М.А. Керзин

С Ильей Ефимовичем Репиным я встретился первый раз весной 1902 года на керамическом заводе «Абрамцево», расположенном за Бутырской заставой в Москве. Там я работал в качестве ученика Саввы Ивановича Мамонтова, известного мецената и незаурядного скульптора-любителя. Помню погожий праздничный день. В большой артистически обставленной мастерской Мамонтова собрались старые друзья Репина — В.Д. Поленов, В.И. Суриков и еще кто-то из более молодых. Все поджидают приезда петербургского гостя, посматривая в большое окно мастерской. Наконец показались извозчичьи санки. Репин! Он приехал в сопровождении молодой красивой женщины, которую представил как свою ученицу. Запомнились ее большие серые глаза. После обычных приветствий и расспросов пошли смотреть абрамцевскую керамику. Илья Ефимович проявлял к ней большой интерес, да и не удивительно: ведь она являлась плодом постоянной работы таких художников, как Врубель, В. Васнецов, Поленов, Якунчикова и Поленова. Что же касается гастрольных участников, то трудно было бы назвать заметное имя московского живописца или скульптора, который не пробовал своих сил в этой области. Надо отдать справедливость Мамонтову — он как никто умел объединить художников и настроить их на работу. О деятельности керамического завода «Абрамцево» следовало бы написать большое исследование.

Показывая керамику, Савва Иванович, конечно, не преминул показать Репину и свои скульптуры. Не избежали той же участи и мои первые опыты. Илья Ефимович с интересом рассматривал и очень осторожно делал замечания. По поводу бюста, который лепил Мамонтов, он сказал: «А вам не кажется, что ухо высоко посажено? Надо бы с натуры посмотреть». Относительно моей работы (я тогда лепил вставку для керамической печки, изображавшую Орфея) он сказал: «А вам не кажется, что фигура коротка?» Я пролепетал, что мерил, «семь голов». — «Не может быть». Он взял стеку, смерил — конечно, оказалось шесть. «Да, это возможно, но лучше делать на семь», — сказал он. Осмотрев завод и мастерскую, Илья Ефимович, сославшись на неотложные дела, уехал вместе со своей спутницей.

Через пять лет, осенью 1907 года, я встретился с Репиным в Академии художеств. Я уже был переведен из классов в мастерские. Так как у скульпторов обязательного рисунка в мастерских не было, то желающие из них рисовали у живописцев. Мне удалось получить разрешение Репина посещать вечерние занятия по рисунку в его мастерской. Однажды, когда он обратил внимание на мой рисунок, я расхрабрился и напомнил ему, что несколько лет назад видел его у Саввы Ивановича Мамонтова. Он посмотрел на меня, улыбнулся, воскликнул: «А, да, да, помню, вы тогда лепили вставку для камина», — и потом шутливо добавил: «Ах, этот Савва Иванович, всегда что-нибудь практическое».

Самым интересным были беседы Ильи Ефимовича с учениками на злободневные темы изобразительного искусства. Нас волновали многие темы, остающиеся предметом спора и теперь: вопросы реализма и новых западных течений, понятия формы, содержания и жизненной правды в искусстве. Обычно Илья Ефимович приезжал в Академию раз в неделю на весь день. После вечерних занятий в комнате рядом с мастерской, за чайным столом, проводились беседы. Они касались главным образом творчества современных художников. Поражала широта суждений Ильи Ефимовича, его стремление найти что-то хорошее у художников, еще никому не известных, и у художников иных направлений.

Прошло несколько лет, и я встретился с И.Е. Репиным при совершенно других обстоятельствах.

Революция 1905 года разбудила среди лучшей части студенчества Академии стремление к идейному искусству, к содержательной картине. На весенней выставке в залах Академии художеств, где молодежь выставлялась вместе с «маститыми», не входившими ни в одно из существовавших тогда художественных объединений, молодые художники подняли бунт против «маститых», наводнявших эти выставки безыдейными этюдами и заказными портретами. Была образована комиссия для пересмотра устава весенних выставок с целью сделать их более демократическими. Члены Академии художеств профессора И.Е. Репин, В.Е. Маковский, Г.Р. Залеман, давно недовольные тем, что весенние выставки превратились в «лавочку» для продажи пейзажных этюдов, стали на сторону молодежи и поддержали ее требования.

