Биография Меншикова

Биография Меншикова неотделима от Петра Великого и его деятельности. Меншикова называли «царским двойником».

Александр Данилович Меншиков — светлейший князь Римской империи, светлейший князь Российской империи, герцог Ижорский и т. д. и т. п., был сыном простого придворного конюха¹, который затем стал капралом в потешном Преображенском полку². Алексашка вначале был разносчиком пирогов, потом за балагурство и веселый нрав его взяли в услужение к Лефорту, откуда вскоре он переходит в камердинеры к Петру и обнаруживает такую понятливость, расторопность, любознательность, так быстро схватывает на лету и так умно исполняет любое желание Петра, что становится царским любимцем, неразлучным с Петром во всех его делах, вначале в юношеских забавах, а затем в жарких сражениях, в кипучей разносторонней государственной деятельности. Наделенный живым практическим умом, Меншиков быстро осваивал суть всякого нового начинания, ко всему умел примениться и не щадил ни себя, ни других для дела Петра.

Начал Петр создавать потешные полки, проводить учебные сражения: первый помощник его — Меншиков. Отправился Петр в заграничное путешествие — при посещении фабрик, кунсткамер, маневров и т. д. рядом с Петром жадно ко всему присматривается и Меншиков. Учится Петр на корабельных верфях в Голландии — вместе с ним проходит школу и получает аттестат на звание плотника Меншиков. Возвращается Петр в Россию из заграничной поездки и собственноручно обрезает боярам бороды — Меншиков помогает ему и в этом и приводит остриженных на показ царю в Успенский собор. Вводятся короткие кафтаны взамен прежних ферязей и опашней — и дворец Меншикова превращается на время в швейную мастерскую по изготовлению французских и итальянских кафтанов для прислуги и приближенных.

Начинаются казни стрельцов. Петр заставляет своих вельмож исполнять роль палачей. Иностранцы наотрез отказываются, бояре с трудом и страхом повинуются, один Меншиков без колебаний выполняет волю Петра.

То же и в военных делах. В Азовском походе Меншиков живет в одной палатке с Петром. Под Нарвой, Нотебургом он проявляет храбрость и военный талант в битвах со шведами, вместе с Петром на лодках захватывает два шведских судна; Петр назначает Меншикова губернатором вновь отвоеванного края и возводимого Петербурга. И здесь Меншиков полон энергии; он строит крепости Кронштадт и Кроншлотт, укрепляет Петербург, сооружает корабельную верфь и принимает в Петербурге первый купеческий корабль Голландии. Сменив бездеятельного фельдмаршала Огильви, Меншиков заявляет, что русские не нуждаются более в наемных иностранных полководцах, и, командуя русскими войсками под Калишем, в «регулярном» сражении разбивает тридцатитысячную армию считавшихся непобедимыми шведов. Разгадав движение Карла XII на Украину и измену Мазепы, Меншиков успел захватить гетманскую столицу, Батурин, лишив шведов крепости и припасов, и ввел в осажденную шведскими войсками Полтаву подкрепление. В Полтавской битве вместе с Петром Меншиков руководил сражением как талантливый и смелый полководец (в бою под ним было убито три лошади) и, преследуя разбитого врага, взял в плен десятитысячную шведскую армию.

Такой же верной опорой Петра был Меншиков и в европеизации России. В то время когда Петр со стороны родовитой знати, князей и бояр встречал ропот и противодействие своим начинаниям, Меншиков во всем разделял стремления Петра, был противником старых обычаев, увлеченно внедрял западноевропейские формы жизни. Во время заграничного путешествия с Петром Меншиков выучился говорить по-голландски и по-немецки, присмотрелся к устройству мануфактур, к торговле. И когда Петр для ускоренного развития русской промышленности стал создавать торгово-промышленные «кумпанства», назначая компанейщиками торговых людей и дворян, — «буде волею не похотят, хотя в неволю»³, Меншикова не приходилось принуждать: он и здесь первый, с охотой шел навстречу желаниям Петра, умело пользуясь монопольными правами на вывоз товаров⁴. Меншиков был действительно предан делу Петра: в Древней Руси для талантливого простолюдина все пути были закрыты. В новой, переживающей крутую ломку России. где Петр стремился создать деятелей, не связанных преданиями и предрассудками со стариной, Меншикову стало доступно поприще государственной деятельности.

Меншиков был правой рукой Петра, на этом мнении сходились и люди Петровской эпохи, и писатели середины XIX века, и современники Сурикова.

Вот характерные строки одной из русских пьес о Меншикове, где он так себя характеризует:

Вот тридцать лет, как я знаком России Я другом был Великому Петру Помощником в делах Екатерины На Калишских полях и под Полтавой Своим мечем и вражескою кровью Я записал деянья — не сотрутся Не смоет их ни время, ни враги...

И если Петр Великий будет жить В сердцах людей прославленной им Руси,

То и меня вспомянут вместе с ним⁵.

Интересно привести мнение о Меншикове, высказанное на страницах «Русского Архива» в том же 1883 году, когда написана картина Сурикова: «то время на Руси было прежде всего время труда упорного, неустанного.

Зато как спорилось тогда всякое дело, с каким увлечением и как успешно работалось, когда в каждом почине стоял гениальный царственный работник, а первым у источника неограниченной самодержавной власти находился его даровитый ученик Меншиков, энергический, находчивый, с поразительной сметкой Русского простолюдина и с выносливым трудолюбием голландца, и, что так редко встречается в баловнях судьбы, этот «полудержавный властелин», иногда завистливо и недоверчиво относившийся к тем, в которых опасался пайти соперников, был всегда благосклонно внимателен к труду каждого второстепенного участника гигантской работы, охватившей по воле великого царя всю Россию...»⁶

И Меншиков, при всей тогдашней грубости нравов и подобострастии вельмож перед царем, сумел отстоять свое человеческое достоинство; характерно, что в отношениях между Петром и Меншиковым не было ни высокомерного тона монарха, ни угоднического тона подданного, самоунижающегося перед царем, как это имело место в отношениях Петра даже с близкими ему людьми. Вот, например, послания, какие адресовались Петру; «Великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу, всея Великая и Малая и Белая России самодержцу, холопи твои Кирюшка Нарышкин с товарищи челом бьют»⁷. Фельдмаршал В.П. Шереметев подписывал письма к Петру: «Наипоследнейший раб твой Бориско Шереметев челом бью»⁸, генерал Патрик Гордон заключал письма к царю словами: «бьет челом холоп твой Петрушка Гордон»⁹ или «бьет челом холоп Ваш генерал Петрушка Гордон»¹⁰. В отличие от такого стиля, Меншиков с достоинством подписывается просто своей фамилией. Вот любопытная подпись на коллективном письме «главных генералов» к Петру Великому: «Раб твой Борис Шереметев. Раб ваш Гаврило Головин. Нижайший раб ваш Григорей Долгорукой, Александр Меншиков»¹¹.

И в письмах Петра к Меншикову встречаются такие обращения, которых мы не найдем по отношению ни к одному из петровских сподвижников: «Мейн Герц», «Мейн Герценкин», «Мейн Либсте Камарат», «Мейн либсте фрейнт», «Мин Брудер»¹². Не удивительно, что при таких отношениях Меншиков мог лелеять мысль о женитьбе Петра на своей сестре Анне Даниловне.

Считалось естественным, что Ментиков получал подарки наравне с царем¹³. Французский посланник Балюз писал к Людовику XIV: «Я осмелюсь повторить Вашему Величеству, что дружба царя к этому любимцу выше всякого выражения»¹⁴. Не перестают удивляться влиянию и власти Меншикова и посланники других дворов. Но и Петр и сам Меншиков считают это в порядке вещей. Датский посланник Юст Юль пишет: «С его Величеством князь (то есть Меншиков. — В.К.) обращался крайне вольно. Царь к нему чрезвычайно привязан. «Без меня, говорит он, князь может делать что ему угодно; я же без князя никогда ничего не сделаю и не приму никакого решения»¹⁵. Тот же Юст Юль вспоминает торжественную встречу, устроенную Петром Меншикову при возвращении его в Петербург: «Сам царь выехал к нему за три версты от города... Замечательно, что князь даже не слез с лошади, чтобы почтить своего государя встречею, и продолжал сидеть до тех пор, пока царь к нему не подошел и не поцеловал его»¹⁶. Множество офицеров и других служащих также выехали встречать Меншикова. «Все целовали у него руку, ибо в то время он был полубогом, и вся Россия должна была на него молиться»¹⁷.

