«Клеопатра»

После «Пира Валтасара» Суриков создает композиционный эскиз «Клеопатра»¹.

Вспоминая о последних годах пребывания в Академии, Суриков говорил: «Был я тогда очень далек от того, что увлекло меня впоследствии, — и от «Стрельцов», и от «Боярыни Морозовой», и вообще от русской истории. Страстно увлекся я сначала далеким античным миром и больше всего Египтом. Величавые, суровые формы памятников, переживших тысячелетия, казались мне полными необычайного очарования². Затем как-то незаметно место Египта занял Рим с его охватившею полмира властью, и, наконец, — воцарившееся на его развалинах христианство»³.

Этим увлечениям Сурикова тремя эпохами древнего мира соответствуют дошедшие до нас работы: «Клеопатра» и «Пир Валтасара», «Убийство Юлия Цезаря», «Апостол Павел перед Агриппой».

Эскиз к «Клеопатре», несмотря на его беглый, незаконченный характер, очень интересен. На эскизе — большой дворцовый зал с уходящими в глубину типичными для египетской архитектуры колоннами в виде цветка лотоса. Зал полон людей — здесь можно различить пирующих гостей, музыкантов, хористов, а также рабов и прислужников. Слева Клеопатра, с гордо поднятой головой и вытянутой рукой.

Что хотел изобразить Суриков в этом эскизе, какое событие из жизни Клеопатры пленило его воображение?

Нам представляется, что сюжетом суриковской «Клеопатры» послужило произведение Пушкина «Египетские ночи».

Напомним строки Пушкина:

Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к ее престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой...
И пышный пир как будто дремлет.
Безмолвны гости. Хор молчит...

Но вот Клеопатра подняла голову и обратилась к гостям со словами:

В моей любви для вас блаженство?
Блаженство можно вам купить...
. . . . . . . . . . . .
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?
Рекла — и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца...
Она смущенный ропот внемлет
С холодной дерзостью лица
И взор презрительный обводит
Кругом поклонников своих...
Вдруг из толпы один выходит,
Вослед за ним и два других.
Смела их поступь; ясны очи;
Навстречу им она встает;
Свершилось: куплены три ночи
И ложе смерти их зовет.
Благословенные жрецами,
Теперь из урны роковой,
Пред неподвижными гостями
Выходят жребии чредой.

Первый из них — смелый Флавий, седой воин римских дружин, второй — молодой мудрец Критон, эпикуреец и поэт. Имя третьего, совсем юного, с восторженным сиянием в очах, осталось неизвестным...

В эскизе Сурикова использовано описание чертога с гостями, пирующими за столом (в средней и правой части композиции), и музыкантами и хором (расположены слева — видны даже смычки, трубы и арфа).

Слева от Клеопатры на столике, стоящем у ее трона, — большая круглая чаша, над которой она еще недавно задумчиво склонилась, перед тем как предложить свое условие гостям.

В центре композиции, у стола, выделяются три мужские фигуры. Это те, кто принял условия царицы. Один из них, юноша с темными кудрями, в белой римской тоге, спадающей с одного плеча, стоит лицом к зрителю. Видимо, это эпикуреец Критон. Второй, в темном плаще, поднявшись, оперся на стол рукой и повернулся к Клеопатре. Его массивная фигура и возраст скорее всего позволяют предполагать, что это испытанный в боях воин римских дружин Флавий. Третий сидит за столом, он намечен с меньшей определенностью; возможно, здесь Суриков имел в виду неизвестного юношу.

Клеопатра. Эскиз. 1874. Б., граф. кар., белила, акв.

Характерно, что между этими тремя мужскими фигурами, занимающими центральную часть композиции, и Клеопатрой стоит треножник с урной, предназначенной для жребия. Стихи Пушкина делают понятными движение Клеопатры, сходящей со ступеней трона, и жест ее вытянутой вперед, как бы для клятвы, руки. И все же главный образ — Клеопатра — оказался на рисунке Сурикова значительно слабее своего литературного прототипа. В облике царицы Египта дан тип восточной красавицы вообще, но нет неповторимо индивидуальной конкретности, присущей именно данному лицу. Несмотря на уверенный рисунок, композиционно найденное движение и жест, пафос образа отличаются театральной декламационностью. Другие образы гостей — Критон, Флавий, рабы — намечены вскользь и совершенно общо. Об окончательном решении судить трудно, так как набросок «Клеопатра» еще далек от завершенности, но видно, что для полноценности самого эскиза Сурикову не хватало непосредственного ощущения реальности изображенной им жизни.

Эскиз «Клеопатры» остался незаконченным, и картина — неосуществленной. Известно, что впоследствии, вспоминая о «Клеопатре», Суриков отзывался об этом замысле скептически.

Рассказывая о своем решении переселиться в Москву и отказаться от командировки за границу, Суриков добавлял: «И слава богу! Ведь у меня какая мысль была: Клеопатру египетскую написать. Ведь что бы со мной было!»⁴

Эти слова часто приводят в книгах о Сурикове. Но они не означают, что Суриков во время работы над эскизом «Клеопатры» уже считал, это эта тема была ему чужда. В то время когда Суриков создавал этот эскиз, он еще был увлечен и Египтом, и этим сюжетом. А приведенные слова о «Клеопатре» были сказаны более сорока лет спустя, когда Суриков, оглядываясь на пройденную жизнь, хотел подчеркнуть совершенно верную мысль о том, что решающим, переломным моментом в его творческом развитии было обращение к темам и материалу русской истории и отказ от создания картин на темы из Библии, греческой, римской или египетской истории.

Примечания

1. Существуют два эскиза «Клеопатры». Один из них хранится в Третьяковской галлерее (б., граф. кар., белила, акв. 23,4×6,9). Местонахождение другого эскиза неизвестно. О нем упоминает В. Никольский в кн. «В.И. Суриков» (Пг., 1923, стр. 27).

2. Величие и своеобразие египетских памятников Суриков мог наблюдать каждый день благодаря египетским сфинксам, стоящим перед Академией художеств на набережной.

3. Сергей Глаголь, В.И. Суриков. — Сб. «Наша старина», 1917, вып. 2, стр. 67.

4. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 54.