Однако коррективы, внесенные в устав весенних выставок, мало способствовали коренному изменению этой выставочной организации. Картины по-прежнему появлялись на выставках очень редко. В условиях царизма и политической реакции картина как большая форма искусства, посвященная отражению жизни, возродиться не могла: буржуазному обществу того времени она уже была ненужна.

Мало кому известно, что Репин в начале девятисотых годов помог своим ученикам организовать художественное общество, которому дал название Община художников. Устав Общины предусматривал устройство художественных выставок в России и за границей, продажу картин с аукционов и т. д.¹ Первый период деятельности Общины продолжался недолго. Вскоре после официального утверждения Община решила организовать выставку за границей в Лондоне. К участию, помимо молодежи, были приглашены видные художники из числа передвижников, и в их числе Репин. Хозяйственно-административную работу поручили молодому члену Общины художнику Н. Верхотурову. В силу ли того, что выставочное помещение в Лондоне было выбрано неудачно или политическая ситуация была неблагоприятна, выставка успеха не имела. Последовал финансовый крах; ни одна из посланных на выставку картин в Петербург не вернулась. Это подорвало авторитет Общины, и деятельность ее замерла. Прошло лет восемь—десять, когда она возобновилась, но уже совсем в ином составе и с иной программой.

В 1915 году в Общину вошли молодые художники, объединившиеся для борьбы за реалистическое, содержательное искусство. Вскоре Община насчитывала около восьмидесяти человек. Многие из них впоследствии заняли значительное место в истории советского искусства. В Общину вошли: живописцы И. Бродский, Г. Савицкий, П. Котов, Г. Горелов; скульпторы М. Манизер, В. Симонов, В. Лишев и другие. Я был избран председателем Общины. Уже на первом собрании у нас возникла мысль избрать почетного председателя, творческая деятельность которого могла бы служить идейным знаменем Общины. Таким художником единодушно был признан Илья Ефимович Репин. Члену Общины М. Панину, ученику Репина, сохранившему с ним связь и по окончании Академии, а также мне было поручено просить Илью Ефимовича дать согласие быть почетным председателем Общины. В ближайший приемный день мы отправились в «Пенаты». Со дня моей первой встречи с Репиным прошло около пятнадцати лет. Потом я с ним виделся несколько раз в 1907 году, но в моей памяти гораздо ярче сохранялось впечатление от первой встречи. Тогда, весной 1902 года, он был оживлен, казался в расцвете сил, в нем ничто не напоминало о старости. В последние годы мне приходилось видеть его только издали на выставках. Он сильно поседел, бросалась в глаза необычная манера одеваться: он носил бархатную вельветовую куртку, с большим белым отложным воротником, что как-то одновременно напоминало и старые голландские портреты и что-то детское, никак не вязавшееся у меня с образом Репина, прочно засевшим в голове от первой встречи.

Илья Ефимович встретил нас очень любезно; узнав, что мы по делу, предложил пройти к нему в мастерскую.

Опять я его видел вблизи. Борода его стала почти совсем белая, когда-то богатая шевелюра сильно поредела, волосы стали старчески тонкими и пушистыми. Насмешливый огонек лучистых глаз потух, на лицо лег заметный отпечаток усталости. Только в минуты оживления голос его по-прежнему звучал приподнято. Из сохранившихся портретов Репина того времени самым похожим надо считать портрет скульптора Блоха, исполненный с натуры в 1915 или 1916 году².

Сознаюсь, я сильно смущался и, должно быть, весьма нескладно излагал новую программу Общины, подчеркивая ее демократические тенденции, стремление создать условия для творчества молодых художников, наше враждебное отношение к меценатам и продажной газетной критике и т. д. Илья Ефимович слушал, не прерывая. Когда я кончил, спросил: «А кто же члены Общины?» Я стал перечислять. Он оживился, слыша знакомые имена, восклицал: «Ах, он тоже у вас?»; «Как, и он?»; «Гм, гм». Эти короткие возгласы были так выразительны и разнообразны по своим интонациям, что почти безошибочно можно было судить об его отношении к называемому имени. В заключение Илья Ефимович сказал, что он благодарит за избрание, но едва ли чем сможет быть нам полезен, так как очень занят и в Петербурге бывает редко. Окончив беседу, мы осмотрели висевшие в мастерской портреты и этюды и вышли к собравшимся гостям, которым Илья Ефимович представил нас по свойственной ему манере, сильно преувеличивая наши художественные успехи.

