Глава седьмая. Вступление Васнецова в члены Товарищества передвижных художественных выставок. Последние жанровые произведения. «Витязь на распутье». Переезд в Москву. Сближение с Абрамцевским кружком

Известность Васнецова росла. Не только журналисты проявляли к нему интерес, но и ряд русских художников спрашивал Крамского, что делает Васнецов в 1877—1878 годах, над чем он собирается работать, какие выбирает темы?

П.О. Ковалевский, работавший в те годы за границей, писал Крамскому: «Что же наш Виктор Михайлович? Как он явился на выставку? Вот кому бы писать-то встречу иконы — если только здесь главную роль играют типы русских мужичков. Отчего это он не затеет картины побольше?»¹

Узнавши, что Васнецов женился², друзья опасались, что женитьба поставит его как художника в тяжелое положение, увеличит бытовые трудности и препятствия на пути к осуществлению художественных замыслов. Ковалевский с тревогой обращался к Крамскому: «Что Васнецов? Говорят, женился он? — Не знаю, правда ли это? Как его заработки, увеличиваются ли они? Боюсь, что он опоздает, благодаря обстоятельствам жизни, мало благоприятным, взяться вполне серьезно за свои любимые темы. Славный он человек...»³.

Существовавшие трудности мешали художественной деятельности Васнецова в те годы, но все же удачно им преодолевались. Художник стал известен не только как график и иллюстратор, но и как живописец, от которого ожидали многого в области реалистического искусства. С 1874 года Васнецов участвовал на выставках Товарищества передвижных художественных выставок экспонентом, теперь же, в марте 1878 года, его приняли в число действительных членов Товарищества, в соответствии с результатами произведенной баллотировки⁴. К этому времени Васнецов в своем творчестве подходит к разрешению основного вопроса: по какому пути следует ему идти, чтобы со всей силой своего таланта выразить волнующие его мысли, чтобы активно принять участие в борьбе за право народа на счастливую жизнь, в той борьбе, которую средствами искусства вели передвижники.

«Хороша наша деревня, только славушка худа» 1874 (?)

Тяжкое положение разоренных крестьян пореформенной деревни, уже разочаровавшихся в долгожданном «освобождении» от крепостного права, но еще не видящих путей к настоящему освобождению, глубоко затрагивало лучших русских людей. Васнецов отразил в нескольких эскизах те страшные проявления крестьянского отчаяния и безнадежности, свидетелем которых ему приводилось быть.

На общем фоне всего, что было сделано Васнецовым за период 1868—1878 годов, резко выделяются и поражают своей трагической экспрессией оставшиеся в эскизах «Птицы перелетные», «Хороша наша деревня» (1874?) и дважды начатые эскизы «Кабака» (1877). Эскизы написаны масляными красками, но ни один из них не получил завершения в законченном произведении.

В.Г. Перов в начале своей деятельности, будучи последовательным выразителем принципов революционных демократов 60-х годов, бесстрашно подошел к отвратительным сценам пьянства, чревоугодничества духовенства и издевательства его над простым народом. Крестьяне у него (например, в картине «Крестный ход на пасхе») противопоставляются духовенству, дошедшему до последних границ падения и цинизма. Сгущая краски, изображал босяков и пьяниц Л.И. Соломаткин. Васнецов оказался по сути дела ближе к Соломаткину, нежели к Перову. Безнадежность является основным содержанием эскиза Васнецова «Хороша наша деревня». По пустынной деревенской улице бредут, обнявшись, пьяные мужики и орут. Художник, несомненно, видел таких, все спустивших в кабаке и потерявших человеческий облик бедняков. Он был поражен виденным и силою своего правдиво-реалистического восприятия, воплощая живые явления действительности, приводит зрителей к мысли, выраженной в словах деревенской песни: «Сторонись, богачи, беднота гуляет!» Здесь можно найти соответствие с образами Некрасова из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»: «Эй, царство ты мужицкое, бесшапочное, пьяное, шуми, вольней шуми».

Еще выразительнее, глубже и острее до боли изображена сцена в «Кабаке» (1877). Куда делись здесь милые, простые, почтенные крестьяне — любимые объекты первых рисунков Васнецова?

Перед нами эскизные наброски, с обычными для них намеками и приблизительностью в рисунке, штрихе, мазке, тоне, колорите. Но как сильно и глубоко непосредственно действуют эти намеки художника! Вот поющий молодой крестьянин в гречневике, опершийся на опрокинутую бочку, с мукой, с душевным надрывом что-то тянущий на однообразной ноте. Вот сидящий за ним на бочке лохматый, замкнутый в себе, мрачный пожилой оборванец, вот справа от них олицетворение последней безнадежности, гнетущего, немого горя — образ несчастного человека, в отчаянии склонившего на руки голову. И все, кто в этом страшном, отвратительном кабаке пляшет, дергается, вскидывает руки вверх, кто воет, кричит, перебирает струны жалкой балалайки или просто молчит, — все они несчастны! Один только трезв в этом аду — кабатчик, полный, степенный, самодовольный, страшный в своем равнодушии к происходящему.

Невольно встают в памяти образы пьяных мужиков, кабацкой жизни и несчастья народного, вылившиеся в песнях и стихах Некрасова. Есть нечто родственное между тем, что выразил в своих эскизах Васнецов и о чем рассказал Некрасов в третьей главе («Пьяная ночь») поэмы «Кому на Руси жить хорошо».

У каждого крестьянина
Душа, что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.

«Пьяная ночь» Некрасова не может быть обойдена при анализе истоков описываемых произведений Васнецова. Весьма вероятно, что она оказала сильное влияние на воплощение и оформление впечатлений, вынесенных художником из жизни русской деревни того времени. Все, что было высказано в его поэме, было понятно и близко художнику, но полностью в его картинах выражено быть не могло.

Васнецов был далек от слащавой идеализации и сентиментального «жаления» бедного мужичка, он показывал всю глубину распада пореформенной деревни и ужасающее бескультурье народных масс. Образы пьянства от горя, от несчастья нарастают в творчестве Васнецова. От первого рисунка «Не детина — животина, кто валяется у тына» (1866), где еще много простодушия, художник переходит к рисунку «Шкалик» (1870), где изображен испитой мужик-алкоголик, и, наконец, к рисунку с натуры двух пьяных поющих крестьян в кабаке (1870-е годы), которые близки к типам эскиза «Кабак» 1877 года.

Чем сильнее была вера художника в вековые моральные устои народа, чем понятнее, дороже и ближе его сила, мудрость и жизненная энергия — тем глубже становилась боль, с какой Васнецов переживал проявлявшиеся в опьянении муки и безнадежное отчаяние крестьян, тем неудержимее становилось возмущение художника условиями жизни, порождавшими эти явления.

