Глава 9. «Переход Суворова через Альпы в 1799 году»

«Великий человек всегда национален, как его народ, ибо он потому и велик, что представляет собой свой народ...»

В.Г. Белинский.

1896 год принес художнику новое тяжелое горе: в феврале неожиданно умерла его мать Прасковья Федоровна.

Художник был потрясен случившимся.

Окончив в марте 1895 года работу над картиной «Покорение Сибири Ермаком», Суриков решил летом снова ехать на родину.

Как и всегда, художник не только отдыхал в Красноярске, но и много работал, встречался с интересовавшими его людьми и обдумывал планы своих будущих картин.

Возвратившись в Москву осенью 1895 года, Суриков начал изучать и собирать материалы для новой задуманной им картины о Суворове. Вполне возможно, что замысел ее возник у него летом или осенью этого года, когда он находился в Красноярске.

Небезынтересно отметить, что какую-то роль в возникновении и конкретизации замысла этой картины сыграли не только пребывание Сурикова в Сибири в 1895 году, не только его наблюдения над сибирской жизнью и природой, но и впечатления его детства и юности. Один из исследователей творчества Сурикова — С.Н. Дурылин приводит следующий рассказ, записанный со слов самого художника:

«В детстве в обильном кручами и взгорьями Красноярске, Суриков с товарищами любил окатываться на ледянках со снеговых гор... Вспомнилось ему как-то это детское скатывание с гор, замирание духа, блестящий снег, круча, головокружительный лет вниз, жуть и отвага. И художник задумался: «Кто же это в русской истории так же вот, как красноярские казачата, катился вниз... с ледяной горы. А кто-то катился, точь-в-точь как мы в ребячестве. И память подсказала. Да вот кто, да Суворов с солдатами... катились с Сен-Готарда»¹.

Быть может, именно в Сибири и сделал художник на основе всех этих впечатлений, наблюдений и размышлений первую схематическую карандашную композицию будущей картины на небольшом кусочке картона.

По возвращении в Москву Суриков продолжал разработку эскизов общей композиции картины карандашом. Так возник второй эскиз-вариант, а затем последовали эскизы композиции картины, выполненные карандашом и пером с легкой акварельной подкраской или растушевкой.

Дальнейшую работу над задуманной картиной он уже вел, как обычно.

«Я все работал над композицией «Суворова», — писал художник брату в одном из писем.

А спустя несколько месяцев, он вновь информировал брата:

«...думаю начинать картину «Суворов». Холст уже выписан из заграницы, подрамок готов. Мне дали комнату в Историческом музее. Я ее отгородил дощатой перегородкой, чтобы мне не помешали работать...

Я еще не решил, где лето проведем. Мне для картины надо снеговые вершины.

Может быть, надо в Швейцарию ехать на месяц или два».

И еще в одном письме читаем:

«Не писал потому, что я работаю страшно много и подмалевал всю картину. Теперь буду писать к ней этюды».

«Достал в Петербурге мундиры настоящие, павловского времени», — радостно сообщал Суриков брату. А вслед за этим писал: «...теперь делаю этюды на снегу».

Долго и добросовестно трудясь над изображением действующих лиц будущей картины, он «выискивал» и проверял на «живой» натуре каждый персонаж.

Уже в 1896 году возник первый большой этюд масляными красками, в последующие годы Суриков создал ряд других этюдов.

Выполнив предварительную работу в области общей композиции картины, Суриков приступил к наиболее трудной части своей работы — изображению суровых природных условий, в которых проходил знаменитый суворовский переход через Швейцарские Альпы.

По литературным источникам Суриков довольно хорошо представлял себе обстановку легендарного Альпийского (Швейцарского) похода русских вовек. Но, как подлинный реалист и глубокий энтузиаст натуры, он не мог ограничиться тем, что нашел в книгах и что мог представить себе о природе Альпийских гор. Ему нужно было увидеть все самому. Ему нужно было увидеть Альпы, через которые провел Суворов свое победоносное воинство. И летом 1897 года художник поехал в Швейцарию.

Глубоко ощутив своеобразие природы Швейцарии, художник любовался очертаниями горных хребтов и холодными тонами ледяных уступов, наблюдал за катающимися с гор людьми. Позже он так говорил об этих своих впечатлениях:

«Верхние тихо едут, средние поскорей, а нижние совсем летят вниз».

Но и этого Сурикову было недостаточно. Он сам взбирался на горы и ледники, прошел по всему знаменитому суворовскому маршруту, нарочно окатывался в снежные ущелья, чтобы в точности представить положение солдат во время спуска.

Свои богатейшие впечатления от этой поездки он запечатлел в многочисленных этюдах, рисунках и набросках.

