А.В. Григорьев

В 1926 году, когда Ассоциация художников революционной России (АХРР) решила направить к Репину в «Пенаты» делегацию, в советском искусстве происходила острая борьба различных художественных направлений. Однажды в журнале «Рабис» появилась репродукция картины Репина «Распятие». Формалисты воспользовались этим произведением великого художника и комментировали его в том смысле, что Репин в образе разбойников — персонажей картины — якобы изобразил большевиков.

Мы, художники-реалисты, возмутились этим выпадом формалистов против Репина и рассказали об этом случае К.Е. Ворошилову. Он ответил нам, что враги реализма «все делают для того, чтобы не допустить нас к Репину». Когда мы сообщили Клименту Ефремовичу, что решили ехать к Репину, он горячо поддержал нас. «Если бы Илья Ефимович написал только одних «Бурлаков», то и за одну эту картину трудовой народ нашей страны должен был бы земно поклониться ему», — сказал Климент Ефремович.

И вот мы у И.Е. Репина в Финляндии, в Куоккала.

Приехали в среду. Этот день, как и раньше, был в «Пенатах» приемным.

Нас встретила дочь художника, Вера Ильинична.

— Папа, к нам московские гости приехали! Бродский приехал!

Мы входим в прихожую. Илья Ефимович выходит к нам навстречу, одетый в белый костюм. Ноги у него еле двигаются — он болен подагрой.

Мы сообщили Репину, что все мы художники. Меня, Радимова и Кацмана Репин не знает, а вот Бродский — его ученик. Мы сказали, что привезли Репину привет от его друзей художников В.М. Васнецова и И.С. Остроухова, а также письма от поэта Сергея Городецкого и его жены¹.

До этого Репин слышал провокационные сплетни, будто Васнецова большевики расстреляли, а тут он ясно увидел, что наши глаза не врут, мы говорим правду.

После этого Репин стал относиться к нам доверчивее и ласковее. Вежливо и заботливо предложил он нам позавтракать и отдохнуть.

Среди нас был художник и поэт Радимов. У него была с собой книжка стихов, написанных гекзаметром. Репин попросил прочесть их. Когда Радимов закончил чтение, Илья Ефимович воскликнул:

— Как хорошо, замечательные стихи!

— Его у. нас называют русским Гомером, — шутя сказал Кацман.

— Нет, это скорее не Гомер, а что-то вроде Теокрита, — заметил Илья Ефимович.

Чем дальше шла наша беседа, тем больше Репин проникался к нам симпатией и становился открытее. Чувствовалось огромное обаяние художника. И вот среди нашей беседы Вера Ильинична некстати сказала, что ее папаша стал симпатизировать советским гостям. Она с усмешкой, ядовито прибавила:

— Это товарищи.

Илья Ефимович вдруг стукнул кулаком по столу и запальчиво сказал:

— Вера, молчи! Когда говорят — господин, то ему обычно противопоставляется слово «раб», а когда говорят «товарищ», то это означает, что говорящие имеют дело с равными людьми.

Разговор перешел на тему о воспитании. Репин сказал, что он начал изучать английский язык, так как хочет читать в подлиннике какую-то книгу о воспитании.

Я рассказал Репину о том, как у нас учатся дети, о заводских училищах и т. д. Илья Ефимович одобрительно кивал головой.

— Я об этом мечтал. А ведь как нас учили: аз, буки, веди...

После завтрака мы пошли прогуляться по саду, потом вернулись к чаю. Так как у Репина по средам было много посетителей, на столе стоял большой самовар. Вместе с нами за стол сел какой-то незнакомый человек в штатском костюме. Потом мы узнали, что это был сосед Репина, какой-то генерал в отставке. Он, как сыщик, следил за нами.

Мы стали читать Илье Ефимовичу кое-что из советских газет и книг, привезенных нами в подарок художнику. Во время чтения речи А.В. Луначарского на открытии восьмой выставки АХРР «Жизнь и быт народов СССР»² угрюмый сосед вдруг проговорился:

— Черт знает что такое, министр просвещения занимается политикой!

Репин парировал:

— Вот и хорошо, что министр проводит политику своей страны.

Читаем стихи Демьяна Бедного «Эх, ахраровцы...»³. Репин сказал:

— Это очень хорошо, у вас поэты воспитывают художников, художники — поэтов.

После чая был устроен импровизированный концерт. В гости к Репину из Хельсинков приехали артисты. Среди других вещей они исполнили «Марсельезу» на французском языке. Репин стоял рядом с нами, опираясь на дверь. Я увидел на его глазах слезы.

Потом отправились в мастерскую смотреть работы художника. Я обратил внимание на картину «Распятие», о которой говорилось выше. Репин сказал, что картину он считает неудачной, и на мой вопрос, когда она написана, ответил, что очень давно. Материал для картины был собран им еще в восьмидесятых годах, во время поездки в Палестину. Таким образом, версия формалистов об этой картине опровергалась начисто.

У нас были с собой деньги, отпущенные Наркомпросом для того, чтобы приобрести что-либо у Репина из его последних работ. Просим продать хотя бы этюды. Репин отговорился тем, что передвижники якобы не любили этюдов, что выставлять их не считалось для них почетным.

Нас интересуют некоторые вещи, и мы с жаром просим их уступить. Репин на все отвечает: «Нет, нет!» Потом достает из угла картину и ставит ее на мольберт.

— Вот лучше я вам уступлю портрет Керенского.

Это предложение нас смутило. Но когда художник повернул портрет к свету, мы решили его взять. Портрет поразил нас остротой характера и темпераментной живописью. После нашего возвращения на родину портрет этот было решено повесить в Музее революции.

