Письма

Небезынтересны письма Н.А. Ярошенко и к его другу художнику Касаткину, которые были посланы из Кисловодска за год до кончины Ярошенко. Они затрагивают различные стороны их взаимоотношений, друзей и близких. Не скрывает Ярошенко и состояние своего здоровья. Первое письмо датировано 18 июня 1897 года, второе писалось 28 сентября того же, 1897 года, с которыми и знакомлю читателя.

18 июня 97 г.
Кисловодск.

Дорогой Николай Алексеевич!

Очень рад был получить от Вас весточку и, не зная, что Вы странствуете за границей, я не раз попенял Вас за Ваше молчание.

Зная, что Вы были за границей недавно и что нынешние салоны по общему отзыву из рук вон плохи, мне сдается, что Вы напрасно проводили 10 дней в Палермо, 10 в Неаполе и неделю в Помпее. В смысле здоровья поездка не принесла мне ничего, потому что я вернулся с голосом худшим, чем выехал из Петербурга, в остальном отношении чувствую себя так же хорошо, как и прежде. А так как без голоса и дома скверно, а путешествовать и вовсе неудобно, то, естественно, что от поездки я получил гораздо менее приятного, чем всякий здоровый человек, через это и не работалось, и сделал я очень мало, да и теперь все сижу и ленюсь — ничего не хочется делать.

Здесь застал все в хорошем виде, и Марию Павловну, и Надюшу, здоровы и обе Вам кланяются. Очень здесь хорошо, зелень, тепло, жаль, что не приехали. Что у Вас делается? Кого видели? Пишите обо всем. Сидя вдали, интересуют всякие мелочи и с радостью встречаются всякие письма. До свидания, целую Вас. Искренне Ваш.

Н. Ярошенко.

28 сентября, 97 г.
Кисловодск.

Дорогой Николай Алексеевич!

Спасибо за весточку, хотя она такая маленькая, что я остался голоден после нее. И зачем Вы покупаете почтовую бумагу такого формата, на котором ничего написать нельзя. Но во всяком случае и за это спасибо. Очень был рад хоть что-нибудь узнать о Льве Николаевиче. Из газеты я знаю, что одна из дочерей его была больна тифом, но только от Вас узнал, что это была Марья Львовна. Отчего это с ней?

Как жаль, что Вы ничего мне не сообщили о Черткове, о котором я вот уже почти год, как ничего не знаю, не знаю его адреса, чтобы ему написать, и сам он мне не пишет. Вы, верно, слышали о нем у Толстых, напишите, пожалуйста, что знаете. Это для меня тем важнее, что я не думаю останавливаться в Москве на возвратном пути в Петербург, потому что без голоса я все равно не буду в состоянии общаться с людьми, с которыми видеться и поговорить мне бы хотелось, а являться в виде привидения нет смысла. Подожду поздравлять Вас с выборами Серова, я его не знаю; он хороший художник, но, мне кажется, без увлечения и без больших творческих задатков, слишком он мне кажется холодным и самодовольно покойным, чтобы пробуждать к жизни и возбуждать энергию молодых талантов. Буду рад очень, если я ошибаюсь; повторяю, что я его слишком мало знаю.

Здесь у нас все по-старому, живем очень уединенно, из приезжавших знакомых лиц остался только больной Перов. А как же у Вас будет правление, когда Савицкий ушел, Васнецов уезжает, а Мясоедова нет в Москве? Надо бы Вам списаться с Мясоедовым.

Мое здоровье было бы хорошо, если бы не противный голос, который как бродяга пропал в пути и не хочет возвращаться. И не надеешься на возвращение, а все ждешь.

Мария Павловна и Надя Вам кланяются, а я Вас целую.

Искренне любящий Вас Н. Ярошенко.