Сохранился также целый альбом художника с карандашными зарисовками горных пейзажей, с набросками и эскизами общей композиции картины. Альбом этот находится ныне в Третьяковской галерее и состоит из 46 пронумерованных листов (лист пятый отсутствует) размером 18×28.

* * *

Очень трудным и ответственным моментом в работе Сурикова над задуманной картиной было создание образа Суворова.

В процессе творческой работы Суриков, конечно, тщательно изучил те исторические и литературные источники, из которых он мог почерпнуть сведения о Суворове.

Не менее внимательно была изучена Суриковым и имевшаяся в ту пору иконография Суворова. Он имел возможность видеть многие портретные изображения великого русского полководца, сделанные русскими и зарубежными художниками, граверами и скульпторами.

О том, что Суриков действительно знал, изучал и как-то использовал некоторые из известных ему изображений Суворова, говорит следующее обстоятельство. На одном из эскизов в картине (Русский музей) он изобразил полководца едущим почти прямо на зрителя, в мундире с георгиевской лентой через плечо. Чувствуется что-то общее в этом изображении полководца на эскизе с многими из известных портретных изображений Суворова.

Однако художника не удовлетворил, по всей вероятности, этот вариант. Он изменил в дальнейшем композиционный строй задуманной картины и поставил Суворова в профиль, сбоку от проходящего отряда, придав более движения и всаднику, и коню.

Большое место в подготовительной и непосредственной работе над картиной заняли у Сурикова сибирские впечатления. Наблюдения над сибирской природой и отдельными типами сибиряков органично вошли в ткань будущего произведения.

В 1898 году художник приезжал в Сибирь, к брату. Здесь, в Красноярске, и окружающих его деревнях, он старался разыскать хотя бы приблизительное отражение типа суворовских «чудо-богатырей» среди доживавших свой век александровских и николаевских солдат.

Суриков сделал с этих солдат-стариков большое число ярких, многообразных, мастерских зарисовок.

Решающую роль в окончательном оформлении образа Суворова сыграло также то, что художник сумел разыскать «живую натуру», т. е. человека чем-то напоминавшего по внешним и психологическим данным великого полководца. Таким живым материалом явился для Сурикова один его знакомый из Красноярска, казачий офицер Ф.Ф. Спиридонов.

«Суворов у меня с одного казачьего офицера написан, он и теперь жив еще, ему под девяносто лет...», — говорил Суриков впоследствии.

Этот старик-казак со своим энергическим, веселым профилем, с клоком седых волос, задорно взбившимся над правильно сформированным, выпуклым лбом, и был изображен художником на этюде «Старик» и на другом, аналогичном ему этюде масляными красками — «Голова старика» (Третьяковская галерея).

По этому удачно найденному типу Суриков сделал и два карандашных рисунка-варианта с изображением головы полководца. Один из них датирован рукою художника 1898 годом (находится в собрании Б.В. Крылова в Москве). Второй — «Голова Суворова» (Третьяковская галерея) следует считать одним из завершающих этапов работы Сурикова над образом Суворова. На нем Суриков уже окончательно получил то неподражаемое выражение оживленного исхудавшего лица, которое так удивительно передано художником в картине.

Возвратившись из Красноярска в Москву, Суриков продолжал свою работу над картиной.

В 1898 году он создал несколько замечательных этюдов масляными красками. Особого внимания заслуживают два из них — «Солдат с ружьем» (Иркутский художественный музей) и «Солдат, спускающийся в пропасть» (Ростовский музей изобразительных искусств).

На первом из них изображен солдат, сидящий на снегу. Левая нога его слегка отодвинута в сторону. Ружье со штыком он держит в левой руке, крепко прижимая его к груди, правой рукой прикрывает нижнюю часть лица. На голове солдата — треуголка. Одет он поверх формы в плащ-палатку. Этюд вполне соответствует изображению фигуры этого солдата к картине.

Другой этюд показывает солдата в плаще, спускающегося с заснеженной горной кручи вниз. Это — первоплановая фигура картины. Характерно, что и этот этюд с очень небольшими изменениями вошел в окончательную композицию картины и занял в ней одно из ведущих мест.

* * *

Что же побудило Сурикова обратиться к изображенному на картине событию? Что стремился сказать художник своим новым произведением?

Суриков отнюдь не случайно обратился в конце 90-х годов к образу Суворова, к сюжету, связанному с деятельностью великого русского полководца, чей облик и чьи дела были выражением мужества, талантливости, силы и героизма русского народа.