В другом месте Юст Юль описывает такую сцену: «Меня крайне изумило, что Меншиков перед своим уходом поцеловал царицу и что молодые царевны (вероятно, вдова и дочь покойного царя Иоанна) устремились к нему первые, стараясь наперегонки поцеловать у него на прощание руку, которую он им и предоставил. Вот до чего возросло высокомерие этого человека!» — восклицает Юст Юль¹⁸. Для окружающих — могущество Меншикова было неотделимо от Петра. Французский посол Балюз писал о Меншикове: «Его голос — голос царя»¹⁹. А Феофан Прокопович приветствовал Меншикова словами: «мы в Александре видим Петра!»²⁰. Раскрывшиеся в последние годы петровского царствования крупные злоупотребления Меншикова, его корыстолюбие, взятки и хищения, продолжавшиеся, несмотря на строгие предупреждения Петра, заметно уменьшили доверие и расположение царя к своему любимцу. Злоупотребления за Меншиковым открылись в связи с делом вице-губернатора Курбатова, и он вместе с Апраксиным и Брюсом попал под следствие, тянувшееся несколько лет. Меншиков поспешил пожертвовать большие запасы продуктов русской армии, терпевшей недостаток провианта в Финляндии; подоспевшее вскоре дело царевича Алексея и вовсе прекратило следствие. Затем были раскрыты злоупотребления, в которых были замешаны важнейшие государственные люди и в том числе Меншиков (назначенный до этого Петром членом Верховного Суда по борьбе с такими злоупотреблениями). На этот раз Меншиков отделался уплатой большого штрафа в 100 тысяч червонцев.

Возмущенный корыстолюбием и взяточничеством Меншикова, Петр однажды писал Екатерине: «Меншиков в беззаконии зачат, во грехах родила мать его и в плутовстве скончает живот свой». И все-таки Петр, особенно строгий к таким поступкам, и отдавая под следствие Меншикова, не мог без него обойтись. Правильно пишет автор монографии о Меншикове: «Задумываясь о том, какая участь ждет его начинания после его смерти, ввиду неспособности и приверженности к старине царевича Алексея, Петр, естественно, должен был прийти к мысли о необходимости щадить человека, обладавшего такой огромной опытностью, в такой степени усвоившего его идеи, как Меншиков»²¹.

Поэтому, хотя Меншиков в последнее время подвергся царской немилости, Петр перед смертью примирился с ним и допустил старого друга к своей постели.

Смерть Петра, казалось, кладет конец могуществу Меншикова. Хотя Петр не успел объявить наследника, наследовать ему должен был внук — малолетний Петр Алексеевич, сын казненного царевича Алексея, а это означало господство партии родовитых вельмож, которые были оттеснены Петром: Долгорукие, Голицыны, Репнин и другие. Сознавая грозящую им опасность, петровские приближенные П.А. Толстой, Апраксин, Бутурлин, возглавляемые Меншиковым, при поддержке обоих гвардейских полков (шефами которых были сам Меншиков и Бутурлин) возвели на престол Екатерину I и провозгласили ее императрицею... как лицо, по воле самого Петра уже носившее императорскую корону, — и с этого момента могущество Меншикова, только что висевшее на волоске, засияло ярче прежнего.

«Правление Екатерины было только по одному имени ее правлением. Всем заправлял Меншиков и с ним те вельможи, которые хотели ему угождать»²². С воцарением на престоле Екатерины Меншиков получил такую большую власть, какую только могут иметь подданные, доносили иностранные послы. Но Меншиков сознавал непрочность своей власти, зная, что родовитая знать не прощает ему его низкого происхождения. Возведение на престол Екатерины было для него лишь отсрочкой. И Меншиков стремится стать герцогом Курляндским.

Любопытно, что когда Анна Иоанновна, имевшая наследственные права на это герцогство, просила Меншикова помочь ее браку с графом Морисом Саксонским (побочным сыном польского короля) — бывший разносчик пирогов отчитал Анну, ответив ей, что «ето дело невозможное; ибо утверждение Морица герцогом противно выгодам России, а брак ее с ним неприличен, понеже он рожден от метрессы, а не от законной жены», после чего герцогиня «оставила свое намерение, изъявив желание, чтобы герцогом сделался он, Меншиков»²³.

В то же время Меншиков всеми средствами стремится породниться с императорской фамилией.

Сына своего Александра Меншиков собирался женить на принцессе Елисавете»²⁴, или на любекской принцессе (в то время предполагалось, что великий князь Петр Алексеевич возьмет супругу из дома Любекского принца-епископа²⁵). Было также намерение у Меншикова женить сына на великой княжне Наталье Алексеевне и «через то ввести свой род в фамилию императорскую и по женской, и по мужской линии»²⁶. К Александре Меншиковой еще раньше сватался наследный принц Ангальт-Десаусский. Но затем планы Меншикова изменились. Стремясь упрочить свое положение, он решил объявить наследником императорского престола юного великого князя Петра Алексеевича и добился соответствующего завещания Екатерины I, содержащего условие, что будущий император обязан жениться на одной из дочерей Меншикова — Марии или Александре. Став тестем императора, который будет ему обязан своим престолом, Меншиков рассчитывал не только сохранить, но еще больше увеличить свою власть.

План этот привел в ужас дочерей Екатерины — Елизавету Петровну и Анну Петровну с ее мужем герцогом Голштинским и вызвал возмущение всех сотоварищей Меншикова по «гнезду Петрову», которые в молодом Петре видели сына осужденного ими царевича Алексея и намерение Меншикова рассматривали, как измену принципам Петра Великого. Они даже попытались составить заговор с целью противодействовать браку молодого Петра с Меншиковой. Но по настоянию Меншикова все они — П.А. Толстой, Бутурлин, А. Нарышкин, Ушаков, Скорняков-Писарев, Девьер (зять Меншикова, ненавидевший его) — были осуждены, лишены чинов и деревень и сосланы; последние два еще биты кнутом. Подписав слабеющей рукой этот приговор своим верным слугам, помогавшим возвести ее на престол, и завещание о престолонаследии, Екатерина I вечером того же дня, 6 мая 1727 года, умерла.

На следующий день было объявлено завещание Екатерины. В этом завещании²⁷ было написано: «Хотя по материнской нашей любви дочери наши герцогиня Голштинская Анна Петровна и Елизавета Петровна, могли бы быть преимущественно назначены Нашими преемницами, но принимая во внимание, что лицу мужского пола удобнее переносить тягость управления столь обширным государством, Мы назначаем себе преемником Великого Князя Петра Алексеевича». Далее следуют статьи: о регентстве во время несовершеннолетия Петра из обеих царевен, герцога Голштинского и Тайного Совета; о порядке наследия престола в случае смерти Петра. Статья 12-я явно обнаруживала истинного автора этого завещания: «За отличные услуги, оказанные покойному Супругу Нашему и Нам самим Князем Меншиковым, Мы не можем явить большего доказательства Нашей к нему милости, как возводя на Престол Российский одну из его дочерей и потому приказываем, как Дочерям Нашим, так и главнейшим Нашим вельможам содействовать к обручению Великого князя с одною из дочерей князя Меншикова, и коль скоро достигнут они совершеннолетия, к сочетанию их браком». План Меншикова осуществлялся.

7 мая 1727 года Петр II провозглашен был императором. В тот же день Меншиков получил звание Адмирала, 12 мая звание Генералиссимуса, а с ним вместо и полную власть над русским войском. 17 мая Меншиков перевозит 12-летнего императора в свой дом на Васильевском острове, а 25 мая происходит торжественное обручение дочери Меншикова Марии с Петром II. Так и после смерти Екатерины, когда, казалось, звезда Меншикова должна будет окончательно закатиться, нареченный тесть императора обрел еще большее могущество и достиг зенита своей власти. «В 1727 году Меншиков сделался вполне всемогущим владыкою. Иностранные посланники замечали, что даже покойного государя Петра Великого не боялись до такой степени, как в это время Меншикова»²⁸.

