Глава IV. Начало собирательства

Как мы говорили, первой покупкой Павла Михайловича было собрание картин старых голландцев. Я помню семь вещей, большей частью неизвестных мастеров. Была большая картина «Возвращение блудного сына», Среди темного тона фигур и фона выделялся блудный сын, склонившийся на коленях перед отцом, с истощенным лицом, в белой повязке на голове и в рубище. На переднем плане — паж в бархатном колете, сдерживающий борзую собаку. Другая большая вещь была мадонна в окружении святых. Был пейзаж с большим деревом де Бота¹. Были две парные вещи Марселиса² — змеи, охотящиеся за бабочками. Одна из них была подписана. Эти две картины, как и два парных архитектурных пейзажа работы Пьеро Каппели³, были очень красивы.

Картины эти украшали комнаты в Толмачах. Когда Павел Михайлович начал собирать картины русских художников, он их развешивал сначала в своем кабинете внизу. Со временем, когда там стало тесно, картины развешивали в столовой, потом в гостиной. Старых голландцев он отправил в Ильинский переулок, где с 1865 года жила его мать. Когда выстроена была первая галерея и картины из жилых комнат перевешены были на новое место, на опустевшие стены вернулись голландцы и оставались там до конца жизни Павла Михайловича. Были ли все эти картины оригиналами, сказать трудно. Впоследствии Павел Михайлович говорил, что, купив их, он сразу понял, что слишком мало имеет знаний и опыта, чтобы рисковать покупать безошибочно работы старых западных мастеров, и решил приобретать только картины русских художников с выставок или от самих авторов. В 1853 году появилось описание галереи Прянишникова⁴. Павел Михайлович не мог не заинтересоваться этим собранием и, конечно, увидев его, не мог не увлечься желанием последовать примеру Прянишникова. Но у Прянишникова, который мог быть отцом Павла Михайловича, собраны были произведения его современников, наших старейших лучших мастеров. Молодому Павлу Михайловичу в тот период это было бы не по силам, и он начинает собирательство со своих современников.

Началом своего собрания, первой картиной русских художников, Павел Михайлович называет «Искушение» Шильдера⁵. Он помечает это приобретение в каталоге 1856 годом. По письму Шильдера мы устанавливаем другую дату. Письмо Шильдера о посылке картины Павлу Михайловичу, как и расписка в получении 50 рублей в счет суммы в 150 рублей, за какую картина была продана, помечены июлем 1858 года. Эту разницу в датах можно объяснить, предположив, что картина была только начата или даже в эскизе, когда Павел Михайлович ее увидел впервые, и что она была окончена художником для Павла Михайловича. По-видимому, Павел Михайлович отметил имя художника Шильдера, так как это был первый художник, которому он сделал заказ. Картина «Искушение» Шильдера по неизвестным нам причинам некоторое время находилась на квартире зятя Неврева, о чем Неврев, предполагая уехать надолго из Москвы, писал Павлу Михайловичу 3 июня 1863 года, прося его взять «принадлежащую ему картину Шильдера «Искушение».

По документальным данным первой покупкой Павла Михайловича является картина Худякова «Финляндские контрабандисты». Картина написана в 1853 году, он купил ее в 1856 году, посетив мастерскую Худякова в Петербурге. 10 мая помечена расписка з получении задатка. 14 мая Худяков получил остальные деньги.

Павел Михайлович уехал в Москву, и Худяков пишет ему 16 мая: «Случай, который доставил мне приятное удовольствие познакомиться с Вами, надеюсь, будет верным залогом и на будущее время, когда, быть может, придется возвратиться мне из чужих краев; и всегда мне очень приятно будет вести переписку с любителем, с молодым, сочувствующим всему изящному и прекрасному».

Далее он упоминает о своих картинах «Стадо» и «Благовещенье», которые Павел Михайлович видел у него:

«Благовещенье повешено в потемках, и я не догадался Вам хорошенько показать». Пишет также о двух художниках — Страшинском⁶, который уже уехал за границу и которому он мог бы при встрече передать поручение от Павла Михайловича, если таковое будет, и о Солдаткине⁷, у которого остались на руках его программы, советуя Павлу Михайловичу при следующем приезде посмотреть их.

Во время пребывания своего в Петербурге в 1856 году Павел Михайлович заказал картины нескольким художникам: Н.Г. Шильдеру, Н.Е. Сверчкову, И.И. Соколову, А.С. Богомолову-Романовичу⁸, А.Г. Горавскому. Из письма Сверчкова в январе 1857 года мы видим, что он показывал Павлу Михайловичу набросок, и при этом Павел Михайлович высказал ему столько замечаний и пожеланий, что Сверчков не мог даже упомнить.

Заказывает Павел Михайлович картину Богомолову-Романовичу. Судя по их переписке, картины в те времена писались не скоро. В январе 1857 года Богомолов благодарит Павла Михайловича за рекомендацию и заказ двух картин для г-на Опочинина⁹ и надеется эту рекомендацию оправдать.

В ноябре он благодарит за память: «Письмо Ваше через И.П. Трутнева я получил, прошу Вас об одном: не беспокоиться об Вашей картине, что сказано, то свято... К рождеству картина будет готова... Прошу всепокорнейше Вас передать письмо Василию Семеновичу^*, — во всем я поступлю с ним по Вашему указанию, самому благоразумному... Трутнев просил меня напомнить Вам об его картине...».

В следующем письме он пишет, что картину для Павла Михайловича не начал доканчивать, но на днях начнет. 23 декабря Богомолов пишет, что картина почти готова, осталась безделица. В 1858 году он пишет (без числа): «Как мог, так и кончил Вашу картину; верьте слову, что все это время я лежал болен и больной отправляюсь за границу. Даю Вам слово прислать Вам из Швейцарии картину». Он уехал.

В январе 1860 года Богомолов пишет уже из Петербурга: «Извините за поздний ответ. Картина ваша еще не готова, дайте мне времени — я вам говорил, что сушка картины — вещь первая, а вам все равно, тем более, что выставка не сейчас, — а я хочу кончить как следует».

Когда картина была наконец готова и послана, Павел Михайлович уведомляет об этом Богомолова:

«Милостивый государь Александр Сафонович! Картина получена, раму я прислал бы, если бы мог найти раму готовую, но нельзя же картину повесить без рамы. Я надеюсь скоро увидаться с Вами в Петербурге; в прошедший раз был я на один день, потому и не мог повидать Вас.
Желаю Вам быть здоровым и во всем успехов счастливых.
Истинно преданный Вам

П. Третьяков».

А 29 ноября Павел Михайлович пишет: «Душевно уважая Вас, скажу Вам откровенно, что картину Вашу я брал, надеясь сбыть кому-нибудь из знакомых, мне собственно она не нравилась, но так как была выставлена в Академии, то я полагал, может быть, другие найдут ее хорошею.

Картину так раскритиковали, что я, потеряв малейшую надежду сбыть ее, решился послать ее Вам (через Риппу¹⁰) обратно.

Господин Тюрин¹¹ скажет Вам могла ли она остаться в моей коллекции».

Так как Богомолов больше в жизни Павла Михайловича не появляется, то, забежав вперед, мы скажем, что пейзаж Богомолова «Вид в окрестности Ковно», находившийся в галерее Павла Михайловича и за который Богомолов получил звание академика в 1862 году, попал к Павлу Михайловичу позднее и случайно: в 1871 году Аполлинарий Горавский напал на эту картину. «Некоторое время была картина у С.Ф. Соловьева¹², — писал он Павлу Михайловичу, — а после смерти обоих за долги автора попала она в руки несоответственные этому произведению. Продается она с рамою за 200 руб. Покойник, как Вам известно, был талантливый и обладал эстетическим вкусом и знанием рисунка, но вместе с тем, к сожалению, безалаберную жизнь вел. Быть может, многоуважаемый мною Павел Михайлович, пожелаете поместить в каталог Вашей Русской школы».

Что Богомолов был «безалаберный», он сам подтверждает в письме к Павлу Михайловичу еще в 1857 году. Он жалуется на какого-то Аушева¹³, который распускает о нем дурные слухи. «Горавский, приехавши из Москвы в прошлом году с Вами, тоже говорил мне о слухах, распространяемых Аушевым, что я и кутило и пьяница и проч. и проч. Ему уже досталось раз при всех, надобно будет еще раз».

