Новая экспозиция в Третьяковской галерее

В 1913 году в Третьяковской галерее сменилось руководство. Вместо Остроухова руководить делами галереи был назначен И.Э. Грабарь — художник, профессиональный реставратор, искусствовед, опытный и энергичный организатор.

После того как в январе 1913 года душевнобольной посетитель порезал ножом картину Репина «Иван Грозный и его сын Иван», необходимо было срочно перестроить все дело охраны галереи. Грабарь энергично взялся за дело.

К моменту передачи Третьяковской галереи Грабарю весь ее научный штат состоял из двух человек: хранителя Н. Черногубова и его помощника Н. Щекотова. Галерея была очень запущена в музейном и организационно-хозяйственном отношении. Все годы после смерти П.М. Третьякова она сохранялась как его частновладельческое собрание картин: не допускалось никаких нововведений, ни одна картина не была перевешена, ни одно приобретенное произведение (картины продолжали приобретаться Советом галереи уже за государственный счет) нельзя было вешать в старых залах.

Картины висели плотно, в несколько рядов. Работы одного художника могли находиться в разных залах. Особенно беспокоили Грабаря ширмы-перегородки, затруднявшие обзор и создававшие проблемы для охраны картин.

Сначала Грабарь хотел, чтобы для галереи было выстроено новое здание — на Девичьем поле в Москве. Это вызвало бурную полемику и протест со стороны многих художников.

В.М. Васнецов высказал свое мнение на страницах газеты «Русское слово»: «Если сам Павел Михайлович предполагал перенести свою галерею на другое место, то, конечно, он прекрасно бы и выполнил свое намерение соответственно своему усмотрению и вкусам, и это была бы подлинная Третьяковская галерея, а не картины только из Третьяковской галереи, перенесенные на новое место и устроенные по усмотрениям и вкусам других людей». Васнецова поддержали многие русские художники. Галерея осталась в старом здании.

После этого И.Э. Грабарь выдержал целую баталию, отстаивая право на новую экспозицию картин в Третьяковской галерее. Его план перевески был построен на основе историко-монографической последовательности: «начиная с икс«, через XVIII и XIX века... до наших дней, по возможности, без перебоев и перебежек».

В 1914 и 1915 годах была сделана генеральная перевеска картин. Для произведений каждого крупного художника был выделен отдельный зал. Перед залом Сурикова была пробита широкая арка, чтобы открыть обзор издалека самого великолепного творения Сурикова — картины «Боярыня Морозова». Когда В.И. Суриков пришел в галерею после этих перемен, он, по воспоминаниям Грабаря, весело балагуря в присутствии собравшихся старейших служащих, отвесил ему земной поклон и со слезами на глазах сказал: «Вот ведь первый раз вижу свою картину: в квартире, где ее писал, не видал — в двух комнатах через дверь стояла, на выставке не видал — так скверно повесили, и в галерее раньше не видал, без отхода».

Суриков был одним из немногих художников, кто горячо поддержал перевеску картин. В ходе реформы Грабарю пришлось выдержать злобные нападки в прессе «за диктаторские замашки», откровенную травлю, непонимание со стороны некоторых художников, требовавших «из уважения к памяти» П.М. Третьякова не допускать никаких новшеств в галерее. К сожалению, ко вторым можно причислить и Виктора Васнецова, который был против новой экспозиции.

«При моем втором посещении галереи, — писал художник И. Грабарю, — во мне снова, с большой силой поднялся волнующий вопрос: не совершили ли мы преступления относительно памяти Павла Михайловича, видоизменяя его драгоценный художественный дар Москве и русскому народу — дар, лично им созданный из произведении его современников-художников?».

Васнецов был вынужден признать, что некоторые картины сильно выиграли от перевески, но все-таки «навязывается впечатление, что собственно Третьяковской галереи, быть может, и не совершенно в прямом отношении уже нет, а есть городская галерея только имени Третьякова. <... Позднее приобретенные картины, втиснутые в нее, несомненно, нарушают целость старой и подлинной Третьяковской галереи. От такого впечатления новой перевески трудно отрешиться. Может быть, стало и лучше — да и на самом деле лучше, — но Третьяковской галереи нет — она разверстана».

Однако в конечном итоге новый попечитель одержал победу. Московская городская Дума в мае 1916 года одобрила реформу Грабаря. Историко-монографический принцип развески, с таким трудом введенный Грабарем, сохраняется в Третьяковской галерее и в наши дни.