Браво, Трубецкой!

В июне 1909 года в Петербурге состоялось открытие памятника Александру III. Литератор Ф.Н. Фальковский вспоминает об этом событии:

«…То были дни больших волнений в старом Петербурге. На Знаменской площади, против Московского вокзала, в присутствии стольких сановников, сколько их могло поместиться на тесной площади, во главе со всем царствующим домом, сорвали холст, которым был закутан памятник Александру III. Перед глазами высокопоставленных предстало возмутительнейшее зрелище. Вместо обычного полубога на скачущем коне, пышущем огнем, перед празднично настроенной публикой оказался грузный «мужик» с туповатым лицом, на крепкой и мало живописной лошади из породы битюгов. И досаднее всего было то, что этот кроткий всегда конь на этот раз оказался оппозиционно настроенным… Какая дерзость! Царственная рука отдергивает его назад, а он напористо прет вперед. В довершение у него неприлично подрезан хвост. Нечего сказать, памятник! Царская семья, министры и сановники, духовенство — все были смущены и недовольны. Площадь пустела. Загудел «чиновный Питер». «Общественное мнение» требовало перенесения памятника на другой конец Сибирской магистрали. Остроты, анекдоты, догадки. Благонамеренные кричат, осторожные поддакивают, трусы молчат. Два-три смельчака остаются при особом мнении. И вот тут нежданно раздается голос И. Е Репина: «Памятник гениален», — провозгласил энтузиаст с наивной простотой андерсеновского ребенка».

Памятник сделал скульптор Паоло Трубецкой, которого Репин очень ценил и многого от него ждал. Скульптор ненавидел самодержавие и изобразил царя тупым и окостенелым. Он не побоялся показать лицо императора чуть приплюснутым, на голове у него круглая низенькая шапочка, какую носили городовые.

Портрет получился исключительно выразительным. Каждый смотрящий видел перед собой российского императора, сквозь которого отчетливо проступал полицейский.

Туго натянутые поводья, прямая фигура царя с шашкой. Увидев скульптуру, Репин воскликнул чистосердечно:

— Верно, верно! Толстозадый солдафон. Тут он весь, тут и все его царствование.

Такое одобрение памятника, высказанное знаменитым художником, сразу стало широко известно. Паоло Трубецкой, живший постоянно в Италии, приехал на торжество открытия. Но он чувствовал себя очень неуютно в атмосфере травли, которая поднялась в печати против созданного им образа царя.

Поддержка Репина, да еще такая смелая, пришлась как нельзя более кстати.

К. Чуковский вспоминает, что к Репину «приезжали от министерства двора уговаривать, чтобы он отказался от своих славословий, так как они оскорбительны для вдовы «солдафона» и для его сына Николая II, но Репин от этого только сильней распалился и устроил скульптору такое демонстративное чествование, что многие побоялись принять в нем участие. Было приглашено около двухсот человек, а явилось всего только двадцать, и огромный стол в ресторане Контана, накрытый для празднества, показался еще более пустынным, когда к его углу прилепилась кучка людей, возглавляемых Репиным».

На этом банкете Репин говорил о Паоло Трубецком, говорил, как всегда, очень сбивчиво, дополняя жестами то, на что не находилось слов.

Репин вспоминал, как на выставке 1888 года они со Стасовым остановились перед работой неизвестного скульптора. Это была статуя, изображающая молодого человека. Она очаровала их силой лепки, пластикой, большим талантом. Долго доискивались, кто же так чудесно вылепил эту статую, и увидели маленькую табличку с фамилией: «Трубецкой». С тех пор на всех выставках он искал эту фамилию. Но скульптор жил за границей, и только недавно удалось познакомиться с некоторыми его работами.

Репин рассказал также о том, как он побывал в школе живописи и ваяния, спрашивал учеников, хорошо ли обучает их профессор Трубецкой. Он их учил главному: «Когда вы лепите, вы должны понимать, где мягко и где твердо»; Репин восхитился глубиной этого замечания, основного в скульптуре: где мягко — мышцы, где твердо — кость. Кто это понимает, у того есть чувство формы, а это все.

В 1900 году на Всемирной художественной выставке в Париже жюри, состоящее из лучших художников мира, единогласно присудило Трубецкому «гран при» («большой приз»).

— Трубецкой — это эпоха в скульптуре, — горячо говорит Репин. — Он напоминает нам времена ренессанса, Микельанджело.

Потом Репин приглашает всех мысленно следовать за ним в огромную мастерскую скульптора на Невском, где лепился памятник, а потом — на Знаменскую площадь, где водружен монумент. Репин рисует рукой в воздухе очертания памятника и восклицает:

— Вся эта огромная глыба бронзы работана с такой могучей, глубокой страстью. Эта затянутая морда, сколько в ней жизни! Какое могущество, сила!

И Репин кончает свою приветственную речь словами, которые назавтра подхватили газеты:

— Поздравляю себя, всю Россию и все потомство наше с гениальным произведением искусства. Браво, Трубецкой!