Он дал единственные в своем роде по экспрессии произведения. Запечатленные в живописи, эти образы перекликались с полными трагического отчаяния сказаниями народа о «Горе-Злосчастье», в которых издавна пелось:

Я не знаю, как быть,
Недостало как горя избыть.
Оглянусь я назад — за мной горе идет —
С топорищечком, со лопаточкой.

Острое восприятие трагического в жизни русской деревни, современной молодому Васнецову, и попытки художника без всяких прикрас, трезво и правдиво показать его, несомненно, вытекали из солидарности его с передовыми слоями разночинной интеллигенции, для которой вопрос о судьбе народа стоял на первом месте. Но Васнецов не мог понять подлинных причин возникновения этих явлений, не мог найти истинного пути к достижению такого положения, при котором ни бедности, ни забитости, ни несправедливости уже не было бы.

Пойти дальше эскизов, воплотить свои тяжелые впечатления и переживания в законченных произведениях Васнецов не решился. Он почувствовал, что выражает ими не основное, а временное явление, что характерным было и является иное.

После ряда колебаний и исканий художник пошел по новому творческому пути — выражения в народе того, что свидетельствовало о его силе, способности к борьбе, что сделало русский народ великим и могучим. Он обратился к живительному источнику народной мудрости и красоты — народному творчеству, несущему в себе веру в богатырское величие и прекрасное будущее русского народа.

Васнецова, выбиравшего собственный творческий путь, поразило, как народ в одной из былин об Илье Муромце выразил свою внутреннюю силу: витязь выбирает не путь, сулящий ему счастье и богатство, а путь, ведущий через опасности, и, идя по такому пути, он бесстрашно преодолевает их и выходит победителем.

Кабак. 1877

Васнецов представлял трудности в творческом направлении, которое избрал для себя в искусстве; в новой для его времени историко-былинной тематике, в смелой, положительной, героической обрисовке образа народа. Васнецов стремился воплотить в своих образах его великую творческую силу. Удастся ли это ему, примут ли это?

В жизни Васнецова 1877—1878 годы были периодом, когда ему стало уже ясно, каковы его устремления, каково его будущее. Васнецов сознавал, что главное в его жизни и творчестве определилось. От значительных, ответственных образов жанровой живописи Васнецов готов был отойти не потому, что они стали ему чужды по существу, а потому, что новое властно влекло его к созданию образа могучего витязя русской былины, как выражения могучего русского человека.

Последней жанровой картиной художника была картина «Преферанс», законченная в конце 1878 года и одобренная Крамским в письме к Репину. «Скажите Васнецову, что он молодец за «Преферанс». Не знаю, общий ли тон выставки влияет, или в самом деле выставка далеко за уровень, только я хожу и любуюсь»⁵.

М.В. Нестеров в своей книге воспоминаний «Давние дни» писал о «Преферансе» как о выдающемся произведении передвижнического жанра, созданном Васнецовым в то время⁶. В эти годы Васнецова, с одной стороны, волновали сложные искания былинных образов, с другой — еще увлекали обычные для старшего поколения передвижников темы бытового жанра.

Крестьянин за столом. Рисунок к картине «Кабак». 1870-е годы

В картине «Преферанс» изображены не крестьяне, не бедные люди и не мещане, а чиновничье-помещичий мир, напоминающий тот, который позже дал в своих рассказах Чехов.

Вдумчиво и метко охарактеризованы участники игры. Художник раскрыл в выражении лиц, в позах, в характерных жестах убогий мир прозаических переживаний каждого из них. Васнецов указывает на сытое безделье и узость интересов этой среды. Хозяин-помещик в халате столь же выразителен, как и чеховский герой рассказа «Крыжовник», который «того гляди хрюкнет». Васнецов противопоставил поглощенность партнеров расчетами преферанса чарующей красоте лунной ночи, к которой игроки глубоко равнодушны. Скучающий юноша, вынужденный ждать конца долгой игры и убивающий, как и другие, время, также сидит спиною к саду, к лунному свету, равнодушный к поэзии лунной ночи. Свет слабой, догорающей свечи, падая на игроков, выделяет их некрасивые черты. Тонко живописно разрешена и задача двух освещений: сочетание темно-коричневых и оранжевых тонов освещенной свечами комнаты и зеленовато-синих ночных тонов и красочных переливов тихой лунной ночи, вливающейся в раскрытую дверь террасы. Васнецову удалось создать картину, достойную занять среди произведений русского жанрового искусства одно из лучших мест.

Эта картина была сочувственно встречена почитателями Васнецова, как видного жанриста 70-х годов.

Сохранились подготовительные работы к «Преферансу». В альбоме, начатом Васнецовым по возвращении из-за границы (хранящемся в настоящее время в Третьяковской галерее), имеется эскиз карандашом. Дана вся сцена картины с главными деталями, но еще не все персонажи найдены. Нет скучающего юноши. Пожилой мужчина, пьющий у столика с закуской, слева от зрителя, напоминает пьяницу раннего рисунка «Рюмочка» (1871). Он, так же как и на упомянутом рисунке, опирается на стол. Затем художник решительно переработал эту фигуру — теперь это стал элегантно одетый, упитанный, следящий за собой, средних лет человек, выделяющийся среди других партнеров более культурной внешностью. Прототипом в данном случае послужил художник-пейзажист Р.С. Левицкий. На одиннадцатом листе альбома в пяти набросках художник последовательно искал и уточнял профиль худого улыбающегося старика, с удовольствием предвкушающего проигрыш попавшего впросак партнера. Интересно прослеживаются настойчивые поиски художником выразительности лица этого участника игры.

«Преферанс» — последняя работа художника в области бытового жанра. Создавая ее, Васнецов как бы подводил итог периоду своих увлечений жанром, приступая в то же время к воплощению образов, истоком для которых послужило народное творчество.

Увлечение Васнецова народным эпосом проявилось в произведении «Витязь на распутье». Тема возникла под впечатлением былины «Илья Муромец и разбойники». На пустынном поле, усеянном мертвыми костями,

Наехал он [Илья] три дороженьки,
Три дороженьки он, три ростании.
На тех ростаньях лежит там бел горюч камень.
А на камени том подпись подписана:
«На леву ехати — богатому быть,
На праву ехати — женату быть,
Как пряму ехати — живу не бывати, —
Нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному».
И раздумался старый Илья Муромец,
Илья Муромец, сын Иванович:
Да в которую дороженьку будет ехати?