Во время пребывания весной 1856 года в Петербурге Павел Михайлович познакомился и с Горавским. Ему понравилась картина Аполлинария — программа на «старшую» золотую медаль, как выразился Горавский, приобретенная Кокоревым¹⁴. Павел Михайлович, как видно из письма Горавского, заказал ему сделать повторение этой картины.

26 ноября Горавский пишет из деревни, что провел все лето в Псковской губернии в том месте, где писал программную вещь, и, чтобы не копировать, написал с натуры такую же картину. «Все старания прикладываю, дабы отблагодарить за Ваше внимание ко мне, которого я успел заслужить в одном только моем свидании с Вами». Он просит, чтобы Павел Михайлович выставил эту картину на московской выставке.

Когда в начале 1857 года Горавский гостил у Павла Михайловича в Москве, он привез с собой несколько картин, вероятно, заказ Павла Михайловича, и еще картины, которые, как он надеялся, Павел Михайлович поможет ему продать московским любителям.

Пишет Горавский, будучи в Москве, портреты Софьи Михайловны и Кузьмы Терентьевича Солдатенкова. Но мы увидим ниже, что заказчики не очень довольны, и он обещает при следующем приезде, если не будет стоить поправлять портрет Солдатенкова, написать его вновь.

Вещи, которые он пишет летом, — «Липы» для Солдатенкова и «Старуху», которую потом купил Лепешкин, — Павел Михайлович критикует в письме к нему. Да и пейзаж, заказанный Павлом Михайловичем, недолго оставался в его коллекции; Павел Михайлович старался, чтобы художники были представлены лучшими вещами.

Он писал Горавскому по возвращении его из заграничной поездки:

«Очень Вам благодарен, дорогой мой Аполлинарий Гиляриевич, за письмо Ваше. Очень рад успехам Вашим и от души желаю, чтобы они были как можно прочнее.
Позвольте мне сказать Вам несколько слов, как близкому другу. Рассматривая Ваши работы, я не делал никаких замечаний, слыша от Вас, что все безусловно хвалят Ваши работы, а Старухой даже восхищаются, — и не делал потому, что не находил, чем бы особенно можно было восхититься, но, не доверяя себе, несмотря на приобретенную в последние годы довольно порядочную опытность в делах искусства, я ждал ответа Вашего: что именно скажет Иван Иванович Соколов, потому что его я считаю за самого прямого человека. Скажу Вам, что некоторые этюды мне очень нравились, но, за исключением двух-трех, в целом ни один не удовлетворил. Картины же мне не понравились, и в особенности Морская. В Старухе техническая часть чрезвычайно хороша, впрочем, я против этой манеры, композиция плоха, вкусу нет. Мечта — об ней, впрочем, говорено уже.
Портреты, которые Вы пишете и будете писать, дай бог, чтобы не были такие, как Ваши московские портреты, и я уверен, что они не будут такими, потому что Вы должны писать хорошие портреты — Иван Иванович совершенно прав.
Об моем пейзаже я Вас покорнейше попрошу оставить его и вместо него написать мне когда-нибудь новый. Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес... дайте мне хотя лужу грязную, да чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника. Скажу Вам теперь правду, пейзаж этот мне не понравился с первого раза, как только увидал его. но я не хотел и не должен был отказаться от него, рассчитывая, что когда-нибудь в лучшие времена Вы, вероятно, не откажетесь переменить его.
Высказывая все это, я рискую потерять Вашу дружбу, чего я никак не желал бы, истинно любя Вас; но я и никогда не льстил Вам и откровенность у меня всегда на первом плане.
Естли Вы мне ничего не ответите я должен буду полагать, что оскорбил Вас; но прошу все-таки припомнить совет мой самый дружеский: не доверяйтесь кружку судей-приятелей и вкусу необразованной публики.

Душевно преданный Вам
П. Третьяков».

Горавский не обиделся, хотя очень огорчился.

«Вы не сердитесь и не думайте, что мое молчание было причиной неудовольствия или чего-нибудь в этом роде; нет, напротив, я давно хотел изъявить Вам свою чистосердечную благодарность за Вашу дружескую откровенность ко мне и дельное замечание, которое отчасти вполне согласуется с моим мнением.

Что же касается до замены пейзажа Вашего на другой, то долгом моим есть согласиться на сие предложение. Я с особенным удовольствием исполню Ваше желание, равно и свое, чтобы повесить вещицу, достойную Вашей галереи.

...Суждение Ваше и Ив. Ив. касательно моих картин и этюдов весьма справедливо, и я сам это чувствую, что мои пейзажи от природы так далеки, как небо от земли».

Пейзаж был заменен.

Устанавливаются дружеские взаимные услуги. Павел Михайлович старается привлекать художников к сотрудничеству в собирании картин и за это помогает им продавать их вещи, делается посредником между ними и любителями. В 1857 году В.С. Лепешкин пишет Павлу Михайловичу и просит оставить для него картину Горавского, которая ему понравилась: «Вечер без солнца с ивой сбоку». Горавский отвечает: «Ивы я бы с удовольствием отдал Василию Семеновичу за 125 р., Алексею Алексеевичу^** пандан я согласен отдать за сто рублей серебром; только не мешало бы ему заодно уж оставить и остальные за собою, как, напр., «Фриштык» и другую маленькую. Впрочем, добрый Павел Михайлович, Вы как хотите, так и поступайте. Вы мне кроме добра больше ничего не делали и ни с Вашим сердцем кому-нибудь противное сделать».

Медынцев эти вещи, по-видимому, купил. Павел Михайлович в своей карманной книжке записывает расчет с Медынцевым.

Со своей стороны Горавский старается достать и действительно достает для Павла Михайловича этюд М.И. Лебедева¹⁵ от своей соседки по деревне — Кармановой. Он пишет Павлу Михайловичу 6 августа 1857 года: «28 июля получил я от старухи Кармановой ответ на мое письмо и обещается прислать маленькую масляную картиночку Лебедева, которая у них в альбоме лежала. Но другую, на которой написано Лебедевым прогулка по реке всего семейства, то ни за какие блага не хочет и не может отдать. Она пишет, что много уже было охотников, только никому не отдано и не отдастся... Спасибо старухе хоть за это, и с меня она ничего не хочет, как только взамен этого альбомную вещицу послать ей — то чтобы вернее было бы приобретение, то я прежде свою пошлю картинку...».

А 28 октября он пишет: «Все собирался я Вас известить, что недели три тому назад, как я получил с почты Лебедева работы эскиз или этюд, как видно, с натуры... написано в один присест... М-м Карманова известила в письме, что Лебедев писал этот эскиз тогда, когда приготовлялся на золотую медаль, в ихнем имении, близ самого сарая, над ним много они смеялись, что выбрал такое приятное место. Я его Вам дарю».

В феврале 1858 года И.Г. Горавский пишет Павлу Михайловичу.

«Многоуважаемый мною Павел Михайлович! Вы, наверно, удивляетесь моему молчанию, но после Вашего отъезда насилу я мог найти почтенного нашего Ломтева¹⁶, этого ж дня, как мы были у него, ему квартиру отказали, но на другой день я его нашел, после взял начатую картину и принадлежности и пригласил его к себе, чтобы он исполнил заказ Ваш, он согласился и чуть-чуть на днях кончил, которую отсылаю... я постоянно при нем сидел, потому этого человека одного никак невозможно оставить, без полуштофа он не пишет...

Вот еще я Вам похвастаюсь приобретением оригинального эскиза пером, сепиею знаменитого нашего художника Лосенки, этакую вещицу очень приятно иметь в альбоме».

Через месяц он пишет: «Извините, пожалуйста, что я до сих пор на Ваши письма не отвечал, причина — ожидание конца картины, которую Вам пишет г. Ломтев, заставило так сделать. Сюжет оной пророк Даниил с Навуходоносором».

«Право мне на Вас немножко досадно, что Вы такое имеете мнение обо мне и сожалеете, что Вы меня свели с Ломтевым... Я только глупо делал, что на свой счет покупал водку и давал денег, но мы с ним сквитались, — я ему еще дал денег, а он мне написал картинку...

P.S. У меня есть масляными красками эскиз Капкова¹⁷ — я купил его. Посылаю клочок — намеченный мною сюжет картины, это то время, когда Даниил посыпал песок... для убеждения, что жрецы плутуют».