В 1916 году Община художников ютилась в квартире на Съезжинской улице. Все помещение состояло из передней, маленькой проходной комнаты, довольно просторной залы, образованной из двух комнат, и буфетной. В то время на еженедельных вечерах, помимо членов Общины, их жен и близких, бывали только молодые художники из Общества имени А.И. Куинджи, а также студенты Академии, пользовавшиеся правом бесплатного входа. Основную часть вечера составлял концерт. Организатором первых концертов был известный пианист, профессор консерватории Л.В. Николаев. Он ввел в Общину талантливую молодежь консерватории и с большим вкусом составлял программы. Однажды, в разгар такого вечера, кто-то подбежал ко мне и на ухо, чуть не с выражением ужаса, прошептал: «Репин приехал». Я выбежал в переднюю. «Ах, ради бога, только не подымайте никакого шума». Я свято исполнил просьбу Ильи Ефимовича, насколько было возможно незаметно провел его в зал и усадил слушать концерт. В антракте все, конечно, увидели, что Репин в зале и горячо приветствовали его. Здороваясь с художниками (а их было едва ли не большинство), Репин стал медленно обходить зал, рассматривая этюды и эскизы, украшавшие стены. Он задержался у большого чертежного стола, за которым несколько художников экспромтом писали акварели, предназначенные участникам концерта, и сквозь расступавшуюся толпу прошел в буфетную, где его окружили художники.

Второе отделение началось с запозданием. Незадолго до окончания концерта Илья Ефимович вышел и попросил меня помочь ему уйти незаметно. Я проскользнул в раздевалку, помог ему разыскать шубу и пошел проводить до трамвая. Если мне не изменяет память, это было осенью 1916 года. Второй раз Репин был в Общине весной 1917 года. Он опять появился совершенно неожиданно, когда концерт уже начался, без провожатых. Состав наших гостей к этому времени расширился. Наряду с молодыми артистическими силами, на вечерах стали выступать выдающиеся артисты, певцы, музыканты, в публике появились художники, уже составившие себе имя, проникали и любители искусства из зажиточных кругов.

Я помню, что Илья Ефимович был совсем неравнодушен к составу гостей Общины. Так, прощаясь, он задал мне вопрос: «А почему у вас бывает N?» Я ответил, что N талантливый художник. «Ах, бросьте, какой он художник, это коммерсант; вы все такие молодые, горячие, и вдруг N, ну что у вас с ним может быть общего?»

По дороге — мы шли пешком до дома его друзей, живших на Петроградской стороне, — разговор касался главным образом вопросов жизни и быта художников.

Помню, Репин высказывал мысль о создании специального акционерного общества для строительства квартир с мастерскими для художников. Тогда, накануне Февральской революции, велись проектные работы по созданию района Нового Петрограда в Галерной гавани, и Репину казалось целесообразным построить дом для художников в этом районе. К этой идее Репин часто возвращался в разговорах со мною, со свойственным ему умением увлекаться подробно развивал свою мысль.

В 1917 году исполнялось сорокапятилетие творческой деятельности Репина. Община решила отпраздновать этот юбилей, придав ему значение всероссийского торжества. Общим собранием была утверждена программа торжества: 24 ноября ст. ст., в день акта Академии художеств, решено было открыть выставку произведений Репина совместно с произведениями членов Общины. Выставку предполагалось открыть в только что отстроенном выставочном здании на канале Грибоедова, возле Русского музея. В тот же день должно было состояться торжественное чествование юбиляра и банкет. После горячих обсуждений решено было отметить эту дату интимно, в среде своих членов, а всероссийское празднование юбилея отложить до более спокойного времени³. Все же нам удалось 24 ноября открыть выставку членов Общины, в которой Репин принял участие, дав свою, нигде еще не выставлявшуюся, картину «Гайдамаки» и ряд портретов. На открытие выставки пришло много публики. В залах с трудом можно было двигаться. К концу дня приехал Илья Ефимович. Окруженный толпой художников, он обошел выставку, делясь своими впечатлениями.