Мысль об этой картине возникла в 1871—1874 годах и выразилась в виде двух беглых карандашных эскизов. Значительно позже, во второй половине 1877 года, Васнецов написал картину⁷, а в марте 1878 года выставил ее на VI Передвижной выставке. Впоследствии, к 1882 году картина была переписана⁸, так как ни Крамской, ни сам Васнецов, очевидно, не были удовлетворены ею. Крамской писал Репину, делясь впечатлениями о VI Передвижной выставке: «Чтение телеграммы» Васнецова — очень типично и жизненно... но зато все остальное, боже мой! Нет, нехорошо!.. Очень жаль и тысячу раз жаль, но ему ничего сказать нельзя. А какой он мотив испортил! «Витязь»! — На поле, усеянном костями, перед камнем, где написано про три дороги. Какой удивительный мотив!»⁹. Стасов в статье о VI Передвижной выставке написал о картине сочувственно: «Витязь» Васнецова принадлежит к лучшему, что он до сих пор сделал. Это род тяжелого, немножко неуклюжего (как и следует) Руслана, раздумывающего о своей дороге на поле битвы, где валяющиеся по земле кости и черепа поросли «травой забвения». Большой камень с надписью, торчащий из земли, богатырский конь, грузный, лохматый, ничуть не идеальный, и в самом деле исторически такой, на каких должны были ездить Ильи Муромцы и Добрыни и которых найдешь сколько угодно и до сих пор по России, — унылость во всем поле, красная полоска зари на дальнем горизонте, солнце, играющее на верхушке шлема, богатые азиатские доспехи на самом витязе, его задумчивый вид и опустившаяся на седле фигура — это все вместе составляет картину с сильным историческим настроением. Жаль только, что здесь у Васнецова не явился на помощь такой же изящный колорит, каким отличалась лучшая его в этом отношении картина: «Питье чая в трактире»¹⁰. Невзирая на последнее замечание, эта статья явилась поощрением для художника.

Как выглядела картина до переработки, теперь трудно сказать, хотя описание ее, сделанное Стасовым, выразительно и передает характерные черты образа, которые остались и в произведении 1882 года. Чем был недоволен Крамской, что переделывал и исправлял Васнецов — неизвестно. Из письма ясно лишь, что картину он увеличил и часть надписи стер.

В последнее время в архиве семьи художника обнаружены рисунки, дающие некоторую возможность предположить, каким был первый вариант картины. Сохранилось десять карандашных эскизов, представляющих два решения композиции. Большинство из них обнаружено недавно; два были известны прежде, они принадлежат Русскому музею. В этих двух первоначальных набросках, относящихся к 1871—1874 годам, витязь изображен в профиль, конь, опустив голову, спокойно стоит перед высоким столбом, на котором линиями намечены строки надписи. На одном из набросков витязь изображен пожилым человеком; на фоне намечена полоса леса, летящие птицы.

В остальных набросках витязь изображен на коне молодым, с лицом, повернутым к зрителю в три четверти. Конь его испуган, пятится от камня назад или стоит неспокойно. На одном, наиболее крупном и четком рисунке фон представляет поле, на котором лежат камни, валяются кости и черепа, как это будет и в картине. С правой стороны листа сделано одиннадцать набросков головы витязя в шлеме, причем лицо его обрамлено небольшой бородой. Художник искал нужный ему поворот головы и выражение внимательно устремленных глаз.

Рюмочка. 1871. Рисунок

Все наброски этого типа схожи между собой и выражают разработку одного и того же замысла, отличного от картины в ее втором, окончательном варианте 1882 года.

Один из рисунков выполнен на листе альбома, где набросан эскиз второго варианта «Иконописной мастерской», законченного в 1879 году. Кроме того, на одном из рисунков стоит пометка «70-ые», а два наброска конного витязя сделаны в альбоме (размер альбома 21×17), где рукою В.М. Васнецова написаны стихи и сверху надпись: «22 июня 1878 года». В том же альбоме находятся наброски поля битвы и фигуры поверженных воинов к картине «После побоища Игоря Святославича с половцами». Следовательно, альбом относится к концу 70-х годов. Все это позволяет отнести наброски данного типа ближе к 1877 году, ко времени работы над первым вариантом картины.

Можно предположить, что композиция данных набросков-эскизов относится к первому варианту «Витязя на распутье». Это согласуется и с именем Руслана, которое дал витязю Стасов. Очевидно, на картине был изображен молодой воин. В своем описании Стасов очень живо и метко передает впечатление от картины и вряд ли бы он пожилого витязя назвал Русланом.

Существует еще эскиз маслом, неизвестно когда написанный, принадлежавший С.С. Боткину и воспроизведенный в журнале «Мир искусства» за 1899 год (местонахождение неизвестно). Он напоминает по композиции то, что было задумано художником первоначально в 1871—1874 годах. Витязь изображен на эскизе в профиль, на горизонте виден лесок. По характеру образа богатыря и коня эскиз близок к картине 1882 года. В нем многое дано приблизительно, не все проработано в композиционном отношении, но эскиз очень выразителен. Камень имеет полукруглый верх и стал ниже, ему придана новая форма. Художник упорно искал тот тип камня, который создавал бы сказочно-таинственное впечатление.

Преферанс 1879

Четверть века спустя, на первой выставке Союза русских художников, бывшей в конце декабря 1903 года и начале января 1904 года, была экспонирована картина В. Васнецова «Витязь на распутье». По композиции она отлична от картины того же названия 1882 года и очень близка к описанным карандашным эскизным наброскам второй половины 70-х годов. Витязь повернут лицом к зрителю. Камень имеет острый верх и ту же форму, как и на одном из набросков, на нем нарисован череп и надпись, занимающая весь камень: «На праву ехати женату быти, на леву ехати богату быти, пряму ехати живу не бывати, нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному». Лицо молодого витязя с бородой близко к наброскам головы, сделанным на полях эскиза всей композиции. Фоном является поле с разбросанными на нем костями и камнями, как и в наброске. В эскизе на горизонте справа намечено какое-то неясное нагромождение, на картине есть точно такое же, явно недоработанное место.

Когда в 1898 году шла оживленная переписка между Васнецовым и Стасовым но поводу составлявшейся монографической статьи о художнике, Стасов запросил о надписи на камне. Васнецов ответил, что в завершенной картине надпись он привел лишь частично: «Как пряму ехати — живу не бывати, нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному». Следующие строки надписи — «На праву ехати женату быти, на леву — богату быти», на камне не видны, я их спрятал под мох и часть стер. Надписи эти отысканы в Публичной библиотеке при Вашем любезном содействии. В какой книге — забыл»¹¹. Стасов напомнил тогда же Васнецову, что надпись была найдена им самим в сборнике Киреевского, указанного Стасовым.