В июне он пишет из Свислочи:

«Многоуважаемый мною, Павел Михайлович! Извините, пожалуйста, мне, что не мог я ответить на Ваше письмо из Петербурга. Получил я его накануне моего отъезда и открытое письмо на 100 р., чувствительно Вас, Павел Михайлович, благодарю за Вашу отцовскую привязанность и помощь. «Синопское сражение» и «Турецкую кофейную» Вы, верно, получили. Я просил Риппа вместе с Вашими картинами отослать — и что будет стоить пересылка, то Вы потрудитесь вычесть из прибавочных денег, ежели г-н Медынцев даст... Совестно за Богомолова, что он такой неаккуратный человек. Аполлинарий уже в Женеве, довольны ли любители его произведениями. Я начал заниматься в Свислочи...».

В 1858 году Горавский хлопочет достать что-нибудь у Неффа и Зарянки¹⁸, но это не удается. В том же письме он поздравляет Павла Михайловича с приобретением пейзажа Саврасова («Вид в Ораниенбауме»): «...из всех его произведений, — пишет он, — я лучше этой вещи не видал; к тому же приятно иметь такую вещь, за которую дано звание Академика».

Так, из писем приятелей-художников мы узнаем и устанавливаем время приобретений Павла Михайловича.

В 1857 году у него имеется также картина И.П. Трутнева «Крестный ход на водоосвящение в деревне». Об этом мы знаем из письма Богомолова и из писем самого Трутнева. Но картина не остается у Павла Михайловича, Трутнев сам просит позволения перепродать его «Крестный ход». Для Трутнева лишние 100 рублей составляли расчет, зато он надеялся написать для него лучшую картину. «Не жалейте о картине, Павел Михайлович, — пишет он, — обещаю, что напишу лучше, именно потому лучше, что не на золотую медаль программа. Теперь я не буду стесняться различными требованиями наших старых профессоров, а буду писать от души, как чувствую».

Павел Михайлович не заменил эту вещь другой, и в галерее находится только один рисунок этого художника.

Трутнев тоже помогает Павлу Михайловичу в его собирательстве. По поручению Павла Михайловича он заходит в Петербурге к Сверчкову, Богомолову и Соколову. Он пишет, что картина Соколова для Павла Михайловича давно начата и теперь продолжается. Это, вероятно, «Утро после свадьбы» (на Украине). В 1858 году он сообщает Павлу Михайловичу имена художников, получивших медали. Из них Филиппов¹⁹ получил 1-ю золотую медаль за картину «Военная дорога между Симферополем и Севастополем во время Крымской войны» и А. Волков²⁰ — 2-ю золотую медаль за картину «Обжорный ряд в Петербурге». Первую из этих картин Павел Михайлович вскоре приобретает.

Трутнев заходит к петербургскому купцу Образцову, у которого имеются рисунки и акварели разных художников, среди которых вещи Егорова, Воробьева и Федотова; старается что-нибудь приобрести для Павла Михайловича, но это ему не удается. «Штраф с меня следует, — пишет он, — за то, что я при всем старании ни от кого не мог добиться ни одного рисунка».

В 1860 году Трутнев отправляется пенсионером за границу, пишет оттуда Павлу Михайловичу о своих впечатлениях, жалуется, что Париж ему сначала не понравился, а потом слишком понравился, просит Павла Михайловича писать ему о выставках: «Вы судья не лицемерный, — пишет он, — я люблю слушать Ваши суждения, они все основаны на здравом смысле и понятии в Искусстве». Он и оттуда следит за приобретениями Павла Михайловича. «Я слышал, — пишет он, — что Вы купили картину у Якоби. Вы все-таки накопили себе хорошую галерейку».

У Трутовского Павел Михайлович начинает приобретать его работы во время болезни и смерти первой жены художника — в 1859 году. Он оказал услугу Трутовскому одолжив ему сто рублей. Трутовский предлагает рассчитаться рисунком. Он в деревне сделал двенадцать больших рисунков и хочет показать их Павлу Михайловичу, когда будет проезжать через Москву, чтобы Павел Михайлович выбрал себе, что ему понравится. Через год Трутовский женится во второй раз и снова просит об одолжении от Павла Михайловича триста рублей. Поздравляя художника с женитьбой, Павел Михайлович спрашивает, не свободна ли его картина «Пляска». Так попадает к нему известный «Хоровод», одна из лучших вещей Трутовского. Конечно, не за триста рублей. Она была оценена в тысячу рублей. Павел Михайлович очень доволен этим приобретением и пишет Трутовскому, надеясь увидеться с ним в Петербурге, около 15 ноября, «...потому что я должен и обязан прийти к Вам и поблагодарить Вас».

В феврале 1860 года мы узнаем из расписки Лагорио, что Павел Михайлович приобрел у него две картины и два этюда. Лагорио пересылает их в Москву и пишет Павлу Михайловичу, что если которая-нибудь из вещей ему не нравится, то он, Лагорио, во всякое время готов заменить ее другой за ту же цену.

Осенью этого же года Павел Михайлович приобретает большую картину Лагорио «Фонтан Аннибала в Рокка-ди-Папа». У них завязывается переписка, причем Павел Михайлович не сразу предлагает купить картину. Может быть, его смущают размер и цена. «Имею поручение, — пишет он, — спросить у Вас, глубокоуважаемый Лев Феликсович, за какую цену Вы решитесь отдать свой большой пейзаж, какая величина его (вышина и ширина), в раме он или без рамы. Вы хотели узнать насчет картин Эрасси²¹, бывших на выставке, я желал бы знать, естли это Вас не очень обеспокоит». Лагорио дает ему желаемые сведения. Из следующего письма мы узнаем, что Павел Михайлович приобрел «Швейцарский вид» Эрасси. А 2 января 1861 года Лагорио пересылает ему и свою картину. 9 января Павел Михайлович пишет ему:

«Принося Вам, истинно уважаемый Лев Феликсович, глубочайшую благодарность за полученную 6-го числа картину Вашу и исполнение моего желания, препровождаю переводную записку на 800 рубл. Имею к Вам покорнейшую просьбу: естли Вы в хороших и близких отношениях с г-ном Ф.А. Бруни, то потрудитесь передать ему письмо и получить ответ на мое предложение, и очень бы рад я был, естли бы ответ был благоприятным. Естли Вы с ним далеки, то оставьте письмо у себя до моего приезда».

Приложенное письмо к Бруни написано того же числа:

«Милостивый Государь Федор Антонович, недели три назад Вы позволили зайти к Вам за ответом на мою просьбу и я заходил два раза, но не пришлось застать Вас. Позвольте теперь попросить Вас сказать ответ Ваш г-ну Льву Феликсовичу Лагорио и, естли можно, сделайте милость, благоприятный, т. е. согласие Ваше отдать мне голову Вашего Спасителя, им Вы осчастливите истинно почитающего и уважающего Вас

преданного Вам слугу П. Третьякова».

Павел Михайлович получил эту картину Бруни, причем, согласно условию, вернул Бруни «Голову мальчика» и приплатил восемьсот рублей.

В 1860 году Павел Михайлович часто обменивался письмами с А.Н. Мокрицким²². В результате Павел Михайлович получил от Мокрицкого этюд Штернберга²³.

9 мая 1860 года Мокрицкий писал Павлу Михайловичу:

«Вы были у меня, добрейший Павел Михайлович, но не скрою, что посещение Ваше было бы для меня во сто раз приятнее, если бы я не был Вашим должником. Положение несостоятельного должника в присутствии кредитора невыразимо тягостно, а поэтому, как я рад, что Вы облегчили мое положение, взяв у меня драгоценный залог, обеспечивающий Ваше право и надежду на уплату моего долга.
Будьте уверены, что я продам себя, а уплачу Вам долг, хоть бы для того, чтобы не испытывать неловкого и тягостного состояния в присутствии благородного человека, которого я душевно уважаю». Далее Мокрицкий просит Павла Михайловича «побывать в Риме на кладбище иноверцев Монте ди Тестачио и там поклониться праху Брюллова, Штернберга и Петровского²⁴ и сорвать для меня хоть по стебельку травы и по одному цветочку с могил, покрывающих драгоценный прах моего наставника и друзей моих, обозначив их надписями; больше ничего я не желаю, хотя Рим есть для меня могила Прошедшего, где я схоронил все мое счастье и независимость от долгов в настоящем. Этой могиле посылаю я горячую слезу и благословение за радости и печали лучшего периода моей жизни.

Преданный Вам А. Мокрицкий».

