр. 42.

22. Добролюбов отмечает, что из 19 стрелецких полков 16 написали челобитные одинакового содержания для подачи царю Федору Алексеевичу (Н.А. Добролюбов, Собр. соч., т. II, стр. 118).

23. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIII, стр. 895—896.

24. Отказались целовать крест лишь стрельцы приказа Карандеева, но посланным к ним князю Щербатову и двум думным дьякам удалось их уговорить.

25. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIII, стр. 895—896.

26. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIII, стр. 897.

27. Нарышкины раздавали важные места в государстве совсем молодым неопытным братьям царицы — так 23-летний Иван Кириллович Нарышкин был возведен прямо в бояре и назначен на важнейший пост оружейничьего.

28. Н. Аристов, Московские смуты в правление царевны Софьи Алексеевны, Варшава, 1871, стр. 69.

29. Интересно, что еще в юности Суриков знал о стрелецких бунтах, живо представляя в своем воображении их подробности, описанные в источниках. Так, например, в «Записках А.А. Матвеева» рассказано, в частности, как Матвеев вместе с Нарышкиными спрятался в чулане, став за дверью, а мимо с топотом и с шумом пробежали стрельцы — «как бы быстрая вода протекла» (кн. «Записки русских людей, изданные Сахаровым», стр. 28). Суриков рассказывал о том, как в юности, спасаясь после одной из драк старшеклассников с молодежью казацкой слободы в Красноярске (а эти драки нередко кончались увечьями и даже смертью), он едва успел скользнуть в приоткрытую калитку и притаиться: «Две-три секунды — и уже слышен топот преследователей. Неужели заметили и сейчас ворвутся — проносится в голове, но еще момент, и я слышу, как толпа, тяжело дыша и топоча ногами, проносится мимо. А в голове опять мысль: вот так же, вероятно, и Артамон (Андрей. — В.К.) Матвеев, притаившись, стоял и слушал, как бежали мимо двери стрельцы». В сознании Сурикова пронеслась даже фраза: «Стук их шагов подобен был шуму вод многих», — перефразированное сравнение из «Записок А.А. Матвеева» шума пробегающих мимо стрельцов с быстро текущей водой (см.: Сергей Глаголь, В.И. Суриков. — Сб. «Наша старина», 1917, вып. 2, стр. 66).

30. М.Н. Тихомиров, Записки приказных людей XVII века. — «Труды отдела древнерусской литературы», т. XII, изд. АН СССР, М.—Л., 1956, стр. 450. В «Записках» содержатся интереснейшие подробности относительно стрелецкого бунта, опубликованные впервые.

31. А.И. Манкиев, Ядро российской истории. М., 1770, стр. 370. (Книга издана под именем Хилкова.)

32. В «Записной книге царей Петра и Ивана» читаем, что 26 мая «били челом Великим государям люди боярские разных домов о свободе, чтобы им быть бес-кабально, и воровские составленные челобитные подносили». Цари велели стрельцам ловить, пытать, бить кнутом и казнить таких челобитчиков («Смутное время. Записная книга царей Петра и Ивана». См.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIII, Приложение, стр. 963).

33. «История СССР», т. I. С древнейших времен до конца XVIII века. Под ред. акад. Б.Д. Грекова (и других), стр. 539; М. Богословский, Петр I, т. I, стр. 47.

34. «История СССР», т. I. Под ред. В.И. Пичета, М.Н. Тихомирова, А.В. Шестакова. М., 1941, стр. 205.

35. Характерный пример — выступление холопов думного дворянина Толочанова 19 мая 1682 г. У него в доме нашли письмо, содержащее требование отпустить всех холопов и угрозу: «...наших кабал и отпускных людям не отдашь, а мы тебя... убием до смерти». (Выписка приводится в диссертации А. Станевич «Московское восстание 1682 года», стр. 263.)

36. Л.П. Черепнин, Классовая борьба в 1682 г. на юге Московского государства. — «Вопросы истории», 1938, № 4, стр. 42.

37. «Смутное время. Записная книга царей Петра и Ивана» (см.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIII, Приложения, стр. 964).

38. М. Погодин, Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великого, стр. 62.

39. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. I, стр. 45.

40. М. Богословский, Петр I, т. I, стр. 47.

41. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. I, стр. 54.

42. Захваченных людей Голицына притащили в стрелецкий приказ, где сам начальник допрашивал их с пристрастием о хозяине. Вскоре затем Хованский послал в дом Голицына «капитана со многою надворною пехотою»... и испуганных, «битых... людишек з двора взяли и привели в приказ» (С. Богоявленский, Хованщина. — «Исторические записки», 1941, № 10 стр. 217; А. Станевич, Московское восстание 1682 года, стр. 315).

43. «Записки Желябужского», Спб., 1840, стр. 10—11.

44. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. I, стр. 82. Интересно, что в этих грамотах, направленных против стрельцов и Хованского, на них возлагается вина за майский бунт и убийство бояр, хотя все эти события (направлявшиеся самой же Софьей) указом от 6 июня были объявлены заслугой стрельцов...

45. С. Богоявленский, Хованщина. — «Исторические записки», 1941, № 10, стр. 220.

