Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

Династия Морозовых

Основоположником знаменитой морозовской династии был Савва Первый, до того, как стать Морозовым, бывший просто Саввой Васильевым. Начинал он еще тяжелее, чем Хлудов, — крепостным. Будущий богородский первой гильдии купец Савва Морозов ткал в родном селе Зуеве кружева, а затем пешком сам нес товар за сто верст, в Москву. Оборотистый крестьянин год за годом расширял дело, однако на то, чтобы скопить денег на вольную для своего большого семейства — изрядную по тем временам сумму в 17 тысяч рублей, — у него ушло целых 23 года1. Савва Васильевич не только выкупил пятерых сыновей, но сумел устроить несколько красильных и текстильных фабрик: в селе Зуеве, местечке Никольском, в Богородске, Москве и Твери. Сыновья бывшего крепостного унаследовали отцовскую предприимчивость: настолько, возможно, этот ген был силен, что каждый из братьев сумел преуспеть на ниве текстильной промышленности. «Морозовское дело» сделалось своеобразным знаком качества.

Создателями Морозовских мануфактур были четверо из сыновей Саввы Первого: Тимофей основал «Торговый дом Саввы Морозова с сыновьями», именовавшийся с 1873 года Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и К°»; Елисей — будущую Орехово–Зуевскую мануфактуру; Захар учредил «Компанию Богородско–Глуховской мануфактуры», а Абрам занимался Тверскими фабриками. Лишь один Иван не интересовался мануфактурным лесом.

Родоначальником «тверских» Морозовых стал Абрам Саввич. Женился он на Дарье Давыдовне Широковой, которая приходилась Пелагее Хлудовой, супруге Герасима Хлудова, родной сестрой (будущий супруг Варвары через это родство оказывался ей двоюродным дядей). Семейство «тверских» было большим, поэтому имущество делили не один раз. При очередном, четвертом по счету разделе в 1872 году бумагопрядильные фабрики в Твери отошли к двум Абрамовичам — братьям Абраму и Давиду (большинство ветвей клана были старообрядцами, поэтому ветхозаветным именам в семействе Морозовых долго не изменяли). Братья учредили «Товарищество Тверской мануфактуры» и стали его директорами. Дело было поставлено широко — по–другому Морозовы и Хлудовы действовать не привыкли. Новейшее английское оборудование выписали из Манчестера и Ливерпуля, где в 1865–м открыли собственное постоянное представительство; пригласили иностранных специалистов. Закупавшийся в Англии хлопок не устраивал ни ценой, ни качеством. Попробовали выйти на азиатский рынок, завязали сношения с Туркестаном и Персией. Помимо бумагопрядения затеяли ситценабивное производство, построили красильни и превратили морозовскую мануфактуру в безотказно действующий механизм.

Абрам Морозов считался лучшим женихом Москвы, но ни о ком, кроме Вари Хлудовой, не хотел и слышать. Невеста же была не самого высокого мнения о нем. Она много читает, играет на рояле, говорит по–французски — Морозов по сравнению с ней чистый неуч («А. А. сказал в этот раз, что он сочувствует бедным и что он что–то читал, — это меня порадовало»). Кроме богатства, иных положительных качеств она в нем не находит. «Не все равно, за кого выйти замуж, этот, благо, богат! По крайней мере, не буду себе вымаливать, как Оленька, какой–нибудь домишко и не буду дрожать за судьбу моих детей», — размышляла в дневнике Варвара. «Мне кажется, что я решусь!! Что ж!» И решилась. Только три дня перед свадьбой проплакала, запершись в своей комнате. Мучилась до последней минуты: даже обручальное кольцо выбросила по дороге из кареты, забыв, что в церкви ожидает ее венчальное.