«3 окт. Милостивый Государь Добрейший Павел Михайлович! Борьба кончилась, победа на Вашей стороне. Владейте же приобретением, завоеванным Вами всемогущим Орудием и слабостию сил неприятеля, который утешает себя тем, что у великодушного победителя и пленники живут без ропота и завоеванные будут счастливы.
Поразмыслив о бремени долга, я согласен на большую уступку — от 75 до 65 рублей, последняя цифра по крайнему обсуждению мне необходима в настоящее время и по возможности успокоит меня за лишение драгоценности. Если Вы согласны, то покорнейше прошу Вас поспешите уведомить меня.
С истинным почтением остаюсь душевно уважающий Вас

Аполлон Мокрицкий».

6 октября Павел Михайлович пишет ему:

«Мне право очень совестно, что я не могу исполнить по Вашему предложению; за этюд прибавочных я никак не могу предложить более 50 рублей. Коли Вам не угодно так кончить, то сделайте милость, прибавьте эти 50 рублей на сумме долга и, пожалуйста, не беспокойтесь о нем. Когда же Вам необходима сумма от 65 до 75 р., то я пришлю Вам еще 25 р., но только независимо от этюда, а до благоприятнейших Ваших обстоятельств. Простите меня в том, что я так прямо высказываю свое предложение, скажите только да или нет.
С глубочайшим почтением имею честь быть

Истинно душевно уважающий Вас П. Третьяков.

6 окт. 60 г. Прилагаю цветок, сорванный вблизи могилы Штернберга».

«Душевно благодарю Вас за великодушное, более нежели дружеское предложение, — отвечает в тот же день, вероятно, с тем же посланным Мокрицкий, — но по многим причинам, конечно, предпочитаю первую его половину, т. е., приняв посланные Вами 50 рубл., предоставить на Ваше вечное владение хранящийся у Вас этюд Штернберга, потому что нести на себе еще новое бремя долга будет мне не по силам.
Итак, позвольте мне оставить присланные Вами 50 р. и тем кончить дело, доставивши мне случай узнать благороднейшую черту Вашего сердца.
С истинным почтением остаюсь душевно уважающий Вас

Аполлон Мокрицкий.

Благодарю Вас за цветок с могилы Штернберга».

В 1860 же году Павел Михайлович познакомился в Риме с А.С. Каминским, купил у него рисунок, заказал акварель и поручил ему попробовать приобрести знаменитый портрет профессора Ланчи работы К. Брюллова у племянницы Ланчи — Виктории Франки-Ланчи. Каминский пишет Павлу Михайловичу 10 августа 1860 года:

«Почтеннейший Павел Михайлович! Получил я Ваше письмо из Неаполя. Благодарю Вас за внимание, любезность и в особенности за память. Я право не заслуживаю всего этого. Я Худякову писал и послал ему Ваш рисунок, что же касается Вашего любезного предложения, так я его не могу принять по той причине, что я желаю непременно оставить Рим в половине сентября и поэтому могу не успеть кончить желанный Вам акуарель. Насчет же портрета Брулова и нечего думать, они понимают, что с каждым годом он растет в цене».

Что ответил Павел Михайлович и как действовал Каминский, неизвестно, но 22 сентября он пишет: «Письмо Ваше с деньгами получил, портрет куплен за 1250 Scudi Romani^***, выторговать я больше не мог. Я еще в Риме, ибо выехать не могу по причине политических дел. Комуникация с Анконой прервана, портрет Ваш я должен буду взять с собою, ибо никто не берется отправить его. Здесь каждый день ожидают перемен, дорога в Чивита Векию занята перевозкой войск²⁵... Как только все успокоится я сейчас уеду».

Вот как попал к Павлу Михайловичу знаменитый портрет Ланчи.

О приобретении «Умирающего музыканта» М.П. Клодта²⁶ в письмах не находим ничего. Написана картина в 1859 году и, вероятно, тогда же была и куплена. Но в январе 1862 года о ней упоминается в письме Ф.И. Иордана²⁷. Он напоминает Павлу Михайловичу о его обещании дать несколько картин для посылки на Лондонскую выставку.

«Когда я имел удовольствие, — пишет он, — познакомиться с Вами в Москве и когда Вы мне позволили осмотреть и выбрать картины русской школы, теперь наконец настало время, что все избранное должно отсылать в нашу Академию художеств, почему и прошу Вас делайте все на счет нашей Лондонской комиссии: укупорку картин в надежных ящиках, их оценку и застраховку, адресуя на имя Акад. худ. Смотрителю или хранителю Музея Иг. Ив. Шпицу.

...Во всяком случае, я Вам вполне отвечаю за сохранность картин, я буду с ними и в вояже как и на самой выставке.

...Картины же суть следующие:

1. Портрет Аббата Ланчи К.П. Брюллова
2. Умирающий музыкант бар. М.П. Клодта
3. Хоровод К. Трутовского
4. Продавец лимонов г. Якоби
5. Пейзаж близь Ораниенб[аума] г. Саврасова

Вот пять картин, которые назначены для Лондонской выставки. Г. г. Бруни и Шебуев²⁸ желают послать другие свои произведения, то они здесь в счет не входят...».

Картина Шебуева «Положение во гроб», написанная в 1848 году, была у Павла Михайловича до 1860 года, что видно из текста его завещательного письма. О времени и обстоятельствах приобретения ее у нас сведений нет.

Отвечая Иордану, Павел Михайлович пишет 17 января 1862 года:

«Милостивый Государь Федор Иванович! Сегодня послал я по приказанию Вашему в Академию художеств на имя хранителя Музея Игнатия Ивановича Шпица четыре картины, принадлежащих мне: Брюллова, Саврасова, Клодта и Трутовского, без рам, потому что на письмо мое от 12 сего месяца не имел удовольствия получить ответ и потому послал без рам так, как поступил г-н Раев. Мои картины уложены в одном ящике и кроме их послан ящик с картиной г. Якоби «Разносчик», принадлежащей г. Шиллингу.
Я не думаю, чтобы Вы, рассмотря мои картины, еще раз нашли нужным послать их на Лондонскую выставку, и посылаю их только желая исполнить Ваше желание. Для застрахования прилагаю следующие цены:

Брюллов 3000—2500
Саврасов 1200
Трутовский 1000
Клодт 600

Они далеко не стоят мне этих цен, но все-таки застраховать дешевле я не желал бы.
О получении картин прошу известить меня и более мне никакого ручательства не нужно.
Примите уверения в моем глубочайшем почтении к Вам и истинной преданности

Вашего покорнейшего слуги
П. Третьякова.

«Разносчик» Якоби для застрахования ценится в 300 рубл.».

Тогда же Павел Михайлович в письме к Шпицу пишет: «Естли которую из картин, или все даже, не пошлют, то я буду этим доволен».

Извещая Павла Михайловича о получении в полной сохранности пяти картин, Иордан пишет, что на Лондонской выставке для русского отдела дано около 40 кв. саженей, а картин, отобранных для посылки, хватило бы на 100 кв. саженей. «Ваш Брюллов, Клодт, Якоби, — пишет он, — превосходны, посмотрю, что скажет Совет о Трутовском и Саврасове, мне же они все очень нравятся».

Совет решил и послал в Лондон три вещи: «Умирающего музыканта», «Хоровод» и «Продавца лимонов». Портрет аббата Ланчи и пейзаж Саврасова не были посланы. Об этом известила Павла Михайловича жена Иордана и, наверно, к его большой радости.

В 1861 году Павел Михайлович выразил желание приобрести у Клодта картину «Последняя весна». Благодаря за это желание, Клодт несогласен на предлагаемую цену, которую он «обдумавши назначает и по своему обыкновению изменить ее не может». Но уже через десять дней он опять пишет Павлу Михайловичу и спрашивает разрешения для фотографа, который желал бы снять и продавать фотографии с принадлежащей Павлу Михайловичу «Последней весны».

Фотограф^**** этот пишет Павлу Михайловичу в марте 1862 года:

«Обращаюсь к Вам с просьбой, как сочувствующему нашим трудам и нашей цели. По всей вероятности, Вы слыхали, что я устраиваю и на днях открываю художественно-фотографическую мастерскую — для снятия фотографически всего того, что потребно любителю искусств, художникам и просто публике... Начать же мне хочется опыты с вещей, достойных относительно копирования картин, итак, получив согласие со стороны Мих. Клодта для снятия его «Последней весны», обращаюсь к Вам, так как это Ваша собственность.