Но упрочения своей власти Меншиков достиг ценою счастья своей дочери — Марии, чья трагическая судьба была излюбленной темой для писателей исторических романов и повестей XVIII—XIX веков.

Суриков хорошо знал печальную историю ее жизни и проник чутьем психолога и историка в характер и внутреннее состояние несчастной княжны.

Старшая дочь Меншикова Мария родилась 26 декабря 1711 года. В то время Меншиков был в расцвете славы, «вся Россия знала только царя Петра да Меншикова. Рождение Марии было почти то же, что рождение царского ребенка»²⁹. Она росла вместе с царскими детьми; когда родители ее отлучались, Марию брали во дворец под присмотр царицы, «образованием ее мог интересоваться сам Петр»³⁰.

Мария получила отличное по тому времени воспитание, знала языки, музыку и выделялась из числа своих сверстниц умом и привлекательной внешностью. Вот описание ее у Бантыш-Каменского: «Княжна Мария кроткая, прекрасная, отлично воспитанная, не имела соперниц в С.-Петербурге: стройный стан, удивительная белизна лица, на котором всегда играл нежный румянец, черные, огненные глаза, обворожительная улыбка, красивые, даже под пудрой, тогда употребляемой, локоны, небрежно развевавшиеся на плечах — слабое изображение прелестей ее, искусно переданных в современном портрете!»³¹.

Положение, занимаемое Меншиковым, его политические расчеты побудили его рано задумываться о браке Марии. Ей было еще только десять лет, а Меншиков уже подыскивал ей жениха. Выбор его остановился на сыне крупного польского магната, Бобруйского старосты, графа Яна Сапеги. Этот выбор был с дальним расчетом — в тогдашней сложной политической игре не исключена была возможность того, что при поддержке России польская корона могла достаться претендовавшему на нее Сапеге³². Сын Яна Сапеги — молодой Петр Сапега, староста литовский, появился в Петербурге в 1721 году с блестящей свитой и рекомендательными письмами. Он стал ежедневно навещать дом Меншикова, танцевал со своей будущей невестой, забавлял ее играми и постепенно завоевал дружбу и любовь десятилетней девочки. В январе 1726 года старик Сапега прибыл с сыном в Петербург и окончательно договорился с Меншиковым о браке. Екатерина одобрила этот брак, 10 марта дала графу Яну Сапеге титул генерал-фельдмаршала, а 13 марта 1726 года присутствовала со всей императорской фамилией на сговоре княжны Марии с Петром Сапегой и сама вручила им драгоценные перстни. Обручение совершил Феофан Прокопович. Во дворце Меншикова состоялось пышное празднество, сопровождавшееся фейерверком, музыкой, танцами и залпами орудий.

Казалось бы, все предвещало Марии счастье. Но уже тогда был нанесен первый удар ее чувству. Красавец Петр Сапега приглянулся 42-летней Екатерине и, как тогда говорили, попал «в случай» у императрицы. Искательный легкомысленный Сапега стал пользоваться правами признанного фаворита, о чем не могла не знать Мария. Он понравился также 15-летней племяннице Екатерины — Софье Скавронской. Сапегам льстила возможность породниться с Екатериной. Но развитие этих событий относится к более позднему времени, а сейчас, после обручения с Марией Меншиковой, Сапеги уезжали из Петербурга, осыпанные милостями и наградами. Затем 15 октября 1726 года Петр Сапега был награжден орденом Александра Невского, а 5 апреля 1727 года получил от Екатерины ее портрет, осыпанный бриллиантами. Такую же награду получила и Мария Меншикова³³. Свадьба была на некоторое время отсрочена, но вопрос о ней, казалось, был решен окончательно.

Внезапно ход событий изменился. По утверждениям некоторых историков, обручение было расстроено императрицей Екатериной, которая захотела женить Сапегу на своей племяннице. Но более вероятно, что брак с Сапегой расстроил сам Меншиков, решив женить княжну Марию на будущем императоре³⁴. Добившись своей цели, Меншиков объявил дочери, «чтобы она забыла своего Сапегу и готовилась стать императрицею». Рассказывают, что бедная княжна, очень любившая своего жениха, упала в обморок, когда отец объявил ей об ожидающей ее участи. Но ни отчаяние дочери, ни ее слезы и мольбы, ни тяжелая болезнь, вызванная нервным потрясением, не поколебали Меншикова; он оставался непреклонным, уничтожил контракт о браке с Сапегой, и через год с небольшим после обручения Марии с сыном Бобруйского старосты тот же самый Феофан Прокопович благословил ее обручение с одиннадцатилетним мальчиком-императором.

Торжественный обряд состоялся 4 мая 1727 года. Не желавший этого обручения Петр II проявил к невесте полное равнодушие и тотчас же после окончания церемонии отправился в Петергоф на охоту³⁵. Ни пышность празднества, ни почести, ни знатный титул принцессы, «ея высочества обрученной невесты императора», не могли утешить Марию. На ектеньях ее именовали «Благочестивейшая государыня Мария Александровна», к руке ее были допущены генералитет и иностранные министры, для будущей императрицы был учрежден свой двор с гофмейстером, камергерами, камер-юнкерами, фрейлинами и пажами.

Петр не любил свою невесту, называл ее «красивой статуей»³⁶, но после обручения возложил на Марию Меншикову орден св. Екатерины, в следующем месяце подарил ей Итальянский дом, а к письмам своего воспитателя Остермана, адресованным Меншикову, делал «родственные» приписки, вроде следующей: «И я при сем вашей светлости и светлейшей княгине и невесте и своячине и тетке и шурину поклон отдаю любителны. Петр»³⁷. Услыхав, что Меншиков жалуется на его равнодушие к невесте, Петр сказал: «Разве не довольно, что я люблю ее в сердце; ласки излишни; что касается до свадьбы, то Меншиков знает, что я не намерен жениться ранее 25 лет».

Укрепляя свою власть, Меншиков предложил герцогу Голштинскому и Анне Петровне уехать из России, сказав, что ему, как шведу, не доверяют, и выдал ему обещанное за его женой приданое. (При этом Меншиков удержал себе «за труды» 80 тысяч рублей.) Так он избавился от двух членов регентства — Анны и ее супруга. Принцесса же Елизавета, занятая увеселениями, была не опасна. Тайный Совет был полностью в руках Меншикова.

Верховный Тайный Совет Меншиков собирал в своем доме, где он поселил и молодого императора после обручения его с Марией. Меншиков настолько почувствовал себя хозяином положения, что даже запретил обер-камердинеру Кайсарову расходовать деньги без его приказания и не велел исполнять повеления императора или сестры его, великой княжны Натальи Алексеевны, без предварительного себе доклада. Когда Петр захотел подарить сестре 500 червонцев, то Меншиков велел отобрать у великой княжны деньги. Петр вышел из себя и, топнув ногой, закричал: «Я император, надобно мне повиноваться!» Меншиков но понял в то время опасного смысла этих слов.

Не довольствуясь обручением дочери своей с императором, Меншиков намеревался сочетать браком своего сына Александра с великой княжной Натальей Алексеевной, которая была одних лет с Александром, «и через то ввести свой род в фамилию императорскую и по женской и по мужской линии»³⁸.

О таком же безграничном честолюбии свидетельствует и титул Меншикова, которым он писался в обыкновенных указах 1728 года: «Светлейший Святого Римского и Российского государств Князь и Герцог Ижорский, в Дубровине, Горы-Горках и в Почепе Граф, Наследный Господин Аранибургский и Батуринский, Его Императорского Величества Всероссийского над войска командующий Генералиссимус, Верховный Тайный Действительный Советник, Рейхс-Маршал, Государственной Военной Коллегии Президент, Адмирал Красного флага, Генерал-Губернатор Губернии Санкт-петербургской, Подполковник Преображенский, Лейб-Гвардии полковник над тремя полками, капитан компании бомбандирской. Орденов святых апостолов Андрея и Александра, Слона, Белого и Черного Орлов Кавалер Александр Меншиков».

Интереснейшим документом, свидетельствующим о могуществе Меншикова, служит дошедшая до нас аллегорическая гравюра, окруженная венком из лавров, прославляющая «Светлейшего»³⁹.