Два года спустя у Варвары Морозовой рождается сын, которого называют Михаилом — в честь проклятого отцом брата (на которого племянник, кстати, будет невероятно походить характером), и муж делает ее пайщицей «Товарищества Тверской мануфактуры». Пока у нее всего пять паев, а спустя десять лет их у нее будет 594. В тридцать четыре года Варваре Алексеевне достается громадное состояние скончавшегося Абрама Абрамовича. Муж умирает мучительно. У него прогрессирующий паралич, поражен головной мозг (следствие заражения сифилисом) и полное расстройство психики. Кто–то говорит, что Абрам Абрамович болел пять лет, кто–то — что два года. Характер его всегда был не из легких (не исключено, что из–за начинавшейся болезни), однако жену он боготворил; писал ей нежные трогательные письма (хотя и с чудовищными ошибками) и помнил о ее жажде к благотворению, отписав на это в завещании целых полмиллиона. Варвара Алексеевна мужа полюбить не сумела, но оставалась при нем до его последнего вздоха, поскольку к своему браку относилась как к послушанию. «Мой муж имеет постоянное жительство в Москве и ныне находится и будет находиться здесь же, в своем семействе, при мне и на моем попечении», — писала В. А. Морозова в рапорте в Московский Сиротский суд.

Лечил Абрама Абрамовича доктор Преображенской психиатрической больницы Сергей Сергеевич Корсаков, будущий основоположник московской школы психиатрии. Корсаков был активный сторонник «нестеснения» душевнобольных и «призрения» таких несчастных на дому. Варвара Алексеевна полностью его взгляды разделяла и сразу после смерти мужа оповестила ректора Московского университета о желании выстроить клинику для больных душевными болезнями. На нее она пожертвовала 150 тысяч рублей из того самого полумиллиона, выделенного ей мужем «на пособия бедным, устройство и содержание школ, богаделен и призора и вкладов в церковь». Предложение назвать клинику своим именем Морозова категорически отклонила (согласилась лишь на мраморную доску в свою честь на лестнице либо в аудитории). Психиатрическая клиника для душевнобольных имени А. А. Морозова была открыта в 1887 году, но при новой власти была, разумеется, переименована, как и все, что было выстроено на морозовские деньги. Имя психиатра С. С. Корсакова ей вполне подошло2.

Полмиллиона на благие дела оказалось не так уж и много: 150 тысяч — клинике для душевнобольных на Малой Пироговской, еще столько же — Ремесленному училищу для бедных, остальное по мелочи: 10 тысяч Рогожскому женскому начальному училищу, 50 тысяч на Тургеневскую читальню, на земские и сельские школы, приют для нервных больных плюс Раковый институт имени Морозовых на Девичьем поле, благотворительные заведения в Твери и санаторий в Гаграх для больных туберкулезом рабочих. «Добрая была, в беде помогала и пользу людям старалась принести... в округе была самая богатая, и все к ней обращались за помощью лично или... через батюшку. Деньги давала или ткани на приданое бедным девкам. Или на корову, если случался падеж», — вспоминал крестьянин соседней с ее имением Поповка деревни: там только и ждали приезда барыни, чтобы «открыть перед бричкой загонные деревенские ворота» и получить монетку или конфетку.

Морозова была классическим типом прогрессивной благотворительницы, хотя и с ярко выраженным либеральным уклоном. По давней купеческой традиции, она жертвовала исключительно на то, чтобы «лечить или учить народ», в чем значительно преуспела. Варвара Алексеевна состояла членом всевозможных учреждений, начиная с Общества воспитательниц и учительниц и кончая Обществом пособия несовершеннолетним, освободившимся из мест заключения. Ее имя носили начальные классы и ремесленные училища, больницы, родильные приюты и богадельни. Имя В. А. Морозовой было выбито на фронтоне одного их корпусов Народного университета имени A. Л. Шанявского — она дала 50 тысяч на Химический институт. Две тысячи пошли на трехэтажное здание Пречистенских курсов для рабочих в Курсовом переулке, открытых в 1897 году, а в 1919–м преобразованных в рабфак имени Н. И. Бухарина (вряд ли благотворительница догадывалась, что содержавшиеся на ее средства курсы — нелегальное представительство большевиков3). Еще три тысячи достались Кустарному музею. Приличная сумма пошла на переезд в Канаду духоборов, пользовавшихся сочувствием Льва Толстого. Однако желавшие получить от Варвары Алексеевны помощь на начинания чисто культурного порядка, далекие от народных нужд, неизменно терпели неудачу. Морозова, к примеру, решительно отказала Станиславскому, просившему денег на Художественный театр; отцы–основатели МХТа долго ей не могли этого простить — к счастью, недоразумение исправил Савва Морозов, кузен ее покойного мужа. А вот устроить в Москве общедоступную читальню и присвоить ей имя И. А. Тургенева (автора не только модных романов, но и программы «Общества по распространению грамотности и просвещения), она предложила Городской думе сама. Профинансировала строительство, а затем и покупку книг для первой в России бесплатной библиотеки–читальни, открытой в 1885 году на площади у Мясницких ворот4.

