Русские женщины

Вот я рассказал, что смог, о Крамском, и вспомнилась мне еще одна его картина — «Неизвестная».

Кто она, эта темноглазая красавица в отороченном мехом костюме, в украшенной страусовыми перьями шляпе, темнобровая, с чуть надменным взглядом из-под длинных ресниц? Не знаю.

Что-то в ней есть от загадочной прелести блоковской «Незнакомки». Почему же? Ведь Блок написал свою поэму куда позднее, спустя двадцать восемь лет. Но образы, созданные художником и поэтом, кажутся родственными, как сестры.

И.Н. Крамской. Неизвестная

Я стал думать и о других женских образах Крамского. О «Девушке с распущенной косой». О портрете дочери, чудесно свежем по краскам, что висит в Киевском музее русского искусства. О мечтательной «Лунной ночи», о «Неутешном горе»...

Мне стали вспоминаться и другие картины, посвященные русской женщине, ее радостям и невзгодам, ее красоте, ее мечтам, ее счастливой и горькой доле, — и вдруг подумалось, что ведь не сказано еще по-настоящему об этой необычайно интересной и своеобразной стороне русской живописи.

Для эллинских скульпторов женщина была прежде всего воплощением совершенства и гармонии живых форм природы. Художники итальянского Возрождения прибавили к этому одухотворенную теплоту любви и материнства. Последующие века, в сущности, не привнесли ничего к найденному, скорее наоборот. Для лучших живописцев мира женщина оставалась предметом любования и поклонения, украшением жизни, символом радостей бытия — и не более.

И.В. Неврев. Торг

И лишь русская живопись, начиная с Федотова, не только создала, осмелюсь сказать, беспримерную по содержательности и глубине галерею женских образов, но и взглянула на женщину по-новому, по-другому.

Нужно ли говорить о том, что здесь русские художники шли в ногу с русскими писателями и что образов, равных пушкинской Татьяне, тургеневской Лизе, Наташе Ростовой или женам декабристов из поэмы Некрасова, не так уж много наберется в мировой литературе?

Окиньте же взглядом картины русских художников, начиная с федотовской «Вдовушки». Вспомните «Неравный брак» Пукирева, перовские «Проводы покойника», «Приезд гувернантки в купеческий дом», картину Неврева «Торг», где два старика помещика рядятся о цене девушки-крепостной. Не призывала ли русская живопись задуматься над несладкой женской долей? И не будила ли она вместе с гневом и состраданием другие чувства, не призывала ли взглянуть на женщину по-иному — в таких хотя бы картинах, как «Вечеринка» Владимира Маковского?

Н.А. Ярошенко. Курсистка

...Вечер, тесная комнатенка с голыми стенами, теплый свет керосиновой лампы затенен абажуром, на столе самовар, чай налит в стаканы — он давно уже остыл, никто к нему и не прикоснулся, — все собравшиеся здесь слушают девушку, стоящую, сжав пальцами спинку стула и смело откинув голову.

Смысл этой картины не нуждался в объяснениях. О тех, кто изображен на ней, газета «Русский вестник» писала, что это «кучка людей, отрицающих существующие порядки». И в этой «кучке», представляющей три поколения русской интеллигенции — от седого писателя-народника до увлеченного юноши-студента, — центром всеобщего внимания оказалась женщина.

Возможно, художник, когда писал эту картину, думал о своей современнице, двадцатисемилетней Софье Перовской, беззаветной революционерке, казненной вместе со своими товарищами весной 1881 года на Семеновском плацу в Петербурге. А может быть, попросту об одной из безымянных девушек, уходивших, подобно чеховской Невесте, из тесного домашнего мирка в широкий мир борьбы за лучшее будущее для всех.

В.Е. Маковский. Вечеринка

Французский живописец Делакруа изобразил свободу в виде прекрасной женщины во фригийской шапочке, зовущей народ к борьбе, высоко подняв знамя на баррикаде. Вот образ, полный романтического пафоса, красоты и величия, — и все же отвлеченный, приподнятый над жизнью, аллегорический.

Нельзя не восхищаться огненной живописью Делакруа, бурной смелостью его рисунка и красок. Но для поколений русских свободолюбивых людей куда ближе и понятнее была ярошенковская «Курсистка», шагающая по сырой петербургской улице, накинув на плечи шаль и зажав пачку книг под рукой.

Когда я гляжу на эту картину, то почему-то всегда вспоминаю Надежду Константиновну Крупскую, вспоминаю ссыльную учительницу на берегу сибирской реки, провожавшую Сурикова, и думаю о многих других русских женщинах, чье достоинство и полноправие были утверждены не словами, а жизнью, отданной для общего блага.

Н.А. Ярошенко. Портрет П.А. Стрепетовой

Русские живописцы всегда понимали и умели ценить красоту, это доказано множеством портретов — начиная с холеных красавиц Левицкого с их пепельными волосами, влажным блеском глаз и дремлющей в углах нежно-розовых губ тенью мягкой улыбки. Но я не знаю женских портретов, где одухотворенность и страстное биение мысли были бы так выражены, как в портретах русской актрисы Стрепетовой, написанных Репиным и Ярошенко.

Стрепетова не была красива в общепринятом смысле этого слова. Но есть красота высшего порядка — красота души, — она-то и светится в ее полном скорби взгляде.

Такие портреты остаются навсегда, они отзовутся в каждом сердце; они пробуждают добрые и чистые чувства и тем самым возвышают нас.

В.А. Серов. Портрет М.Н. Ермоловой

Стрепетова поразительно преображалась на сцене, и, быть может, поэтому многим современникам ярошенковский портрет казался непохожим. Но художник отвечал своим критикам, что для будущих поколений важны не черты буквального сходства, а то главное, что делало Стрепетову любимицей всех честно мыслящих людей того времени, — ее духовная красота, ее глубокая человечность.

Такой представала перед зрителем русская женщина, запечатленная художниками-передвижниками, — от согнутой горем, обездоленной крестьянки из «Проводов покойника» до распрямившей плечи, задорно улыбающейся «Шахтерки» Николая Касаткина, от несокрушимой в своем фанатизме боярыни Морозовой до величественной властительницы дум Марии Николаевны Ермоловой, чей портрет был написан Серовым в бурном 1905 году. «Трибуном свободы, лозунгом истины была для нас эта прекрасная, в жизни такая молчаливая женщина, с лицом Сивиллы и фигурой Венеры Милосской», — писала Т.Л. Щепкина-Куперник, современница великой русской актрисы.

Такой и рисует потомству Ермолову Валентин Александрович Серов — гордой, полной достоинства, прекрасной женщиной-человеком.

О созданных Серовым женских образах, едва ли не поэтичнейших в русской живописи, о его пленительной «Девушке, освещенной солнцем», о нежной и чистой «Девочке с персиками» надо еще рассказать.