Сравнение надписей на обеих картинах говорит о том, что Васнецов писал об изменении той надписи, которую мы видим на разбираемой картине. Верхние строки надписи уничтожены, изменен и вид придорожного камня во втором варианте картины.

Все эти наблюдения заставляют предположить, что картина, выставлявшаяся в Союзе русских художников в 1903—1904 годах, была первым вариантом «Витязя на распутье», написанным в 1877 году.

Преферанс. Набросок композиции. 1879. Рисунок

Сначала предполагалось, что эта картина, известная лишь по репродукции, поздний и неудачный вариант «Витязя на распутье», но обнаружение в архиве Васнецова в 1957 году неизвестных до того карандашных эскизов заставляет изменить мнение. Есть и другие дополнительные соображения. Вряд ли бы прославленный художник, автор «Богатырей», взялся в те годы вновь за старую тему. Правда, в 1919—1920 годы он прибегал, ради заработка, к повторениям нравившейся картины. Но как бы слабы ни были эти повторения, они все несут композиционное решение картины 1882 года. В данном и единственном случае композиция иная, совпадающая с вновь найденными карандашными эскизами второй половины 70-х годов.

Васнецов, занятый большими церковными заказами, не мог дать ничего нового на выставку и отдал старую работу, как делал не раз. Васнецов мог учитывать, что картина с 1878 года была забыта, а молодежи и вовсе была неизвестна. «Витязь на распутье» 1882 года долго принадлежал С.И. Мамонтову и был известен небольшому кругу людей. Возможно, что, давая картину на выставку, Васнецов подновил ее, хотя этого нельзя утверждать, пока не увидим оригинал.

Подтверждением предположения о том, что на выставку Союза русских художников 1903—1904 годов была дана картина, написанная в 1877 году, служит и то, что одновременно с ней Васнецов дал и другие ранние работы: «Кабак» (1877) и «Трагическое происшествие» (1875). Все эти произведения были тогда неизвестны, впервые выставлены и о них писали, как о новых работах, упрекая Васнецова в творческом застое.

Сергей Дягилев, высоко оценивавший дарование Васнецова, понимавший его значение в русской живописи, в рецензии о выставке с огорчением писал: «Участие его (В. Васнецова) в Союзе — это уже прямо какое-то недоразумение: еще один «Витязь на распутье», написанный точно за неделю до выставки, совсем никуда не годный, и два жанра, как бы с подписью Владимира Маковского»¹².

Преферанс. Эскиз для картины. 1879. Рисунок

Рецензия в декадентском журнале «Весы» отмечала: «Совершенно плох Виктор Васнецов. Его «Витязь на распутье» лучше выражается на крышках разных псевдокустарных изделий. «Трагическое происшествие» и «Кабак» — жалкое наследие покойного передвижничества»¹³. Таким образом, видно, что для тогдашних знатоков искусства данные произведения представлялись созданными Васнецовым в эти годы.

В замечании Дягилева, что картина кажется написанной за неделю до выставки, сказывается впечатление спешки, что частично наблюдаем и мы, судя по фотографии. Тут вскрывается, возможно, причина недовольства Крамского первым вариантом картины, отмечавшего, что Васнецов испортил прекрасный мотив.

Васнецов, неприятно пораженный резко отрицательной критикой, или не желая раскрывать того, что он дал на выставку давние вещи, во втором издании каталога сделал пометку: «Не продаются».

Куда ушла картина за период 1904—1926 годов, пока неизвестно. В каталоге посмертной выставки произведений Васнецова 1927 года она не значится. Найти ее интересно не только для того, чтобы убедиться в верности или ошибочности высказанного предположения, но прежде всего, чтобы познакомиться с первой работой художника, открывавшей путь его нового творческого направления.

Пьющий вино (Р.С. Левицкий) 1879. Рисунок

Несмотря на неудачу в 1878 году с первым вариантом картины, Васнецов вернулся к полюбившейся ему теме. Широкая былинно-песенная мелодия, поэтически-обобщенные настроения и переживания, неразрывно связанные с духом народного творчества, были истинным источником вдохновения Васнецова. Его увлекла глубина, простота, лаконическая выразительность образа Ильи Муромца, цельность его характера.

Сопоставляя то, что было создано Васнецовым первоначально, и то, к чему пришел он затем в своей картине «Витязь на распутье» (1882), можно убедиться, что искания художника шли в области былинно-эпической выразительности и красоты образа могучего богатыря, полного напряженной думы и внутренней сосредоточенности, готовности вынести все, что обещает выбираемый им путь. Не менее настойчиво искал Васнецов облик вещего, придорожного камня, имеющего в картине чрезвычайно большое значение, искал воплощения в пейзаже былинного настроения, стремился к полному слиянию всех элементов художественной выразительности картины.

Пейзаж на эскизных рисунках был ничего не выражающим фоном, а камень как в первом и во втором вариантах карандашных эскизов, так и в эскизе масляными красками не удавался. Этот камень в первых эскизах не был вещим придорожным камнем, он ничего общего не имел с древними поверьями, выглядел громадным столбом с некоторыми намеками на очертания каменной бабы. В эскизе маслом композиция оказалась решенной во многих отношениях лучше, пейзаж был полон настроения сумеречности и напряженного ожидания.

Если допустить правильность предположения, что экспонировавшаяся на выставке Союза русских художников картина «Витязь на распутье» является первым вариантом 1877—1878 годов, то, судя по репродукции, в ней еще не прозвучала эпическая выразительность древних былинных сказаний. Ни образ витязя, ни остановка его перед вещим камнем, ни окружающий пейзаж не получили должной выразительности. Вся композиция несла в себе черты эпизодичности, не передавала внутреннего смысла былины.

Вынос иконы. 1870-е годы

В 1954 году в Дом-музей Васнецова поступил эскиз маслом «Витязь на распутье». Композиция его, сам образ богатыря, во всех деталях совпадают с картиной 1882 года. Очевидно, это совершенно законченный эскиз к ней, но он темнее картины, земля погружена в густые сумерки.

Васнецов, осознавший недостаток в колорите «После побоища», — отсутствие общего тона, — приступая позже к созданию эскиза второго варианта «Витязя на распутье» старался выдержать единую тональность, передающую сумерки. Эскиз написан широко, смело, свободно; местами виден подмалевок. Красив и выразителен золотисто-коричневый колорит.