Вместе с тем прошу в случае согласия уведомить меня, ибо Клодт не хочет без Вашего согласия решить, а мне ее нужно только дня на два или на три».

Павел Михайлович ответил:

«Москва, 19 марта 1862 года.
Милостивый Государь Николай Александрович!
Ваше приятное письмо от 15 с/м имел честь получить 18 с/м. На предложение Ваше я согласен с величайшим удовольствием, естли только согласен г-н Клодт.
Прошу Вас передать глубочайший поклон добрейшей Вашей супруге и примите уверение в моей к Вам истинной преданности.

П. Третьяков».

В том же 1861 году Павел Михайлович купил у Якоби картину «Привал арестантов» (имеется расписка Якоби от 10 сентября 1861 года в получении 1400 рублей).

У нас есть письмо Павла Михайловича от 5 марта 1862 года:

«Милостивый государь Валерий Иванович! Неделя или более того прошло, как я просил Вас письменно о высылке принадлежащей мне Вашей картины. Ни картины, ни ответу не имел чести получить от Вас и потому вторично беспокою Вас просьбой о немедленной высылке ее.
Ваш, Милостивый государь, покорный слуга

П. Третьяков».

О содержании предыдущего письма его мы догадываемся из письма Якоби.

Он пишет: «Вы мне писали и высказывали подозрение, что будто бы причиной моей медленности в посылке Вашей картины было желание ей аферировать, то есть сделать несколько копий. Я не думаю, Павел Михайлович, чтобы я Вам подал хотя малейший повод составить о мне мнение, как о человеке недобросовестном. Я Вам сказал, что я свою картину повторять не буду и этого было, мне кажется, слишком довольно, чтобы не давать цену всем сплетням, которые до Вас доходили, что будто бы с моей картины делаются копии».

В 1862 году Павел Михайлович знакомится и близко сходится с А.А. Риццони. Риццони тотчас начинает помогать ему. В первом же письме он говорит об исполнении поручений к Дюккеру²⁹ и Суходольскому³⁰ и извещает Павла Михайловича, что Дюккер и Суходольский посылают свои картины, купленные Павлом Михайловичем, в одном ящике. Дюккер пишет о том же, причем его картин две — одна Павла Михайловича, другая для Хлудова. Также и Суходольский пишет, узнав от Риццони о желании Павла Михайловича приобрести его картину, что он согласен на его предложение.

В 1863 году Риццони описывает смерть Чернышева³¹ в больнице для умалишенных. Он с Худяковым хотел купить для Павла Михайловича хорошенький этюдик, но брат Чернышева ничего не хочет продавать до выставки. Риццони дает ему адрес Павла Михайловича. Картина же, которую Чернышев писал по заказу Павла Михайловича, совершенно испорчена. Чернышев писал ее как раз в последнее время.

Картин самого Риццони Павел Михайлович еще не приобретает в ближайшие два года, но переписывается с ним.

«На днях, — пишет Риццони, — был у Клодта пейзажиста³², у него вещь, которая Вам так нравилась, подмалевана и обещает много хорошего».

Эту картину — «Большая дорога осенью» — Павел Михайлович приобретает в 1863 году.

Риццони в 1863 году уезжает за границу и из Парижа пишет о всей колонии пенсионеров и их работах. Перов пишет сцену на Монмартре около балагана; Якоби — «Смерть Робеспьера», Филиппов занят большой картиной³³. Сам он кончил картину, которую Павел Михайлович видел начатой, и собирается писать «Проповедь в синагоге». Рассказывает о себе, что нанял пианино и играет, ходит в Итальянскую оперу и упивается музыкой и исполнением знаменитых певцов; увлекается, влюбляется. Письма его с его забавным языком очень живы и интересны.

В 1862 году в марте Боголюбов³⁴ высылает Павлу Михайловичу «Ипатьевский монастырь». «Дай бог, — пишет он, — чтобы он Вам понравился и был похуже погодой, чем Вы его впервые видели. Прошу Вас по получении откровенно сказать мне Ваше мнение, чем премного обяжете».

В 1863 году в связи с напряженным политическим положением в стране³⁵ с покупкой картин была заминка. Павел Михайлович пишет 29 мая А.П. Боголюбову:

«М. Г. Алексей Петрович! Очень рад Вашему возвращению и приношу Вам мою глубочайшую благодарность за Вашу память обо мне. Я не отвечал Вам ранее потому, что уезжал недалеко.
Скажу Вам откровенно, что я не желал бы венецианского вида, все уже очень надоели они, я лучше подожду, ведь мне, как я Вам объяснял, можно ждать сколько угодно; тем более что теперь по случаю политических дел и в голове не то, а вот как бог даст все пообойдется опять, — художественными предметами займемся. За сведение о картине Венецианова³⁶, Воробьева³⁷ и других от души благодарю Вас и в другое время тотчас бы воспользовался ими, но теперь не до того, если же придется быть в Петербурге в скором времени, то, разумеется, я забегу к Вам и тогда увижу, я никогда не видал его рисунков. На память же о Чернышеве я желал бы иметь хороший альбомный рисунок, жанр и лучше, если бы русский; я был бы Вам благодарен, если бы Вы приобрели. Говорят брат Чернышева хочет в Москве сделать выставку — не думаю, чтобы ему удалось этим извлечь какую-нибудь пользу.
Надеюсь увидеть Вас в Москве и до свидания. Желаю Вам всего доброго.

Преданный Вам слуга
П. Третьяков».

В это же время попадают к Павлу Михайловичу «Сельский крестный ход на пасхе» Перова³⁸ и «Неравный брак» Пукирева³⁹.

«Позвольте Вас просить, — пишет Перов, — по получении Вами картины «Крестного хода» из Петербурга, дозволить окончить начатую с нее копию г. Трушникову».

О том, что эта картина принадлежит Павлу Михайловичу, говорит и Худяков в своих письмах.

С Худяковым у Павла Михайловича были более сложные отношения, чем с другими современниками-художниками. Худяков был старше его, вернулся уже из Италии, получил звание академика, приглашен был в Училище живописи и ваяния преподавателем, тогда как другие приятели Павла Михайловича только еще собирались ехать пенсионерами Академии за границу.

В мае 1860 года Худяков выставил в училище около двадцати четырех этюдов, сработанных в Италии, и три картины. В журналах и газетах ему посвящают много внимания критики, и даже по поводу него возникает полемика. Особенно высоко ставит его Андреев в своем разборе выставки и, восторгаясь последней картиной «Игра в шары», очень хвалит также другие две: написанную в 1853 году картину «Финляндские контрабандисты» и картину «Разбойник». Обе принадлежат Павлу Михайловичу.

Картина «Каччиаторе», как ее называет Павел Михайлович, или «Разбойник»^*****, как она называлась на выставке, в коллекции Павла Михайловича не осталась. Можно предположить, что он уступил или променял ее А.Н. Андрееву. В письме от 1 декабря 1862 года Худяков пишет Павлу Михайловичу: «Что касается передачи моей картины г-ну Андрееву, я Вас нисколько не тороплю, распорядитесь решительно когда и как знаете». Но в 1861 году она принадлежала еще Павлу Михайловичу. 17 февраля Павел Михайлович пишет Ф.Ф. Львову⁴⁰: «Получив приглашение его сиятельства князя Гагарина⁴¹ принять участие в предполагаемой художественной выставке, я счел непременною обязанностью послать произведения русской школы, незнакомые петербургской публике, какие только находились в моем собрании, кроме эскизов и этюдов, а именно:

Карла Брюллова — портрет Prof. Cav. D. Michelangelo Lanci
Бруни — «Богоматерь»
Боровиковского — «Портрет гр. Кутайсовой»
Худякова — «Каччиаторе» — прочие мои картины все находились на академических выставках».

