Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

Памятный день

Академия есть вещь прошедшего столетия, ее основали уставшие изобретать итальянцы. Они хотели воздвигнуть опять художество на степень высокую, но не создали ни одного гения о сю пору

Александр Иванов

Когда накануне столетия императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге четырнадцать учеников взбунтовались, отказавшись участвовать в конкурсе на большую золотую медаль, вице-президент академии князь Гагарин попросил начальника Третьего отделения собственной Его Величества канцелярии князя Долгорукова сделать так, чтобы в газетах и журналах ничего не писали об этом.

Князь Долгоруков охотно выполнил просьбу. Ни строчки, ни слова о неслыханном происшествии не просочилось тогда на страницы газет и журналов, и долго еще бдительные цензоры беспощадно вымарывали отовсюду любое упоминание о неприятном событии.

Но утаить случившееся, разумеется, не удалось, и недалеко было время, когда день 9 ноября 1863 года стал памятным днем для всех, кто знает и по-настоящему любит русскую живопись.

С этого дня я и начну рассказ о художниках и картинах, входящих в нашу жизнь вместе с первыми строфами Пушкина и Некрасова, вместе с образами Гоголя, Тургенева, Толстого, со всем тем, что с годами накрепко сливается в одном слове — Родина.

* * *

Четырнадцать учеников академии приглашены были на утро 9 ноября в правление, чтобы выслушать программу конкурса на большую золотую медаль.

Это были люди в цветущем возрасте двадцати трех — двадцати шести лет, лучшие из лучших. Каждый из них получил за годы учения две серебряные медали и малую золотую.

Но теперь, в эти торжественные минуты, они выглядели озабоченными и усталыми. Некоторые, казалось, не спали всю ночь (как выяснилось впоследствии, так оно и было).

Одетые в поношенные, но вычищенные накануне и тщательно наглаженные сюртуки, они стояли в молчании перед высокой и тяжелой дверью конференц-зала, ожидая вызова.

Наконец дверь распахнулась. В глубине, за длинным овальным столом, крытым темно-зеленой суконной скатертью, мерцали золотом и серебром орденские звезды сановитых членов совета академии.

Ученики вошли один за другим, здороваясь, и молча остановились в правом углу зала.

Князь Григорий Григорьевич Гагарин, генерал и вице-президент академии, блестящий рисовальщик и акварелист, любитель и знаток византийских икон и византийского орнамента, поднялся с бумагою в руке и стал читать:

— «Совет императорской Академии художеств к предстоящему в будущем году столетию академии для конкурса на большую золотую медаль по исторической живописи избрал сюжет из скандинавских саг: «Пир в Валгалле». На троне бог Один, окруженный богами и героями, на плечах у него два ворона. В небесах, сквозь арки дворца Валгаллы, видна луна, за которой гонятся волки...»

Он читал все это басовитым рокочущим голосом, держа в одной руке на весу бумагу, а другой перебирая серебряные наконечники аксельбантов на груди. Толстые генеральские эполеты покойно лежали на его плечах.

Ученики хмуро слушали. Наконец чтение кончилось. Опустив бумагу, князь Гагарин произнес, отечески глядя на стоящих в углу:

— Как велика и богата даваемая вам тема, насколько она позволяет человеку с талантом выказать себя в ней и, наконец, какие и где взять материалы, объяснит вам наш уважаемый ректор Федор Антонович Бруни.

Сидевший справа от президента благообразный старик, четверть века назад прославившийся картиной своей «Медный змий», тихо поднялся, украшенный, как и многие другие члены совета, нагрудной муаровой лентой и орденскими звездами. Сохраняя на лице выражение значительной задумчивости, он направился неслышными шагами в сторону учеников, стоявших в угрюмом молчании, — и тут произошло нечто небывалое.

Один из четырнадцати, худощавый и бледный, с негустой бородкой и глубоко посаженными пристальными глазами на скуластом лице, вдруг отделился и вышел вперед навстречу ректору.

Бруни остановился в недоумении. Мундиры, ленты и звезды за овальным столом шевельнулись и замерли.

— Просим позволения сказать перед советом несколько слов, — произнес глухим от волнения голосом вышедший вперед. — Мы подавали дважды прошение, но совет не нашел возможным выполнить нашу просьбу... Не считая себя вправе больше настаивать и не смея думать об изменении академических постановлений, просим освободить нас от участия в конкурсе и выдать нам дипломы на звание свободных художников.

Сделалось очень тихо. Косматая голова пятидесятилетнего Пименова, профессора скульптуры, которому Пушкин посвятил когда-то экспромт «На статую играющего в бабки», откинулась и замерла в удивлении.

В тишине из-за стола послышалось недоверчиво-изумленное:

— Все?

— Все, — ответил вышедший вперед.

Поклонясь, он решительно направился к двери. За ним двинулись остальные.

— Прекрасно, прекрасно! — прозвучал им вслед насмешливый голос Пименова.

Выйдя из конференц-зала в канцелярию, каждый подходил к столу делопроизводителя и вынимал из кармана сюртука сложенное вчетверо прошение.

Тексты всех прошений были одинаковы: «По домашним обстоятельствам не могу продолжать учение...» Подписи же стояли разные: Корзухин, Шустов, Морозов, Литовченко, К. Маковский, Журавлев, Дмитриев-Оренбургский, Вениг, Лемох, Григорьев, Песков, Петров.

Прошение говорившего от имени всех перед советом было подписано: И.Н. Крамской.

Тем временем в конференц-зале разыгралась пренеприятная сцена.

Один из четырнадцати «бунтовщиков», по фамилии Заболотский, не вышел, остался в зале, как бы желая сделаться свидетелем наступившего там замешательства. Он стоял в углу, щуплый и темноволосый, на лице его блуждала растерянная полуулыбка.

— А вам чего угодно, сударь? — спросил, едва сдерживая раздражение, князь Гагарин, продолжавший столбом выситься на своем председательском месте.

— Я... я желаю конкурировать, — через силу выжал из себя Заболотский.

Князь Гагарин усмехнулся.

— Разве вам не известно, милостивый государь, — сказал он едко-насмешливо, — что конкурс из одного участвующего состояться не может? Благоволите подождать до следующего года.

Заболотский вышел, униженно кланяясь и унося на лице застывшую улыбку.

Через год он все же участвовал в конкурсе, провалился и затем исчез бесследно, разделив незавидную долю, уготованную людям нетвердых убеждений.

Между тем к тринадцати положенным на стол делопроизводителя заявлениям прибавилось четырнадцатое: молодой скульптор Крейтан, также назначенный конкурировать на большую золотую медаль, в последнюю минуту решил примкнуть к своим товарищам-живописцам.

«Когда все прошения были уже отданы, — вспоминал спустя четверть века Крамской, — мы вышли из правления, затем из стен академии, и я почувствовал себя наконец на этой страшной свободе, к которой мы так жадно стремились».

 
 
Портрет Веры Глебовны Успенской
Н. A. Ярошенко Портрет Веры Глебовны Успенской
Таормина
Н. A. Ярошенко Таормина
Волы
В. А. Серов Волы, 1885
Портрет В.В. Стасова - русского музыкального критика и историка искусства
И. Е. Репин Портрет В.В. Стасова - русского музыкального критика и историка искусства, 1883
Малый лет семнадцати (Булочник)
В. Г. Перов Малый лет семнадцати (Булочник), 1869
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»