Мечты своей юности Варвара Алексеевна реализовала сполна. Последним аккордом стало ее завещание. Фабрикантша Морозова, которую советская пропаганда позиционировала как образцово–показательный экземпляр капиталистического стяжательства, распорядилась перевести все свои активы в ценные бумаги, разместить их в банке, а полученные от этой операции средства передать своим рабочим. Новые хозяева фабрики «Пролетарский труд» так и не успели оценить неслыханную щедрость хозяйки «Товарищества Тверской мануфактуры», умершей за месяц до октябрьского переворота.

Но ведь не об одном только народном образовании радела молодая богатая вдова, не утратившая ни женской привлекательности, ни желания нравиться. Ей хотелось бывать в обществе, принимать гостей, путешествовать, короче, пользоваться всеми благами, которые предоставляли свободной 35–летней женщине ее миллионы. Прежде всего она избавилась от воспоминаний о двенадцати годах вынужденного замужества, проведенных в «купеческом углу» за Яузой. Уехать оттуда следовало хотя бы только из–за одного названия переулка, где проживали Морозовы, — Дурной5. Старый дом Варвара Алексеевна без всякого сожаления передала Ремесленному училищу, а сама переехала в самый центр города — на Воздвиженку. Вдова с тремя детьми купила бывшее владение князей Долгоруких в нескольких шагах от Кремля и начала строительство. Модный архитектор Роман Клейн, который прославится зданием Музея изящных искусств на Волхонке, построил ей особняк в классическом стиле: с колоннами, грифонами, стилизованными лилиями и фонтаном в саду. Дом был поместительный: двадцать три комнаты с мраморными каминами (в цокольном этаже, в просторечии именуемом полуподвалом, еще девятнадцать). Хозяйка явно рассчитывала на многолюдные приемы — расписанный в помпейском стиле огромный зал с легкостью мог вместить не менее трехсот гостей.

У каждой женщины, а не только у героинь американского сериала, есть мужчина ее мечты. У Варвары Алексеевны идеал материализовался в образе профессора Василия Михайловича Соболевского. Она — купеческая вдова, он — дворянин, человек образованный. Василий Михайлович влюбляется в нее точно так же, как в свое время Абрам Абрамович, и обожает ее до самой смерти. Только во втором случае все деньги принадлежат ей, а не ему. Все, о чем она грезила в юности, — сбывается. «Утром щелкает в конторе костяшками на счетах, вечером — извлекает теми же перстами великолепные шопеновские мелодии, беседует о теории Карла Маркса, зачитывается новейшими философами», — это про Варвару Алексеевну, у которой на Воздвиженке, в ее «культурном уголке», собирается весь цвет литературы и искусства. Тут и профессорская Москва, и те, кого с легкой руки Петра Боборыкина называют придуманным писателем словом «интеллигенция». У нее бывают будущий нобелевский лауреат Илья Мечников, писатель Короленко, Глеб Успенский (ближайший приятель Соболевского, в честь которого получит имя его сын), Елпатьевский. Она запросто встречается в Ницце с Чеховым, пишет Льву Толстому. Ее boyfriend Соболевский приятельствует с Маминым–Сибиряком и Салтыковым–Щедриным, да он и сам известная личность — главный редактор «Русских ведомостей»6, самой популярной газеты России, с которой сотрудничает университетская профессура (газету даже называют «профессорской»).