В восемь часов вечера в помещении фойе бывшего Михайловского (ныне Малого оперного) театра состоялось открытое собрание Общины. За столом президиума в центре сидел Илья Ефимович, по сторонам члены правления Общины. На это собрание пришли многие видные художники, среди них известные передвижники Н. Дубовской, В. Беклемишев, члены Общества имени А.И. Куинджи, Общества петербургских художников, «Мира искусства» и другие.

Присутствовали выдающиеся артисты, певцы и музыканты — обычные участники концертов Общины, среди них В. Давыдов, П. Самойлов, певцы П. Андреев, Н. Куклин. Неизвестно, какими путями проникли на это заседание посторонние посетители, совершенно чужие по своему внешнему виду в общем довольно демократической массе художников. После краткого вступительного слова председателя Общины началось чтение адресов и выступления ораторов. Если мне не изменяет память, длинный список ораторов открыл профессор Дубовской. От Общества имени А.И. Куинджи говорил художник С. Дудин. Последним был зачитан адрес Общины художников. Текст этого адреса было поручено написать мне. Предварительно он обсуждался на общем собрании, где и была утверждена окончательная редакция. Оформление адреса было задумано оригинально. Текст написан на настоящем пергаменте, обложка сделана из дощечек сиреневого дерева, надпись из чеканного серебра по рисунку художника Ивана Мясоедова.

В конце собрания выступил Илья Ефимович. Его первые слова были совершенно неожиданными. Надо полагать, что они были вызваны присутствием в первых рядах дам, одетых в богатые вечерние туалеты. Как бы то ни было, Репин начал так: «Я попросил бы дам удалиться, им совсем не интересно будет то, о чем я собираюсь говорить, — и затем, помолчав, продолжал: — Лучшей памятью обо мне было бы открытие у меня на родине, в Чугуеве, Делового двора»⁴. И Илья Ефимович подробно стал рассказывать, как надо организовать Деловой двор, каковы его цели и т. д. Илью Ефимовича слушали с большим вниманием, по окончании речи ему долго аплодировали⁵.

Несмотря на исключительные трудности, членам Общины удалось устроить товарищеский ужин, на который, помимо Ильи Ефимовича и его дочери, были приглашены артисты, постоянные участники вечеров Общины, и несколько молодых художников из других обществ. Меню ужина, если принять во внимание время, когда это происходило, было довольно обильное, даже с вином, а главное, с изысканными вегетарианскими блюдами для юбиляра. Столы были сервированы в одной из пустующих зал выставочного помещения. Электричество еще не действовало, в зале стоял полумрак. Только центральный стол удалось празднично осветить двумя канделябрами, боковые столы в целях экономии довольствовались скупо расставленными свечами. В середине центрального стола сидел Репин, с правой стороны его дочь Вера Ильинична, с левой — председатель Общины. Напротив Репина сидел Давыдов, кругом артисты, певцы, музыканты. После первого тоста за здоровье юбиляра начались выступления артистов и художников.

Ярко запечатлелось чтение Давыдова, который был в ударе, читал много и хорошо.

У меня лучше сохранились зрительные впечатления. Как сейчас помню профиль Репина, необычно освещенный канделябрами. Лицо его выражало какую-то замкнутость, на нем не было ни малейшего следа взволнованности. Он сидел скорее грустный. Только исключительно талантливое чтение Давыдова иногда вызывало улыбку. Запомнилось артистически оживленное лицо Давыдова с широко открытыми блестящими глазами. Запомнился общий вид стола, покрытого белой скатертью, уставленного посудой, на фоне теплого полумрака, в котором блестели редкие свечи боковых столов.

Художник Г., участник выставок «Мир искусства», подойдя к столу, за которым сидел Илья Ефимович, произнес короткую, не в меру восторженную речь и в заключение пытался поцеловать руку Репина, чем привел его в великое замешательство, граничащее с ужасом: «Ах, что вы, что вы делаете, ради бога, оставьте!!!»

Ужин затянулся почти до утра. Последние свечи догорали. В зале становилось все темнее. Илья Ефимович собрался уходить. Поднялся шум, все вышли из-за столов и столпились около него. Когда он оделся, мы устроили бурную овацию, подняли его и понесли как триумфатора. Эта картина, навсегда запечатлевшаяся в моей памяти, завершает круг моих воспоминаний о Репине. Больше мне не пришлось с ним встречаться.

Примечания

Воспоминания написаны для настоящего сборника.