Суворов привлекал внимание художника на протяжении многих лет. Избрав эту тему, он долго вынашивал ее в своем сердце, в своем творческом сознании. При этом из многочисленных походов А.В. Суворова, из всей, полной ярких событий жизни русского войска конца XVIII века Суриков выбрал то, что было совершено суворовскими чудо-богатырями в последние дни воинской деятельности русского полководца.

В начале 1799 года Александр Васильевич Суворов (1730—1800 гг.) был вызван императором Павлом I из своего новгородского имения — глухой деревушки Кончанское, куда он был сослан два года назад.

Причиной удаления Суворова из армии и последующей отправки в ссылку, под строгий полицейский надзор, явилось резко отрицательное отношение полководца к военным «реформам» и бездушной муштровке, установленными Павлом I в русской армии.

Суворов решительно восстал против действий самодержавного самодура и как полководец, видевший основу армии в моральной силе каждого солдата, в гуманном отношении к нему, и как патриот, не желавший перенимать чужеземное без смысла и разума.

За это Павел I и отправил Суворова в ссылку.

Однако в начале 1799 года, когда в войне России, Англии и Австрии с Францией союзники потребовали, чтобы объединенные войска возглавлял Суворов, император Павел I вызвал великого полководца из ссылки. Суворов был назначен главнокомандующим русско-австрийскими войсками в Италии.

Итальянский и Альпийский (Швейцарский) походы, блестяще проведенные полководцем, прославили его имя в Европе. В дни Итальянского похода, окруженный шпионами, наталкивавшийся постоянно на вероломство и предательство «союзников», Суворов за три с половиной месяца разбил лучших французских генералов, одержал замечательные победы при Адде, Кассано, Треббии и Нови, итогом которых явилось очищение Северной Италии от французов. Павел I, скрепя сердце, наградил Суворова титулом князя Италийского.

Но союзница России — Австрия, желая нераздельно господствовать в освобожденной кровью русских солдат Италии, решила удалить суворовскую армию в Швейцарию, якобы для помощи находившемуся там русскому отряду, а в действительности — с целью погубить русские войска. Идя на поводу у союзников-австрийцев, Павел I приказал суворовской армии перейти через Альпы.

Поход начался 8 сентября 1799 года. Суворов избрал для своей двадцатитысячной армии трудный, но кратчайший путь через Сен-Готардский перевал в Альпийских горах. Суворовские чудо-богатыри голодные и разутые, действуя против противника, в восемь раз превосходившего их численностью, проложили себе дорогу в покрытых льдом и снегом горах. Отбрасывая врата и нанося ему тяжелый урон, суворовская армия прорвала окружение и вышла в долину Верхнего Рейна.

Альпийский (Швейцарский) поход суворовцев стал легендарным. «Этот переход, — говорил Ф. Энгельс, — был самым выдающимся из всех современных альпийских переходов»².

Один из моментов этого знаменитого Альпийского похода Суворова и изобразил Суриков на своей картине «Переход Суворова через Альпы в 1799 году».

Перед нами — высокие Альпийские горы. Кругом снега и вечные льды. С отвесного горного склона, с огромной высоты, неудержимо скользят вниз суворовские солдаты. Одетые в тугие павловские мундиры, в плащах, в папахах, в треуголках и касках, они тащат за собой на руках пушки, зарядные ящики и различное снаряжение.

Разнообразны выражения лиц солдат, на которых читаются различные чувства.

Вот первые два (слева) напрягли вое свои силы, рассчитывая страшный бросок. Они стремительно летят в пропасть.

Рядом еще один солдат. Он закрыл лицо плащом: его на миг испугала обнажившаяся пасть ущелья. В таком положении он и скатится туда.

Над ним — солдат-старик, видимо, один из тех, кто сопутствовал Суворову во всех его многочисленных походах. Седая голова его не покрыта, на груди — георгиевский крест. Он уже приготовился к опасному спуску и крестится. Но крепко держит он своими могучими руками ружье. Он, старый воин, знает, что первая и святая его обязанность — сберечь ружье в любой обстановке, любой ценой.

Справа на картине группа солдат уверенно и спокойно спускает в пропасть пушку.

А выше, в средних рядах, идут более молодые солдаты. На их лицах, особенно у тех, кто помоложе, светится улыбка, боевой задор. Сдерживают напор горячащихся коней солдаты, идущие в последних рядах.

Здесь же, рядом с солдатами, на самом ледяном краю пропасти, поместил художник и фигуру Суворова.

Великий полководец прискакал сюда для того, чтобы в самый напряженный момент поддержать дух своих солдат, своих чудо-богатырей.

Сидя верхом на лошади, он воодушевляет солдат бодрым словом, улыбкой, а может быть, и какой-либо шуткой-прибауткой, на которые он был великий мастер.