В окончательном варианте (1882) Васнецов достиг полноты выражения волновавших его чувств и настроений. Главное место занял образ витязя на великолепном белом коне. Он остановился перед древним, изъеденным временем камнем. В композиции законченного произведения этот камень уже поистине живой вещун. Внутренне правдива поза витязя, выражающая сосредоточенное размышление, спокойную готовность его быть верным выбранному трудному пути. Конь со склоненной головой силен и упорен, как и всадник. Доспехи витязя, сбруя коня — все целостно и поэтично, как древняя былина, из которой Васнецов заимствовал содержание своего произведения. Пейзаж получил новые черты, передавая характер степных далей. Композиционно по-новому размещены камни; они вытянулись в ряд за камнем-вещуном и словно указывают прямой путь вдаль. Черепа человека и лошади зловеще повернуты в сторону витязя. Убрано все лишнее, ненужное, мельчившее картину.

В картине найдено колористическое единство, нужная цветовая гармония несколько приглушенных благодаря сумеркам тонов. Уже в этом произведении чувствуется колористическая одаренность Васнецова. Умело сопоставлены голубоватые тени и теплые розовые отсветы заката на камне и на гриве коня. Выразительно предвечернее, просветленное небо, как бы зовущее вдаль, с длинным синим облаком над темнеющей степью. Всюду разбросаны по необъятным пространствам поля валуны. На темной зелени светлеют кости и черепа погибших витязей. Черные вороны выражают напряженную тревогу и вещают об опасности каждому, кто выбирает прямой путь, указанный на камне.

Витязь на коне. 1878

Пейзаж картины «Витязь на распутье» близок восприятию природы, присущему сказителям народных былин, он органично сливается с образом витязя. Этот пейзаж — первый из ряда тех, которые в дальнейшем Васнецов воплотил в своих историко-былинных произведениях, неразрывно связав их с образами героев.

Мотивы эпического пейзажа можно найти уже в акварели «Витязь на коне» середины 70-х годов. В основе его лежат родные художнику впечатления широких раздолий берегов Вятки и Камы, которые однажды Васнецов запечатлел в глубоко поэтичном наброске карандашом берегов широкой реки у села Красного (1877). Рисунок предельно лаконичен и в то же время тонко выразителен, он показывает, как Васнецов остро чувствовал своеобразие русской природы. Он мог быть ее лирическим поэтом и эпическим сказителем. В этом пейзаже есть много общего с «Золотым плесом» Левитана, написанным на десятилетие позже.

Васнецов обладал большим талантом пейзажиста. Он умел не только живописно передавать природу, но и претворять ее, как это нужно было ему в соответствии с его художественным замыслом. Картина «В раздумье» (конец 70-х — начало 80-х годов), впервые ставшая известной после выставки 1948 года, изображает как бы дальнейший этап пути витязя, выбравшего опасное направление. Он остановился перед непроходимой, страшной чащей леса. Под ним такой же, как и в «Витязе на распутье», белый конь, медлительный, но сильный; всадник в том же вооружении, в той же позе, погружен в размышления, но он молодой и дан в другом повороте, со спины. В картине хорош пейзаж дремучего бора, он — предвестие того сказочного леса, который написал Васнецов позднее в картине «Иван-царевич на Сером Волке». Продолжение ли это замысла «Витязя на распутье», или вариант его? Упорные размышления о выборе творческого пути рождали в фантазии Васнецова в течение 70-х годов образ глубоко задумавшегося, размышляющего витязя — психологическое состояние, схожее с тем, которое переживал Крамской во время создания своей картины «Христос в пустыне». Очевидно, Крамской и Васнецов творили образы, выражавшие кроме основного содержания произведения и их глубокие субъективные переживания.

Витязь на распутье. Первый эскиз. Начало 1870-х годов. Рисунок

В марте 1878 года Васнецов принял решение уехать из Петербурга в Москву и заняться исключительно историко-былинной живописью; в апреле он уже был в Москве.

Состояние, в каком находился Васнецов в 1877—1878 годах, со всей очевидностью обрисовывается в его кратком письме Крамскому из Москвы от 1 мая 1878 года. Приводим это письмо полностью, так как каждая его строка характеризует положение, в котором Васнецов оказался, выявляет круг его интересов и исканий.

«Иван Николаевич, наша выставка кончилась, и мне хотелось бы знать, отправлены ли мои «Акробаты» в Царское Село и поправлена ли рама? Не откажитесь черкнуть мне об этом, если Вам известно. Поленов и Репин ждут выставку с нетерпением и кое-что к ней готовят. Какие они молодцы! Много в них художника. Я покуда еще не привык к Москве как следует — но вообще более доволен, чем нет. Жду много от нее интересного.

Как жаль, что картины мои не будут проданы, — это теперь уже для меня ясно, на провинцию я не надеюсь. Кроме того, что мои картины дурны, они еще и дороги, должно быть.

Витязь на распутье. Эскиз. На том же листе эскиз «Княжеской иконописной мастерской» 1879 года. Рисунок

С каждым годом убеждаешься все более и более в своей ненужности в настоящем виде. Что требуется, я не могу делать, а что делаю — того не требуется. Как я нынче извернусь — не знаю. Работы нет и не предвидится. Впрочем, песенки эти Вы слышали, да... скверный мотив!

Интересно бы знать, Иван Николаевич, в какой фазе дело о приобретении постоянного помещения для нашей выставки. Это наша насущная мечта.

Вообще, если у Вас будет охота, черкните мне о Питере»¹⁴.

Витязь на распутье. Наброски. 1870-е годы. Рисунок

Васнецов ценил в Крамском не только старшего, уважаемого товарища, но и близкого друга, человека, способного его понять в момент сомнений. Сдержанное, лаконическое письмо Васнецова выражает тяжелые переживания художника. Но даже Крамской не до конца понял Васнецова в его исканиях нового пути и новых сюжетов, несмотря на то, что Крамской видел, насколько глубоки и волнующи сомнения Васнецова, как нужна ему самая серьезная поддержка.

Обратимся к письму Крамского. Вначале он отвечает на деловые вопросы, успокаивает Васнецова по поводу его картины «Акробаты» и исправления ее рамы, утешает, что картины его еще могут быть проданы, советует не привыкать к Москве, но забирать в ней все интересное, поскольку Васнецов на это способен. Наконец, переходя к вопросу, больше всего волнующему Васнецова, — что ему делать, куда идти, как «извернуться», Крамской спрашивал: «Что тут от чего зависит» и писал: «Если вы убеждены в правильности намеченной Вами дороги, то изворачивание практическое не должно быть в зависимости от него. Художник может быть очень современным исторически и не иметь заказов, а потому о работе мы продолжать не будем, а что касается первой половины: что «Вы не можете делать того, что требуется», то я решаюсь с Вами побеседовать об этом крайне щекотливом предмете, не боясь последствий. В самом деле: неужели вечно обходить молчанием такие вопросы, которые составляют для каждого из нас наибольший интерес? В то время когда дорого знать именно то, что думает другой, о моей деятельности тоже думающий, когда знание того, что думают, и какое впечатление производят мои работы на другого, есть самое насущное знание, могущее если не вывести меня на дорогу, то по крайней мере осветить окружающий мрак, молчать в то время, когда невольно роняет человек больное слово, по-моему, дурно; и вот я решаюсь заговорить, чего бы это ни стоило. Я вот что думаю: вся Русская школа за последние 15 лет больше рассказывала, чем изображала. Вы попали в ту полосу, когда это направление начинает проходить. В настоящее время тот будет прав, кто изобразит действительно, не намеками, а живьем. Что изобразит? Да все! Не станет же талантливый человек тратить время на изображение, положим, тазов, рыб и проч. Это хорошо делать людям, имеющим уже все, а у нас дела непочатый угол.