Либеральный настрой «Русских ведомостей» как нельзя более подходил Варваре Алексеевне, которая, как заметил Василий Немирович–Данченко, строила свою жизнь в «благородном вкусе» этой газеты. В своем либерализме Морозова оказалась радикальнее многих, собиравшихся у нее на Воздвиженке, 14. Она всеми силами старается вписаться в непривычный ей круг профессора Соболевского. У них столько общего: она сеет разумное, доброе, вечное благодаря своим деньгам; он ратует за обновление России, полагая, что страну спасет повсеместное распространение образования и культуры («Образование нужно всем!» — таков был их семейный девиз). Ходили упорные слухи, что Варвара Алексеевна материально поддерживает газету, что «Русские ведомости» существуют на ее деньги, поэтому Соболевский не только занимает должность главного редактора, но и является совладельцем типографии. Вас. И. Немирович–Данченко в своей пьесе «Цена жизни» явно намекал на эту пару: его герой, писатель Солончаков, получал от богатой фабрикантши Клавдии Тимофеевны Рыбницыной в дар, как приданое к брачным узам, издательское дело. На самом деле ничего подобного не было: газету финансировало паевое товарищество, а Варвара Алексеевна лишь оплачивала «семейно–редакционный стол». Как выяснилось, они и с Василием Михайловичем даже никогда не жили одним домом: это установил современный тверской исследователь В. Н. Асеев, проанализировавший сохранившиеся в архиве счета. По прошествии пятнадцати лет со времени их знакомства Соболевский, к тому времени отец ее сына и дочери, продолжал жить при издательстве, располагавшемся неподалеку в Большом Чернышевском переулке (после революции типография отойдет газете «Гудок»). Потом, с 1899–го, целых десять лет снимал квартиру на Поварской и только в 1909 году, за четыре года до смерти, переехал в купленный на его имя дом на Воздвиженке, 4/7.

Соболевский с Морозовой жили на два дома. Их общие дети Глеб и Наталья носили фамилию Морозовы, а по отчеству были Васильевичи и считались незаконнорожденными (усыновлены отцом они были много лет спустя). То, что подобное положение создавало массу неудобств, — мягко сказано. Ничего позорнее, чем писать в графе: «Незаконнорожденный», представить себе было невозможно; типичный пример — судьба Николая Корнейчукова, он же Корней Чуковский, так и не сумевшего до конца дней избавиться от комплекса человека с позорным пунктом в метрике. Морозова с Соболевским своим образом жизни демонстрировали окружающим, что они выше предрассудков. Скорее всего, сочетаться церковным браком пара не могла из–за жестких условий завещания Абрама Морозова, предвидевшего подобный ход событий. В случае повторного замужества вдова лишалась фамилии Морозова, а вместе с ней и громадного наследства (зная характер Абрама Абрамовича и его страстную любовь к супруге, подобного иезуитства вполне можно было ожидать).

Так что известная ревнительница женского равноправия и учредительница первого женского клуба оказалась чуть ли не единственной из «публичных фигур», осмелившихся жить в гражданском браке открыто. При тогдашних нравах поведение Варвары Алексеевны было откровенным вызовом, почти скандалом. Что на самом деле происходило за стенами особняка на Воздвиженке, как относились к Соболевскому старшие сыновья Морозовой, что чувствовали имевшие приходящего отца младшие дети, остается загадкой. Сочувствуя всей душой неимущим студентам, бедным курсисткам и скромным учительницам, надолго поселявшимся в ее доме, Варвара Алексеевна едва ли была способна на проявление нежных чувств к своим родным. «Она не была ни нежной матерью, ни женой: вообще нельзя было заметить, чтобы она к кому–нибудь горячо относилась из окружающих ее близких людей», — признавалась ее невестка Маргарита Морозова, безуспешно пытавшаяся сблизиться со свекровью («Мы были разного воспитания и очень разных характеров»). О жесткости и непримиримости величайшей московской благотворительницы ходят легенды. Рассказывают, что она прекратила всяческие отношения с родной сестрой Татьяной, оставившей мужа ради знаменитого врача–гинеколога Владимира Федоровича Снегирева. Узы церковного брака Варвара Алексеевна считала священными. Хотя Татьяна Алексеевна со Снегиревым рассталась и жила отшельницей, Варвара Алексеевна якобы не пожелала пойти за ее гробом, когда та скончалась. И опять мифы и легенды: Т. А. Хлудова, в замужестве Мамонтова, скончалась в 1909 году в Сочи, а вовсе не в Москве.