Казалось бы, Меншиков достиг вершины могущества. Юридически и фактически он держал Петра II в своих крепких руках — молодой император вынужден был смотреть на Меншикова как на будущего тестя, жил в его дворце, охраняемый послушными Меншикову войсками; будущие отношения Петра II к Марии Меншиковой устанавливались завещанием Екатерины I и были условием передачи ему трона⁴⁰. Однако при дворе знали, что обручение Петра II с Марией было совершено вопреки его желанию, что, услышав впервые о таком намерении, Петр на коленях просил свою сестру Наталью Алексеевну воспрепятствовать этому браку и что лишь после прямой угрозы они с сестрой решили покориться «для собственного сохранения»⁴¹, знали также, что самолюбивого императора раздражают противодействия его желаниям, чинимые Меншиковым.

В этих условиях враги Меншикова обрели благоприятную почву для интриги.

Для Меншикова, власть которого зависела от отношения к нему Петра, было особенно важно доверить мальчика надежному воспитателю, который действовал бы полностью в интересах Меншикова и его семьи. Таким верным Меншикову человеком притворился барон Остерман. Перу Остермана приписывается текст апологетического сочинения, дающего благоприятное истолкование всех событий жизни Меншикова и опровергающего все обвинения против Светлейшего⁴².

Меншиков ошибся в этом хитром царедворце, поверив его притворству. Другой ошибкой Меншикова было выдвижение Алексея Григорьевича Долгорукого, назначенного гофмейстером при сестре императора, Наталье Алексеевне, что приблизило ко двору и его молодого сына Ивана, сумевшего подружиться с императором и стать неразлучным товарищем его развлечений; Иван также тайно настраивал Петра против Меншикова. Делать это было нетрудно, так как Меншиков сам облегчал своим врагам их задачу.

Меншиков считал себя ответственным за воспитание молодого Петра, так как хорошо понимал, какого императора должна в нем получить Россия, чтобы продолжить и завершить великие преобразования, начатые его дедом. Это признал даже князь Щербатов, который как аристократ не мог простить Меншикову его простого происхождения и честолюбия, однако писал: «но управление его было хорошо, а паче попечение его о воспитании и научении молодого государя; часы были установлены для науки, для слушания дел», для разговоров с сановниками «и, наконец, часы для веселья. И можно сказать, что князь Меншиков был купно Правитель Государства и дядька государев»⁴³. Отсюда его требовательность к Петру II, отсюда же и неприязнь своенравного, капризного и ленивого мальчика к своему будущему тестю. Остерману нужно было лишь потакать лени своего воспитанника и сваливать всю вину стеснительных мер на Меншикова. Долгоруким нужно было лишь увеселять Петра прогулками, охотами, балами да внушать ему мысль, что Меншиков — зазнавшийся честолюбивец, погубивший его отца. Все настойчивее внушают ему окружающие: и Долгорукие, и Остерман, и сестра Наталья Алексеевна, что он — самодержавный император, может делать все, что захочет, что он не обязан Меншикову возведением на престол. И тогда у Петра возникает о Меншикове мысль: «по какому праву этот человек мною распоряжается, меня воспитывает, держит в плену?»⁴⁴ Хотя Петр II обязался под присягой не мстить никому из подписавших смертный приговор его отцу, враги Меншикова использовали и этот мотив, чтобы напоминаниями о страданиях царевича Алексея еще более восстановить Петра II против Меншикова. Взбешенный опекой Меншикова, Петр сказал: «Меншиков хочет обращаться со мною, как обращался с моим отцом, но этого ему не удастся; он не будет давать мне пощечин, как давал»⁴⁵.

Так постепенно созревала неприязнь Петра к Меншикову, положение которого становилось все более трудным. Начинать еще раз свою карьеру с самых азов, то есть угождать ленивому и своенравному 12-летнему мальчику, беспрекословно выполняя каждое его желание, как когда-то выполнял волю его великого деда, — Меншиков не мог. Он пытался спорить с малолетним императором, хотел его образумить, заставить учиться, но все это только раздражало Петра. Вскоре наступила развязка.

После болезни Меншиков отправился с семьей отдохнуть в свой загородный дом в Ораниенбаум, куда на освящение домовой церкви пригласил Петра. Тот сначала обещал, но потом отказался⁴⁶. В Ораниенбаум съехались знатнейшие вельможи. Во время пышной церемонии, сопровождавшейся пушечными залпами, Меншиков совершенно забыл о Петре II и сам сел на место, предназначенное, в виде трона, для императора. Враги Меншикова донесли об этом Петру, и судьба Меншикова была решена.

На следующий день, 4 сентября, Меншиков приехал в Петергоф и после краткой беседы с императором, ничего не подозревая, возвратился домой. 5 сентября состоялась беседа Меншикова с Остерманом, очевидно, очень резкая, ибо Меншиков заметил перемену в отношении к нему Петра и стал требовать отчета у воспитателя, слишком поздно почувствовав его коварную интригу. «Чтобы пригрозить Остерману, Меншиков стал его упрекать в том, что он старается отвратить императора от православия, за что будет колесован. Остерман ответил, что он так ведет себя, что колесовать его не за что, но что он знает человека, который может быть колесован»⁴⁷. 6 сентября Меншиков еще принимал у себя дома нескольких генералов, ездил на полтора часа в Верховный Тайный Совет и «с гордостью давал везде приказания, делая распоряжения к приему Петра в своем доме. Но 7 сентября вещи Петра были взяты из дома Меншикова и перевезены во дворец, что привело Меншикова в ярость. Петр, узнав об этом, в гневе воскликнул: «Так я покажу ему, кто император, — я или оп!»

В эти тяжелые для Меншикова дни Мария пытается помочь отцу. Она с сестрой едет во дворец поздравить Петра с новосельем — он отказывается их принять: Мария обращается к сестре Петра, Наталье Алексеевне, с письмом, сохраняющим чувство достоинства, где просит царевну содействовать в том, чтобы Петр «изволил прибыть в дом его светлости дражайшего родителя моего и с ним видеться, дабы как внутренние его императорского величества и вашего высочества и его светлости неприятели, так и пограничные соседи, видя такие отмены, не порадовались»⁴⁸. Просьба Марии была тщетной.

Весть об опале Меншикова уже распространилась. До сих пор вельможи, генералы, должностные лица по утрам толпились в приемной у всесильного светлейшего, который принимал их в своей «ореховой» комнате. 7 сентября в лаконичных строках «поденных записок» Меншикова отражена происшедшая катастрофа: «В 7 день, то есть в четверток его светлость изволил встать в 6 часу и вышед в ореховую изволил сидеть до 9 часа, в 9 вышел в предспальню и одевся изволил ехать в верховный тайный совет...»⁴⁹ Что пережил Меншиков в эти часы, сидя один, не одетый, в роскошной зале своего дворца, обычно наполненной блестящими посетителями, искавшими его покровительства, — можно себе представить. Запись этого дня кончается словами: «в 1 часу по полудни сел его светлость кушать в предспальне, во 2 откушав изволил итти в ореховую и тут был до вечера, в 9 часу покушав пошел опочивать. Сей день было пасмурно и хладно. Сего числа Его Императорское Величество изволил прибыть в Санкт-Петербург и в новом летнем доме ночевал и с сего времени начал в том доме жить»⁵⁰.

На следующий день, 8-го, к Меншикову приехал генерал-поручик Салтыков и объявил ему об аресте — «чтоб он со двора никуда не съезжал». По получении этого приказа Меншикову сделалось дурно, и ему пускали кровь. В отчаянии жена Меншикова с сыном и дочерью бросились во дворец и, увидев возвращавшегося из церкви Петра, на коленях просили о помиловании мужа и отца — Петр молча прошел мимо. В тот же день, 8 сентября 1727 года, состоялось Заседание Верховного Тайного Совета в присутствии Петра, на котором был подписан указ о неслушании указов и писем князя Меншикова, а на следующий день был решен вопрос о ссылке князя Меншикова и о лишении его орденов. Ссылка в нижегородские его деревни, по просьбе Меншикова, была ему заменена ссылкой в город Раненбург (некогда подаренный ему Петром Великим). В Верховный Совет вызвали архиерея и объявили ему, «чтоб впредь обрученной невесты при отправлении службы Божией не упоминать и о том во все государство отправить указы из Синода»⁵¹.