Репин рассказал, что когда он впервые увидел Керенского, у него сложилось убеждение, что это самозванец от социализма. Меня поразило такое определение.

По мнению Репина, в портрете Керенского солнце, изображенное за окном, олицетворяет радость, а Керенский — темные силы. Он изображен неврастеником, с блуждающими глазами, того и гляди, вскочит с кресла.

— Это был самозванец, — сказал Илья Ефимович. — Я в этом убежден.

Через несколько дней мы простились с великим художником.

Примечания

Воспоминания написаны для настоящего сборника.

Александр Владимирович Григорьев (1891—1961) — художник, пейзажист и портретист. Заслуженный деятель Марийской АССР. Учился в Казанской художественной школе и Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Один из руководителей Ассоциации художников революционной России (АХРР).

1. См. ниже Приложение.

2. Приветственная речь А.В. Луначарского на торжественном открытии выставки АХРР «Жизнь и быт народов СССР» 3 мая 1926 года (Борьба за реализм в искусстве 20-х годов. М., «Советский художник», 1962, стр. 129).

3. Стихотворение Д. Бедного «Ахраровцы» было напечатано 6 мая 1925 года в газете «Правда».

Приложение

Письмо С.М. Городецкого И.Е. Репину

17 июня 1926 г.

Дорогой Илья Ефимович.

Здравствуйте! Мы Вас помним, любим и скучаем без Вас. Приезжайте! Непременно приезжайте. Россия выросла неузнаваемо, и будет исторической нелепостью, если Репин и новая Россия не узнают друг друга. Не верьте глупостям о России, которые обычно распространяются. Мы живем хорошо, искусство развивается на путях, близких Вам, культура пошла в массы. Вы должны в этом убедиться по собственным впечатлениям.

Товарищи Григорьев, Кацман и Радимов, мои друзья, расскажут Вам подробней о нашей жизни.

Целую Вас крепко в надежде вскоре сделать это лично в Москве. Нимфа пишет Вам сама.

Ваш С. Городецкий

Примечания

НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII-А, А-6, К-8. Автограф.

Письмо Н.А. Городецкой И.Е. Репину

17 июня 1926 г.

Дорогой Илья Ефимович!

Наши друзья-художники едут к Вам. Я пользуюсь этим радостным случаем, чтобы послать Вам свой сердечный привет.

Дорогой Илья Ефимович, как будет приятно видеть Вас у нас в Москве. Москва сейчас прекрасна и величественна. Сколько новых волнующих впечатлений Вы, великий художник, получите здесь. Вы собственными глазами увидите, что наша дорогая родина только сейчас вздохнула полной грудью. Идеи всей Вашей жизни находят здесь свое осуществление. Ежедневно тысячи новых восторженных зрителей приходят в Третьяковскую галерею смотреть Ваши шедевры.

Приезжайте, дорогой Илья Ефимович, и не верьте лжи и клевете, что распространяют о России. Ждем Вас с великой радостью.

Я надеюсь, что наших друзей Радимова, Кацмана и Григорьева Вы примете с тем же радушием, с каким принимали когда-то и нас с Сергеем Митрофановичем в Ваших милых Пенатах.

Любящая Вас
Нимфа Александровна Городецкая

Примечания

НБА АХ СССР, Архив Репина; VIII-А, А-6, К-8. Автограф.

Письмо И.И. Бродского И.Е. Репинe

28 октября 1926 г.

Дорогой и любимый Илья Ефимович!

Пользуюсь редким случаем переслать Вам это письмо с популярнейшим у нас в СССР профессором Альбертом Петровичем Пинкевичем¹. Моя просьба к Вам принять Альберта Петровича как человека, к Вам расположенного всей душой и с любовью принявшего на себя то поручение, которое на него возложено нашим правительством и особенно Вашим поклонником, весьма ярым, Климентом Ефремовичем Ворошиловым.

Илья Ефимович! Отнеситесь ко всем переговорам с Альбертом Петровичем и ко всему тому, что Вам будет сказано и обещано от правительства, с особенным вниманием и доверием, все, что Вам передает теперь Альберт Петрович, это будут не слова и не пустые, а весьма реальное и большое дело. От Вас сейчас зависит осуществление того, о чем Вы мечтали и просили Климента Ефремовича, будьте же мудрецом, не слушайте, что Вам скажут враги России, а Ваши в особенности, приезжайте убедиться в том, что Вам говорил я, а сейчас и Альберт Петрович. Не придавайте значения выступлению некоторых глупцов против Вас по поводу звания народного, это звание Вам все равно будет присуждено...² Это я знаю! Как мне хочется, чтобы Вы меня, молодого, послушали и приняли мой совет.

Если хотите, я приеду Вас сопровождать в Россию, брошу все работы ради такого исторического случая.

Илья Ефимович! Вздохните глубоко и скажите: я еду в Россию. Я поверил Бродскому, он меня не обманет.

Итак, до скорого свидания.

Любящий Вас И. Бродский.

Примечания

НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII-А, А-4, К-13. Автограф.

1. Альберт Петрович Пинкевич (1883—1939) — профессор Московского государственного педагогического института. Был заместителем председателя комиссии по улучшению быта ученых и членом, коллегии Наркомпроса. Имел поручение вести переговоры с И.Е. Репиным по поводу его имущественных дел, а также возвращения на родину.

2. В связи с поездкой делегации советских художников к Репину, а также предложением присвоить ему звание народного художника отдельные критики и художники выступили против установления контактов с Репиным, что всячески раздувалось эмигрантской печатью.