К сожалению, не сохранилось ни одного письма Павла Михайловича к Худякову. В письмах же Худякова нет того сердечного расположения и экспансивности, которыми отличаются письма Горавского, Трутнева и Риццони. Худяков пишет остро и даже желчно, относится сурово к товарищам. Так, 24 октября 1862 года он пишет из Петербурга:

«Извините, милейший Павел Михайлович, что до сих пор я едва собрался ответить Вам на Ваше письмо. Но сначала я было ожидал Солдатенкова, а потом не находил, что бы написать интересного. Солдатенков не только ничего не купил, он не пожелал даже и видеть никого, кто случайно с ним не встретился. Итак, выставка вот уже и закрыта, а результата, т. е. раскупленного на ней, оказалось весьма мало... На всей выставке распродалось едва ли еще настолько, сколько положили одни Вы... Это весьма грустно... и куда уже после того думать о развитии художества в России... После всех был Кокорев на выставке и тоже ничего не купил... О Ваших покупках я ничего не могу сказать более, об них мы с Вами говорили и прежде; но, во всяком случае, я нахожу их достойными. Но слухи носятся, что Дюккер написал теперь еще что-то такое и гораздо превосходнее выставленных⁴²... А другие слухи носятся, что будто бы Вам от св. синода скоро сделают запрос, на каком основании Вы покупаете такие безнравственные картины и выставляете публично? Картина (Попы) была выставлена на Невском, на постоянной выставке, откуда, хотя ее и скоро убрали, но все-таки она подняла большой протест... Перову, вместо Италии»⁴³, как бы не попасть в Соловецкий⁴⁴!»

Цензура картину с выставки сняла, но Павел Михайлович ее высоко ценил.

Худяков опять вспоминает про «Крестный ход» Перова по поводу картины Ге⁴⁵, считая, что Ге «сюжет столь возвышенный и глубоко драматический трактует небрежно... одним словом это тот же Перов с попами на пасху».

В этом же письме он бранит «Неравный брак» Пукирева и пейзажи Клодта.

В 1863 году Худяков извещает Павла Михайловича о выходе из Академии четырнадцати художников⁴⁶, которые отказались писать программу на 1-ю золотую медаль, сплотились в кружок и из которых шесть человек наняли квартиру и хотят работать, помогая друг другу.

Но Худяков иронизирует по поводу этого намерения.

Была ли желчность у Худякова следствием болезненного состояния или по причине ослабевшего успеха его картин — сказать трудно. В 1868 году он пишет: «Скажите, пожалуйста, неужели до сих пор моя картина «Тайное посещение» не продалась и неужели нет охотников хоть за какую бы то ни было цену, это, однако, очень удивительно, в особенности после того, сколько она интересовала в свое время. В настоящее время я послал еще туда же на выставку картину «Кандиотов»⁴⁷... нельзя ли пристроить ее тоже куда-нибудь; мне, признаться, откровенно, крайне хотелось бы потушить мои старые грехи и уже более бы об них не думать. Прощайте, добрейший П.М., не забывайте подчас уважающего Вас В. Худякова».

В начале 60-х годов Худяков был безусловным авторитетом для Павла Михайловича, который поверял ему самые серьезные свои планы и мечтания. К сожалению, мы узнаем об этом только из писем Худякова. Да надо полагать, что Павел Михайлович не в письмах, а в беседах делился с ним своими сокровенными мыслями.

12 апреля 1862 года Худяков писал Павлу Михайловичу из Петербурга: «Вчерашний день случайно на вновь открытой выставке мы с Андреевым встретили г-на Прянишникова, и он нас пригласил посмотреть свою коллекцию картин и так кстати, как нельзя лучше... Мы и были вместе с Андреевым, которому, конечно, я ничего не сказал о своей идее, с коей я посмотрел галерею. Итак, смотря ее, я хоть и был предупрежден, что все лучшее в числе 12 штук отправлено в Лондон на выставку, о которых, конечно, я не могу составить и понятия и, судя по репутации, вероятно, вещи вполне достойные всякой галереи. Есть и из оставшихся картин многие замечательные, и в особенности по своему историческому развитию Русской школы».

Он перечисляет: «Ночь» — Айвазовского, Брюллова — портрет Голицына и портрет генерала; Лебедева, Щедрина, Кипренского, Боровиковского, да и не перечтешь, Андреев пытался было спросить каталог всем вещам, так, говорит, не знает, где его отыскать, а есть напечатанный⁴⁸.

Во всяком случае, я не против этого приобретения, это ляжет, быть может, все-таки основным камнем русского художества, к которому каждый очень охотно пожелает приложить свою лепту».

Так после осмотра Прянишниковской галереи отвечает Худяков на мысль, которую Павел Михайлович доверил ему и с предельной точностью изложил в завещательном письме, написанном в Варшаве 17(29) мая 1860 года, во время первой поездки за границу, — мысль о создании национальной или народной галереи.

ЗАВЕЩАТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО

По Коммерческому договору фирмы нашей мы должны были каждый положить в кассовый сундук конторы нашей конверт, в котором должно быть означено желание, как поступить в случае смерти оставившего конверт с капиталом его, находящимся в фирме, или другое какое-либо распоряжение.

Я хотел сделать распоряжение на случай моей смерти по заключению баланса к 3-му числу апреля сего 1860 г., но не мог успеть сделать до моего отъезда, почему и пишу теперь в Варшаве.

Так как имею мало времени, то и не надеюсь ясно высказать желание мое, но как бог даст, только желание мое искренне и непременно.

Из прилагаемой здесь копии баланса видно, что капитал мой в фирме сто девяносто три тысячи двести двадцать семь рублей, а весь капитал с недвижимым имением и кассою, находящеюся в ведении брата Сергея Михайловича, двести шестьдесят шесть тысяч сто восемьдесят шесть рублей. Сколько здесь без книг могу помнить, мне осталось после батюшки всего капитала с недвижимым имением на сто восемь тысяч р. серебром; я желаю, чтобы этот капитал был равно разделен между братом и сестрами. Капитал же сто пятьдесят тысяч р. серебром я завещеваю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи, и прошу любезных братьев моих Сергея Михайловича и Владимира Дмитриевича и сестер моих Елизавету, Софию и Надежду непременно исполнить просьбу мою; но как выполнить, надо будет посоветоваться с умными и опытными, т. е. знающими и понимающими искусство и которые поняли бы важность учреждения подобного заведения, сочувствовали бы ей. Между прочим, сообщаю и свой план.

Я полагал бы, во-первых, приобрести (я забыл упомянуть, что желал бы оставить национальную галерею, т. е. состоящую из картин русских художников) галерею Прянишникова Ф.И. как можно выгодным образом; сколько мне известно, он ее уступит для общественной галереи, но употребить все возможные старания приобресть ее выгоднейшим образом. Покупка эта должна обойтиться, по моему предположению, около пятидесяти тысяч р. К этой коллекции прибавить мои картины русских художников: Лагорио, Худякова, Лебедева, Штернберга, Шебуева, Соколова, Клодта, Саврасова, Горавского и еще какие будут и которые найдут достойными. Потом передать просьбу мою всем нашим московским любителям — оказать пособие составлению галереи пожертвованием от каждого какой-либо картины русского художника или и иностранного, потому что при галерее русских художников можно устроить и галерею знаменитых иностранных художников.

Для всей этой галереи пока нанять приличное помещение в хорошем и удобном месте города, отделать комнаты чисто, удобно для картин, но без малейшей роскоши, потому что помещение это должно быть только временное.

При галерее иметь одного надзирателя за жалованье или из любителей без жалованья, т. е. безвозмездно, но, во всяком случае, добросовестного, и иметь одного или двух сторожей. Отопление должно быть хозяина дома; освещения быть не может; итак, кроме платы сторожам, расходов быть не может.

Вход для публики без различия открыт с платою от 10 до 15 коп. серебром. Копировать дозволить всем безвозмездно.

Из сбора за вход, как бы не была холодна наша публика к художественным произв[едениям], за исключением уплаты за квартиру и сторожам должна непременно оставаться какая-нибудь сумма, которая должна откладываться в запасный капитал галереи и приращаться процентами, сколько можно выгоднее.

Из завещеваемой мною суммы 150 000 р., как мной предполагается, уплатится за галерею Прянишникова, за устройство помещения, за квартиру за первое время, итак, как затем останется еще довольно значительный капитал, то я желал бы, чтобы составилось общество любителей художеств, но частное, не от правительства, и главное, без чиновничества. Общество должно принять остаток капитала, заботиться, чтобы приращение его процентами было сколько возможно выгоднее. Общество же получает сбор за вход и делает необходимые расходы, но не иначе, как по согласию всего общества. Некоторые картины, по единодушному решению общества найденные недостойными находиться в галерее, продаются, и вырученные за них деньги поступают также в кассу общества.

Все решения общества производить баллотировкой.