На письменный вопрос Меншикова к Тайному Совету о том, что «обрученной невесты служители и ее гофмейстер просят милости уволить в деревни свои», последовала грубая резолюция: «Кто похочет с нею (!) ехать, тот бы ехал, а кто хочет остаться, тот бы оставался». Конвоировать Меншикова было поручено капитану Пырскому⁵².

11 сентября состоялся отъезд князя Меншикова и его семейства из столицы в Раненбург. Выезд из Петербурга происходил днем, при огромном стечении любопытных: толпы народа высыпали на улицу смотреть на удаляющегося вельможу, которого величие блистало над Петербургом с самого основания этого города. Поезд состоял из 5 берлинов, 16 колясок, И фургонов и колымажки. Все экипажи были собственные, великолепно убранные. Прислуги за ним следовало 127 человек, включая пажей, лакеев, гайдуков, гребцов и т. д. Меншиков прощался со всеми с веселым лицом, кланяясь из своей кареты. В Клину их нагнал капитан Шушерин и отобрал ордена у сына и дочерей Меншикова; «с этим же посланным возвращен был невесте обручальный перстень, полученный от нее императором, а от нее велено взять обручальный перстень императора»... С этого момента Мария Меншикова перестала быть «обрученной невестой императора».

Меншиков прибыл в Раненбург 3 ноября 1727 года, с пышным поездом, окруженный толпой слуг (среди которых было 16 лакеев, 8 пажей, 12 поваров и т. д.). Меншиков все еще чувствовал себя вельможей; дарил конвойным офицерам ценные подарки и в последний раз потешил свое тщеславие выдачей отпускной грамоты своему берейтору, голштинцу Роппу, высокопарные обороты которой подражают слогу императорских указов⁵³.

Тем временем Верховный Тайный Совет разослал во все коллегии указ о доставлении сведений о действиях Меншикова по захвату им казенной собственности. Начали поступать разные обвинения, были составлены «допросные пункты Меншикову», а его имущество в Петербурге и Москве описано. Вслед за этим возникло еще более серьезное обвинение — будто бы Меншиков тайно помогал шведской короне и выговаривал себе помощь от Швеции. Это уже было обвинение политическое, обвинение в государственной измене. Для допроса Меншикова был послан Плещеев, а мягкий присмотром Пырский заменен Мельгуновым. Все имения Меншикова конфисковывались и отписывались на имя Петра II. Были даны строгие инструкции об усилении надзора за Меншиковым, которому запрещалось даже посещать городскую церковь. Раненбург из места ссылки богатого вельможи превратился в место тюремного заключения политически опасного преступника. 5 января 1728 года Плещеев с Мельгуновым прибыли в Раненбург и окружили Меншиковых строгим караулом; «князь с женою и с сыном заключены в спальне и к дверям поставлены часовые. Княжны отделены в особую комнату и тоже при часовом». Мельгунов даже беспокоился о том, что княжны могут ходить к отцу и говорить с ним, — «и нам в оном не без сумнения», — писал он в Верховный Совет. Затем Плещеев приступил к описи имущества в присутствии всех офицеров и дворни. Меншиков передавал одну за другой вещи, а Плещеев и Мельгунов принимали их и тут же опечатывали. «Два огромные сундука наполнились алмазами, брильянтовыми и золотыми вещами, два с серебряными, девять с богатым платьем и бельем, три с деньгами»⁵⁴. Меншикову оставили только самое необходимое: шубу, бешмет, сапоги, рубашки — все это было дано ему под расписку, как имущество уже ему не принадлежащее. С княгиней и детьми Меншикова поступили благосклоннее: им оставили значительную часть платья и белья, при этом старались выбрать, что попроще и победнее, «но такой выбор был чрезвычайно труден: все почти было из золота, серебра с брильянтами и другими драгоценными камнями; платья все были парчовые, штофные, бархатные, шитые золотом и кружевами; даже юбки, чулки, колпаки, галстухи были с золотом, брильянтами и жемчугом»⁵⁵. (Это обстоятельство надо учитывать при рассмотрении картины Сурикова «Меншиков в Березове».)

Биограф Меншикова справедливо замечает, что при описи и передаче вещей «не золото и брильянты были любопытны в эту минуту, а сам Меншиков. Какие воспоминания возобновлялись в его памяти при передаче Плещееву алмазных шпаг, пожалованных ему Петром, перстней, подаренных Екатериною. Что происходило в душе его при разлуке с богатством своим?⁵⁶ И действительно, для составлявших опись была важна лишь денежная стоимость каждого предмета, для Меншикова же все эти шпаги и орденские «кавалерии» были связаны с важнейшими событиями его бурной жизни — с битвой при Калише, с победой под Полтавой, со строительством Петербурга и т. д. и т. п. Сам Меншиков и члены его семьи давали время от времени пояснения о том или ином перстне, ордене или портрете. В списках то и дело встречается: «а князь Меншиков объявил — оная запона дана ему от Августа короля за калишскую баталию»⁵⁷, князь Меншиков объявил, что та шпага и трость пожалованы ему от датского короля»⁵⁸; младшая дочь Меншикова Александра «объявила, что оный перстень пожалован от цесаря»⁵⁹, что «оный портрет пожалован от ее императорского величества» и т. д. Одна Мария Меншикова не вступала ни в какие объяснения во время описи ее драгоценностей, хотя среди них были и лично ей подаренные портреты Петра Великого и Екатерины и около ста драгоценных предметов, из которых почти каждый был осыпан бриллиантами и алмазами. Это молчание бывшей невесты императора красноречивее всего передает ее внутреннее состояние, отличающееся от состояния других членов семьи безразличием к прошлому и к будущему, к богатству, с которым приходится расставаться, говорит об ее сосредоточенности на своей, глубоко личной драме.

В течение трех дней происходила опись драгоценностей и имущества Меншикова, находящегося в Раненбурге. «Опись брильянтовых и золотых вещей», составленная Плещеевым в Раненбурге, занимает более 13 страниц убористого шрифта в «Приложениях» к статьям Есипова⁶⁰. А ведь этим далеко не исчерпывалось сказочное богатство Меншикова. Его имения, кроме украинских (Батурина, Почепа и др.), польских и ижорских земель, расположены были в 36 уездах⁶¹, одной только пахотой земли в них было 152 356 четвертей, а также множество лесных угодий (в Казани, например, 53 тысячи десятин леса) и сенокосов. В Москве было двести лавок, бани, а также роскошно отделанные дома, наполненные дорогой обстановкой, имуществом, платьями, запасами и т. д. У Меншикова были конфискованы города Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Раненбург, Почеп и Батурин, 90 тысяч крепостных крестьян, 4 миллиона тогдашних рублей наличной монетой, капиталов в Лондонском и Амстердамском банках на 9 миллионов рублей; бриллиантов и разных драгоценностей на сумму свыше миллиона рублей, 105 пудов золота в слитках и золотой посуде и множество серебряной⁶². Все это — во изменение первого Указа Петра II от 9 сентября 1727 года (гласившего: «А чинов его всех лишить и кавалерии взять, а имению его быть при нем») — было теперь конфисковано.