Вы один из самых ярких талантов в понимании типа: почему Вы не делаете этого? Неужели потому, что не можете? Нет, потому что Вы еще не уверены в этом. Когда Вы убедитесь, что тип, и только пока один тип составляет сегодня всю историческую задачу нашего искусства, Вы найдете в своей натуре и знание, и терпение, словом, вся Ваша внутренность направится в эту сторону, и Вы произведете вещи поистине изумительные. Тогда Вы положите в одну фигуру всю свою любовь, и посмотрел бы я, кто с Вами потягается? Сюжет, столкновение характеров, событие, драма, все это еще в отдаленном будущем. Теперь мы должны собрать материалы, мы еще не знаем ни типов, ни характеров нашего народа, как же мы будем писать картины? Вы их пишете. Но я чувствую, что Вы ловите меня на слове, однако ж я не отвечаю Вам, а продолжаю свое: Вы пишете картины, но как? Например, «Чтение телеграммы». Ведь это вещь такая, что, будь она хоть в несколько саженей, и то не беда, но надобно, чтобы это были действительно живые люди, а когда это будет, тогда повод, почему эти люди собрались вместе, отходит на задний план, он ничтожен, не в этом дело. Даже и теперь, в эскизе, намеки на характеры совершенно раздавили сюжет; до него нет никому никакого дела. Неужели Вы не чувствуете своей страшной силы в понимании характера? Дайте ей простора! Я как теперь помню, Ваш рисунок купца, принесшего подарки: голову сахара и прочей провизии к чиновнику и утирающему свою лысину. Да будь это написано только, Вы увидали бы тогда, какая толпа и давка были бы у Вашей картины. Повторяю, если Вы убедитесь, что это и есть настоящее дело сегодня, Вы напишете тогда не хуже другого»¹⁵.

Крамской, ценя в Васнецове большой талант жанриста и придавая огромное значение критическому бытовому жанру, убеждал Васнецова создавать типические однофигурные произведения. Но горячие убеждения Крамского не привели к желаемому результату: Васнецов понимал проблему идейного национального искусства по-своему.

Витязь в шлеме с кольчужкой. Этюд 1877 года для «Витязя на распутье». 1884 (?)

В Москве Васнецов был глубоко захвачен новыми впечатлениями. Кремль. Оружейная палата, замечательная старинная архитектура, весь склад жизни, не похожий на петербургский, раскрывались перед художником и становились все ближе и дороже. Сомнения в том, как он выпутается из сложившихся материальных затруднений, как и где найдет заработок, не смогли отвлечь его от наслаждения народной прекрасной стариной; Васнецов радовался, видя открывавшиеся перед ним новые ее красоты.

Письмо к Стасову, написанное Васнецовым много лет спустя, в конце 1898 года, говорило о постоянно жившей в нем и с течением времени нараставшей привязанности к родной истории и народному творчеству: «...во времена самого ярого увлечения жанром в академические времена в Петербурге меня не покидали неясные исторические и сказочные грезы, противоположения жанра и истории в душе моей не было. Решительный и сознательный переход из жанра совершился в Москве златоглавой, конечно. Когда я приехал в Москву, то почувствовал, что приехал домой и больше ехать уже некуда — Кремль, Василий Блаженный заставляли меня чуть не плакать, до такой степени все это веяло на душу родным, незабвенным»¹⁶.

Васнецов, приехав в Москву, почувствовал, что Москва обогащала и утверждала его в творческих замыслах, что силы его идут на подъем. То же пережил по приезде в Москву и Суриков, так же сильно подействовали московские архитектурно-художественные ансамбли и на Репина и на Поленова. Более спокойно, но не менее твердо говорил о Москве, об особом ее значении А.Н. Островский: «В Москве все русское становится понятнее и дороже. Москва — город вечно обновляющийся, вечно юный. Через Москву волнами вливается в Россию великорусская народная сила»¹⁷.

Витязь на распутье. Первый вариант. 1878 (?)

Встреча В.М. Васнецова с И.Е. Репиным и В.Д. Поленовым, жившими в Москве, была теплой — они понимали увлечения друг друга, вместе совершали прогулки по Москве, знакомясь с ее достопримечательностями и памятниками прикладного искусства, ездили по подмосковным монастырям, писали этюды, делали зарисовки, делились своими впечатлениями и планами на будущее. Репин работал в то время над картиной «Царевна Софья», Суриков начал свое знаменитое произведение — «Утро стрелецкой казни», связанное с московской стариной, Поленов писал в 1877 году московские терема XVII века, а в 1878 году создал поэтический «Московский дворик» — отысканный им характерный уголок Москвы 70-х годов.

В общем обстановка для выполнения всего задуманного Васнецовым складывалась благоприятная. Им были привезены наброски, эскизы и подготовительные материалы к историческим произведениям, но работа тормозилась, так как Васнецов в первые месяцы пребывания в Москве в 1878 году и в начале 1879 года находился в неопределенном и даже в тяжелом материальном положении.

В июне 1878 года он писал Крамскому: «Уважаемый Иван Николаевич! Выставка наша кончена 1-го июня в Москве, и картины мои в целости остались — никто не купил ни одной... Сижу без денег и даже взаймы негде взять. Прибавьте еще к этому настоящее кризисное время. Если у Вас, Иван Николаевич, есть лишних 200 рублей, — то не откажитесь ссудить меня ими...

Витязь на распутье. 1882

Хотелось бы с Вами поговорить вообще и о другом, но на душе такая скверность, что лучше уж ни о чем не говорить... Разумеется, Вы знаете, что Ваш отказ меня нисколько не оскорбит. Обращаюсь я к Вам просто в состоянии метания из стороны в сторону»¹⁸.