Члены общества выбираются без платы, т. е. без взноса ими какой бы ни было суммы, потому что члены должны выбираться действительные любители из всех сословий, не по капиталу и не значению в обществе, а по знанию и пониманию ими изящных искусств или по истинному сочувствию им. Очень полезно выбирать в члены добросовестных художников.

Из капитала общества должно приобретать все особенно замечательные, редкие произведения русских художников, все равно какого бы времени они ни были. Но стараться приобретать выгодно и опять же с общего согласия всех членов.

Общество должно составить устав, которым бы оно могло руководствоваться и который бы был утвержден правительством, но без всякого вмешательства в дела и распоряжения общества.

Когда галерея московская приобретет довольно истинно замечательных произведений покупкою и, я смею надеяться, по крайней мере предполагаю так, если не уверен вполне, пожертвованиями других истинных любителей даже, может быть, целые галереи будут переходить из частных домов в предполагаемую нами национальную или народную галерею, потом при начале галереи, может быть, принесут ей в дар некоторые художники что-нибудь из своих замечательных произведений (не замечательные же все должны быть проданы, как выше сказано было), тогда на остающийся капитал приобресть для помещения галереи приличный дом, устроить в нем удобное для вещей помещение с хорошим освещением, но без роскоши, потому что роскошная отделка не принесет пользы, напротив, невыгодна будет для художественных произведений.

Затем, если останется сумма, то ее и другие какие-либо доходы общества употребить на приобретение, как выше сказано, истинно замечательных художественных произведений.

Более всех обращаюсь с просьбой моей к брату Сергею; прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять, что для не оставляющего ни жены, ни детей и оставляющего мать, брата и сестру, вполне обеспеченных, для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие.

Потом, естли предположение это состоится, то прошу брата Сергея быть членом общества и позаботиться о выполнении всех моих желаний относительно устройства общества.

Естли в случае смерти моей после этого письма представлено будет второе и в нем что-либо изменится против этого, то прошу поступить согласно последнего.

Из вышеозначенного капитала 266186 р., выключая наследственный капитал 108000 р. и на устройство н[овой] галереи 150000 р., останется его затем 8186 р. Этот капитал и что вновь приобретется торговлей на мой капитал прошу употребить на выдачу в замужество бедных невест, но за добропорядочных людей.

Более я ничего не желаю, прошу всех, перед кем согрешил, кого обидел, простить меня и не осудить моего распоряжения, потому будет довольно осуждающих и кроме вас, то хоть вы-то, дорогие мне, останьтесь на моей стороне.

Павел Третьяков

Варшава, 17/29 мая 1860 года.

Завещания этого родным исполнить не пришлось. Павел Михайлович сам осуществил свою мечту — создал народную художественную галерею.

Примечания

*. Лепешкину.

**. Медынцеву.

***. Итальянская монета.

****. Зауервейд Николай Александрович (1836—1866), художник.

*****. Разные названия картины: Каччиаторе — разбойник; Cacciatore — охотник; Cacciara — охота, изгнание; Caccia — охота, преследование.

1. БОТ Ян (1610—1652), голландский живописец.

2. МАРСЕЛИС Отто (1619—1678), голландский живописец.

3. КАППЕЛИ Пьеро (ум. 1724), итальянский художник.

4. ПРЯНИШНИКОВ Федор Иванович (1793—1867), директор почтового департамента; создал картинную галерею русских художников в Петербурге, которая после его смерти была передана Румянцевскому музею; в 1925 году вместе с собранием русской живописи Румянцевского музея поступила в Третьяковскую галерею.

5. ШИЛЬДЕР Николай Густавович (1828—1898), жанрист, учился в Академии художеств (1853—1861); с 1861 года — академик; автор картин: «Искушение», «Пикет лейб-гвардии Литовского полка», «Ростовщик» и др.

6. СТРАШИНСКИЙ Леонард Осипович (1827—1878), художник исторической живописи; учился в Академии художеств; в 1854 году получил золотую медаль за картину «Смерть Риччи» и в 1855 году золотую медаль первого достоинства и звание художника за картину «Валленштейн в Богемии».

7. СОЛДАТКИН Петр Илларионович (1824—1885), художник исторической живописи, ученик Академии художеств (1852—1857). Его программной работой была картина «Фидиас представляет Периклу модель статуи Минервы».

8. БОГОМОЛОВ-РОМАНОВИЧ Александр Сафонович (1830—1867), пейзажист; в 1859 году получил звание художника, в 1862 году — звание академика пейзажной живописи за картину «Вид в окрестностях г. Ковно»; из его работ известны: «Пейзаж в окрестностях Петербурга», «Вид в Финляндии», пейзажи из окрестностей Сердоболя и др.

9. Возможно, имеется в виду Владимир Петрович ОПОЧИНИН (ум. 1889), петербургский любитель искусств.

10. РИПП, владелец магазина художественных принадлежностей в Петербурге.

11. ТЮРИН Платон Семенович (род. 1816), художник портретной и исторической живописи; с 1857 года академик. В архиве П.М. Третьякова сохранилось одно письмо его от 9 декабря 1860 года, в котором он писал:

«Милостивый Государь Павел Михайлович! Во время второго нашего свидания Вы изъявили желание знать квартиру мою в Петербурге, а симпатичный прием Ваш настолько зарекомендовал, что и без приглашения ставлю непременною и вместе приятною обязанностью покорнейше просить Вас посетить мое холостое убежище во время пребывания Вашего в Петербурге. Мой адрес: академик Платон Семенович Тюрин, у Поцелуева моста, в доме барона Фидингофа, квартира № 16-й, по одному подъезду с академиком Макаровым.

Только еще 4 дня, как я переехал в новое жилище, устраиваюсь и, кажется, скоро примусь за работу, если бог благословит. Имею честь быть с отличным уважением, душевно преданный Вам П. Тюрин».

12. СОЛОВЬЕВ Степан Федорович (ум. 1867), золотопромышленник, почетный вольный общник Академии художеств с 1865 года.

13. ЛУШЕВ Андрей Михайлович (род. 1822), ученик Академии художеств; в 1850 году получил звание неклассного художника живописи исторической и портретной. Через А.М. Лушева П.М. Третьяков делал заказы художникам.

14. КОКОРЕВ Василий Александрович (1817—1889), финансист, почетный член Академии художеств; имел в Москве картинную галерею русских и иностранных художников. Открытая в 1861 году для публики, галерея просуществовала не более десяти лет и после банкротства владельца была распродана. В 1869 году П.М. Третьяков купил из нее несколько картин русских художников.

15. ЛЕБЕДЕВ Михаил Иванович (1811—1837), пейзажист, ученик Академии художеств (1829—1833); за картину «Вид в окрестностях Ладожского озера» в 1833 году получил золотую медаль и звание художника; автор работ: «Васильково, имение А.Н. Оленина», «На водопой», «На опушке леса», «В ветреную погоду», «Аллея в Альбано», «Вилла в Италии» и др.

16. ЛОМТЕВ Николай Алексеевич (1816—1858), художник портретной и исторической живописи; окончил Академию художеств в 1845 году; был преподавателем рисования в средних учебных заведениях; автор произведений: «Апостол Андрей Первозванный на горах Киевских», «Обличение жрецов», «Истребление первенцев египетских», «Три отрока в пещи огненной», «Грот нимфы Эгерии близ Рима».

17. КАПКОВ Яков Федорович (1816—» 1854), художник исторической и портретной живописи; автор картин: «Исцеление митрополитом Алексием Тайдулы, жены Чанибека, хана Золотой Орды», «Купальщица», «Невеста» и др.

18. ЗАРЯНКО Сергей Константинович (1818—1870), портретист; академик и профессор; с 1856 года состоял инспектором и старшим профессором живописи в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества; составил «Руководство к живописи».

19. ФИЛИППОВ Константин Николаевич (1830—1878), баталист и пейзажист; учился у Виллевальде в Академии художеств (1850—1858); автор картины «Военная дорога между Севастополем и Симферополем во время Крымской войны» и др.

20. ВОЛКОВ Адриан Маркович (1827—1873), жанрист, рисовальщик, учился в Академии художеств (1841—1861) у Ф.А. Бруни; автор картин: «Обжорный ряд в Петербурге», «Прерванное обручение» (1860). С 1871 года — издатель петербургского журнала «Маляр».

