Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

на правах рекламы

Как произвести монтаж скрытой электропроводки.

Париж

Попасть во Францию и Италию стремились все молодые художники. Может быть, там найдут они то, чего не хватало им в Академии? Может быть, у современных западных художников можно чему-нибудь научиться?

Уехавший в заграничную командировку Репин писал Васнецову еще в 1873 году: «Вот тебе мой совет: копи теперь деньгу, сколько можешь, к маю месяцу, и в мае приезжай сюда... Приезжай прямо к нам... выводим тебя везде по Парижу, пока тебе не надоест, а как надоест — с богом домой. Таким образом, ты всё заморское узнаешь сразу и пойдешь смелей и сильней в 10 раз и не будешь неопределенно предаваться тоске по неизвестному. Нечего и говорить о пользе, которую приносит подобное путешествие: на всё открывает глаза. А главное, ты обрадуешься, что ты русский человек во многом...».

Виктор сумел выбраться в Париж только в 1876 году. Там находились тогда многие его товарищи: Репин, Антокольский, Поленов, Ковалевский, некоторое время жили Стасов и Крамской — целая русская колония Художников.

Первые дни прошли в расспросах и воспоминаниях. Друзья много ходили с Васнецовым по городу, показывали окрестности, знакомили с музеями.

Однако Париж, с его контрастами блеска, роскоши, богатства и нищенских грязных трущоб, с его внешне эффектной, но не глубокой по содержанию артистической жизнью, разочаровал Васнецова так же, как его друзей, искавших в искусстве прежде всего глубины мысли, реализма, обобщений и приговора действительности. Репин оказался прав: узнав всё заморское, начинали ценить свое, родное.

Посетив парижскую художественную выставку «Салон», Васнецов делился своими впечатлениями с Крамским:

«...Салон открыт, и каждый день почти я устаю там до последней степени. Картин с акварелями и рисунков больше 3000... Масса холстов громадных и часто смешных — французы поклоняются и почитают... О сладких классических жанрах и не говорю — до объядения! От натюрмортов желудок болит! От тазов и котлов медных — шум в ушах!.. Масса пейзажей; поразительных нет, хороших есть, но немного, и масса скверных. Идеал жанров испанских, французских — в шелковых костюмах — арабских и проч. — и почти ничего из обыкновенной французской жизни».

А сам Васнецов, живя за границей, искал те темы и сюжеты, которые волновали его еще в Петербурге, считая единственно заслуживающей изображения в искусстве жизнь народа.

Центром всего русского мирка в Париже служил салон художника Боголюбова, где собирались в свободное время. Но парижская сутолока отвлекала Васнецова, и он поселился в предместье Медоне у крестьян.

Он близко сошелся со своими хозяевами, вникая во все подробности их жизни, и часто говорил своему другу Ковалевскому, что «мужик — везде мужик, и между русским, например, мужиком и французским менее разницы, нежели у нас между мужиком и образованным человеком».

В свою очередь, и хозяева симпатизировали высокому худощавому русскому, целые дни проводившему за рисованием или в прогулках, с альбомом подмышкой.

Вскоре листы альбома стали заполняться. Появились там рисунки с крестьян, Медонский лес, фигуры французских рабочих, овечий пастух и многое другое.

Однажды, во время праздника, в Медону приехал бродячий цирк. Виктор стоял около балагана и смотрел на клоуна, зазывающего зрителей на вечернее представление, на музыкантов и акробатов, и вспомнилась ему масляница в Петербурге. До чего же весело было на Царицыном лугу, куда воспитанники Академии ходили смотреть балаганы!

Вечный забавник народа — старик-шут; балаганный балет; отставной солдат с панорамой, на которую можно было смотреть через маленькое окошечко только согнувшись. А солдат, чтобы потешить публику, зазывал зычным голосом: «Вот, господа, сёла, города, разные звери, лисицы, да не заболели ли у вас поясницы?»

А «катание на вейках» (так называли извозчиков-финнов, приезжавших на масляничную неделю в Петербург для заработков) — любимое развлечение бедных семейств столицы! Как быстро мчали под звон бубенчиков легонькие саночки маленькие финские лошаденки, потряхивая заиндевевшими гривами! А ледяные горы! А блины!

Васнецов даже сделал как-то рисунок на тему «Масляница» для журнала «Пчела». И сейчас тоже ему захотелось запечатлеть эту уличную сцену из жизни французского простонародья.

Так начал он картину «Балаганы в окрестностях Парижа» («Акробаты»), Он заготовил для нее большой холст, — таких размеров картин он не делал раньше, — и работал много и усердно.

Композиция получилась интересная: на фоне вечернего неба, освещенные огнем масляных ламп, клоун и музыканты возвещают о начале представления. У ступенек балагана толпятся зрители, пришедшие вместе с детьми посмотреть циркачей.

Художнику очень удался одетый в белое клоун и отдельные типы горожан, но были в картине и недостатки.

— Знаешь, Виктор, — сказал ему однажды Ковалевский, — ты замучил своих «Акробатов». Типы очень хорошие, и отдельно есть много кусков, прекрасно написанных, однако общий колорит грязноватый и именно «замучанный». Я всё жду, что ты под самый конец сделаешь что-то такое, что освежит всю картину.

Васнецов огорченно согласился. Сделать это «что-то» было не так-то просто. Очевидно, русская тема народного праздника масляницы была всё-таки ему ближе, и он сам был недоволен «Балаганами».

Как-то, досадуя на себя и на всё окружающее, пришел он в мастерскую Василия Поленова; там среди друзей он отдыхал душой, отвлекался от мучивших его вопросов.