Крамской охотно согласился ему помочь, в два срока. Это, конечно, очень поддержало Васнецова, тем более что он собирался уехать из Москвы на родину — в Вятку. Васнецов вскоре отвечал Крамскому: «Признаюсь, я не думал, что Вы так легко согласитесь исполнить мою просьбу при нынешних общих затруднениях, но, слава богу, ошибся. Самое душевное Вам спасибо!.. Не подумайте, что я кутить вздумал — вырваться на время из города в настоящем положении моем — необходимость для моего духа и тела. Кроме того, может быть удастся и кой-какие этюды подготовить к картине... Не знаю решительно, о чем больше писать — в голове как-то все не то...»¹⁹.

17 июля 1878 года Васнецов выехал в Вятку.

В Вятке он писал этюды к картине «После побоища Игоря Святославича с половцами». Созданный им там же портрет тещи — М.И. Рязанцевой-Караваевой (1878, Картинная галерея в Минске) может быть отнесен к числу лучших портретных произведений художника. Тогда же были написаны портреты братьев Петра и Аполлинария, портрет Т.А. Караваевой, бабушки жены. В 1878 году был написан портрет жены — Александры Владимировны Васнецовой.

В раздумье (Витязь на коне въезжает в дремучий бор). Конец 1870-х — начало 1880-х годов

В Москву Васнецов вернулся 15 сентября 1878 года. Затруднительное материальное положение художника и в дальнейшем было таково, что лишь в феврале 1879 года ему удалось начать выплату долга Крамскому.

В 1878 году Васнецов принял заказ С.И. Мамонтова на три рисунка пером для альбома «Рисунки русских художников» и исполнил: «Подружки», «Витязь на коне», «Княжеская иконописная мастерская» — все варианты его прежних работ, потом продолжал делать иллюстрации для петербургских изданий, кроме того, выполнял портретные заказные работы. Переезд в Москву, куда он очень стремился, хотя и изменил общую обстановку жизни, но не сразу помог решительно перейти к тому, что страстно влекло художника. Он должен был еще доказывать свое право на признание его историческим живописцем особого направления. Чувствуя себя внутренне более окрепшим, ощущая свои силы и будучи окружен людьми, близкими ему по складу и образу мыслей, Васнецов, хотя и знал, что путь им был выбран верно и что к работе в области бытового жанра он не вернется, все же еще не представлял, когда, после каких неудач и поражений ему удастся осуществить свои новые замыслы.

Ему говорили и писали немало хорошего, но, кроме самых интимных друзей, большинство подходило к его таланту, к его творческим проектам настороженно, выжидательно. В Васнецова больше верили, чем признавали его. Крамской, всегда относившийся сердечно и дружески к Васнецову, всегда ему помогавший, продолжал сомневаться в правильности избранного Васнецовым направления. По незначительному поводу между ними чуть не возникло недоразумение, обостренное крайне критическим отношением Васнецова к себе. Крамской самовольно, по его собственному выражению, не поставил на выставку присланную Васнецовым «Головку», даже никому не показал ее. Крамской писал: «Я... пишу о самовольном поступке с моей стороны: я не поставил его «Головку», то есть даже никому и не показывал. Она ему могла бы повредить. Казните меня, делайте со мною, что хотите, но я не мог иначе поступить. Лоб, глаза и нос очень хорошо, но остальное — ниже возможного...»²⁰.

Брынские леса. 1884

Такое обращение с членом Товарищества, который имел право выставлять свои вещи без предварительного отбора и оценки, показывало, что особенным авторитетом Васнецов еще не пользовался.

Неудачу с «Головкой» Васнецова Репин объяснял чисто случайными обстоятельствами — по его словам, ее испортил оформитель, который «наклеивал ее на холст, да при этом догадался покрыть вареным маслом (она была пожухшая). Васнецов хотел смыть масло, да смыл и лессировку верхнюю местами, он уже и посылать ее не хотел, да махнул рукой: пусть будет так»²¹.

Узнав из писем Крамского к Репину о том, что «Головка» была отвергнута без предварительного согласования с автором, и полагая, что с другим художником Крамской поступил бы иначе, Васнецов задумался о своем положении в Товариществе. Спустя полмесяца он послал Крамскому следующее письмо:

Ссора стрельцов в кружале. 1880. Рисунок

«Добрый и уважаемый Иван Николаевич,

Я отвечаю Вам не сейчас, а через несколько дней и это, думаю, — Вам понятно. Ваше известие о «женской головке» затронуло постоянные мои, так сказать, проклятые вопросы. Не знаю, жалеть ли мне о том, что Вы не выставили картинку, никому ее не показывая и не допустив обсуждения на общем собрании. Но за Ваше доброе желание избавить меня от лишнего поругания я Вам искренно благодарен.

Вопрос для меня не в том, что Вы поступили по отношению ко мне произвольно, а в том, что — оказывается — я посылаю вещь, которую нельзя поставить на выставку, не подрывая художественного кредита Товарищества! Положение для меня чрезвычайно неловкое! Если я не ошибаюсь, у нас существует правило, или по крайней мере практикуется, что каждый член Товарищества сам отвечает за выставляемые им произведения, я ли это, господин ли Амосов, Вы ли — все равно. Автор считает вещи достойными выставки, и они должны быть выставлены без всякого прекословия со стороны Товарищества. Право должно принадлежать всем без различия. Но я допускаю случаи, когда выставляемое произведение затрагивает художественную репутацию не одного только автора, но и всего Товарищества, то есть когда произведение до чрезвычайности превышает своим безобразием средний художественный уровень выставки. В таком случае я понимаю и допускаю обсуждение произведения общим собранием. Но случаи такие должны быть крайне редки, так как затрагивают положение автора как члена Товарищества и его существенные права. На мой взгляд, обсуждение произведения члена общим собранием равносильно его перебаллотировке, а в таком случае трудно допустить настолько несамолюбивого художника, который продолжал бы оставаться членом при таких условиях.

Берег близ села Красное. 1877. Рисунок

Мне думается, Иван Николаевич, что я не отличаюсь особенной нескромностью по отношению к своим произведениям; в данном же случае никак не могу примириться с мыслью, что я так жестоко ошибся, посылая свою «женскую головку» на Передвижную выставку. Правда, Риппа (мастер. — Н.М.-Р.) покрыл ее вареным маслом (по своему тупоумному усмотрению), но я не думаю, чтобы это испортило ее до крайней негодности. Впрочем, я автор, и следовательно, не могу быть беспристрастным судьей своих произведений.

Против уже совершившегося факта я ничего не возражаю, и прошу Вас ни в каком случае не выставлять «женскую головку». За Ваше искреннее желание мне добра я Вас от всей души благодарю! Конечно, Иван Николаевич, Вы чувствуете и понимаете, что подобное событие заставляет меня много и серьезно вдуматься в свое положение, как члена Товарищества»²².

