В доме на Садовой

В конце 1878 — начале 1879 года Васнецов познакомился с Саввой Ивановичем Мамонтовым, человеком, который буквально «перевернул» его творческую судьбу.

С.И. Мамонтов — один из самых ярких деятелей русской культуры конца XIX — начала XX века. Именно деятель, ибо, в отличие от Третьякова и Остроухова он не коллекционировал произведения искусства, но создавал условия для творчества художников, вдохновлял их, помогал материально, покровительствовал и защищал...

Один из богатейших людей России, талантливый певец и скульптор, строитель первых железных дорог и создатель Частной оперы, реформатор музыкального театра, капризный барин — и тонко чувствующий новизну живописи, деликатно ссужающий деньгами и заказами художников... Размах деятельности Мамонтова поражает. Кипучая, неуемная энергия Саввы Ивановича никогда не иссякала, даже на самых тяжелых, катастрофических поворотах судьбы.

На протяжении всей долгой жизни Саввы Ивановича дельцы и художники боролись за него, «спасали его от ошибок». Вот что ему писал, например, скульптор Марк Антокольский: «Я думаю, что не Вы с Вашей чистой душой призваны быть деятелем железной дороги; в этом деле необходимо иметь кровь холодную, как лед, камень на месте сердца и лопаты на месте рук».

Мамонтов же совершенно не понимал этого: разве одно другому помеха? В его занятиях всегда тесно переплетались затеи коммерческие и художественные. Дело он понимал как искусство, а искусство — как дело... Лучше всех об этом сказал близко знавший Савву Ивановича будущий великий режиссер К.С. Станиславский: «Всем, чем занимался С.И. Мамонтов, тайно руководило искусство».

С Поленовым, Антокольским, Праховым Савва Иванович Мамонтов познакомился еще в 1873 году в Риме, где в то время была своеобразная «колония» русских художников. В том же году в Париже Мамонтов встретился с Репиным, который находился там в пенсионерской поездке со своей семьей.

С.И. Мамонтов мечтал, чтобы его друзья — художники после окончания срока пенсионерства переехали жить в Москву. Летом 1873 года он писал Поленову в Рим: «Вы в письме Вашем (которое само по себе сделало мне удовольствие далеко не из последних) рассказываете не то чтобы вскользь, а как будто о чем-то очень обыкновенном, вроде приятной закуски после рюмки водки, о намерении Вашем, Репина, а может быть, и Мордуха (так друзья называли Антокольского. — Е.Е.) переселиться на некоторое время в Москву и здесь работать. Не говорю уже о том, что Москва в день приезда Вашего придет на встречу со всеми чудотворными иконами из города и окрестностей — я то (по непреложной воле судеб я всегда интересуюсь собой всласть) вижу в этом для моей персоны целый мир в будущем, и для того, чтобы это осуществить, принес бы кучу жертв, даже по примеру некоторых ярых концессионеров попробовал бы подкупить кого следует, да жаль, не найдешь, кто всему корень». Савва Иванович оказался провидцем. Пройдет несколько лет — и после окончания пенсионерской поездки его друзья-художники один за другим приедут в Москву. Тогда здесь действительно откроется целый мир — не только для него самого, но и для всей русской культуры.

Мечта Саввы Ивановича сбылась. Его «римские» и парижские знакомые один за другим переехали жить в Москву.

Мамонтовы жили в особняке на Садовой, недалеко от Красных ворот.

Осенью 1878 года порог этого дома впервые переступил Виктор Михайлович Васнецов. Художник вспоминал, как при первой встрече Савва Иванович поразил его своей наружностью: волевым лицом с большими умными глазами; стройной, складной фигурой; энергичной, богатырской выправкой; прямым откровенным обращением. Показалось Васнецову, будто бы он уже давно знаком с этим неординарным человеком.

Ангелом-хранителем мамонтовского дома была жена Саввы Ивановича — Елизавета Григорьевна, умная, уравновешенная, просветленная непрерывным общением с искусством. Елизавету Григорьевну боготворили многие художники, которые в разные годы посещали мамонтовский дом на Садовой и их имение Абрамцево. Художник М.В. Нестеров писал о ней, что редко можно было встретить женщину, которая бы, как Елизавета Григорьевна, «так полно отвечала на потребности ума и сердца». Е.Г. Мамонтова на долгие годы станет близким другом В.М. Васнецова...

