Дом-мастерская

«Мечта обзавестись собственной мастерской у меня зародилась давным-давно, почти с первых месяцев обоснования в Москве, — рассказывал Васнецов. — Вероятно, это было оттого, что и в первой квартире, а особенно в последующих было мало удобств для работы, бывало холодно, бывали и другие неудобства. В голове копошилась мысль о собственной мастерской, где можно бы было безо всяких помех работать, как нужно. В те времена у меня не было никаких возможностей осуществить это желание: не было денег, не у кого было их занять, да, кажется, ни у кого из художников в Москве и мастерских-то не имелось».

После того как Третьяков купил у Васнецова все эскизы для росписи Владимирского собора, у художника наконец-то появилась возможность исполнить свою давнюю мечту — выстроить в Москве собственный дом-мастерскую. В 1893 году Васнецов обратился с прошением к московскому генерал-губернатору, великому князю Сергею Александровичу, разрешить ему «устроить для себя в Москве удобную художественную мастерскую достаточной величины и с удобствами света».

Прошение художника было удовлетворено, и в том же году состоялась закладка дома на тогда еще почти пустынном холме в Троицах, что рядом с Самотечной площадью. Вокруг были сады, маленькие домишки — ничто не напоминало о большом городе, хотя совсем недалеко находился Каретный ряд, Петровка, центральная Тверская, Садовое кольцо, бульвары...

Сам художник о выборе места для дома рассказывал: «Возвращался я как-то от Мамонтовых с Садовой. Дело было поздней ночью. Вместо того чтобы идти домой на Остоженку, пересек Садовую, взобрался по горке вверх и остановился среди маленьких домиков, из которых наибольшими были двухэтажные. Посмотрел с пригорка вдаль — к Тверской, Кудрину, Кремлю и подумал: вот бы где хорошо устроить собственное гнездо! Это, конечно, скоро забылось: не было денег, да и времени недоставало не только думать, но и мечтать о гнезде. Надо было кормить семью, кормиться самому, а главное, работать не покладая рук! Уж очень хотелось осуществить хоть часть того, о чем мечталось! А дальше Киев! Тяжелая работа и трудная жизнь, в которой основное было: как свести концы с концами».

Грустно читать эти признания Васнецова: как же дешево в России того времени ценился труд художников! Знаменитый мастер, автор «Каменного века», многих больших картин, грандиозной росписи во Владимирском соборе (там тоже платили мало), долгое время не имел средств для своей мастерской!

Из-за нехватки средств Васнецов не мог позволить себе каменный дом, поэтому решено было построить деревянное двухэтажное строение. Первый этаж предполагалось сделать жилым, а на втором этаже — разместить мастерскую. Но тут художник столкнулся с непредвиденными трудностями.

По строительному Уставу того времени, к деревянному второму этажу необходимо было обязательно пристроить две пожарные лестницы — чтобы защитить жильцов и город на случай пожара. Для Васнецова это было неприемлемо — вторая лестница загораживала бы столь необходимый в мастерской свет. Художник вновь обратился к великому князю Сергею Александровичу с просьбой помочь разрешить ему не пристраивать вторую лестницу: историческая атмосфера Москвы для него «необходима как для художника русского».

Обращение художника было услышано, и постройка дома-мастерской состоялась. Сначала был куплен земельный участок в районе в тихом 3-м Троицком переулке, который сейчас носит имя Васнецова. На купленном участке находился ветхий домик, окруженный садом. Домик был снесен, и началось строительство дома-мастерской по проекту самого Васнецова. Савва Иванович Мамонтов помогал советами, стройматериалами, морально поддерживал художника. «Если надо, значит можно!» — приговаривал он.

Этот небольшой деревянный дом явился событием в архитектурной и художественной жизни Москвы. По облику он напоминает и крестьянскую избу, и богатый княжеский терем. Весь дом выполнен из дерева. Нижняя (жилая) часть дома оштукатурена, а башня, где располагается мастерская, сложена из бревен и завершается сложной бочкообразной кровлей. Эти две части дома контрастируют и одновременно дополняют друг друга.

