Знакомство с П.П. Чистяковым

В 1870 году вернулся из-за границы художник-педагог Павел Петрович Чистяков. До своей поездки он преподавал в Рисовальной школе, после возвращения его пригласили преподавать в Академии. Стасов вспоминал, как П.П. Чистяков, еще даже не став профессором, очень интересовался художественными новостями, работами молодых учеников Академии, их рисунками, этюдами, эскизами. Однажды, придя в Академию, он был сильно поражен большим рисунком «Княжеская иконописная мастерская», совершенно особенным и самостоятельным, национальным, не похожим на обыкновенные академические программы. Чистяков спросил: «Чья это работа?» Ему ответили: Васнецова. Такая фамилия была Чистякову незнакома. В этом эскизе, по словам Стасова, присутствовало «что-то необыкновенно русское, глубоко русское <... И князь с благодушным лицом и осанистой фигурой, стоящий опершись на палку, в широкой шубе, с тяжелым крестом на груди и с изящной шапочкой на голове; и два боярина по сторонам: один из них — важный и величавый, другой — тонкий, хитряк и лисица; все трое стоят они перед громадною иконой <..., и другие бояре, рассматривающие другие иконы в углу; и мальчишка-ученичок, из страха перед князем залезший на верх лестницы под самый потолок; и монахи, и попы, и отроки-иконописцы — все это чрезвычайно исторично, национально и верно». Чистяков выразил желание познакомиться с молодым художником.

Васнецов, как и многие другие воспитанники Академии, стал приходить к Павлу Петровичу домой, показывал свои рисунки, советовался... Стасов пишет, что у Чистякова хранился маленький холстик, на котором Васнецов пробовал писать масляными красками голову Аполлона Бельведерского. У него ничего не выходило, этюд остался незавершенным... Чистяков был талантливым и чутким педагогом, которого называли своим главным учителем многие мастера русской живописи этого времени — Репин, Врубель, Серов. В чем же был секрет «чистяковской манеры»?

В.М. Васнецов объяснял это так: «В основу ее (манеры) Чистяков клал изучение формы предметов в связи с рисунком, светотенью и колоритом... Чистяков шел в этом деле не от рисунка, а именно от формы. Он настаивал, чтобы она выражалась художником с одинаковой свободой, с какой бы точки зрения ни писался предмет. Он говорил: "Если художник пишет, например, голову в профиль, то должен делать так, чтобы чувствовать и другие ее части"». Васнецов неоднократно вспоминал в письмах, что от каждого свидания с Чистяковым он выносил «чувство глубокого наслаждения», говорил о художественной теплоте и свете, которая исходила от Павла Петровича.

По словам Стасова, «П.П. Чистяков до такой степени был не педант и не академик по натуре своей, что не стал долее принуждать Васнецова к классичности, не стал требовать с него условных совершенств и хождения по академической струнке, — стал помогать ему идти вперед и развиваться, но вовсе не по рутинным, близоруким, беспощадным требованиям классной педагогики».

До конца жизни вспоминал Васнецов о своем педагоге с глубокой благодарностью: «Много тепла и света внесли в мою жизнь разговоры с Павлом Петровичем Чистяковым». Будучи уже прославленным мастером, он напишет теплые и проникновенные слова своему педагогу в честь юбилея его творческой деятельности: «Вы первый заставили меня смотреть на искусство как на самое важное, как на дело, требующее самого серьезного и нравственного к себе отношения и самых больших жертв... Обнимаю и целую Вас крепко, дорогой учитель, Павел Петрович... Любящий Вас сердечно и почитающий В. Васнецов».