В феврале 1728 года Верховный Тайный Совет решил сослать Меншикова в более отдаленный город и «пожитки его взять, а оставить княгине его и детям тысяч по десяти на каждого да несколько деревень»⁶³. Пока об этом составляли указ, произошло событие, которое сразу изменило к худшему судьбу Меншикова. 24 марта 1728 года у Спасских ворот было найдено подметное письмо, в котором оправдывали князя Меншикова, восхваляли его высокий ум, способности; в заключение в письме говорилось, что если не призовут Меншикова опять, то дела никогда не пойдут хорошо. Сверх того, автор письма старался возбудить в императоре недоверие к министрам и новым любимцам его. Этого было достаточно, чтобы окончательно погубить Меншикова. 8 апреля 1728 года был подписан новый указ Петра о ссылке князя Меншикова с женой, сыном и дочерьми в Березов. До Тобольска их должен был сопровождать конвой из 20 солдат Преображенского батальона, которым велено «как в дороге, так и в Березове иметь крепкое смотрение» за Меншиковым. 16 апреля 1728 года ссыльные выехали из Раненбурга. Меншикова с женой везли в рогожной кибитке; сзади на телеге везли сына, а за ним — двух дочерей Меншикова. Не успели ссыльные отъехать 8 км. от Раненбурга, как их нагнал Мельгунов с командою и учинил унизительный обыск, проверяя, не увезли ли они чего-либо лишнего, непоказанного в описи, составленной Плещеевым. У Меншикова отняли изношенный шлафрок и чулки, у его жены — шубу, у сына — мелкие вещицы: готовальню, мешочек с полушками, жестянки и гребни, у дочерей Меншикова были отняты даже ленточки, лоскутки и нитки, взятые ими для рукоделия. «На княжне Марии остались тафтяная зеленая юбка, штофный черный кафтан и белый корсет, на голове атласный белый чепчик; на зимнее время шуба тафтяная, зеленая»⁶⁴. И юная красавица, великая княжна Римской империи, чуть не ставшая российской императрицей, была отправлена в рогожной кибитке под конвоем солдат в далекую ссылку, из некоторой ей не суждено было более вернуться.

Жена Меншикова при отъезде из Раненбурга от слез и горя потеряла зрение; езда на телеге без шубы, скверная арестантская пища и отсутствие медицинской помощи ускорили ее кончину. Она умерла в 12 верстах от Казани, и Ментиков с детьми похоронили ее в селе Услоне. Известие о ссылке Меншикова проникло и в далекую Сибирь. Жители Тобольска каждый день стекались на берег Иртыша, вопрошая проезжающих: «скоро ли он будет? Не его ли везут?» Среди толпы были и лица, сосланные в прежние времени Меншиковым, которым не терпелось видеть его падение. Меншикова, как только он сошел на берег, осыпали упреками и бранью, а в сына и дочерей бросили ком грязи. — «В меня бросайте, — сказал Меншиков, — пускай лишение обрушивается на мне одном, но оставьте в покое бедных, невинных детей моих»!⁶⁵

В Тобольске Меншиков получил от губернатора 500 рублей. На эти деньги он купил топор и другие плотничьи инструменты, лопаты, рыболовные сети и т. д., а также запасся семенами и некоторым количеством мяса и соленой рыбы, то есть приготовился, как мог, к трудностям быта в ледяной сибирской пустыне и в августе 1728 года прибыл с детьми в Березов.

Городок Березов расположен на берегу реки Сосвы, в 1066 верстах от Тобольска, в диком глухом краю среди пустынных тундр и дремучей тайги далекого севера и в то время насчитывал 400 дворов. Это была типичная сибирская крепость, обнесенная рвом, валом и деревянной стеной с башнями. Березов еще с 1660 года стал служить местом ссылки; описания климата указывают, что летом там душно и тяжело дышать от болотных испарений; в августе уже холодно, а зимой — страшные морозы, так что «ртуть в термометре свертывается и лежит по нескольку дней без действия; стекла в окнах лопаются, стены домов щелкают, лед и земля растрескиваются», дыхание захватывает, «птицы падают мертвыми», часто свирепствуют бураны, «безмолвие пустыни царствует в полутемном, занесенном снегом городке»⁶⁶. В эту ледяную пустыню и привезли Меншикова с семьей, поместив сначала в остроге. Позже Меншиков построил маленький дом, он работал сам вместе с плотниками, землекопами, вспомнив навыки молодости и петровской школы. Меншиков, как мог, постарался организовать свой быт, подчинить его определенному распорядку. Он и дети выполняли хозяйственные работы. Он был церковным старостой: по возвращении из церкви заставлял детей читать церковные книги или записывать его воспоминания. «Наружно подчиняясь, Меншиков невыразимо страдал душой»⁶⁷.

Меншиков умер в Березове на руках своих детей 56-ти лет от роду, о чем тобольский губернатор сообщил в Верховный Тайный Совет: «Сего 1729 года ноября 23 в донесении в тобольскую губернскую канцелярию из Березова сибирского гарнизона от капитана Миклашевского записано: сего-де ноября 12 дня Меншиков в Березове умер. К поданию в Верховный Тайный Совет».

Вскоре за отцом последовала и Мария Меншикова⁶⁸, о которой в Петербург в Верховный Тайный Совет было послано столь же лаконичное сообщение губернской канцелярии: «Сего 1730 года января 1 дня в отписке в тобольскую губернскую канцелярию с Березова, сибирского гарнизона от капитана Миклашевского, написано: декабря 26 дня прошлого 1729 года, Меншикова дочь Марья в Березове умре»⁶⁹.

Память о «нареченной невесте императора» сохранилась в виде разных далеких от достоверности преданий⁷⁰.

Иначе сложилась судьба младшей дочери Меншикова Александры и сына Александра. Петр II за несколько дней до своей смерти вспомнил о своей невесте и приказал Верховному Тайному Совету «освободить из ссылки детей Меншикова с позволением жить не выезжая в Москву в деревне дяди их», прописать им на прокормление сто дворов, а сына «записать в полк и отдать в учение хорошему офицеру»⁷¹. Марию этот приказ не застал в живых; вскоре умер Петр II, и детей Меншикова вернула Анна Иоанновна. Прямо из Березова их привезли в Петербург.

Но здесь уже господствовали совсем иные нравы, чем те, какие были во времена их молодости. Раньше Петр Великий взывал к патриотизму дворян и, понимая, что лучшие «сыны отечества» — это люди, которые обладают чувством личной чести, изгнал слово «холоп» из своего законодательства. Теперь, при Анне Иоанновне, в указах пишется о дворянах, которые «служили верно и порядочно, как верным рабам и честным сынам отечества надлежит»⁷². И это не случайная оговорка: при Анне Иоанновне от дворян требовали не столько службы отечеству, сколько сервилизма монархине; личное достоинство подданных, чувство чести, патриотизм — были при дворе Анны не в ходу. У власти прочно стояла «иноземная партия», русская знать была отодвинута на задний план.

Императрица Анна Иоанновна отдала управление Россией своему фавориту Бирону и сама сознательно унижала представителей русской родовитой аристократии, заставляя их служить ей шутами и скоморохами⁷³. (Среди таких находились граф Апраксин, князь Волконский, князь Голицын.)

Грубые забавы Анны Иоанновны, тешившейся с шутами, дополнялись ее любовью к верховой езде и стрельбой из ружей. (Один из подобных эпизодов изобразил В.И. Суриков в акварели «Императрица Анна Иоанновна в Петергофском «темпле» стреляет оленей».)

«Милость», оказанная Анной оставшимся в живых детям Меншикова, не ограничилась возвращением их из ссылки и, как объясняет их современник — Вильбуа, имела свою корыстную подоплеку. Дело в том, что у Меншикова были значительные вклады в иностранных банках, и эти его капиталы оставались неприкосновенными за отсутствием его законных наследников. Чтобы прибрать к рукам богатства князя Меншикова, «любимец государыни, Бирон, вызвал из Сибири детей его: им возвращено княжеское достоинство, с титулом Светлости, князь Александр пожалован прапорщиком Лейб-Гвардии Преображенского полка; сестра его (Александра) наименована Фрейлиною; первый получил, из отцовского недвижимого имения, только пятидесятую часть; для последней вытребованы миллионы, хранившиеся в Банках: она должна была соединить участь свою с родным братом Бирона, человеком недостойным ее руки и сердца»⁷⁴.

По свидетельству современников, Александра Меншикова не была счастлива в своей новой жизни. Прошло немного времени, но при дворе установились грубые нравы, каких не было при Екатерине I. В этих условиях положение фрейлины было не легким. Анна Иоанновна в дворцовом быту вела себя как типичная крепостница-помещица и соответственно обходилась со своими фрейлинами. Кричала им: «ну, девки, пойте!», вымещала на них дурное настроение (провинившихся фрейлин даже посылали стирать белье на прачечный двор), словом, смотрела на них, как на холопок, оскорбляя их человеческое достоинство. Живая, умная принцесса Меншикова не могла не тяготиться самодовольством и тупостью своего супруга — этого бироновского издания Скалозуба, захватившего почти все состояние Александры и ее брата. Биронов тогда ненавидела вся Россия. Слухи об этом, быть может, доходили и до Александры. Да и само ее замужество свершилось по распоряжению императрицы, а не по влечению сердца. Как бы там ни было, несчастная Александра, живя при дворе, часто вспоминала о своем пребывании в Березове. Она хранила, как драгоценность, в богатом сундуке крестьянскую одежду, в которой была привезена из Березова; каждую неделю раскрывала сундук и смотрела на нее⁷⁵. Вскоре после замужества, 24 лет от роду, Александра Меншикова умерла во время родов — 13 сентября 1736 года⁷⁶.