Когда много лет спустя Васнецов рассказывал о постройке дома, он всегда оживлялся, глаза его начинали весело блестеть. Он вспоминал, что во время строительства ему приходилось быть и архитектором, и плотником, и подрядчиком, и сметчиком. Он радовался каждому венцу несущих стен, каждой положенной половице, каждому поставленному окну и двери. Близкие и друзья художника постоянно интересовались, как идет строительство дома, все понимали, что это была давняя заветная мечта мастера...

Вот как вспоминает о доме В.М. Васнецова его племянник Всеволод Аполлинарьевич Васнецов: «Небольшой его домик стоял в тенистом переулке, обсаженном высокими тополями. Переулочек был очень тихим; редко когда проедет здесь подвода или извозчичья пролетка. Поэтому сквозь булыжную мостовую всюду пробивалась трава и особенно густо росла она вдоль тротуаров. Эта тихая зеленая улочка и своеобразная русская архитектура домика, по моим представлениям, совсем не вязались с Москвой. И уже подходя к домику дяди Виктора, я чувствовал, что попадаю в какой-то другой, особенный, совсем не московский мир».

Внутри дома, как вспоминает неоднократно навещавший Васнецова великий певец Ф.И. Шаляпин, «не было ни мягких кресел, ни кушеток, ни бержеров. Вдоль стен сурово стояли дубовые простые скамьи, в середине стоял дубовый, крепко слаженный стол без скатерти, а кое-где расставлены коренастые табуретки. Освещалась квартира скудно, так как окна были небольшие, но зато наверху, в мастерской, к которой вела узенькая деревянная лестница, было много солнца и света».

В проектировании и строительстве дома Васнецову помогал архитектор М.Е. Приемышев. Дом по его расчетам и по рисункам и эскизам В.М. Васнецова взводили крестьяне Владимирской губернии во главе с Михаилом Ивановичем Густяковым. Когда Васнецов был в Киеве, руководил строительством его младший брат Аполлинарий.

Вернувшись из Киева, Васнецов вновь начал активно работать в мастерской резьбы по дереву в Абрамцеве. Он проектирует шкафы, буфеты, стулья, кресла, скамьи для абрамцевской мастерской, позже и для аналогичных кустарных мастерских Сергиева Посада. Мебель для собственного дома Васнецов тоже проектировал сам.

Давайте заглянем в Дом-музей Виктора Михайловича Васнецова, который сейчас является филиалом Государственной Третьяковской галереи.

Посетителя встречает просторная столовая — место, где собирались все члены семьи Васнецова, жена и четверо сыновей, а также гости, которых очень любили встречать в этом доме. Сейчас в столовой все выглядит так, как было при жизни художника.

В центре столовой — большой, массивный деревянный стол, выполненный московскими столярами по рисункам Васнецова. Стулья с высокими спинками, украшенные резьбой, сделаны по рисункам брата Васнецова — Аркадия Михайловича Васнецова, педагога по профессии и страстного любителя столярных работ.

В столовой находится вместительный деревянный буфет, в котором также чувствуется вкус Васнецова к добротному, массивному, лаконичному крестьянскому искусству русского Севера. Над буфетом во всю ширину комнаты висит деревянная доска с великолепным резным орнаментом. Ее привезли в подарок художнику из-под города Владимира, где она, вероятно, украшала деревенскую избу.

Большие печи, выполненные в старорусском стиле, являются важным элементов дома Васнецова. Паровое отопление в дом провели только в начале XX века. А до этого приходилось запасаться дровами, и в доме нередко бывало прохладно зимой.

Верхняя часть печей украшена дивной красоты поливными изразцами, которые напоминают о таланте их создателя — М.А. Врубеля, много занимавшегося керамикой, в том числе изразцами в майоликовой мастерской в Абрамцеве. Из писем художника мы узнаем, что, находясь в Киеве, в мае 1894 года Васнецов обращался к Елизавете Григорьевне Мамонтовой с просьбой переправить готовые изразцы из Абрамцевской мастерской на стройку его дома в Москве.

«Вся эта обстановка была совершенно своеобразной и очень мне нравилась, — рассказывает о посещениях дяди Вс. Васнецов. — В столовой большие часы с тяжелым медным маятником гулким, размеренным боем отсчитывали время. В гостиной стенные часы в виде теремка с узорчатым металлическим циферблатом мелодичным перезвоном серебряных колокольчиков своеобразным мотивом отбивали каждые четверть часа.