46. Стрельцы подали челобитную, в которой обязались: смятения впредь не затевать, кругов не водить, к раскольникам не приставать; к боярам, думным людям, воеводам и полковникам с шумом и наглостью не приходить, ни к кому не приметываться, никого не клепать и в чужие дела не мешаться; быть у своих полков в послушании и подобострастии без всякого прекословия; служить государям верно, без измены и шатости (см. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. I, стр. 87).

47. На этот сюжет есть недатированная акварель Сурикова «Бегство Петра в Троицу» (находится в собрании Л.И. Толстой). На фоне подмосковного лесного пейзажа, в предрассветной мгле мчится Петр. Он без шапки, в красном полурасстегнутом кафтане, зеленых штанах и... с босыми ногами. (Суриков разделил отчетливыми короткими линиями пальцы на левой ноге Петра, вдетой в стремя.) И в одежде всадника и в снаряжении коня видны следы крайней спешки. Петр скачет во весь опор, оглядываясь назад, словно опасаясь погони. Тревожно выражение его лица со сдвинутыми в одну линию бровями, перечеркнувшими переносицу, с черными, сверкающими исподлобья глазами. Только рот Петра чуть приоткрыт, обнажая ровные зубы, что несколько перебивает испуг его взгляда подобием торжествующей улыбки. Несмотря на эскизный характер рисунка, в нем выражены и страх перед новым стрелецким бунтом, и боязнь погони, и уже мелькнувшая надежда ускользнуть от врагов, и оттенок какой-то веселой злобы. Зритель верит художнику, так как все эти чувства могли быть у Петра в памятную августовскую ночь 1689 года. Рисунок Сурикова, судя по манере, выполнен после «Утра стрелецкой казни» и показывает, что данной картиной не исчерпывался его интерес к этой переломной в истории России эпохе, в наступлении которой не малую роль сыграл удачный исход бегства Петра из Преображенского в Троицу.

48. Об этом сообщается в донесении Плейера от 8 июля 1697 года, напечатанном в «Истории Петра Великого» Н.Г. Устрялова (т. III, стр. 637); Аристов оспаривает это сообщение.

49. Донесение от 23 декабря 1692 г. Цит. по кн. М. Богословского «Петр I», стр. 149.

50. Донесение от 17 октября 1698 г. Цит. по кн. Н. Устрялова «История Петра Великого», т. III, стр. 628.

51. Челобитная эта, написанная спешно, уже в ходе последнего стрелецкого бунта, важна тем, что в ней осуждается определенное направление политики правительства. В челобитной вместе с перечнем бедствий, которые терпели стрельцы на западных границах (мороз, голод и т. д.), содержится также обвинение «еретика, иноземца Францка Лефорта» в том, что он хотел их погубить под Азовом, и обвинение боярина Ромодановского в том, что он: «по полкам велел рубить» стрельцов. «Они же, слыша, что в Москве чинится великое страхование и от того город закрывают рано... и всему народу чинится наглость; им слышно же, что идут к Москве немцы», «и то знатно — последуя брадобритию и табаку во всесовершенное, благочестия ниспровержение...» Конец челобитной не-дописан (Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. III, стр. 171—172.)

52. М. Богословский, Петр I, т. III, стр. 37.

53. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. III, стр. 168.

54. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. III, стр. 159. Сообщение о том, что к Софье в монастырь тайком приходили стрелецкие головы и клялись ей в верности, нельзя считать достоверным (см. ниже о рисунке Репина).

55. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIV, стр. 1181.

56. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIV, стр. 1182.

57. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. III, стр. 162, 165.

58. М. Богословский, Петр I, т. III, стр. 36.

59. М. Богословский, Петр I, т. III, стр. 97.

60. М. Богословский, Петр I, т. III, стр. 36.

61. М. Богословский, Петр I, т. III, стр. 52.

62. М. Богословский, Петр 1, т. III, стр. 55.

63. В том числе Васьки Зорина. Казни «остаточных» стрельцов имели место в январе и октябре 1701 г., марте 1702 и даже в мае 1707 г.

64. В казни не входит расправа Петра с участниками Астраханского бунта 1705 г. — этой последней вспышки стрелецкого протеста, связанной с бунтом 1698 г. Астраханский бунт был подавлен в 1706 г., его участники отправлены в Москву — колесованы, казнены и умерли во время розыска там 365 человек (см.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIV, стр. 1391). Одним из зачинщиков астраханского бунта был беглый из Москвы стрелецкий сын Степан Москвитин, родные которого были казнены в 1698 г. Москвитин говорил астраханцам, что будет установлена новая вера, велят кланяться болванам, носить немецкое платье, брить бороды, что хотят русское государство разделить, девок русских всех выдать за немцев, «за чтоб конечно стрельцам вступиться и паче за Веру свою Православную, и просить Государя чтоб опять было совсем по старому и для того бы, во-первых, всех немцев, бояр и офицеров солдатских вырубить» (А. Ригельман, История или повествование о донских казаках. М., 1846, стр. 81). Одной из причин возмущения были издевательства, которым подвергал астраханцев иноземец на русской службе полковник Девинь и воевода Ржевский (см.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIV, стр. 1385).

65. «История СССР», т. I. С древнейших времен до конца XVIII века. Под ред. акад. Б.Д. Грекова (и других), стр. 545.

66. Н.Г. Устрялов, История Петра Великого, т. III, стр. 239.