Дольше всех прожил сын Меншикова. В 1762 году он «первый привез москвитянам радостную весть» о свержении голштинца, императора Петра III, был произведен Екатериной II в генерал-аншефы и умер 27 ноября 1764 года.

Примечания

1. Сведения о происхождении Меншикова из шляхетской литовской фамилии очень туманны, сомнительны и не подкрепляются никакими фактическими данными. Историки согласились во мнении, что Меншиков происходит из простолюдинов. Не установлена также точная дата рождения Меншикова. Бантыш-Каменский, ссылаясь на записки Берхгольца, приводит дату рождения — 6 ноября 1673 г. («Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, Спб., 1847, стр. 378). Есипов, ссылаясь на Бергмана, дает дату: 5 ноября 1675 г. (Г.В. Есипов, Тяжелая память прошлого, Спб., 1885, стр. 255).

2. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. III, т. XIV, стр. 1197.

3. З.И. Заозерская, Мануфактура при Петре I, М.—Л., 1947, стр. 53—54.

4. В частности, Меншикову дано было монопольное право вывоза дегтя, тюленьих шкур и продуктов рыболовства с Архангельского побережья.

5. Н. Неелов, Меншиков. Драма в пяти действиях. М., 1841, стр. 131.

6. «Русский архив», 1883, май, стр. 71, статья Гр. А. О.

7. Цит. по кн. «Дневник Генерала Патрика Гордона», ч. II. Приложение. М., 1892, стр. 234.

8. Цит. по кн. Н.Г. Устрялова «История Петра Великого», т. IV, стр. 217.

9. Цит. по кн. «Дневник Генерала Патрика Гордона», ч. II. Приложение, стр. 230.

10. Цит. по кн. «Дневник Генерала Патрика Гордона», ч. II. Приложение, стр. 224.

11. «Письма и бумаги императора Петра Великого», т. VII, вып. 2, М.—Л., изд. Академии наук СССР, 1946, стр. 829. Письмо Петру от 13 июня 1708 г. из Чашникова.

12. «Сердце мое», «Дитя моего сердца», «Любимейший товарищ», «Мой любимейший друг», «Брат мой». Только с того времени, как Меншиков попал под следствие, меняются обращения в переписке с Петром.

13. Так, например, посланник, привезший Петру пару шитого французского платья, другую подарил Меншикову (см.: «Обозрение современных известий о замечательных лицах в царствование Петра I и Екатерины I, извлеченных тайным советником А.И. Тургеневым». — «Журнал Министерства Народного Просвещения», 1844, ч. XI, стр. 103).

14. «Обозрение современных известий о замечательных лицах в царствование Петра I и Екатерины I, извлеченных тайным советником А.И. Тургеневым». — «Журнал Министерства Народного Просвещения», 1844, ч. XI, стр. 104.

15. Записки Юста Юля. Июнь 1710 г. — «Русский архив», кн. 2, 1892, июль, стр. 512.

16. Записки Юста Юля. Июнь 1710 г. — «Русский архив», кн. 2, 1892, июль, стр. 510.

17. Записки Юста Юля. Июнь 1710 г. — «Русский архив», кн. 2, 1892, июль, стр. 510.

18. «Обозрение современных известий о замечательных лицах в царствование Петра I и Екатерины I, извлеченных тайным советником А.И. Тургеневым». — «Журнал Министерства Народного Просвещения», 1844, ч. XI, стр. 104.

19. С.Н. Шубинский, Исторические очерки и рассказы, Спб., 1869, стр. 44.

20. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», Спб., 1847, ч. II, стр. 418.

21. Б.Д. Порозовская, А.Д. Меншиков, его жизнь и государственная деятельность, Спб., 1895, стр. 49.

22. Н.И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, т. II. Князь Александр Меншиков, Спб., 1873—1874, стр. 318.

23. «Записки Василия Александровича Нащокина», Спб., 1842, стр. 205.

24. Н.О. Проценко, А.Д. Меншиков — сподвижник Петра Великого. М., 1864, стр. 26.

25. «Обозрение современных известий о замечательных лицах в царствование Петра I и Екатерины I, извлеченных тайным советником А.И. Тургеневым». — «Журнал Министерства Народного Просвещения», 1844, ч. XI, стр. 37, 110.

26. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 373, 403. К. Арсеньев, Царствование Петра II, Спб., 1839, стр. 7.

27. Текст был впоследствии, по приказанию Анны Иоанновны, сожжен, но канцлер Головкин сохранил копию (см.: «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 400—401).

28. Н.И. Костомаров, Собр. соч., кн. 5, т. XIV, Спб., 1905, стр. 784.

29. Д.Л. Мордовцев, Русские женщины нового времени, Спб., 1874, стр. 210.

30. Д.Л. Мордовцев, Русские женщины нового времени, стр. 210.

31. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 402—403.

32. Сапегу в России ласкали по соображениям русской политики в Польше. Ян Сапега претендовал на польскую корону после смерти Августа II и надеялся на помощь русских войск. Меншиков дружил с Сапегой и рассчитывал при его поддержке получить для себя герцогскую корону в Курляндии, бывшей тогда в ленной зависимости от Польши (В.О. Михневич, Две невесты Петра II. — «Исторический вестник», 1898, кн. 1—3, стр. 184—185).

33. См.: «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 365—366.

34. Когда в июне 1727 г. в столицу прибыл фельдмаршал Сапега и явился к Меншикову, последний сослался на волю покойной императрицы. Было решено, что Петр Сапега женится на Скавронской, с чем Сапега-отец согласился, и они расстались друзьями.

35. См.: Н.И. Костомаров, Собр. соч., кн. 5, т. XIV, стр. 774.

36. Н.И. Костомаров, Собр. соч., кн. 5, т. XIV, стр. 786.

37. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. IV, т. XIX, стр. 1057.

38. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 373, 403; см. также: К. Арсеньев, Царствование Петра II, Спб., 1839, стр. 7.

39. Меншиков, в панцире и горностаевой мантии, с фельдмаршальским жезлом в руке, торжественно спускается по ступеням, попирая древки вражеских знамен; на ступенях латинские надписи: «Высоко поднялся через трудности». «Слава». «Иду в путь». Внизу — покоренные шведы, подносящие свои шпаги, и шведский лев, пораженный громами от двуглавого орла. По сторонам стоят аллегорические фигуры, держащие щиты с надписями: «Римский князь», «Генерал-губернатор», «Генерал-фельдмаршал», «Российский князь» и т. д. Над Меншиковым две крылатые славы держат портрет Петра Великого; с неба на это с умилением смотрят святители; а еще выше в облаках сияет треугольник с надписью «Gloria». Экземпляр этой редкой гравюры хранится в Ленинградской Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в фондах «Петровского Кабинета» (см.: Д.А. Ровинский, Подробный словарь русских гравированных портретов, т. II, стр. 1275).

40. Н. Полевой приводит заключение из завещания Екатерины I: «Желаю, чтобы всегда было согласие в семействе нашем, и надеюсь, что наследник наш употребит на то все свое старание. В противном случае лишаем мы его нашего благословения» (Н. Полевой, Падение и кончина Меншикова. — «Северная пчела», 1844, № 61, стр. 243).

41. «Исторический вестник», т. XXI, 1898, кн. 1, стр. 192.

42. «Заслуги и подвиги его высококняжеской светлости, князя Александра Меншикова, с основанным на подлинных документах описанием всего достопримечательного, что по Всемилостивейшему повелению Его Императорского Величества Петра Великого и Всепресветлейшей императрицы Екатерины было совершено под управлением и начальством его светлости, при дворе и в армии, равно как и во всем Российском государстве». Перевод с немецкой рукописи («Сын отечества», 1848, кн. I и II).