И солдаты уверенно спускаются в пропасть. Солдаты понимают, ради чего они совершают этот страшный переход, понимают, что им нужно вырваться из ловушки, в которую толкнули их «союзники»-австрийцы. Они отвечают своему полководцу взором, полным отваги и неустрашимости. Широкая, светлая улыбка их лиц говорит о том, что они готовы на любой подвиг по первому слову полководца.

Своей картиной «Переход Суворова через Альпы» Суриков заражал зрителя чувством горячего патриотизма, оптимистическим и глубоким пониманием психологии солдатской массы. Смотря на фигуры и лица солдат на его картине, зритель видит, на чьей стороне будет победа и варит, что русские солдаты-богатыри осилят и суровую, враждебную и незнакомую им природу, и опытного, многочисленного противника.

Поставив перед собой задачу — вызвать у зрителя чувство гордости за героические дела славных предков, Суриков все подчинил этому в своей картине. Он допустил даже, как отмечала современная ему критика, ряд некоторых неточностей и отступлений от фактов, что сделано им совершенно сознательно. За это, между прочим, на него очень сердился Л.Н. Толстой. В дневнике композитора С.И. Танеева сохранилась следующая запись, помеченная 5 марта 1899 года:

«Пошел к Толстым... Лев Николаевич возмущен картиной Сурикова, на которой он изобразил Суворова, делающим переход через Альпы. Лошадь над обрывом горячится, тогда как этого не бывает: лошадь в таких случаях идет очень осторожно. Около Суворова поставлено несколько солдат в красных мундирах. Л. Н. говорил Сурикову, что этого быть не может: солдаты на войне идут как волны, каждый в своей отдельной группе. На это Суриков ответил, что «так красивее»³.

Критика Толстого в известной мере справедлива. Но, с другой стороны, прав был и Суриков, осмысливая факты и обобщая их, как художник.

И если Суриков в своей картине действительно, как отметил Толстой, перемешал солдат-гвардейцев с казаками, то сделал он это не только потому, что так было «красивее», не только потому, что без казаков облик суворовских войск казался ему недостаточно полным. Зная героическое прошлое казачества, припоминая его боевые традиции, Суриков в своем сознании не отрывал казачьей вольницы от всей массы русского народа. А потому он и дополнил ряды суворовских чудо-богатырей любимыми им казаками. Картина от этого только выиграла.

И для Сурикова, как художника, Суворов был неотделим от народа, от солдатской массы. Он — нераздельная часть своей армии и вместе с тем — первый в ней. У Суворова те же качества, что и у его солдат. Суриковский Суворов — это полководец, который облечен неограниченным доверием армии. Его любит, ему верит каждый солдат. Поэтому фигура Суворова в картине не отделена от солдатской массы, в ней подчеркнуто неразрывное внутреннее единство армии и полководца.

Посвятив свою картину прославлению мужества, силы, широкой и беззаветной удали русских людей, Суриков показал, что в этом славном Альпийском походе действовал тот же русский народ, который восставал против царской власти, поднимал «бунты» против воевод, который во главе с Ермаком завоевывал и осваивал Сибирь, или радовался у ворот снежного «городка».

В беспримерном горном переходе, когда «русский штык прорвался сквозь Альпы», в полной мере проявились лучшие, благороднейшие черты русского национального характера, в полной мере оказалась сила и непобедимость великого русского народа. И какие бы события ни происходили в мире, каким бы тяжелым испытаниям ни подвергался народ — его отвага, героизм, выносливость, сила духа, оптимизм и здоровье никогда не исчезнут, они будут жить неизменно в течение всего хода русской истории — вот какую мысль стремился выразить Суриков в своей картине.

Суриков сам был глубоко захвачен патриотической темой своей картины и страстно желал встретить ответную реакцию у зрителя. Его не удовлетворило то, что картину демонстрировали на Передвижной выставке в Петербурге и Москве, что ее видели многочисленные любителя искусства, представители широкого круга интеллигенции и «сильные мира сего».

Ему хотелось, чтобы картину увидел простой народ, солдаты. Как раньше он добивался, чтобы его картину «Покорение Сибири Ермаком» показали солдатам и казакам, так теперь он настаивал на этом по отношению к «Переходу Суворова через Альпы».

Так великий народный художник, изображавший в своих картинах русский народ, стремился к тому, чтобы его картины стали достоянием народа, чтобы народ знал и понимал их.

Примечания

1. С.Н. Дурылин. Сибирь в творчестве В.И. Сурикова. М., 1930, стр. 52.

2. Ф. Энгельс. Избранные военные произведения. М., 1940, том I, стр. 41.

3. Цит. по книге. И. Евдокимов, В.И. Суриков. М., 1940, стр. 160.