Когда Васнецов первый раз появился в доме на Садовой, он был довольно застенчив, необщителен, но...

сразу же был вовлечен в «вихревой» творческий водоворот мамонтовского дома.

В двадцатых числах декабря 1879 года в доме Мамонтова на Садовой готовились к постановке «живой картины» «Видение Маргариты Фаусту». Юноша Костя Алексеев, будущий великий режиссер К С. Станиславский, сосед по имению и друг семьи Мамонтовых, видел многие любительские спектакли у них и сам участвовал в некоторых из них. Подготовка к представлениям не прекращалась ни днем, ни ночью в течение двух недель. Весь дом превращался в огромную мастерскую. Одни растирали краски и грунтовали холст, другие занимались мебелью и бутафорией. Женщины кроили и шили костюмы под присмотром художников, к которым то и дело обращались за разъяснениями. Тут же происходили примерки костюмов, артистов вызывали прямо с репетиций. Все это происходило на фоне стука плотницких топоров — рабочие готовили подмостки и сцену в кабинете хозяина. Здесь же, среди этого грохота и суеты, происходили репетиции с актерами.

В большой столовой всегда был наготове самовар, стол был накрыт закусками для участников спектакля. Здесь всегда толклась молодежь в ожидании ролей, в комнате стоял гул от множества звонких молодых голосов. Савва Иванович Мамонтов однажды увидел входившего в столовую застенчивого Васнецова и громко крикнул: «Целый день ищу Мефистофеля! С ног сбился! А Мефистофель сам к нам пожаловал! Виктор Михайлович, вы будете вечером исполнять в живой картине роль Мефистофеля. А пока располагайтесь как дома, отдыхайте на любом диване, пейте, ешьте и делайте, что хотите».

Васнецов поначалу испугался. Но Мамонтов был непреклонен. К тому же к уговорам подключились Репин и Поленов. «Вечером, волнуясь, как гимназист на экзамене, я изображал Мефистофеля, — рассказывал Васнецов. — Никто меня к этому не принуждал, а просто моя высокая худая фигура показалась подходящей, и готово! Фауста играл брат Станиславского Владимир Сергеевич, а Маргаритой была Елизавета Григорьевна. С этого времени, уже сам не знаю, почему, я как-то почувствовал театр, вернее, может быть, не театр, а какую-то особую силу воздействия театрального представления, и проникся к нему вниманием и интересом».

Вот как вспоминал о первом театральном опыте Васнецова сын С.И. Мамонтова Всеволод: «В одной из первых таких картин, поставленных на святках 1879 года, наше детское внимание привлек высокий худощавый блондин с несколько угловатыми движениями, изображавший Мефистофеля в картине «Фауст». Таково мое первое воспоминание о Викторе Михайловиче Васнецове, оставившем впоследствии исключительно большой след в жизни художественного кружка нашего дома... Приблизительно в это же время в нашем московском доме появились большие картины Васнецова, и тут мы вплотную заинтересовались нашим новым знакомым...».

Это был не единственный «театральный опус» Васнецова в доме на Садовой. В.Д. Поленов вспоминает, как однажды в шараде у Мамонтовых Виктор Михайлович изображал англичанина, осматривающего картины в Третьяковской галерее. Ему приделали рыжие баки, и он, «не зная ни одного слова по-английски, издавал английские звуки, но так гениально, что все были в восторге».

В то время Мамонтов затеял большое издание рисунков русских художников. Он охотно привлекал к работе своих знакомых художников, уже ставших довольно известными — Репина, Крамского, Поленова, Куинджи, Шишкина и других. За каждый рисунок платил 100 рублей серебром — неплохие по тем временам деньги. Получил заказ на три рисунка и В.М. Васнецов. Альбом был выпущен Мамонтовым в 1880 году. Так началось творческое содружество Васнецова с Мамонтовым.