Первая размолвка с Товариществом заставила Васнецова насторожиться и предупредить Крамского: «Только балластным членом, — писал Васнецов ему несколько позже, — я быть не желаю, и как только достаточно осязательно почувствую это, и Товарищество начнет рассуждать о принятии или непринятии моих картин на выставку, то быть членом сочту для себя предосудительным»²³.

Портрет Александры Владимировны Васнецовой, жены художника. 1878

После того как была окончена картина «Преферанс» и выставлена на VII Передвижной выставке 1879 года, в надежде, что она будет кем-либо приобретена и что этим будет улучшено его материальное положение, Васнецов занялся осуществлением нескольких замыслов на исторические былинные и сказочные темы.

В это время шла усиленная работа над картиной «После побоища», 1880 годом датированы также «Ковер-самолет» и эскизы: «Баян», «Песнь о Сальгаре», «Ссора стрельцов в кружале» и др. Тогда же художник задумал и второй, улучшенный вариант «Витязя на распутье».

Портрет Марии Ивановны Рязанцевой, тещи художника. 1903

В своих начинаниях он встречал сочувствие друзей — Репина и Поленова, а также поддержку в семье С.И. и Е.Г. Мамонтовых, с которой он познакомился через Репина в конце 1878 — начале 1879 года, быстро сблизился и был очень дружен. Сначала в Ахтырке, близ Абрамцева, а затем в Абрамцеве — имении Мамонтовых, расположенном на берегу живописной извилистой речки Вори²⁴, Васнецов жил летом неоднократно и создал там ряд своих лучших произведений на сказочные и былинные темы. Савва Иванович и Елизавета Григорьевна Мамонтовы были радушными хозяевами. Сами богато одаренные, страстно любившие живопись, театр, музыку, они быстро становились друзьями молодых талантов. У них находили уют, ласку и гостеприимство, материальную и моральную поддержку такие художники из «стаи славных», как Репин, Серов, Антокольский, Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Поленов, Е. Поленова, Нестеров, К. Коровин и другие в годы их молодости. Частым гостем был и Врубель. В Абрамцеве бывали и многие выдающиеся музыканты, ученые, писатели, общественные деятели. Репин и Васнецов жили в Абрамцеве семьями в течение всего лета. Природа Абрамцева и Ахтырки подсказала Васнецову много лирических мотивов. «Аленушка», «Затишье» созданы именно там. И может быть, ни у кого из русских художников, в той или иной степени связанных с мамонтовским кружком, не было такой близости и таких сердечных отношений с самими Мамонтовыми, как у Васнецова.

В этих новых условиях жизни и в атмосфере творческого воодушевления и началась работа Васнецова над первыми произведениями его историко-былинного и сказочного цикла. Об этом времени тепло вспоминал Васнецов и позже, когда писал из Киева Е.Г. Мамонтовой, делясь с нею своими задушевными мыслями в минуту тоски и одиночества: «...чем большее число просвещенных людей отнесутся с пониманием и сочувствием к задачам, над которыми трудится художник, тем легче ему работать»²⁵.

Примечания

1. Письмо П.О. Ковалевского к И.Н. Крамскому от 3 апреля 1878 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 15, л. 38.

2. Жена В.М. Васнецова, Александра Владимировна Рязанцева, с которой он прожил дружно всю жизнь, была женщиной-врачом первого выпуска.

3. Письмо П.О. Ковалевского к И.Н. Крамскому от 18 июня 1878 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 15, л. 50.

4. Протоколы общих собраний Товарищества от 9 марта 1878 года. — Отдел рукописей Третьяковской галереи.

5. И.Н. Крамской, Письма, т. II, стр. 175.

6. М.В. Нестеров, Давние дни, 1944, стр. 35.

7. Т.В. Васнецова, дочь художника, помнит рассказ матери о том, что в бытность свою невестой В.М. Васнецова она смотрела у своего жениха в Вятке летом 1877 года картину «Витязь на распутье», над которой он тогда работал.

8. В письме к П.П. Чистякову от 22 апреля 1882 года Васнецов писал: «Из моих картин будут Витязь в раздумье перед прямой дорогой, исправленный и увеличенный». — Отдел рукописей Третьяковской галереи.

9. Письмо И.Н. Крамского к И.Е. Репину от 26 марта 1878 года. — И.Н. Крамской. Письма, т. II, стр. 8 (письмо дано ошибочно под 1876 годом).

10. В.В. Стасов, Избр. соч., т. I, М., «Искусство», 1937, стр. 253.

11. Письмо В.М. Васнецова к В.В. Стасову от 5 ноября 1898 года. — Рукописный отдел Института русской литературы Академии наук СССР, ф. 299, оп. 1, № 235.

12. «Мир искусства», 1904, № 1, стр. 7.

13. «Весы», 1904, № 2, стр. 41. Подпись «Александрский». На «крышках» копировали вариант 1882 года.

14. Письмо В.М. Васнецова к И.Н. Крамскому от 1 мая 1878 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 9, л. 29, 30.

15. Письмо И.Н. Крамского к В.М. Васнецову от 5 мая 1878 года. — Отдел рукописей Третьяковской галереи, ф. № 15.

16. Письмо В.М. Васнецова к В.В. Стасову от 20 сентября 1898 года. — Архив Института русской литературы Академии наук СССР, ф. Стасовых, № 294, оп. 1, № 235.

17. А.Н. Островский, Полн. собр. соч. под ред. М. Писарева, т. VIII, стр. 561.

18. Письмо В.М. Васнецова к И.Н. Крамскому от 28 июня 1878 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 9, л. 32.

19. Письмо В.М. Васнецова к И.Н. Крамскому от 15 июля 1878 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 9, л. 34, 35.

20. Письмо И.Н. Крамского к И.Е. Репину от 25 февраля 1879 года. — И.Н. Крамской. Письма, т. II, стр. 175.

21. Письмо И.Е. Репина к И.Н. Крамскому от 17 февраля 1879 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского.

22. Письмо В.М. Васнецова к И.Н. Крамскому от 1 марта 1879 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 9, л. 44, 45.

23. Письмо В.М. Васнецова к И.Н. Крамскому от 12 марта 1879 года. — Архив Русского музея, ф. И.Н. Крамского, № 15, ед. хр. 9, л. 47.

24. Усадьба «Абрамцево» ранее принадлежала С.Т. Аксакову, где у него бывали Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев. В наше время она является историко-художественным музеем Академии наук СССР.

25. Письмо В.М. Васнецова к Е.Г. Мамонтовой от 27 октября 1889 года. — Центральный государственный литературный архив, ф. Мамонтовых.