День за днем Варвара Алексеевна воплощала в жизнь свои идеи и постоянно самосовершенствовалась. В пятьдесят начала учить немецкий и вскоре читала классику в подлиннике, брала уроки русской литературы. Каждый день непременно час проводила за роялем, разучивая новые пьесы. Дочь Наталья вспоминала, что у Варвары Алексеевны были прекрасные педагогические способности, — до поступления в 7–й класс гимназии мать занималась с ней по многим предметам сама. Наталья Васильевна Морозова единственная из детей оставила хотя бы краткие воспоминания. Писала она их в 1958 году, поэтому не забыла рассказать и про социалистические взгляды матери, и как она вызволяла из тюрьмы революционеров, и об обысках, уверяя, что В. А. Морозова непременно пошла бы в революцию, если бы до нее дожила. И стала бы «крупным работником в мире просвещения».

Про старших братьев Наталья почти не упоминает. Судя по всему, отношения с ними у ее матери были крайне натянутыми, но опять–таки об этом можно только догадываться. Хотя пройтись насчет деспотичности Варвары Алексеевны считал своим долгом каждый мемуарист. Новая семья плюс излишне щедрая благотворительность конечно же не могли не вызывать раздражения. Виноградов прямо так и пишет, что все трое сыновей «ярой ненавистью» ненавидели ее либерализм, а заодно и саму «мамашу», и «с этим недобрым чувством прожили до конца своих дней». Так это или нет, но Арсений, Иван и Михаил сделали достаточно много того, что могло быть ненавистно их матери. Не потому ли они возводили немыслимые мавританские замки, проигрывали состояния и собирали ультрасовременную живопись?

Примечания

1. Морозовы выкупились на волю лишь в 1820 году. Вместе с отцом Саввой Васильевичем вольную получили и сыновья: Елисей (1798— 1868), Захар (1802–1857), Абрам (1806–1856), Иван (1812–1864) и Тимофей (1823–1889).

2. Так же, как подошло имя ученого–хирурга, основателя Московской школы онкологов П. А. Герцена (внука того самого Герцена), основанному в 1898 году по инициативе профессора Московского университета Л. Л. Левшина и его ученика профессора В. М. Зыкова Раковому институту, ранее носившему имя Морозовых. Денег на институт для страдающих опухолями дала опять–таки В. А. Морозова в память матери Авдотьи Яковлевны, умершей в 37 лет от рака (Варвара Алексеевна и сама перенесла операцию на груди).

3. За работу партийных кружков на Пречистенских курсах отвечал как раз Н. И. Бухарин.

4. Здание бесплатной городской библиотеки–читальни имени И. С. Тургенева (снесенное в конце 1970–х) было построено по проекту архитектора Д. Н. Чичагова в 1884 году.

5. Дом в Дурном переулке, 17, А. А. Морозов приобрел в 1860 году, а за Яузой, на углу Николоямского и Шелапутинского переулков, семейство Морозовых начало обосновываться с конца 1820–х: дед Савва Васильевич купил здесь участок с двухэтажным домом; к середине века тут находились четырехэтажный дом, ткацкая фабрика и множество строений.

6. «Русские ведомости» — одна из крупнейших российских газет (1863—1918). С 1870–х ведущее издание либерального направления; сотрудниками газеты были профессора Московского университета. В 1905 году перешла к кадетам; в январе 1918–го закрыта большевистскими властями. Помимо газеты В. М. Соболевский издавал журнал «Русское богатство».

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
Проводил
Н. A. Ярошенко Проводил
Портрет Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина
Н. A. Ярошенко Портрет Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина
Пасека в лесу
И. И. Шишкин Пасека в лесу
Катание на Масленицу
А. С. Степанов Катание на Масленицу
Эсфирь перед Артаксерксом
А. П. Рябушкин Эсфирь перед Артаксерксом, 1900
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»