Бывало, как услышишь первый удар этих часов, так и бежишь скорее в гостиную послушать куранты и посмотреть, как медные гири медленно, с разной скоростью, ползут вниз.

Кроме мелодичных звуков перезвона часов дом дяди Виктора был наполнен своеобразным для меня очень приятным запахом. Пахло масляными красками, холстом, немножко скипидаром и дымком, когда затапливали печи. Топил их дворник Антон, человек очень серьезный. Много лет жил он во дворе в сторожке, и других дворников на моей памяти у дяди не было. В свободное время любил Антон посидеть на скамеечке около калитки и поболтать с соседями. Стригся он «в скобку», волосы имел черные, блестящие. Почти всегда носил красную косоворотку навыпуск под черной жилеткой и сапоги с дегтярным запахом и почему-то всегда с сильным скрипом. Вот в морозное утро вваливается Антон в двери вместе с клубом пара и огромной охапкой дров. Он приносит с собой запах мороза и свежих березовых поленьев. Мягко ступая по комнатам в пестрых с розовыми разводами валенках, разносит он дрова к печам и по очереди их затапливает. Трещат, разгораются дрова, отблески пламени сверкают на медных подтопочных листах, по всему дому растекается горьковатый запах дыма, и от этого потрескивания и дымного запаха как-то сразу становится теплее».

...Узкая деревянная винтовая лестница ведет на второй этаж дома, в просторную светлую мастерскую, где Васнецов до последнего дня жизни работал над большими полотнами. Рядом с мастерской находилась небольшая комната, служившая кабинетом и спальней.

Сюда, в эту огромную мастерскую, Виктор Михайлович перевез свой холст «Богатырей».

«Это был один из самых счастливых дней моей жизни, — рассказывал Васнецов своему другу и биографу Лобанову, — когда я увидел стоящих на подставке в моей просторной, с правильным освещением, мастерской, милых моих «Богатырей». Теперь они могли уже не скитаться по чужим углам, не нужно было выкраивать для них подходящее место в комнатах. Мои «Богатыри» стояли, как им нужно стоять, были у себя дома, и я мог подходить к ним и с любого расстояния рассматривать их величавую посадку» .

В новой мастерской художник наконец-то почувствовал себя внутренне свободным. Никто не мешал. Во время работы можно было даже напевать.

Здесь, в мастерской, говорил Вс. Васнецов, «особенно чувствовался «художественный дух», пахло красками, фиксативом. В мастерской стояло несколько больших мольбертов. Обычно на одном из них бывало установлено полотно, над которым дядя работал в данное время. Другие были повернуты лицом к стене. В углу мастерской возвышалась лестница-стремянка с площадкой наверху. Она применялась тогда, когда дядя писал очень большую картину и не мог с пола достать кистью до ее верха. Обстановка мастерской была исключительно простой. Стояли два больших некрашенных стола. Они были завалены красками, кистями, палитрами, пузырьками и прочими художественными принадлежностями. Спиной к столу стоял далеко не новый диван с полукруглой спинкой. Несколько стульев и табуреток дополняли меблировку. Массу интересных вещей можно было увидеть в дядиной мастерской! Около печки стоял светец с поддоном, Это железная стойка, в которую зажимались осветительные лучины в старые времена <... .

На стойке с перекладиной висела кольчуга и тяжелый русский остроконечный шлем с забралом и кольчугой, спадавшей на плечи. С потолка, на тросике, продетом сквозь блок, свешивалась большая керосиновая лампа-«молния». Для такой большой комнаты она давала слишком мало света, и работать красками можно было только днем <...».

Терраса дома выходила в большой тенистый сад. Сейчас сохранилась лишь малая его часть. Там росли липы, клены, дубы, по весне поляна в саду покрывалась ярко-голубым ковром подснежников, в мае зацветала сирень. Через маленькую калитку в заборе можно было попасть в большой яблоневый сад, который напоминал маленький парк. По этому тенистому парку Виктор Михайлович любил гулять со своими гостями. «В вечерние часы, после утомительной работы в мастерской, дядя с моим отцом медленно и бесконечно долго гуляли по круговой аллее сада. Иногда они садились на скамейку под дубом и вели нескончаемую беседу. Как бы часто они ни встречались, как бы долго ни бывали вместе, у них никогда не иссякали интересные темы для разговоров», — вспоминал сын Аполлинария Михайловича.