Встреча с племянницей Ярошенко

19 марта 1962 года, то есть через семь дней после открытия музея Н.А. Ярошенко, в адрес администрации пришла открытка: «Дорогие товарищи! Я — родная племянница художника Н.А. Ярошенко, дочь его сестры Веры Александровны Купчинской...» Далее она пишет: «Хотела спросить и предложить в музей Н.А. Ярошенко несколько хороших фотографий самого Н.А. и его сестры, моей матери. Есть любительские карточки его родного брата Василия Александровича. Если вас интересует, я могу вам их прислать...» Указала адрес: г. Фрунзе, ул. XXII партсъезда, д. № 182 кв. 17-а, Трусова Наталья Николаевна.

Я решил увидеться с Натальей Николаевной Трусовой лично. Знакомство с родственницей замечательного художника сулило много впечатлений. Получив командировку, вылетел в Киргизию, уведомив ее о своем приезде.

Наталья Николаевна меня ждала. Несмотря на поздний час, она сидела на скамеечке у порога.

Находясь во Фрунзе 10 дней, ежедневно посещал Наталью Николаевну. Вместе мы отобрали в ее сундуке и свертках годные для экспозиции фотографии, этюды, письма, имеющие отношение к художнику Ярошенко.

Ей 78 лет, по специальности она художник-майолистка. С 1941 по 1957 годы Наталья Николаевна работала художником-декоратором в Киргизском государственном ордена Ленина театре оперы и балета в городе Фрунзе. После 73 лет ушла на вполне заслуженную пенсию; была много раз премирована за свою безупречную работу.

Наталья Николаевна рассказала мне о встречах с Н.А. Ярошенко.

...Дядю Колю в своей жизни я видела всего только раз, дома, в Киеве, у моей мамы, его сестры Веры Александровны Купчинской. За год до своей смерти, чувствуя себя больным и предвидя скорую кончину, он приехал к нам в Киев, чтобы проститься с любимой сестрой и с племянниками. Тогда он уже вышел в отставку и носил штатское платье. Институт, где я училась, был на той же Институтской улице, в саду. Моя мать обратилась к начальнице с просьбой отпустить меня с уроков на несколько часов. Это

было в 1897 году, мне было тогда 13 лет. Просьбу моей мамы удовлетворили. Я помню, как пришла домой и увидела дядю. Он сидел в зале, на подоконнике среднего окна, раздвинув цветы. От встречи и разговора с ним осталось приятное впечатление. Темы нашего разговора не запомнила, — и не мудрено, с тех пор прошло 66 лет... Но мне много рассказывали о жизни Николая Александровича.

В Петербурге, на Сергиевской улице, самой фешенебельной в то время, где жил дядя Коля с женой, Марией Павловной, по субботам собирались лучшие и знаменитые люди того времени: писатели, критики, композиторы, артисты, врачи, художники, преимущественно передвижники. В уютной гостиной они беседовали об искусстве, успехах передвижных выставок, литературе.

Я училась в школе технического рисования в Петербурге.

Когда готовила конкурсную работу, мне была нужна авторитетная профессиональная консультация, и я обратилась с письмом к другу Николая Александровича Ярошенко и давнишнему знакомому нашей семьи (Купчинских), художнику Михаилу Васильевичу Нестерову, который жил тогда в Москве, на Донской улице. В ответ получила от него приглашение приехать погостить к нему в Москву. Так я и сделала. Две недели, которые я пользовалась его гостеприимством, я отдала на изучение нужного для моей композиции материала; он находился в Кремлевском Благовещенском соборе и заключался в изумительных по колориту иконах живописца Рублева. Находились они в верхних главках этого собора, эта большая художественная ценность оберегалась от повреждений, и потому вход и осмотр для посторонней публики были запрещены. Но художнику М.В. Нестерову, расписывавшему в это время тимпан над входом в общину сестры, бывшей государыни Елизаветы Федоровны, на религиозную тему, входы и доступ к реликвиям старины были открыты. Мы с Михаилом Васильевичем несколько раз взбирались на верхушки собора.

М.В. Нестеров вырос как художник при непосредственной творческой поддержке моего дяди художника Ярошенко и, как бы в благодарность за это, помогал мне советами, радуясь моим успехам.

Была я знакома с Виктором Михайловичем Васнецовым. Знакомство состоялось в то время, когда М.В. Нестеров сидел за работой тимпана «Явление Христа народу», а я смотрела, как он работал, и разговаривала с ним. Туда же пришел и приходил несколько раз Васнецов, с которым Нестеров познакомил меня, как окончившую училище Штиглица, с заграничной командировкой. А его со мной, как с автором картины «Три богатыря».

После выполнения на нескольких листах ватманской бумаги всех чертежей в общем виде и в деталях своего задания — «иконостаса», фотография с которого передана мною в дар дому-музею Николая Александровича Ярошенко, задания, прекрасно выполненного в ярких рублевских красках, — я была послана в командировку на стипендии, по собственному выбору, в Италию. По желанию нам предоставлялось право ехать в любую страну Запада или Востока. Но нельзя же ехать на Восток, не видевши Запада.

После отсылки работ нам полагался месячный отдых, который мы могли использовать на любую поездку. Мне очень хотелось посмотреть Париж и Лондон, но, благодаря некоторым затруднениям, связанным с надвигавшейся войной с Германией, пришлось отказаться от кругосветного путешествия по западным столицам и удовлетвориться поездкой на остров Капри, находящийся в 60 километрах от Неаполя, в Тирренском море.

Я посещала единственный клуб на этой стороне острова, и, играя там на биллиарде, оказалась в комнате, в соседней с той, в которой ежедневно играл со своими товарищами Алексей Максимович Горький. Однажды, когда я практиковалась, Горький подошел, внимательно посмотрел на мою игру, и, не выдержав моих «успехов», заметил: «Вы не так кий держите, барышня», взял у меня кий, стал давать мне уроки биллиардной игры, во время которой мы шутили, острили и смеялись. А потом, при встречах на прогулках, он очень мило раскланивался и непременно справлялся о моих успехах на биллиарде. Ходил он всегда окруженный толпой поклонников.

Случалось иногда, что художники обменивались своими этюдами, эскизами к картинам. В один из таких вечеров И.Е. Репин подарил Н.А. Ярошенко один из эскизов к картине «Иван Грозный», небольшого размера, написанный масляной краской. В этом эскизе есть интересная подробность: в дверях изображена няня сына Грозного, с ужасом на лице (свидетельница всей трагической сцены).

Впоследствии И.Е. Репин эту подробность не ввел в картину, чтобы, подчеркивая трагизм момента, не раздваивать впечатления зрителя...