Михаил Аркадьевич Керзин (род. 1883 г.) — скульптор и педагог. Заслуженный деятель искусств БССР. Учился в Академии художеств в 1903—1912 годах. Звание художника с правом заграничной поездки получил за скульптуру «Вакханалия». С 1949 года заведует кафедрой скульптуры в Институте имени И.Е. Репина.

1. Община художников была основана в 1908 году и расформирована в 1932 году. Свое существование Община начала с устройства заграничных выставок (в Лондоне, Гааге, Амстердаме) и выставок по отдаленным окраинам России (в Сибири и на Кавказе). «Община художников, ценя особенности творчества каждого отдельного художника, старалась не замыкаться в узких рамках одного какого-то течения и объединяла художников различных направлений. Главной своей задачей Община ставит работы над повышением художественной культуры и всемерное содейство развитию советского искусства» (из предисловия к каталогу VII выставки Общины художников. Л., 1928).

2. Бюст И.Е. Репина работы М. Блоха имеется в нескольких бронзовых отливках: в музее-усадьбе И.Е. Репина в «Пенатах», в Музее-квартире И.И. Бродского в Ленинграде и других музеях. Бюст был выполнен в 1916 году. «Я сижу на сеансе, с меня лепит очень хорошо Блох», — писал Репин своей дочери Вере Ильиничне 7 апреля 1916 года (НБА АХ СССР, Архив Репина, VII-А, А-1, К-14).

3. Приводим текст письма Общины художников И.Е. Репину:

«Глубокоуважаемый и дорогой Илья Ефимович!

Комитет Общины художников обращается к Вам с великой просьбой — оказать нам честь — приехать 24 сего ноября во Дворец искусств к 4 час. дня.

Прошло 45 лет со дня появления Вашей картины — «Воскрешение дочери Иаира», последовавшая за тем Ваша великая и славная художественная деятельность заставляет нас откликнуться на это великое событие. Современное политическое состояние, когда вопреки всем радужным надеждам торжествуют грубые и низменные инстинкты, зовет нас неотложно сплотиться под Вашим знаменем, чтобы оттенить наше преклонение перед вечным торжеством духа. Откладывая всероссийское публичное торжество до будущего года, — мы, в интимном кругу артистического мира, решили отпраздновать этот праздник культуры. На наше скромное начинание откликнулся весь художественный Петроград: Община художников, Товарищество художественных передвижных выставок, Общество имени А.И. Куинджи, совет Академии художеств, учащиеся Академии художеств, Общество акварелистов, Товарищество художников, Петроградское общество художников, Общество архитекторов, Художественно-литературное общество, литераторы, музыканты и много других артистических организаций.

Комитет, к несчастью, не располагая пропусками для проезда в Финляндию, принужден ограничиться делегированием к Вам трех человек комитета: В.В. Степанова, С.Н. Архипова и М.И. Курилко, с великою просьбой не отказать, если это в Ваших силах, приехать.

Примите наше глубокое уважение и искренную горячую любовь.

Председатель — М. Керзин.
Товарищ председателя — В. Степанов.
Завед. хозяйств. частью — С. Архипов.
Казначей — Е. Малышева.
Секретарь общины — Т. Катуркин.

22 ноября 1917 года. Петроград» (НБА АХ СССР, Архив Репина, VIII, А-35, К-14).

4. Идея создания Делового двора в Чугуеве возникла в связи с подготовкой празднования семидесятилетия Репина в 1914 году. По мысли Репина, Деловой двор должен был быть «трудовой Академией», объединяющей все ремесла. «Так как я по натуре своей, по воспитанию и долгой практике собственно мастеровой человек, то и проект мой вовсе не школа, а мастерская», — писал он В. Уманову-Каплуновскому 16 ноября 1913 года (В. Уманов-Каплуновский. К истории Делового двора И.Е. Репина в Чугуеве. — «Исторический вестник», 1915, № 4, стр. 281). Начатые работы по строительству Делового двора были прекращены из-за условий военного времени. И.Е. Репин посвятил вопросу о Деловом дворе ряд статей: Деловой двор в Чугуеве. — «Путь студенчества», 1913, № 6, стр. 26; Деловой двор. — «Русское слово», 1913, 27 ноября; Деловой двор. — «Нива», 1914, № 29, 79.

5. Подробный отчет о юбилейном вечере под названием «Юбилей И.Е. Репина» был напечатан в газете «День» (1917, 26 ноября).