В тот день художники обсуждали письмо своего нового знакомого — Саввы Ивановича Мамонтова, предлагавшего им перебраться на жительство в Москву.

Виктор радовался за товарищей и по-хорошему им завидовал. Москва... Щемяще захотелось поехать на родину, начать, наконец, задуманные картины.

Он попросил у хозяина мастерской маленький холстик и буквально за один присест набросал давно облюбованную композицию «Три богатыря».

Репин и Поленов, стоя за его спиной, рассматривали новый эскиз.

— Ах ты, Красное Солнышко! — восхищался Поленов. — Понимаешь ли ты, что ты написал? Вот это настоящее, это — да!

— Тебе нравится? — обрадованно улыбнулся Виктор. — Хочешь, — подарю?

— Конечно, — ответил Василий, — но не раньше, чем ты напишешь картину.

На том и порешили. Однако не скоро удалось Васнецову выполнить обещанное. Лишь двадцать два года спустя, завершив свое знаменитое полотно, подарил он Поленову маленький парижский эскиз.

А пока что друзья жили на чужбине, занятые каждый своим и старались сделать как можно больше, — ведь в России следили за их успехами и ждали от них новых произведений.

Характерно, что все русские художники-реалисты, работавшие в то время в Париже, испытывали ту же неудовлетворенность, что и Васнецов. И все рвались домой, считая, что только там и может быть настоящее творчество, настоящее искусство.

«Признаюсь вам по секрету, — писал Репин Стасову, — что я ужасно разочарован своей картиной «Садко», с каким бы удовольствием я ее уничтожил... Но я решил кончить ее во что бы то ни стало и ехать в Россию; надо начать серьезно работать что-нибудь себе по душе; а здесь все мои дела выеденного яйца не стоят. Просто совестно и обидно, одна гимнастика, и больше ничего; ни чувства, ни мысли ни на волос не проглядывает нигде».

Репин уехал из Парижа, не отбыв даже полностью срока заграничной командировки. Васнецов прожил там около года, а затем обратился к Крамскому с просьбой одолжить деньги на дорогу:

«Если можно выслать, то сейчас же по получении письма и распорядитесь высылкой — спасете от лишнего пребывания в Париже!» — торопил он. Вскоре и он был в Петербурге.

Возвратившись, Васнецов снова принялся за жанр. Он делал иллюстрации для различных изданий и выполнил несколько эскизов для картин. Два из них: «Кабак» и «Хороша наша деревня» — близки по теме и навеяны рябовскими еще воспоминаниями.

На деревенской улице стоят обнявшись пьяные крестьяне. Они еле держатся на ногах, громко и нестройно распевая:

«Хороша наша деревня,
Только улица грязна.
    Хо-хо! О-хо-хо!
    Только улица грязна!

Хороши наши ребята,
Только славушка дурна.
    Хо-хо! О-хо-хо!
    Только славушка худа!

Величают нас ворами,
Всё разбойничками.
    Хо-хо! О-хо-хо!
    Всё разбойничками!..»

На другом эскизе крестьяне изображены в кабаке, где они стремятся залить тоску под невеселое треньканье балалайки и пьяный топот.

Оба эти эскиза остались неоконченными. Васнецов понимал, что никто не купит и не повесит у себя картины, изображающие грязных пьяных мужиков, но он не мог не высказать своего отрицательного отношения к мрачным сторонам крестьянской жизни царской России, свой «приговор действительности».

Несколько вещей Васнецов посвятил событиям русско-турецкой войны 1877—1878 годов, которая велась за освобождение Болгарии от турецкого ига. Многие представители передовой русской общественности отправились тогда на поле военных действий, в том числе и художники — известный баталист В.В. Верещагин, ближайшие друзья Васнецова П.О. Ковалевский и В.Д. Поленов.

Васнецов, который оставался в Петербурге, выразил в своих произведениях — рисунке «Ночью на улицах Петербурга в день взятия Плевны» и картинах «Чтение военной телеграммы» и «Развешивание флагов» — отношение к войне населения столицы.

Особо следует отметить картину «Чтение военной телеграммы», изображающую группу городских жителей, столпившихся около стены, на которой вывешена сводка военных действий — военная телеграмма.

Публика собралась самая разнообразная: отставной генерал, крестьяне-сезонники, чиновник, курсистка, мальчишка, купец, — но все они сосредоточены и взволнованы мыслью о положении на фронтах. Серо-коричневая цветовая гамма, дождливый уличный пейзаж подчеркивают тревожное настроение картины.

«Чтение телеграммы» очень типично и жизненно, — писал Крамской Репину в Москву, — мне эта картинка очень нравится». Репин, в свою очередь, также высоко оценил эту работу.

Несмотря на успехи в жанре, Виктор Михайлович чувствовал, что он еще не нашел себя и что не бытовая живопись является его истинным призванием. Его не покидали, как он выражался, «неясные сказочные и исторические грёзы». Хотелось новых сюжетов, новых впечатлений, и он лелеял мысль создать когда-нибудь большое эпическое полотно о своих любимых героях былин и сказаний.

У Васнецова складывается решение о переезде в Москву, тем более, что его усиленно звали поселившиеся там Репин и Поленов, которые были в восторге от многочисленных памятников русской старины и от всего, такого яркого и самобытного, уклада московской жизни.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 

В. М. Васнецов Бродячие музыканты, 1874

В. М. Васнецов Богатырь, 1870

В. М. Васнецов Богатырский галоп, 1914

В. М. Васнецов Летописец Нестор, 1919

В. М. Васнецов С квартиры на квартиру, 1876
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»