43. М.М. Щербатов, О повреждении нравов в России. М., 1908, стр. 37. «Меншиков, — пишет Соловьев, — фаворит Петра I, не хотел быть фаворитом Петра II, хотел быть опекуном, отцом» (см.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. IV, т. XIX, стр. 1064).

44. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. IV, т. XIX, стр. 1053.

45. Н.И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, т. II, стр. 326.

46. См.: Н.И. Костомаров, Собр. соч., кн. 5, т. XIV, стр. 789. По мнению Маньяна, причиной отказа было то, что Меншиков не пригласил цесаревну Елисавету (см.: С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. IV, т. XIX, стр. 1058). По мнению Бантыш-Каменского, Петр рассердился, что Меншиков пригласил его «не лично, а послал приглашение с нарочным». («Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 408).

47. В.С. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. IV, т. XIX, стр. 1059. Совершенно неправ Костомаров, всячески обеляя Остермана и изображая дело так, будто бы вице-канцлер но восстанавливал Петра II против Меншикова, а только «неупотреблял, однако, своего влияния на государя для того, чтобы укоренять в нем любовь к своему будущему тестю» (Н.И. Костомаров, Собр. соч., кн. 5, т. XIV, стр. 781).

48. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен. Дополнения к т. XIX, стр. 1259.

49. «Поденные записки князя Меншикова» — «Отечественные записки», 1860, кн. 3, стр. 425.

50. «Поденные записки князя Меншикова». — «Отечественные записки», 1860, кн. 3, стр. 426.

51. Вот этот указ: «Божиею Милостию, Мы Петр Второй, Император и Самодержец Всероссийский и протчая, и протчая, и протчая, Указали мы князя Меншикова послать в Раненбург и велеть ему жить тамо безвыездно и послать с ним офицера и капральство солдат от гвардии, которым и быть при нем, а чинов его всех лишить, и кавалерии взять, а имению его быть при нем. Дано сентября 9 дня 1727 года. У подлинного подписано Его Императорского Величества собственною рукою тако: Петр» (см.: «Отечественные записки», 1861, кн. 3, стр. 394).

52. Пырский составил несколько вопросных пунктов о том, как ему обращаться с Меншиковым, на которые были даны резолюции Тайного Совета. Например, на вопрос: «Каким образом содержать князя Меншикова и его семейство и как быть с письмом к нему или от него», ответ был: «Смотреть: а без осмотру ни к нему ни от него никаких писем не пропускать». На вопрос, как быть, если в дороге Меншиков сильно заболеет или захочет отдохнуть, — был краткий ответ: «Усмотри по его состоянию, поступать по своему рассуждению» (Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья первая. — «Отечественные записки», 1860, кн. 3, стр. 385).

53. «Мы, Александр Меншиков Светлейший Князь Римский и Российского Государства, объявляем всем, кому о том ведать надлежит, что... Ропп служил при дворе нашем... и беспорочно свое дело правил», затем шли слова: «того ради мы сей паспорт в уверение своею рукою подписали и нашею княжеской печатью утвердить повелели. В Раненбурге, Ноября 1727 года (Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья первая. — «Отечественные записки», 1860, кн. 3, стр. 392).

54. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 70.

55. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 70.

56. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 69—70.

57. Приложения к статьям Г.В. Есипова «Ссылка князя Меншикова». — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 11.

58. Приложения к статьям Г.В. Есипова «Ссылка князя Меншикова». — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 13.

59. Приложения к статьям Г.В. Есипова «Ссылка князя Меншикова». — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 21.

60. «Отечественные записки», 1861, кн. 3, стр. 10—24.

61. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 89.

62. См.: Б.Д. Порозовская, А.Д. Меншиков, его жизнь и государственная деятельность, стр. 88.

63. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 72.

64. Г.В. Есипов, Ссылка князя Меншикова, статья вторая. — «Отечественные записки», 1861, кн. 1, стр. 84.

65. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 413, 414.

66. С.Н. Шубинский, Исторические очерки и рассказы, стр. 40, 41.

67. С.Н. Шубинский, Княжна Мария Александровна Меншикова. — «Русский мир» от 30 сентября 1861 г., № 76.

68. Существует ошибочное мнение, будто бы Мария умерла раньше отца и была им похоронена (Н.И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее 1лавнейших деятелей, т. II, стр. 329).

69. Приложения к статьям Г.В. Есипова «Ссылка князя Меншикова». — «Отечественные записки», 1861, кн. 3, стр. 37.

70. О пребывании Марии Меншиковой в Березове сложилось романтическое предание. Согласно этому преданию, в Березов, вслед за Меншиковым, будто бы приехал родственник его злейших врагов — князь Федор Долгорукий, который якобы был влюблен в Марию Меншикову и под чужим именем тайно последовал за ней в ссылку. Рассказывают, будто Федор Долгорукий и княжна Мария Меншикова были тайно повенчаны престарелым священником. Некоторые авторы видят подтверждение этому в том, что произведенные по распоряжению Тобольского губернатора Бантыш-Каменского раскопки предполагаемой могилы Меншикова обнаружили в большом гробу два маленьких гробика, а платье и особенно обувь покойника скорее принадлежали женщине, возможно Марии Меншиковой, которая, по тому же преданию, скончалась во время родов близнецов. На эту тему также написан нашумевший в свое время и переведенный на иностранные языки сентиментальный роман немецкого писателя Августа Лафонтена под названием: «Князь Федор Д-кий и княжна М-кова, или Верность по смерть. Русское происшествие. Сочинение Августа Лафонтена». М., 1808.

71. С.Н. Шубинский, Исторические очерки и рассказы, стр. 45.

72. М.М. Богословский, Быт и нравы русского дворянства в первой половине XVIII века, Пг., 1918, стр. 44.

73. Этому посвящена картина В. Якоби «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны» (1872) и его же «Свадьба в Ледяном доме» (1878). Шутами Анны Иоанновны были: граф Алексей Петрович Апраксин, племянник известного петровского адмирала; камергер князь Никита Федорович Волконский, старик, который был насильно зачислен в шуты и должен был смотреть за левреткой Анны Иоанновны; князь Михаил Алексеевич Голицын, племянник любимца Софьи — В.В. Голицына.

74. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 376. У фаворита Анны, Эрнста Бирона, было два брата: старший из них Карл Бирон, получивший по протекции звание генерал-аншефа русской армии, бесчинствовал на Украине, ведя там жизнь настоящего сатрапа: он имел сераль из молодых девушек, похищенных у их семей силой, кроме того, держал псарню, для которой «хватал женщин, особенно кормилиц, и отбирал у них грудных детей, а вместо их заставляли грудью своей кормить малых щенков из псовой охоты сего изверга; другие же его скаредства мерзят самое воображение человеческое» (Георгий Конисский, История руссов. — «Чтения Императорского общества истории и древностей Российских при Московском университете», 1846, кн. IV, стр. 243). Младший — Густав Бирон, впоследствии муж Александры Меншиковой, был личностью совершенно ничтожной и ограниченной. Это тип тупого солдафона, увлекавшегося парадами, муштрой и скалозубовской выправкой. Густав Бирон был назначен майором Измайловского полка (офицерский состав этого полка, основанного Анной Иоанновной, почти сплошь состоял из иностранцев). И этот упоенный шагистикой солдафон и тупица был предназначен императрицей в мужья младшей княжны Меншиковой. 3 февраля 1732 г., в день именин Анны, как сообщают «Петербургские ведомости» (№ 11), «обручен при дворе маэор Лейб-Гвардии Измайловского полку господин фон Бирон с принцессою Меншиковой. Обоим обрученным показана при том от Ея Императорского Величества сия высокая милость, что Ея Императорское Величество их перстни Высочайшею особою Сама разменять изволила» (см. ст.: М.Д. Хмыров, Густав Бирон, брат Регента. — «Осьмнадцатый век, издаваемый П. Бартеневым», кн. 2, стр. 237, 223, 209).

75. См. «Словарь достопамятных людей русской земли, составленный Бантыш-Каменским», ч. II, стр. 364.

76. См. ст.: М.Д. Хмыров, Густав Бирон, брат Регента. — «Осьмнадцатый век, издаваемый П. Бартеневым», кн. 2, стр. 218.