21. ЭРАССИ Михаил Спиридонович (1823—1898), пейзажист, учился в Академии художеств (1846—1852); в 1853 году был отправлен пенсионером за границу, откуда прислал несколько пейзажей из окрестностей Женевы; в 1857 году получил звание академика, а в 1862 году — профессора пейзажной живописи за картину «Рейхенбахский водопад в Швейцарии» (ГТГ).

22. МОКРИЦКИЙ Аполлон Николаевич (1811—1870), портретист, ученик К.П. Брюллова; в 1846 году был отправлен пенсионером за границу; в 1849 году получил звание академика; в собрании П.М. Третьякова была только одна его картина — копия с картины П.А. Федотова «Сватовство майора» («Приезд жениха»), подлинник которой находился в Румянцевском музее в Москве (ныне в ГТГ); в 50-х годах Мокрицкий был преподавателем в Московском Училище живописи и ваяния. В.Г. Перов писал: «А. Н. Мокрицкий числился преподавателем портретной живописи, но в продолжение всей своей художественной деятельности произвел на свет не более пяти или шести портретов» (В. Г. П е р о в, Наши учителя, 1934, стр. 139).

23. ШТЕРНБЕРГ Василий Иванович (1818—1845), пейзажист и жанрист; был учеником Академии художеств; с 1840 по 1845 год был пенсионером в Риме, где и скончался. Автор картин: «Малороссийский шинок», «Выдубецкий монастырь близ Киева», «Озеро Неми в окрестностях Рима», «В окрестностях Альбано, близ Рима», «Степь с мельницей», «Итальянские поселяне, играющие в шары» и др.

24. ПЕТРОВСКИЙ Петр Степанович (1815—1842), художник исторической живописи; был учеником Академии художеств за счет Общества поощрения художеств с 1831 года; с 1837 года учился у К. Брюллова; в 1839 году за картину «Явление ангела пастухам» получил звание художника, а в 1841 году при содействии Общества поощрения художеств отправлен за границу; в 1842 году скончался в Риме.

25. А.С. Каминский имел в виду события, связанные с франко-австрийской войной 1859—1860 годов и вспыхнувшим на юге Италии восстанием крестьян.

26. КЛОДТ Михаил Петрович (1835—1914), жанрист. Учился в Академии художеств (1852—1861); преподавал в школе Общества поощрения художеств и в школе Штиглица. Самые популярные его работы: «Бедный музыкант» и «Последняя весна».

27. ИОРДАН Федор Иванович (1800—1883), художник-гравер; профессор Академии художеств по гравировальному классу с 1854 года и ректор с 1871 года; хранитель Эрмитажа с 1860 года: в 1862 году организатор русского художественного отдела на Всемирной выставке в Лондоне; автор «Записок», рисующих его как яркого приверженца академизма в искусстве («Русская старина», 1891, март—октябрь, и отдельное издание, М., 1918).

28. ШЕБУЕВ Василий Козьмич (1777—1855), художник исторической и религиозной живописи, один из крупнейших представителей русского академического искусства.

29. ДЮККЕР Евгений Эдуардович (1841—1916), пейзажист; ученик Академии художеств (1858—1863); в 1868 году получил звание академика и в 1873 году — профессора; автор работ: «Поле после жатвы», «Морской берег», «Болото на острове Рюгене», «Крестьянка со стадом овец при закате солнца», «Пейзаж», «Ивы» и др.; в 1862 году П.М. Третьяков приобрел его картину «Дубовый лес в окрестностях Ревеля».

30. СУХОДОЛЬСКИЙ Петр Александрович (1835—1903), пейзажист; ученик Академии художеств; автор картин: «Деревня Желны, Калужской губ. Масальского уезда», «Вечер», «Болото»; в 1862 году П.М. Третьяков приобрел его этюд «В дубках».

31. ЧЕРНЫШЕВ Алексей Филиппович (1827—1863), живописец и рисовальщик, ученик Академии художеств; за картины: «Вид в Финляндии», «Домашняя сцена из финляндской простонародной жизни», «Прощание уезжающего офицера» — получил золотую медаль, в 1851 году — звание художника за картину «Обручение»; прислал из-за границы картины: «Римские пифферари перед мадонной», «Нападение итальянских бандитов на дилижанс», «Рыбный рынок в Бретани», за которые получил звание академика в 1860 году; сделал много рисунков, пользовавшихся большим успехом. П.М. Третьяковым были приобретены «Венецианский рыбак» и «Рынок в Петербурге».

32. КЛОДТ Михаил Константинович (1832—1902), пейзажист; автор картин: «Большая дорога осенью», «Лесная даль в полдень», «На пашне» и др.; на академической выставке 1863—1864 годов был его «Пейзаж в Орловской губернии»; состоял членом Товарищества передвижных выставок с 1870 года.

33. В 1863 году К.Н. Филиппов работал над картиной из болгарской жизни.

34. БОГОЛЮБОВ Алексей Петрович (1824—1896), пейзажист; с 1850 года учился в Академии художеств, с 1858 — академик, с 1861 — профессор живописи; в 1873 году был назначен Академией наблюдать за пенсионерами за границей; жил в Париже, где мастерская его в течение многих лет являлась центром художественной колонии; им было основано в Париже «Общество взаимного вспоможения русских художников».

35. После грабительской реформы 1861 года, вызвавшей крестьянские волнения и протесты передовой демократической интеллигенции России, Александр II стал применять еще больший террор, казни, ссылки.

36. ВЕНЕЦИАНОВ Алексей Гаврилович (1780—1847), основатель школы русской бытовой реалистической живописи.

37. ВОРОБЬЕВ Сократ Максимович (1817—1888), пейзажист, получивший звание художника в 1839 году; с 1840 года жил в Италии в качестве пенсионера Академии; в 1846 году получил звание академика, с 1865 по 1872 год был профессором Академии художеств; его учениками были Е. Дюккер, А. Мещерский, И. Шишкин и многие другие.

38. ПЕРОВ Василий Григорьевич (1833—1882). С 1852 до 1862 года учился в Московском Училище живописи и ваяния; с 1871 года — там же преподавал. Был деятельным членом и участником Товарищества передвижных художественных выставок. Копировавший картину Перова «Крестный ход на Пасхе» А.П. Трушников состоял в это время учеником Училища живописи и ваяния.

39. ПУКИРЕВ Василий Владимирович (1832—1890). Учился в Московском Училище живописи и ваяния; с 1861 по 1873 год преподавал там же. В 1863 году за картину «Неравный брак» получил звание профессора.

40. ЛЬВОВ Федор Федорович (1820—1895), любитель художеств и искусств, занимался акварельной живописью; секретарь Общества поощрения художеств в 1859—1863 годах; конференц-секретарь в 1859—1865 годах и почетный вольный общник Академии художеств с 1847 года.

41. ГАГАРИН Григорий Григорьевич (1810—1893), вице-президент Академии художеств (1859—1872), художник-любитель; почетный член Академии с 1872 года; написал несколько книг по вопросам искусства и церковного зодчества.

42. На выставке 1862—1863 годов в Академии художеств были работы Дюккера: «Крестьянка со стадом при закате солнца», «Осенний дождь в Лифляндии», «Ивы», а на выставке 1863—1864 годов одна работа — «Пейзаж».

43. Речь идет о картине В.Г. Перова «Сельский крестный ход на пасхе» (1861); В.Г. Пер ов был отправлен за границу в 1862 году как пенсионер Академии художеств.

44. Соловецкий монастырь («Соловки») — один из крупнейших монастырей; до 1883 года был местом заточения.

45. Речь идет о картине Н.Н. Ге «Тайная вечеря», за которую художник получил звание профессора; находится в Русском музее.

46. В 1863 году ученики Петербургской Академии художеств И.Н. Крамской, К.Б. Вениг, Н.Д. Дмитриев-Оренбургский, А.Д. Литовченко, А.И. Корзухин, Н.С. Шустов, А.И. Морозов, К.Е. Маковский, Ф.С. Журавлев, К.В. Лемох, А.К. Григорьев, М.И. Песков, Н.П. Петров и В.П. Крейтан вышли из Академии художеств, так как Совет Академии отказал им в свободном, самостоятельном выборе темы для конкурса на Большую золотую медаль.

47. Темой картины В.Г. Худякова «Кандиоты, ожидающие парохода Аркадион» (1887) послужил один из эпизодов восстания греков против турок (1866).

48. Имеется в виду «Описание картинной галереи Ф.И. Прянишникова» (1853), составленное И. Аничковым.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница